Хидар и Хаф

                    Первое тело я нашла за поворотом коридора. Огромный… мужчина лежал на спине, широко раскинув мощные руки. Оружие валялось рядом в луже крови. Я остановилась, глубоко втянув влажный, странно пахнущий воздух, отдающий металлом и смертью.       Тихо. Никакого движения. Лишь слабо светилась фосфорно-зеленая кровь на полу.       Присев, осторожно тронула пластину брони, скользнув пальцами по шершавому металлу. Мертвее некуда.       Я положила свое верное оружие на пол и осторожно подняла с пола испачканный уже почти утратившей свечение кровью длинный иззубренный клинок, выпавший из бессильно разжавшихся пальцев. Короткий меч с полуторной рукоятью лег в ладонь как родной, даря чувство силы и уверенность. Я пересела к стене, чувствуя спиной надежную прохладу металла, а взгляд прикипел к мертвому хозяину корабля.       Как можно описать то, что я чувствовала? Сумбурная мешанина мыслей, образов, дерганное нудение чутья, толкающего меня дальше, вглубь едва освещенного коридора. Я сидела и смотрела на тело, всматривалась в чужеродное лицо, в остекленевшие глаза. Тьма поглотила цвета, оставив лишь градации серого и черного, с легким зеленым отсветом возле ламп.       Сидя на корточках у стены, судорожно стискивая резную рукоять. Горький привкус горечи. Странное чувство дежавю. Откуда такое совпадение? Откуда они могли знать?       Неужели тот, что создал образ инопланетного охотника, когда-то лично видел ИХ? Образ передавал оригинал настолько точно, отличаясь лишь во множестве незначительных мелочей, что аж оторопь брала!       Я потянулась и дотронулась до руки. Холодная. Тело уже успело тронуть окоченение. Прикрыла глаза, медленно выдохнув. Чутье настойчиво билось где-то на границе восприятия, буквально заставляя меня сняться с места и идти дальше. Я себе верила. Особенно сейчас. Крепче сжав резную рукоять, я встала и медленно пошла вверх по наклонному полу.       Чем дальше я углублялась вглубь погибшего звездолета, тем больше трупов мне встречалось на пути. Мертвые хозяева корабля с зеленой, фосфоресцирующей кровью, искрошенные в лапшу черные монстры, порубленные многолапые монстренки…. Нервы натянулись до предела. Глаза ломило от попыток рассмотреть хоть что-то в глубоких тенях. Ноги сами несли меня, минуя коридоры, туннели, каюты, пока я не уперлась в мощную дверь.       Из горла вырвался приглушенный истерический смешок.       Дверь стояла намертво.       В принципе, если подумать головой…       Это дверь в технический отсек. Значит, без повода запираться не обязана. И открываться должна легко. Если сюда постоянно таскается персонал, логично, что запорный механизм будет реагировать на какое-то простое действие. Например… Я тронула подмигивающий красными значками управляющий блок, чиркнув ногтем по узкой вдавленной полоске. Значки сменились, дверь дрогнула и без единого звука ушла в паз.       Надо же! Мысленно погладив себя по голове за сообразительность, я проскользнула внутрь. Дверь так же тихо захлопнулась.       Это и правда машинный отсек. Огромные установки, подмигивающие во мраке разноцветными огоньками, еще работали, что-то тихо мерно гудело, тускло горели длинные белые лампы у потолка и пола, разгоняя тьму и давая возможность хоть как-то рассмотреть окружающее. Корабль еще жил. На последнем издыхании, но – смог пережить катастрофическое падение. В отличие от своих хозяев.       Осторожно спустившись на ребристый пол, аккуратно переступая какие-то трубы и куски оборудования, я медленно продвигалась к колоссальному устройству, сорвавшемуся со своего места во время катастрофы. Огромный блок оборудования повис на туго натянутых трубах и… кабелях, что ли. Казалось, я даже слышу, как они гудят от напряжения!              