Хидар и Хаф

                           Топая по улочке, я задавалась сакраментальным вопросом на тему «Что делать?». Вопрос для меня крайне актуальный! Особенно с учетом неожиданных новостей, рассказанных мне дедом Потапом.       Ситуация сложилась неоднозначная. С одной стороны, то, что о нас узнали деревенские – это, несомненно, плохо. Особенно то, что узнали так давно, а я – ни сном, ни духом. Мой косяк, надо было проследить за деревней более внимательно. С другой стороны, то, что нас до сих пор не заложили – это хорошо. Особенно меня порадовало понимание со стороны Потапа. Но… как повернется это понимание, если в один далеко не прекрасный день я не смогу успеть вовремя, и в этой деревне появятся первые погибшие? Этого я пока не знала, а знать должна! И должна я это узнать сегодня! До того, как очнется яута-те: как я могу ему сообщить о подобной проблеме, если сама еще не знаю, чего ждать от местных.       Пока я забивала голову посторонними мыслями, мы дошли до подворья, на котором валялась ближайшая туша Чужого. Потап спокойно открыл калитку и зашел во двор, я – за ним, а навстречу нам уже несся здоровенный пес.       Мухтар мне обрадовался: здоровенный кобель радостно тявкнул, подскочил, отчаянно виляя хвостом и все норовя встать на задние лапы и вылизать мне лицо. Я от таких знаков внимания только и могла что кое-как отбиваться, пошатываясь от веса собаки, и пытаясь убрать массивные лапы с плеч. Потап, видя это безобразие, только добродушно посмеивался. Для него реакция пса была весьма показательной.       – Кому там не спится? – недовольный голос хозяина дома довольно громко прозвучал в ночной тишине.       – Я это, Михей. – отозвался сыровар.       – Потап? – замок клацнул, дверь приоткрылась, и на крыльцо вышел кряжистый дядька. – Зря ты на улицу вышел.       – Чего это?       – Снова явились, окаянные. Слышал, пес скулил. – буркнул Михей. – Муха! Кого ты уже опять лижешь, паскудник?       Мухтар отозвался довольным тявком и, наконец, отвалил от меня. Пошел изливать свою радость на хозяина. Мужик отмахнулся от пса, подошел ближе и тут, наконец, заметил грузную тушу чужого, куском мрака валяющуюся у ворот.       – Ты гляди-ка! Завалили.       Я скромно стояла за спиной Потапа и молчала, прикидываясь частью пейзажа.       – Да ты б сразу понял, коли б не завалили. – выдал Потап. – Одна такая страхолюдина ко мне вот в дом залезла, я уж думал, все, отбегался.       Михей нахмурился.       – И как оно?       – Такую животину поди завали: сильна как шатун, а шустрая, аки кошак одичалый. Когда б доча не поспела, было б мне худо.       И Потап чуть отступил, указывая на мою скромную персону. А мне как-то резко захотелось включить скрытие и смотаться от греха подальше, уж как-то слишком мрачно на меня смотрел мужик.       – И правда, не привиделось. – Михей покачал головой. – А твой тоже тут?       Я покачала головой.       – Погано. – Михей тяжко вздохнул. – Еще придут?       – Да кто их знает? – честно ответила я. – Ночь еще впереди, могут и явиться. – сняв с пояса растворитель, подошла к трупу и капнула пару капель синей жидкости.       Мужики с интересом смотрели, как разлагается тело. На земле осталось только чуть маслянистое пятно.       – Видал я такие следы. – сказал Михей.       Я на это высказывание ничего не сказала. Еще бы он не видел! Только за прошлую ночь дофига этих уродов пришлось уработать в деревне.       – Идем, подсобишь.       – С чем? – опешил мужик.       – Туши собирать. – пояснил Потап. – Доча, много их?       – Еще двенадцать. – отозвалась я. – Две в деревне и десять на пастбище.       – И ты их одна всех? – удивился Михей.       