Скрипач нужен!

Машков проснулся в каком-то тесном пространстве, в абсолютной темноте, и попытался вспомнить, что произошло. Ах, да. Он попал на поганую планетку под названием Плюк. Потом он встретил двоих местных жителей: Би и Уэфа, которые утащили их вещички, стоило только отвернуться, и прораб нажаловался эцилоппу. Потом инопланетяне испуганно вопили, умоляя не арестовывать их, и Владимир Николаевич милосердно «сознался», что наклеветал на «бедных артистов». И за клевету на чатланина, кажется, схлопотал пожизненный эцих. Вот что, ага. И, кажется, ещё пытался сопротивляться, за что огрёб транклюкатором по голове – второй раз за всё недолгое время пребывания на этой дурацкой планете. Вот только за что на этот раз? Кто-то тихонько засопел около его уха. Скрипач. Вот из-за кого Машков рискнул и подрался с эцилоппами. Молодой, ещё толком не повидавший жизни студент-первокурсник. Даром что попал на самую гадкую планету, с которой выбраться – ещё постараться надо, так теперь ещё и заперт в тёмном железном ящике… судя по всему до самой смерти. Ладно, сказал себе Машков, без паники. Надо что-то делать. А что? Сначала думать. Ох, в этой пустыне и думать-то опасно. Не дай Ленин всемогущий, протелепатят мысли о побеге, так гвоздями заколотят. Кю! Скрипач что-то пробормотал во сне на грузинском и постарался повернуться. Тесно-то как! Впрочем, Володю, как ни странно теснота волновала сейчас в последнюю очередь. Совершенно не смущаясь, прораб прижал юношу к себе. У себя на родине он бы никогда не стал обнимать парня, потому как об этом даже краем сознания думать запрещалось. Но сейчас они находились за миллионы километров от Советского Союза, в большой опасности, умирая от жары и голода, и в простом объятии не было ничего «такого». А даже если бы и было. Кому это интересно? На Плюке вообще нет понятия любви в какой бы то ни было форме. А всё-таки, отпустили бы парнишку. Он не виноват в промахах Машкова, не виноват, что мужчина, иронизируя над заблудившимся инопланетянином и над самой судьбой, нажал кнопку на машинке перемещения. Хрупкий, наивный Гедеван. Кто его защитит, кто пожалеет? Раз уж пришлось попасть в ад вместе, так и выбираться вместе, не бросать друг друга. Юноша снова шевельнулся, и в полнейшей тишине звякнул колокольчик. Рассерженный Владимир Николаевич вынул знак рабства у себя из носа и повернулся вплотную к грузину, чтобы сделать то же самое. Действовать пришлось на ощупь, потому что светильника к эциху явно не прилагалось. Аккуратно коснувшись подбородка Скрипача, Машков провёл ладонью вверх, и нащупал цак. Он постарался убрать побрякушку как можно незаметней, но студент всё равно проснулся от этих действий. – Дядя Вова? – негромко произнёс он немного сиплым спросонья голосом. Эти гортанные серебристые звуки молодого голоса привели Володю в чувство. Он как никогда ощутил родство и тесную связь с единственным человеком в галактике Кин-Дза-Дза, который сейчас лежал рядом.  – Дядя Вова, что случилось? Нас арестовали, да? – И какой же чудный у него акцент. Машков прижал его к себе ещё ближе и почувствовал, как защекотали длинные ресницы по шее. – Слушай меня… мы выберемся, обещаю. Скрипач, ты слышишь меня? Скрипач молчал. Прораб погладил колечки смоляных волос грузина, и ресницы снова скользнули по чувствительной коже. Ленин всемогущий, отчего по спине невозмутимого Володи вдруг пробежал странный холодок? Возможно, это такой приступ лёгкой паники, сказал он себе. Да, просто страх, он сейчас пройдёт. – Мы что-нибудь обязательно придумаем, - тихо продолжил Владимир. – Нет, дядя Вова. – грустно ответил Скрипач. – Что «нет»? – Вы и так из-за меня во все неприятности попадаете. Надо было оставить меня ещё тогда... ну когда меня катапультировали. Вы бы давно домой добрались. – Что за чушь ты несёшь? – сердитым шёпотом прервал юношу Машков. – Я никуда без тебя не полечу. Ты