Едва слышный стон я скорее почувствовала, чем услышала. Пожалуй, я не была даже уверена, что действительно это был стон, а не отголосок обострившегося чутья. Я замерла, вслушиваясь в тихий рокот еще живого корабля.       Показалось?       Нет. Не показалось: слух донес новый стон. Хриплый, какой-то рокочущий, непроизвольный стон разумного. Неужели кто-то выжил? Но как?! Эта же махина просто размазала бы по полу, если бы… Стоп! Так она же и не сорвалась! Придавила?       Подойдя к рухнувшему куску оборудования, я легла на пол и заглянула под него. Первое, что бросилось в глаза, это торчащий сегментный бледно-желтый хвост из-под выступа кожуха. Кого-то раздавило. Выставив вперед лезвие меча, я полезла в зазор. Впереди что-то шевельнулось, блеснуло, мое оружие заскрежетало по металлу, встретив неожиданную преграду, и было отведено в сторону.       Я тут же сдала назад. Таааак… Там определенно кто-то живой, и этот «кто-то» определенно не черный урод: он отвел в сторону лезвие меча.       Выбравшись из-под оборудования, я поправила одежду и быстро обшарила машинный отсек. Вторая такая же хрень выглядела целой и под ней вполне можно было свободно перемещаться… на карачках, что я и сделала.       Сперва я за что-то зацепилась рукавом и его разорвала. Пока отдирала остатки, чуть не вляпалась в желтоватую лужу, оказавшейся на проверку – кислотой. Хорошо хоть догадалась туда сперва бросить свой рукав, а не пальчиком тыкнуть. Ткань была сожрана мгновенно!       Вздохнула, обогнула лужу по дуге, старательно пытаясь держать меч перед собой. На всякий случай… пока этот всякий случай в облике ножа не прижал меч к полу.       У меня чуть сердце не стало! Душа совершила кульбит, рухнув обратно в желудок.       При слабом свете ламп я смогла рассмотреть большой зазор между полом и сорвавшимся блоком оборудованием. И придавленного этой махиной чужака!       Я подтянула к себе меч, выползла к стене, не сводя взгляда с живого воплощения кинематографического персонажа. Моего любимого персонажа, между прочим!       Он был очень даже жив и в сознании, глядя на меня расширенными от боли золотыми глазами. Охотник лежал на животе, а ему в спину чуть выше поясницы упирался полукруглый выступ кожуха. В руке – нож, которым он и блокировал мой меч.       Что-то едва слышно скрипнуло. Золотые глаза расширились еще больше, а охотник судорожно захрипел, с трудом втягивая воздух.       У меня задрожали руки.       Огромный блок медленно оседал. По чуть-чуть, на какие-то миллиметры, вдавливая в пол попавшего в ловушку воина с надежностью и неутомимостью гидравлического пресса. Если хоть какая-то труба или туго натянутый кабель не выдержит, и блок сдвинется еще хоть на пару сантиметров, ему не жить. Раздавит. Просто размажет по ребристому полу. На нем не было брони, насколько я могла видеть, лишь широкие ремни, пересекающие плечо и грудь. Как он так попал? Дай боги, чтобы он сам это знал. Как его вытащить? Никак. Нечем приподнять эту огромную и безумно тяжелую конструкцию. Нет ничего такого, чем бы я могла удержать сотни тонн оборудования.       Или есть?       Вспышка воспоминания: замусоленная копейка, без поддержки висящая в воздухе над обшарпанной табуреткой.       Советская копейка. Один грамм.       Огромный блок оборудования. Сотни тонн.       И чужая жизнь, медленно угасающая на моих глазах.       Не то чтобы я испытывала трепетное отношение к чужой шкуре. Нет, мне, по большому счету, было глубоко плевать на окружающих. Но этот охотник был мне нужен. Живым и здоровым. Зачем? Понятия не имею. Вот нужен, и все тут. Совершенно детское, ненормальное желание. Как будто я ребенок, увидевший заветную игрушку на полке магазина, и великое «Хочу!» вытеснило все мысли. Ощущения очень похожие. Смотрю на него и понимаю, что нужен он мне живым и здоровым. А зачем… Ну… А… Да хотя бы за тем, чтобы всех тварей извести.       