Я пожала плечами, но ничего не сказала. Ясное дело, что одна, раз Ннан’чин’де в капсуле!       Потап мою неразговорчивость понял правильно: призывно махнув Михею, произнес:       – Показывай, доча, где они валяются.       Показывать особо я не стала, указав, что искать надо на пастбище и в подлеске. Мужики покивали и свалили, а я пошла зачищать туши в черте деревни.       Первую, на подворье, я убрала легко и быстро: она лежала открыто и была сожрана вместе с телом разорванной псины. Кровь, конечно, на утоптанной земле останется, но как-то подчищать ее я не стала. Смысл? В деревне и так знают про нападения, что дергаться, если почки уже в банке. Аккуратно закрыв за собой калитку, я потопала дальше по улице.       В углу зрения вновь замигало тревожное сообщение со стационара атта: пересечение границы. Развернула карту, посмотрела. Одна стая в восемь особей вышла из недобитого нами улья в разрушенной деревне и выдвинулась куда-то на север, а вторая, крупнее, потянулась вдоль реки вверх по течению. Это, скорее всего, к нам.       Перепрыгнула забор, приземлившись возле поломанного куста красной смородины, обошла его, схватила тушу за хвост и потянула. Туша цеплялась за ветки и тянулась с трудом.       Сколько их там? Девять? А, не, вот еще одна. Десять. Будут у края леса минут через двадцать, не раньше.       Туша, наконец, покинула развороченный кустарник. Капнула растворителя, понаблюдала, как ее сжирает, капнула еще на недоеденное и ушла. Надо предупредить людей.       Когда я вышла из деревни, Михей как раз вытаскивал чижа из зарослей здоровенных и крайне колючих будяков, негромко, но от души матерясь. Колючки вымахали знатные, развесистые, уже успели отцвести, «головки», размером с два моих кулака, уже подсохли и кололись нещадно.       – Уходите. – коротко сказала я, краем глаза наблюдая за приближающимися тварями. Уже подходят к нашей стоянке. Быстро двигаются. ОЧЕНЬ быстро двигаются.       – Что такое? – недовольно буркнул Михей.       – Еще идут. – ответила я. – Минут через пятнадцать будут здесь. Лучше бы вам на дворе не стоять.       Время еще было: как раз успею приготовиться. Хорошо хоть мужики синдромом героя не страдали и послушно сделали что сказано: свалили отсюда. Разве что Потап, уходя, сказал:       – Ты уж аккуратнее, доча. Много их идет?       Сама знаю, что надо бы аккуратнее! Я хочу жить долго и счастливо. И, при этом, не одна!       – Да штук десять в эту сторону. И еще восемь – куда-то на север двинули.       – Стремнище, что ль? – спросил Михей. – Оно ниже по течению, прям на реке.       – Нет его… - я запнулась. – Под ним теперь улей. Уже давно.       – Тогда Заречье остается: крупная деревня, чуть в стороне. – Потап покачал головой.       – Про Верхние Ключи забыли. – поправил нас Михей.       – Верхних Ключей тоже уже нет. – буркнула я. – Уже дня два как того.       – Целиком сожрали?       Я кивнула. Потап глянул на темную стену леса, покачал головой.       – Михей, угол выделишь?       – А с твоим-то что?       – Ставни выбила, паскуда.       – Идем.       Мужики утопали, а я занялась подготовкой к бою. Перво-наперво я отогнала атта ближе к деревне: как показала практика, боярышник сильно мешал, а надобности в маскировке уже не было. Потом выложила все гарпуны и взяла зазубренные стрелки. Мне сейчас надо оружие поубойнее. Так, теперь – новая кассета с тяжелыми метательными ножами. Шесс скручен в единое оружие. Что еще можно сделать? Достала аптечку, ввела себе еще одну дозу заживляющего: разгонит метаболизм и прогонит сонливость. Не помешает. Теперь… вроде готова.              