Пионы.

Привет-привет, я так люблю тебя. Как жаль, что эти слова тебе безразличны. Ты пытаешься найти убежище, твоей душе нужен воздух, но Дом снабжает лёгкие только пылью и ощущением давящих стен. Ты сбегаешь в сад, теряешься в зарослях смертных, в отличие от нас, цветов. Ты сидишь на земле и срываешь пионы, давшие миру свой цвет, чтобы скончаться под твоими пальцами. Я всегда ненавидел этот мир, жаль, что миру наплевать на мою к нему ненависть. Этот мир был неверным от начала и до конца, ошибочным. Здесь все правила нарушаются. Здесь слова противоречат действиям, но вам наплевать, вам удобней иметь на каждый случай разные оправдания. Здесь любовь к собственным детям, святая любовь, уродлива. Вы называете мальчишку сатаной, ибо вы боитесь всего, что вам непонятно. Думать не как вы приравнивается к помешательству. Привет-привет, мистер Хармон, вы всегда так злитесь, когда люди начинают озвучивать свои обнаженные мысли? В этом мире меня не простили, здесь меня лишили жизни во спасение. Это называется абсурдом. Бессилие пропитывало пальцы. Я опускал руки. Я переставал бороться. Я был побежден миром. Я натягивал личину исправившегося мальчика, пытался стать лучше, чтобы этот мир перестал меня убивать. Теперь моя очередь вопрошать: «За что вы меня убили?», но в отличие от вас я обладаю пониманием, что смерть – это не всегда причины. Это желание. Я, может быть, освобождал их душные души от бремени беременного больным ребенком мира, когда убивал их. Но вам как всегда наплевать. Только теперь я знаю, что смерть – это не свобода, не свежий воздух, вторгающийся в лёгкие. Вайлет, ты ведь и сама видишь, что смерть здесь - это сдавленное горло и замкнутое пространство. Я ненавидел этот мир, но ты, Вайлет, не была частью его, ты выбивалась, ты выбиралась, ты влекла меня своей смелостью. Зачем же ты сейчас примеряешь на себя все эти безвкусные тряпки нравственных норм? Твоя обида не всепоглощающая, твоя любовь сильна и твои вещи красивы в своей оригинальности. Так давай же, Вайлет, стань снова прежней. Смерть поставила точки в наших связях с нравственностью. Пойми это. Пойми, что любовь ко мне самое яркое, что было в твоей жизни. Желай её. Твои пальцы, надламывающие стебель пиона, пропитаны терпкостью нашей прошлой жизни. Давай вернём её. Ты тянешься к сигаретам, я тут же появляюсь рядом, поджигая зажатую в твоих губах привычку из старой жизни. Ты смотришь на меня, навязчивого придурка, мешающего тебе, даже не знаю, как правильно назвать этот процесс вечного скитания, «жить»? Ты смотришь на меня резко, грубо, отталкивающе. Ты всё ещё живешь по законам этого дурацкого мира, не осознав, что теперь мы нечто большее – мы – часть вечности. *** Ты сидишь в своей старой комнате, пока новые люди ещё не испортили её своими безвкусными вещами. «Сколько воспоминаний!» - воскликнул бы кто-нибудь на твоём месте, но ты лишь хмуришь лоб так, что он пронизывается морщинками и смотришь на каждую вещь, как на бессовестного предателя. Кровать, на которой ты обнимала меня, я целовал тебя, мы вливались друг в друга. Доска, с которой ты нервно смывала моё признание, но я знаю, что эти слова запечатлены навечно в твоей памяти. Все эти платья, которые ты надевала на свою хрупкую фигурку, а я постоянно их стягивал. Даже если ты захочешь, Вайлет, это место никогда не станет для тебя «обычной комнатой». Я вхожу аккуратно, что ты даже не замечаешь моего присутствия, погруженная в свои воспоминания. Я говорю: - Вайлет. Я зову тебя. А ты оборачиваешься резко и опять смотришь на меня как на величайшую ошибку в своей жизни. В моих руках – пионы, огромный букет цветов с обедневшей лужайки, цветы, пропитанные розово-алым оттенком. Я кладу букет к твоим ногам, свисающим с кровати, чьи носки еле касаются прохладного пола. Ты проедаешь меня взглядом, а твои губы искривлены желанием выкрикнуть слово «Исчезни!» Исчезни, моя любовь, исчезни! Глупая попытка сделать вид, что ничего не было. Ты смотришь на меня, я сажусь рядом, почти неуклюже, и искренне пытаюсь не касаться твоих обнаженных ног. Не целовать их, не обыскивать руками, не возбуждать тебя близостью, яркостью. - Я на самом деле не знал, что тебе нравятся пионы. Ты не отвечаешь – ты