Мысль о том, что он один не справится, я задвинула так далеко, как только смогла.       Если был уничтожен корабль с большим экипажем…. Они не смогли их вырезать в замкнутом пространстве…       А тут – огромные просторы русского леса. И всего один охотник. Как бы он ни был силен и вынослив, как бы он ни был тренирован и вооружен… он один. И его могут тупо и без затей взять числом. Он однажды может просто устать, его могут ранить. Даже его выносливость не безгранична. Про себя я молчу. И так чудо, что я смогла завалить двух уродов. При мысли, что паразиты разбегутся бесконтрольно, мне стало дурно.       Но лучше один охотник, чем вообще никого. Надеюсь, мне не придется заплатить за его свободу жизнью. В то, что я могу выжить самостоятельно, я не верила ни на мгновение.       Я устало потерла ноющие виски. Нож бесследно исчез. Охотник дышал тяжело, с хрипом, но молчал, пристально глядя на меня. Я вновь встретила его взгляд. Спокойный, бесстрастный. Он все знал и понимал. Знал, что ему не жить. Понимал, что нет возможности. И молчал.       Я подсела ближе, осторожно дотронувшись до его ладони. Глухое ворчание. Усталое. Безразличное. Я подняла взгляд на гладкий металл, глубоко впивающийся в живое тело. И как у него еще позвоночник не треснул? Задрожали руки. А если…       Мне стало страшно. По-настоящему жутко.       Смогу ли я его спасти?       Не знаю.       Я никогда не поднимала ничего настолько тяжелого. От одной только мысли, сколько это все весит, меня бросило в жар. Смогу ли я хоть на долю миллиметра сдвинуть эту массу? А если смогу, то переживу ли такое?       В какой-то момент промелькнула мысль, что охотник, в общем-то, может и убить меня, но была отброшена, как недостойная. Он – не убьет. Не поднимет на меня руку, если я не дам ему причины.       Я прикрыла глаза, унимая дрожь. У меня есть выбор. Я могу уйти, оставив незнакомого мне воина чужой расы медленно умирать под оседающим оборудованием, и выбираться из ловушки этого леса самостоятельно. Или попробовать помочь. С реальным риском не пережить такой нагрузки. Что будет дальше, если мне удастся помочь, я даже и думать себе запретила.       Я встретила его взгляд. И тихо сказала, не надеясь, что он поймет:       – Один шанс.       В золотых глазах промелькнуло удивление. Значит, ты понимаешь.       – Если я это подниму – мы уйдем отсюда.       Я отвела взгляд.       – Если нет – мы оба здесь умрем.       Положив меч возле его руки рукоятью к ладони, отвернулась. Не было желания видеть в его глазах тень безнадежности. Или, что хуже, надежды, которую я могу не оправдать. Видеть разочарование. Или вопросы, на которые не захочу дать ответ.       Пора.       Я положила обе ладони ему на спину по разные стороны от впивающегося в тело металла. Его тепло жгло руки. Я не могла поднять весь блок. Для меня это – нереально. Я его не чувствовала в полной мере, не могла даже охватить эту массу целиком. Но этого и не требовалось. Мне было достаточно лишь… слегка его отпихнуть. Отодвинуть, как и огромный грузовик пару лет назад. Всего на чуть-чуть.       Как и когда-то давно по ладоням пошла колючая щекотка. Я ощущала каждый изгиб его мышц, каждую выпуклость на металле, медленно разделяя эти ощущения: живого тела и мертвого металла, словно между ними появилась плотная подушка. И она появилась: незримая упругая пленка, четко ощутимая между ладонями. Теперь – самое сложное. Ее надо сделать толще, но так, чтобы она увеличивалась вверх, выталкивая колоссальную массу.       От напряжения заломило в висках, потекли слезы, а внутри, под диафрагмой, появился острый осколок льда, медленно тянущий из меня тепло и жизнь.       