Сидя на атта, я ждала, пока эти паскуды прибегут, а они с какого-то роя застряли в паре километров от деревни и что-то делали всем стадом. На всякий случай я сделала пометку на карте: как наступит утро, схожу и проверю, что еще там эти умные сволочи придумали. Не к добру это их вошканье. Наконец, они закончили возню и погнали к деревне.       Раздуплились, уроды! Мне еще за второй стаей лететь: она уже до реки добралась, а эти слюни пускают по кустам!       Прильнув к прицелу ароста я ждала, когда же они из подлеска появятся. Долго ждать не пришлось, и вот она, первая белесая туша промелькнула в плоском багровом мире. Оружие дрогнуло в руках, туша споткнулась и затихла.       И понеслось!       После первого выстрела твари порскнули врассыпную по кустам, обходя меня широкой дугой. Да неужели уважать начали? Так они раньше только на Ннан’чин’де реагировали! Уже горжусь, чтоб им пусто было! Арост вновь дернулся, но шустрая скотина именно в этот момент решила прыгнуть, и дротик скользнул по боку, а не пробил башку. Дрожь перезарядки, кнопка отошла, поймать в прицел шустрика. Выстрел. Туша споткнулась и грузно вломилась в дерево, замерев в раздавленном кусте папоротника. Перезарядка…       В этот раз чижи действовали несколько иначе: одна затихарилась в подлеске, двое обходило со стороны реки, еще четверо – по широкой дуге рассекали будяки и недоеденный коровами бурьян, а еще одна – нырнула в воду рядом с причалом, и я ее потеряла из виду. Плохо. Пока четверка первопроходцев штурмовала колючки, я успела снять одного урода у берега, но второй после этого тоже сдриснул в реку. Зато, зашевелился последний могиканин в лесу: он спрятался за деревом и снять его я не могла.       Семь.       Я сидела на броне челнока и ждала, пока хоть одна слюнявая скотина покажется из укрытия. Двое подводников успешно ныкались, лесной индеец все так же сидел за деревом – только хвост торчал, нервно подергиваясь, три первопроходца затихарились в будяках, еще один – залег где-то в крапиве, растущей сразу за колючками.       Ну и что мне теперь с ними делать?       Я сидела и ждала, чижи – тоже ждали и не дергались. Хитрые, паскуды! Не выходят на открытую местность. А вторая стая тем временем успешно пересекла реку и теперь бодро двигала по лесу.       Что-то мне подсказывает, что они просто так не выйдут. И появляется стойкое ощущение, что их цель – именно я! Не деревня! Я! Иначе подводники были бы уже на улицах: они могли проскочить вдоль причала, и снять их я бы не успела. Но не вылезают! Ждут.       Спускаться с атта не хотелось, но, видимо, придется. Эти сволочи с места уже несколько минут как не двигаются: вот что-что, а выслеживать цель они умеют. И терпения им хватит хоть до утра там сидеть. А стоит мне улететь, и на деревне можно поставить крест.       Ну… ладно… Ну, допустим…       Жаль, деревня спит, и нельзя закинуть в будяки пару гранат. Или, все же, закинуть?       Отвлекаюсь. Не о том думаю!       Атта я поставила между боярышником, за которым в полусотне метров начинались будяки с крапивой, и берегом реки, так что подводники добегут первыми: им надо пересечь метров тридцать ровной травянистой опушки, тщательно выстриженной газонокосилками типа «корова обыкновенная», так что высокой травы или каких-то мест для укрытия у них не будет. У засевших в бурьяне ситуация получше: пастбище плавно поднимается, есть небольшая канавка с ручейком, текущем из леса, да и боярышник как укрытие использовать могут: дерево развесистое. Но бежать им еще дальше, метров сто-сто двадцать, смотря откуда стартанут. Индеец сидит в лесу и быстро до меня добраться не сможет ни при каких раскладах.       В принципе, нормально. Справиться можно.       