землянин, и я за тебя отвечаю. Студент тихо хмыкнул. – И в тюрьму вы из-за меня попали, – упрямо продолжил он. – Так, всё, Гедеван, не хочу больше слушать. Скажи лучше мне, с чьей стороны эцих открывается, с твоей или с моей? – С моей, по-моему. – Так вот встань и посмотри, что там снаружи делается. Чуть-чуть приоткрой, я ж не говорю тебе во всю ширь распахивать. Я подержу тебя, давай. Грузин приподнялся и приоткрыл железный ящик. Хвала Ленину, ровно настолько, насколько и было нужно. В кромешную темноту упал тоненький лучик света. Проморгавшись и притерпевшись, прораб внимательно разглядел своего спутника. Видимо, эцилоппы его не пожалели: рубаха была разодрана настолько, что больше не застёгивалась, а на пояснице зеленел огромный синяк. Стараясь не задеть больное место, Владимир положил руку на бедро Скрипачу, чтобы тот после многих часов лежания, не приведи Ленин, не грохнулся обратно и не наделал шуму. – Ну? – нетерпеливо спросил мужчина, стараясь не отвлекаться на вновь побежавшие по коже назойливые мурашки. – Что ты там видишь? – Свет очень яркий, - отозвался студент. – Это и я могу сказать. – Ящики стоят... много ящиков. – И всё? – почти обрадовано уточнил Володя. – Ну, эцилоппы ходят. – С этого-то и надо было начинать! – прошипел Машков, аккуратно утаскивая юношу обратно в ящик. Крышка тихо легла обратно, отрезав двоих от света. Гедеван лежал, прижавшись спиной к груди старшего товарища, и уныло сопел. – Дядя Вова, вы куда мой цак дели? – наконец спросил он, вырывая прораба из тяжких раздумий. – Зачем он тебе? – Я, похоже, лёг на него, Владимир Николаевич. Подождите... Рука Скрипача медленно потянулась вниз и начала нашаривать то, что причиняло юноше неудобства. Однако Владимир опередил студента, скользнув ладонью к спине мальчика, и внезапно с ужасом, стыдом и раздражением понял, что мешало парнишке. Кю! Разве может такое быть? И именно здесь и сейчас, когда свободного пространства между спутниками – несколько сантиметров, а вокруг ходят кровожадные эцилоппы? Дважды кю! Спустя секунду и Скрипач наткнулся на помешавшее ему недоразумение. Коснулся и испуганно дёрнулся, так что эцих опасно закачался. – Чшшш! – прошипел Володя, крепко стискивая руку разволновавшегося юноши. Чтобы представитель вспыльчивого народа не вздумал заистерить, мужчина без возражений сжал тело студента, придав ему наибольшую неподвижность. Хотя, с другой стороны это было ошибкой, Машков и сам это понял: теперь он сам прижимался к хрупкому тёплому существу, на котором половина одежды было только для виду, но никак в виде ограничителя чьих-то неуёмных рук. «Тихо! – рявкнул на себя мужчина. – Не хватало ещё проблем со здешней властью, и так в тюрьму угодили. Надо просто лежать и ни о чём не думать... само пройдёт». Только вот прошла минута, другая, а оно не то что не проходило, а вело себя совсем наоборот. Мало этого: Скрипач несмело выпростал одну руку из стальных объятий, нащупал ладонь Машкова и застенчиво положил её на пояс джинсов, затем ещё немного ниже... как бы давая понять прорабу, что они оба попали в эту беду. О, нет. Владимир был просто вне себя от ужаса, а ещё больше – от собственных предательски ярких ощущений. Он чувствовал студента каждой клеточкой тела, и с ужасом представлял себе, что будет, если кто-то из них всё-таки не выдержит. Потому что если один сорвётся, то второй уже точно последует за ним. Что сделал с примерным семьянином этот поганый Плюк? Куда делись два образцовых представителя Советского Союза? Здесь уже идеалы светлого социалистического настоящего и обещания радужного коммунистического будущего не работают. Здесь и сейчас есть два голодных, усталых, избитых человека, которым, к тому же, невыразимо страшно провести остаток дней в железном гробу. Да, точно, они устали и напуганны, а происходящее – лишь защитная реакция организма. Чтобы не было так страшно. Решайся, Машков, тебе