Что-то с хлопком лопнуло. Сорванная установка дрогнула, лишившись поддержки, наваливаясь всей массой, но тонкая невидимая пленка выдержала. Я стиснула зубы.       Удержала!       Проклятье, я ЭТО удержала!       Я медленно расширила полоску, пытаясь оттолкнуть эту невообразимую тяжесть. На чуть-чуть. Мне достаточно какого-то сантиметра! Из носа потекла кровь, упав на теплую кожу спины.       Блок не двигался. Казалось, я не смогу, мне не хватит сил! В груди кололо все сильнее. Я стиснула зубы, буквально впитывая тепло его тела, оно давало мне силы, не позволяя жгучему морозу затопить целиком.       Отступать уже нельзя. Второй попытки не будет. Стоит мне сдаться, и колоссальная масса просто раздавит воина.       Последний рывок!       Блок дрогнул и медленно пополз вверх. На чуть-чуть, на какие-то пару сантиметров, но этого хватило. Охотник выскользнул гибким змеиным движением. В глазах у меня потемнело, я утратила контроль, но, прежде чем огромная конструкция со скрежетом рухнула на пол, меня рывком выдернули из-под падающего блока.       Мир мерк и темнел, мне было ХОЛОДНО, я чувствовала, как уплываю в ледяную бездну, в промороженную тьму. Уже отключаясь, я вдруг почувствовала живительное тепло, крепко прижавшись к чему-то теплому и сползла в промороженный мрак.                            Гулкая капель эхом отдавалась в голове, звонким набатом разносясь по закоулкам подсознания, освобождая… воспоминания. Они приходят сами, не спрашивая разрешения; их не интересуют ни твои чувства, ни своевременность момента, ни последствия… они просто приходят, одной яркой вспышкой возрождая давно забытое, наваливаясь неподъемным прессом старой боли, вкладывая в единый миг все бремя пережитого… Давно ушедшую боль, скрытые чувства, сомнения, подтачивая опоры самоконтроля. И пусть Старейшие учат, что прошлое не должно сковывать в настоящем, пусть Наставники требуют возводить бастионы самоконтроля и развивают жесточайший контроль воли… но одна яркая, как взрыв звезды, вспышка воспоминания… и… оживают призраки прошлого… память о тех, кто погиб… вновь вспоминаются ошибки, упущенные возможности, собственное бессилие и неоплаченные долги…       В памяти всплыл давний разговор с наставником – Предводителем Черным Крецом. Тогда. На руинах Х’трин. Его слово стало приговором планете. Ошибся ли он? Принял желаемое за действительное? Кто знает? Он принял решение, и планета погибла. Тогда Черный Крец много рассказал ему, молодому ученику, только-только прошедшему Первый Круг. Про Долг. Про Законы. Про обычаи. Про жизнь. Много. И он сильно сомневался, что Держащие одобрили бы такие слова. Тогда он не понял, не принял этих слов, сохранив их в памяти. Понял только сейчас. Под нависающей громадой сорванных маршевых двигателей…       Только сейчас.       Сколько же времени прошло, сколько потребовалось пережить и потерять, чтобы он, Ннан’чин’де, понял простые и понятные слова?       Ннан’чин’де…       Яут тряхнул головой, гневно зарычав на себя. Почему в памяти всплыло имя? Долгие годы никто не называл его по имени. Даже он сам… даже в мыслях… Давно… Только Хаф. Яута Хаф.       На груди шевельнулась умана, крепко обхватывая его руку, прижимаясь всем телом. От нее веяло холодом, ледяным дыханием Бездны. Не надо иметь много мозгов, чтобы понять: она поставила свою жизнь на кон, спасая его.       «Если я это подниму – мы уйдем отсюда» - всплыли в памяти ее слова. Пауза, отведенный взгляд. И дальше: «Если нет – мы оба здесь умрем».       Рискнула своей жизнью ради него. Зачем? Что ею двигало? Знает ли она сама? Осознает последствия такого решения?       Не важно.       