Сложив арост, я сняла шесс-те, деактивировала ножны, открыла кассету с метательными ножами, взяла один с руку, и съехала по носу атта на почву. И стоило мне приземлиться в траву, как на меня напали одновременно со всех сторон: двое из будяков, и двое подводников, беря в клещи. Индеец все так же сидел в засаде.       Метнула нож в первого подводника, тут же – второй, вдогонку. Тварь споткнулась, завизжала: один клинок пробил-таки лоб, но особого вреда не нанес, другой – подбил переднюю лапу. Я успела метнуть еще один нож во второго, но попала только в грудину и нож отскочил, не пробив хитин. Чужие меня настигли: подранок, чуть припадая на лапу, шипя, стелился по траве, живо забирая мне за спину, а целый, подобрав лапы, резко оттолкнулся и прыгнул на меня.       Из крапивы выскочил третий первопроходец, первые два пробежали половину пути.       Хаф постоянно мне говорил: не принимай бросок на оружие – не удержишь, слишком легкая, и каинд амедха тебя сметет. Это – смерть! Отступи на шаг: в прыжке цель не изменит траектории и скорости движения, ты ЗНАЕШЬ, когда и куда она приземлится. Бей не по реальной твари. Бей туда, где она должна оказаться – в точку ее падения.       Отшаг вправо, разворот шесс-те, и с силой – рубануть сверху вниз. Тварь пружинисто приземляется на лапы и уже начинает распрямляться для следующего прыжка, когда на ее спину падает остро отточенное лезвие, перерубая позвоночник, прочную шкуру, хитиновую броню и потроха, и врубается в мягкую почву. Я бью всем телом, вкладываю в удар всю свою массу, и острейший массивный клинок разрубает тварь практически пополам.       Тут же, перехватывая древко ближе к правому клинку, вошедшему в тушу, разворачиваюсь на месте, выдергивая оружие из тела. Лезвие легко покидает тушу, вытягивая за собой потроха, и, на развороте, секущий по ходу прыжка подранка по уровню шеи.       Удар!       От встречного столкновения меня качнуло, развернуло лицом к чижам, бегущим на меня от будяков, оружие чуть не вырвало из рук, но туша чужого пролетела мимо, пропахав траву, а отсеченная башка покатилась куда-то за спину.       Пять.       Первая подоспевшая тварь уже припала к земле, подобралась и взвилась в воздух. Тут же – прыжок справа, а я ухожу длинным кувырком через древко оружия между прыгнувшими чижами, вскакиваю на ноги, срываюсь с места и бегу навстречу несущемуся на меня уроду, а те двое уже приземлились, повернулись и, шипя и свистя, рванули за мной.       Разум вновь холоден, эмоции улеглись, я воспринимаю мир отстраненно.       Ннан’чин’де учил меня пользоваться силой врага, инерцией его движения. Учил просчитывать рисунок боя с холодной головой. На меня несется тварь, еще две – сзади, почти за спиной. Упасть нельзя, ошибиться – нельзя. Вариант есть. Используем силу врага…       Я мелкая и легкая. Я не смогу погасить силу встречного удара. Меня развернет, придав моему удару силу столкновения.       Шесс-те готов: лезвие смотрит прямо на летящего на меня чижа, одна рука – опорная, вторая – контролирует оружие.       УДАР!       Меня разворачивает по дуге, словно я – часть клинка: вся сила столкновения ушла в лезвие, рассекшее грудину монстра, а инерция повернула меня лицом к приближающемуся врагу. Доворачиваю тело, незримый удар подбивает одну из тварей, смещая ее с траектории движения, поджарое тело пролетает мимо меня, а я, на развороте разрубаю ее голову вдоль всей длины, инерция ее движения продолжает мой поворот, разворачивая дальше.       Я не удержала равновесие и покатилась в траву. Оружие вырвало из рук.       Три и подранок.       