ведь решила со мной не говорить. - Ты знаешь, что пион – пародия на розу? Это завистливый цветок, который желал стать красивее всех. Красивее розы. Но он перестарался. Распух и стал уродливым. Так говорили про него другие цветы. Ты знала это, Вайлет? Ты продолжаешь смотреть на меня – зрительный контакт это очень даже неплохо с нашими ужасными отношениями. - Если он хотел быть красивее розы, то у него это получилось. Прекрасный, чувственный цветок. Твой голос, о господи. Я так давно не слышал, как ты говоришь. Меня пробивает дрожь от печали и радости, вдохновения и восторга. Ты говоришь, черт возьми, ты говоришь! Ругай меня, Вайлет, ори на меня, говори самую ужасную правду, я хочу слышать твой голос! Но ты знаешь это. Видишь всю мою зависимость от себя и поэтому ни слова, ни взгляда, ни прикосновения. Вот моё наказание. Быть с тобой вечность и не иметь на тебя права. - Я рассказал тебе легенду. Вот и всё. Я вообще не слишком люблю цветы. Ты пожимаешь плечами. Ты обращаешь на меня внимание – это ведь уже неплохо, ведь так? О, вечность, как я люблю твои плавные линии! Я претерплю пару десятилетий, ведь я уверен, что ты, Вайлет, рано или поздно вернешься. Ты обнимешь меня и будешь ерошить мои волосы, когда я буду засыпать у тебя на коленях. Вайлет, я хочу вернуть наше прошлое. Я хочу вернуть мою самую прекрасную из жизней. - Скоро приедут новые люди. Придется опять их пугать. - Тейт. Ты называешь моё имя, во мне что-то умирает и снова возрождается, наплевав на то, что я и так мёртв. Я способен на возрождение от твоей любви, от твоего участия. - Это бессмысленные разговоры, Тейт. Уходи. Ты вновь смотришь на меня опять с тем же упреком, опять без любви. Твой взгляд стал ещё более безразличным, чем был при жизни, ты будто окончательно заперлась в себе. Но в тебя не залезть. Не стать просто так частью твоих мыслей. Твоего тела. Я – не внутри тебя, и это моё вечное проклятие. Но ты не вскрикиваешь «Исчезни!», и это уже неплохо. Я закрываю за собой дверь, притворившись, что до сих пор жив и не могу просто испариться в секунду. Мои фальшивые слёзы больше не трогают тебя. И я тебя больше не трогаю. *** Сквозь стены этого дома гуляют призраки, все здесь испачкано смертями, а вместо картин тут развешаны трагедии. Мальчикам с солнечными улыбками тут нет места, и я превращаюсь в того, кем являюсь на самом деле. Все здесь превращаются в самих себя. Все здесь выворачивают свои изуродованные, искаженные души. Так что наполняй свою комнату цветами, Вайлет, чтобы спастись от зловония. Каждый день я приношу тебе пионы, как только ты выходишь на кухню, закутываясь в мягкие свитера и раздаривая объятия маме и папе. Идеальная семейка, как же иначе? Я приношу тебе пионы и ставлю их возле кровати, на подоконник, на комод, чтобы ты задыхалась от цветочного аромата, утопала в нём, пьянела и думала обо мне. Гроза. В окно бьет ветер, кто-то открыл ставни, и в твоей комнате бушует буря. Я стою около дверной щели, наблюдаю за испуганной тобой. Ты смотришь на разбитые вазы, поломанные цветы, избитые ветром бутоны, ударяющиеся о стены лепестки. Твои промокшие вещи, книги, разлетевшиеся листы в клетку. Гроза была чуть выше нас – но мы ведь тоже не имели возраста. Мы срослись с вечностью и теперь по праву считались Частью Мира. Ветер забирался тебе под кожу, сквозь растянутый свитер. Ты обнимала себя на плечи, дрожала, не могла оторваться от всего этого хаоса, порожденного нечеловеком. Вайлет, ты не боялась людей. Ты не боялась чудовищ, придуманных этими самыми людьми. Ты боялась чего-то выше, сильнее. Возможно, ты боялась смерти, но она уже миновала нас с тобой. Я аккуратно подбираюсь к тебе сзади, ты вздрагиваешь от моих прикосновений. «Я тут, чтобы спасти тебя», - что-то подобное я должен сказать. Но я молчу. Ты продолжаешь взирать на этот беспорядок, в этот момент ты осознаешь всю нашу, возможно, тщетность и ничтожность по сравнению с миром. С целым чертовым миром, от которого мы обособлены забором Дома. Сколько минут от вечности дано мне на твои объятия? Я буду с тобой, когда ты слаба, но ты так редко бываешь напуганной. Этот дурацкий ветер, пробравшийся к тебе в постель. Ты позволишь мне сегодня согреть твои дрожащие плечи?