Яут негромко заворчал, перекидывая короткий клинок в левую руку. Лезвие без единого звука легло на пол у бедра. Тяжелая когтистая рука осторожно отвела прядь волос в сторону, открывая безобразный ожог на гладкой коже щеки. Негромкий усталый рокот. Так же осторожно подхватил узкое запястье, всматриваясь в свежие раны. Очень характерные раны. Какие не раз украшали его собственную шкуру.       Он прикрыл глаза, едва слышно ухнув смехом. Над собой, над обстоятельствами. Усмешка Воина… Умана. Пролившая кровь врага. Он вернул тоненькую руку девушки на место. Что же с тобой делать, Дитя Первой Крови? Ворчание, тяжелый вздох. Он знал, что делать.       Из носа девчонки опять потекла кровь, стекая по его руке теплой струйкой. На мгновение охотник замер, прикрыв глаза. Вздохнул, осторожно приподнял ее, прижимая к груди, отогревая теплом своего тела. В золотых глазах не промелькнуло ни тени раздражения или недовольства: сейчас это было приемлемо и единственно верно, а значит – естественно.                            Я очнулась как-то сразу, целиком, переходя из глубокого сна к бодрствованию. Мне было тепло, мягко и комфортно, не было мертвящего льда в груди, я не чувствовала жесткого и холодного металла пола. Лишь ненормальная слабость и заторможенность разливалась по телу. И горели огнем свежие ожоги. Постепенно пришло осознание: огромный воин сидел, привалившись спиной к стене, а я практически лежала у него на груди, крепко удерживаемая могучими руками. Он меня грел. Сидел неподвижно, не желая тревожить, но не спал. Я слышала мерное биение его сердца, ощущала тепло его тела.       Не ожидала.       Вот честное слово, я даже на мгновение не могла себе представить, что такой как он напряжет себя заботой. Тем более, заботой обо мне.       Он почувствовал, что я очнулась. Едва слышно заурчал. Вопросительно. Шевелиться мне не хотелось. Не двигался и он.       Из носа вновь потекла кровь, вызвав острый приступ дурноты, тонкой струйкой стекая по могучему торсу. На мгновение потемнело в глазах, я дрогнула. Он приподнял меня на руках, всматриваясь в мое лицо. Когтистый палец тронул темную дорожку на подбородке. Вопрос в золотых глазах стал настойчивее, оформляясь в приказ. Он требовал ответа.       – Слишком большой вес? – мой хриплый голос мне не понравился.       Судя по нахмурившейся физиономии – ему тоже.       Удивительно, но его совершенно чуждое лицо было очень подвижным, и столь же ясно и четко передавало эмоции, как и лицо человека. Когда он того желал. Сейчас могучий охотник, похоже, не утруждал себя лишним контролем. Или не ожидал, что я могу что-то понять по его лицу, столь отличающемуся от лица человека?       Вопрос стал четче, охотник заворчал, растирая мою кровь на ладони. Я вздохнула. Не хотелось объяснять ему, чем это для меня заканчивается. Использование этого… дара… опасно. Мелочи я могу передвигать довольно легко и без серьезных последствий, но вот что-то более крупное или тяжелое… Повезло еще, что я только кровью умылась. А ведь могла и… Я подавила эти мысли.       Но он все понял сам. Понял, всматриваясь в мои глаза. Я не могла отвести взгляда или опустить голову: он держал меня за подбородок. Легко, аккуратно. Но проще сдвинуть скалу, чем пошевелить его руку. Я видела, как едва заметно расширились золотые глаза, дернулись… эээ… челюсть… щеки… ладно, верхние клыки. Воин застрекотал, прикрыл на мгновение веки, словно боролся с чем-то в глубине себя. Глубоко вздохнул, с тихим хрипом выпустив воздух. Вновь встретил мой взгляд. И вновь требовал ответа. На какой вопрос?       Он осторожно коснулся ладонью моей спины. Как раз там, где еще немного кололи осколки льда.       Неужели увидел? Или просто почувствовал? Он заворчал более настойчиво.       – Если слишком сильно… - Я запнулась. – Если слишком тяжело, леденеешь изнутри.       Тихий стрекот.       – Не всегда можно отогреться. Если слишком замерз – нельзя терять сознание.       