больше нечего терять. Может, хоть на время, но станет легче. Зато потом будет стыдно. Прораб боролся с собой. Одна половина его души молилась, чтобы нашлась внезапная причина, чтобы их выпустили, а другая убедительно нашёптывала: никто не придёт, уже никто. Вы вдвоём... Боясь даже дышать, Володя отогнул воротник негодной рубашки Скрипача и медленно прижался губами к тёплой коже шеи, ощущая, как бешено бьётся пульс под поцелуем. Как он нежен. Как он хрупок. Этому студенту уж точно не место на этой дикой планете, где каждый думает только о том, как бы больнее ударить другого. Гедеван тихонько застонал, и этого Володе оказалось достаточно, чтобы окончательно слететь с катушек. Разум просто отключается, руки уже не слушаются, они готовы разорвать все преграды на пути к облегчению. На пути к юному загорелому телу... Внезапно крышка эциха резко распахнулась, и над головами землян замаячили три расплывчатых фигуры. Самая внушительная из них, видимо, была эцилопп. – Ку! – властно приказал он, помахивая транклюкатором. – Чего? – переспросил, заслоняясь от света, Машков. – Ку! – Дядя Вова, родной! – узнал прораб голос Би. – Он говорит: вылазь. Мы выкупили тебя. – Ку! – угрожающе повторил эцилопп. Владимир вылез и пригляделся. Действительно, неразлучные Би и Уэф. Выкупили? Надо же! Какая щедрость! С чего бы это? – Гедеван, вставай! – радостно сказал Володя. – Наши друзья решили нас спасти. – Пацак пацака в беде не бросит. Только это, родной... – осторожно начал Би. – Кууу! – эцилопп ткнул в грудь приподнявшегося на локте Скрипача. – Мы только тебя выкупили. – хрипло ответил чатланин. – Как? А Скрипач? – Скрипач не нужен! – тут же рассердился Уэф. – Мы и так за тебя сумму немаленькую заплатили, хоть бы спасибо сказал! Пятьсот чатлов! Даже сумку вашу взяли! – Если я выйду на свободу, то что будет с моим другом? – обратился к эцилоппу Машков. – Мы вместе прилетели. – Кууу! – довольно ответил представитель закона, улыбнувшись глупой улыбкой и снова помахал своим оружием. – Чтоо? – сердце прораба неистово заколотилось. – Какое вам ещё «ку»? Вы рехнулись? Я не позволю убить ни в чём неповинного человека! Нет, не пойдёт так. Я без Скрипача с места не сдвинусь. – Вот же упрямый инопланетянин! Говорят тебе, пацак: свободен ты, полетели уже. – нахохлился Уэф. – Полетели, родной! – ласково сказал Би. – Ты поёшь отлично. Может, насобираешь ещё денег, выручишь Скрипача. – Кю! Ни один пацак в жизни не заработает столько чатлов, чтобы выкупить кого-то из тюрьмы! Поехали, нам некогда! – сердито ворчал Уэф. – Дядя Вова, - прервал внезапно плюкан тихий гортанный голос. Все обернулись к эциху, в котором сидел, поджав ноги, печальный Гедеван. – Я вам говорил – летите без меня. Я же всё понимаю... Хоть вы будете свободны... пока они не передумали. Машков заглянул в прекрасные глаза грузина, похожие на две спелые вишни. Сколько боли и тоски было в этих глазах! Только ради них можно было на всю жизнь согласиться быть запертым в эцихе. Скрипач ещё так молод, так добр. Он не заслужил подобной участи. – А вы-то откуда такие деньги взяли тогда? – сердито повернулся к «артистам» Владимир. – Мы, по-моему, и суток не провели в тюрьме... «и уже узнали о себе кое-что новое, н-дя», - закончил прораб про себя. Чатланин поманил Володю к себе, и, когда тот наклонился, хрипло зашептал на ухо: – Мы нашли спичку... там, где первый раз вас подобрали. Нашли и продали, очень выгодно. Две тысячи чатлов выручили, во как! -- Так у вас ещё полторы тысячи осталось! -- рассердился Владимир Николаевич. -- вы ещё троих выкупить можете! Быстро гоните деньги, не то... -- Не полторы, а тысяча четыреста семьдесят, -- поправил Би. -- Мы луц купили, про запас. -- А нам, что, по-твоему, никакой выручки с кц? Лучше купим на эти деньги что-то стоящее! -- прибавил Уэф. -- Что-то стоящее?! -- взвыл прораб. -- А жизнь друга моего, значит, ничего