Он не спросил, почему. Сам понял.       Я никогда раньше не сталкивалась с такой поразительной проницательностью, с таким чутким пониманием. Ему не нужны полные ответы, пространные длинные объяснения. Достаточно лишь намека. Ему не нужны слова. Он читал по глазам, как по книге, понимая более полно, чем можно объяснить вслух. Он понимал мимику и язык тела. Настолько хорошо знал людей? Или просто настолько внимательный? Странный это был разговор. Молчаливый. Где мои короткие слова были лишь заглавием. Он меня понимал. А вот я его – нет. Я не могла понять, почему он меня терпит. Что значит его забота? Долг, прихоть или нечто иное? Но я не рискнула спросить. Хотя… мне было достаточно просто подумать. Я четко различила усмешку в его глазах. Мандибулы на лице едва заметно дернулись, он фыркнул. Отпустил мой подбородок. А у меня опять потемнело перед глазами. И еще одна струйка крови прочертила свой путь по его мощному торсу, скатываясь по ясному рельефу мышц. Я провожала взглядом масляно блестящую капельку, пока она не исчезла на металле пояса. Надо запрокинуть голову. Вот только сил не хватало.       Тихое стрекочущее ворчание. Почти невесомое прикосновение когтистых пальцев к подбородку. Он сам поднял мне голову, уложив на сгиб локтя. В золотых глазах вновь появился вопрос. Я попыталась небрежно махнуть рукой.       – Это… пройдет. Потом.       Ясно различимое демонстративное хмыканье.       Он поднялся одним четким движением, прижав меня одной рукой к груди, резко оттолкнулся и взлетел в прыжке, ухватился второй рукой за выступ металла, подтянулся и вылез на верх блока аппаратуры. Я только и успела что моргнуть, захлопнув пасть.       Короткий взгляд. Он чуть подвинул меня. Так, чтобы удобнее было нести и, при необходимости, вести бой. Едва слышное урчание. Ни тени раздражения или недовольства. Словно все так и должно быть.       – Я сама могу идти.       Воин стрекотнул, едва заметно дрогнув, дернул клыками, скептическим взглядом выразив свое мнение о моих способностях самостоятельно передвигаться. И снова стрекотнул.       Он что, ржал?       Я всмотрелась в ставшие непроницаемыми золотые глаза. Ей богу ржал! Ну и ладно. Имеет право. Да и есть над чем.       Он оперся о руку, спрыгнул вниз, мягко приземлившись на пол, и быстро пошел куда-то в темноту.       О чем-то спорить с ним у меня не было никакого желания. Мне очень хотелось ему доверять. Так, как я никогда и никому не доверяла из людей. Целиком, безоглядно.       Глупо? Несомненно.       Но мне ОЧЕНЬ хотелось ему доверять…       – Как пожелаешь, – одними губами беззвучно добавила я.       Он услышал и сбился с шага. Всего на мгновение, едва заметно вздрогнув. Косо глянул на меня. Но больше ничем не высказал своего отношения к моему мнению. Лишь быстро нес куда-то во тьме коридоров, сворачивая по одному ему ведомому маршруту. А я… а что я? Я просто подчинилась его решению. Смысла дергаться и настаивать на своей самостоятельности я не видела. Я просто доверилась ему.              Конечной целью нашего похода оказалась довольно большая комната, уставленная массой оборудования. Еще один технический отсек? Воин посадил меня на крышку какого-то устройства, вручил трофейный короткий меч и растворился в темноте. Ушел проверять помещение.       Вернулся быстро. Отобрал меч, положив на неподвижную часть капсулы, он опять поднял меня на руки. Крышка отъехала в сторону. Меня посадили в мягкое нутро. Я не сопротивлялась, делая то, что он показывал. Воин указал на ботинки и дернул футболку, жестом указал на пол. Ну ладно. Снять так снять. Я быстро сняла указанное. Повинуясь жесту – легла на мягкую слегка волнистую лежанку. Последнее воспоминание: опускающаяся крышка, мягкий свет и темнота.                            Яут стоял неподвижно, опершись рукой о ребристую крышку регенерационной капсулы. Устройство едва заметно гудело. Удивительно, что оно работало. Удивительно, что на корабле вообще хоть что-то работало после такого падения.       Остро дернула спина. Верхние клыки непроизвольно дрогнули, но яут не издал ни звука. Двигаться он мог беспрепятственно, значит, позвоночник не поврежден. Остальное значения не имело. Глянул на капсулу. Диагностика завершилась, на экране потекли резкие символы наудского письма. Прочитал. Нахмурился.       Рука сжалась в кулак. Он колебался. Всего мгновение. Знал, что его действия не нашли бы понимания у большинства соплеменников. Поморщился. Где они, эти недалекие головорезы одной с ним крови и расы? Мертвы.       Мог ли он поступить иначе?       Нет.       Спина все еще чувствовала неизмеримую тяжесть двигателя.       Великий Воин! Нежданная охота, нежданный долг… сезон скоро. Отвратительно.       Взгляд скользнул по капсуле. Умана. Дитя Первой Крови. Она не знает законов… не будет требовать.       Тяжесть на спине, безнадежность…       Она – не будет. Он – будет.       Не обязан. Закон дает лишь шанс. Возможность сохранить жизнь. Он прикрыл глаза.       Вспышка воспоминания: тихий мягкий голос: «Как пожелаешь».       Когти скрежетнули по металлу.       За свою жизнь он сделал много ошибок. Делал так, как принято, а не так, как хотел. Он делал так, как требовали традиции. Его действия не вызывали нареканий у Наставников и Старейшин. Но потом, в тишине долгих перелетов, воспоминания выедали его изнутри.       Вновь всплыл в памяти разговор с кар'клеем Черным Крецом. Долгий разговор в тишине кехрите под пустыми взорами черепов поверженных врагов. Разговор о том, что есть Кодекс и Закон. Как и чем его истинная трактовка отличается об общепринятой в среде таких же пустоголовых юных головорезов, каким был и он в то время.       Перевел взгляд на капсулу. Умана спала. Маленькая, хрупкая, не приспособленная к той жизни, что он ведет с юности. Такие как она вызывали лишь презрительное фырканье у его сверстников. Слабое, неприспособленное к жизни создание. Так они считали. Хаф прикрыл глаза, позволив себе насмешку. Прав был кар'клей. Недалекие сопляки с раздутым самомнением и гордыней! Может, именно потому так много молодняка погибает в первых испытаниях? Из-за самомнения? Веры в свою непобедимость? А ведь маленькая, слабенькая, практически беззащитная умана смогла сделать то, что две трети его сверстников не смогло: выжить при первой встрече с каинд амедха. Может, именно потому, что она ясно и без иллюзий понимала, на что способна?       Хаф тряхнул головой.       Сейчас не то должно занимать его разум.       Сможет она выжить или нет, зависит не от нее.       От него.       Именно он даст ей шанс. Или погубит.       Тихий мягкий голос: «Как пожелаешь» и доверчиво прижавшееся к груди хрупкое тело.       Яут дрогнул всем телом.       Никто и никогда, даже на мгновение, так не верил ему и не доверял.       Он делал много ошибок. Но никто не мог упрекнуть его в том, что он предавал доверие!       Хаф принял решение.       Он тронул пульт. Крышка отошла.       Возможно, он об этом пожалеет.       Яут приподнял спящую девушку на руки, осторожно снимая с нее одежду. Умана не шевелилась. Спала. И будет спать еще долго.       Время покажет, прав он или ошибся в очередной раз.       Он вновь уложил хрупкое тело в мягкое нутро капсулы. Вбил новую программу. На мгновение замер, прикрыв глаза.       Старейшие это не одобрят.       Едва слышно рыкнул, включил капсулу.       Они и его не одобрили.       Подхватил клинок и выбежал в коридор.       За девчонку он не переживал: капсула достаточно крепка, чтобы выдержать любые посягательства каинд амедха.