не стоит? Выворачивайте карманы! В голосе Володи зазвенели такие угрожающие нотки, что киндзадзинцы тут же вынули названную сумму и с кислым видом попятились подальше от гнева пришельца. -- Вот тебе ку. -- Машков дал объёмную пачку чатлов эцилоппу. -- Отдай мне парнишку. -- Кууу! Скрипач вылез из ящика и последовал за старшим товарищем. Впереди, уже на выходе из эциха шли пацак и чатланин, которые зло плевались и выли друг на друга. А Володе впервые за время, проведённое в этой паршивой пустыне стало легко на душе. Он на свободе. Скрипач с ним. Никуда теперь не денется. Гедеван же был хмур и явно чем-то недоволен. Когда они пришли к пепелацу, он молча отобрал у Уэфа свою сумку и, перегнувшись через порог летательного корыта, высыпал наклептоманенное добро на песок. -- Всё это гадость, всё это ненужно! -- сердито сообщил он прорабу, изумлённо взиравшего на своего молодого спутника. -- завязываю я! Ничего мне больше не нужно, ничего мне больше не давайте!.. -- Погоди-ка, Скрипач. Владимир сошёл с пепелаца, по наитию нашавривая в песке только что блеснувший странный предмет, вываленный вместе с остальными шмотками из сумки. -- Ну что там ещё? -- снова заворчал Уэф. -- Учти, дядя Вова, у нас график! -- Ты где это взял? В планетарии? -- спросил Машков, показывая студенту блестящий яйцевидный предмет. -- Ну да, -- смущённо отозвался Алексидзе. -- оно всё равно там ничьё валялось... -- Клептоманщик ты мой... Ты ж гравицапу свистнул! -- Чтоо? -- в тот же миг заголосили плюкане. -- Куууу! Куу!!! В атмосфере всеобщего ликования гравицапа была вставлена в двигатель пепелаца. «Мы летим домой! -- только и мог думать Машков. -- Наконец-то мы летим домой!» В порыве вдохновения он радостно обнял красавца грузина и потрепал его по плечу. Тот поднял на прораба большие блестящие глаза, и Володю словно холодной водой окатило. Не прошло и получаса с тех пор, как они... Как бы это правильнее назвать? Ласкались. Вот она, жилка на гибкой смуглой шее, которую (Машков с трудом мог себе признаться) он недавно целовал. Искра снова пробежала. Ещё не забытые ощущения предательски караулили их, следили за каждым их соприкосновением. Владимир невероятно смутился и убрал руку. Чтобы как-то замять неловкую паузу, он обратился к Би и Уэфу: -- Спасибо, ребят. Даже как-то жаль с вами прощаться... Привык я к вам, что ли. Вот прилетим, ящик кц куплю вам! Пепелац с мягким стуком коснулся твёрдой поверхности. Прораб встал и выглянул в круглое окошечко на двери корабля. -- Это не Земля. Слушайте, поворачивайте уже, мы торопимся. -- Конечно, это не Земля. Это Хануд. Планета, где меня родили... -- ностальгически всхлипнул Уэф. -- И меня, -- поддакнул Би. -- Сейчас она копейки стоит, -- продолжил чатланин. -- правда кислорода здесь всего два процента от нормы... Ну поработаем, и воздух купим. Те, у кого воздуха нет, будут к нам летать, а мы на них плевать. -- Зачем? -- удивлённо вскинулся Гедеван. -- Это весело! -- Это всё очень хорошо, – вздохнул Володя, – но нам домой надо. – Пепелац на Землю не долетит, родной. Земля – в антитентуре. – Как это – не долетит? Что ж вы молчали? – вновь вскипел Машков. Дурдом! Как говорится, рано радовались. И в тоже время что-то тёплое зашевелилось в груди прораба. Главная проблема ещё не решена, но теперь он верил, что решение вот-вот найдётся... Ведь он не один, рядом Скрипач. Скрипач встал и гневно нахмурился. – Врут они всё, дядя Вова! – голос грузина из-за дыхательной маски звучал немного гнусаво. – Не верьте им! Владимир оглядел недовольные физиономии плюкан. Мысли он, конечно, читать не мог, но всё понял. -- Нет, Гедеван, не врут. Они из-за кц всю Вселенную на карачках проползли бы. Надежды нет. Что ж... Не возвращаться же теперь на Плюк? Нет, любой вариант лучше рабства. Лучше дикости. – Хорош болтать! – расхорохорился Уэф. – Пошли планету делить! Володя не слушал. Он стащил с лица местное подобие противогаза и побрёл по тёмной мёртвой планете. – Эй, дядя Вова! Ты так не шути! – услыхал он голос Би, приглушённый маской. Прораб сел на какой-то валун, опустил голову на грудь и задумался. Что может чувствовать человек, добровольно согласившийся на смерть вдали от дома? Печаль, разочарование... Даже отчаяние. Никогда он не думал, что закончит жизнь вот так... Люська, зараза моя родная, дались тебе эти макароны! А теперь никто даже не узнает, где и как умер Владимир Машков. Рядом мелькнула какая-то тень. Студент-текстильщик. Алексидзе приземлился рядом и тоже снял противогаз. И спокойно огляделся вокруг, как бы с интересом рассматривая последний в жизни пейзаж. – Гедеван, не дури. Ты ещё молодой, поживи. Может, когда-нибудь выберешься. – Скрипач не нужен, – с горькой усмешкой ответил грузин. Прораб вздохнул. – Ты нужен мне, – наконец тихо произнёс он. Алексидзе молчал. – Без тебя я бы, наверное, ещё раньше надежду потерял. Ты стал для меня другом, Гедеван. Даже... Даже больше чем другом... И... У Машкова перехватило дыхание. Их никто и никогда не учил нежности. Наоборот, считалось лучше сдерживать свои эмоции. Всегда. Но если смерть так близко, а Союз так далеко, если твой последний смысл попытаться выжить сидит рядом, придётся найти последние слова. Или не слова. Володя повернулся к Гедевану и взял его за руку, погладил тонкие пальцы. Заглянул в глаза. Коснулся щеки ладонью. Плевать на всё, пусть кому-то это покажется неприличным. Юноша смущённо отвернулся от руки, гладившей его лицо. – Не надо, дядя Вова. У вас жена... И сын... Я не... – Я скоро умру, Гедеван. Может быть, это станет последним поступком в моей жизни... И я уже не пожалею. Я просто не успею пожалеть ни о чём. Машков наклонился и мягко поцеловал мальчика в нежные губы. Студент ответил, обхватив шею мужчины руками. Они гладили друг друга, но теперь движимые не одним только сиюсекундным влечением, но чувством куда более крепким, чувством, которое способно победить даже смерть. И в этом не было ничего противоестественного и постыдного. Уже даже страха не было. Володя аккуратно опрокинул юношу на холодную поверхность Хануда, лаская везде, где только мог достать. Гедеван оказался невероятно податлив, он выгибался навстречу горячим мужским ладоням, сжимал русую голову своего спутника, покрывая всё лицо неистовыми, однако абсолютно не пошлыми поцелуями. Нежно, немного неумело – так Володю не целовал ещё никто за сорок лет жизни. Видимо, стоило прожить почти полвека, чтобы однажды понять, что такое истинное чувство. Гедевану повезло, он моложе, он ещё не закоснел, принимая привычку, как замену счастья, а слово партии – как закон природы. Машков уткнулся в горячую шею юноши, прочертив дорожку от ключиц к скуле и снова накрыл юные губы благодарным поцелуем. – Эй, земляне! – раздался откуда-то незнакомый голос. С неохотой прервав предсмертный поцелуй, оба воззрились на бородатого инопланетянина. – Кто ж так нажимает? Я вас еле нашёл. Вот ваш носок, спасибо. – Эй! – воскликнули со стороны пепелаца плюкане. – кончайте придуриваться, дуйте сюда! – Слушай, а ты можешь нас на Землю, а потом наших друзей обратно? – заинтересованно вскочил Машков. – мы им кц обещали. Два ящика. – У меня всего три заряда осталось. – Нам как раз хватит, – сказал Скрипач, приподнимаясь. Владимир с неохотой разомкнул объятия, позволяя другу отстраниться. – А как же я? – возмутился босой странник. – у меня сын двухлетний. Мне лететь надо, так что решайте быстрее. – Би! Уэф! Полетите с нами до Земли? – Ещё чего! Меня – на планету, где никто не знает, кто перед кем приседать должен? У общества, где нет цветовой дифференциации штанов – нет будущего! – заорал в ответ чатланин. – Как хотите. – пожал плечами прораб. – ну, пока, ребятки. Привык я к вам, что ли. Даже грустно как-то. Ну, босой... Давай сюда свою машинку...