Шесс-те упал в паре метров от меня, за спиной – быстро приближающаяся свежая тварь, подранок с развороченной грудиной бьется в траве, но продолжает ползти, еще одна здоровая мразь уже развернулась и бежит ко мне, индеец до сих пор в лесу. Под диафрагмой неприятно колет холодом.       Выхватив длинный нож с набедренного захвата, я подбила взглядом несущегося на меня урода, вынуждая его споткнуться и рухнуть мне под ноги, подскочила, со всего маха вонзила нож ему в голову по рукоять и тут же – в сторону, к призывно лежащему в траве шесс-те, оставив оружие в трупе врага. На мое место падает свежий чиж, подбирается для прыжка, прыжок… Пальцы сжимают узорчатое древко, тут же – оттолкнуться и из падения – в кувырок, чуть в сторону, а на траву, на то место, где миг назад была моя голова, ударяют когтистые лапы.       Каинд амедха потребовалось всего мгновение, чтобы погасить инерцию своего прыжка, повернуться и рвануть за мной, а я только и смогла что сгруппироваться и выставить шесс-те, принимая на него как на копье прыжок врага.       Столкновение отнесло меня в сторону: я проскользила на спине по влажной траве, а на земле бился наколотый на глубоко вошедшее в землю оружие чиж, словно гусеница на зубочистке...       Подранок еще не сдох, но уже почти не шевелился, только судорожно загребал лапами траву. Могиканин до сих пор сидит за деревом.       Что он там делает? Чего ждет?       Сняв арост, пробила голову подранку, перевела прицел и пристрелила бьющуюся на моем оружии тварь: подходить не хотелось. Еще словлю какой-то удар от этой агонизирующей гадины. Чиж затих. Подошла, аккуратно вытащила шесс-те, бросила его на траву, покатала ногой, гася кислоту, щедро забрызгавшую рукоять.       Последний остался.       Э… не поняла? Ты куда собрался, паскуда?!!       Последний выживший резко развернулся и дернул в лес. А я только и могла что выругаться, все равно шуструю тварь чисто физически не догоню.       Первый раз с таким сталкиваюсь. Почему сбежал? Почему не напал? И куда он направился по такой странной траектории? В деревню? Нет. В улей? Тоже нет. Прямо как птица, отводящая хищника от…       Стоп!       Так он пытается увести меня от того, что они лепили в лесу?       Я вызвала перед глазами карту. Точно, по дуге обходит, забирая к западу. Стая из восьми каинд амедха уже почти достигла деревни. И что теперь делать? За индейцем? Не догоню при всем желании. Зачищать здесь? Смысла нет тратить время. Проверить то, что они делали в лесу? Я не успеваю! Единственный вариант: все бросить и лететь к деревне, оставив одинокую тварь бегать по лесу, а туши – валяться на траве.       Надеюсь, никто не попрется посреди ночи на улицу.       Я рванула к атта.              До деревни нер’уда’атта шел на автопилоте: лететь недолго и по прямой, а мне нужно время подготовиться к новому бою. От принятых на оружие ударов болели руки, ныла спина после очередного неудачного падения, жутко чесалась поясница и бока: иолонит-то, конечно, полностью гасит все запахи и биоритмы тела, а аппаратура поддерживает комфортные для меня условия, но из-за активных телодвижений все равно ведь потеешь! Я передернула плечами. Закончится эта проклятая ночь, надо будет вернуться на корабль помыться. Главное при этом в ящике не уснуть: или сожрут, или мордохвата словлю.       Опять отвлеклась. Да что со мной такое? Неужели так сложно сосредоточиться на том, что я делаю?       Недовольно тряхнув головой, я распустила растрепанные волосы, остервенело почесала грязную, мокрую от дождя, в траве и земле голову, и вновь туго переплела спутанную гриву, вытаскивая по ходу дела травинки и всякий собранный по дороге мусор, закрепив косу на голове наподобие шлема. Наушники и крепление оборудования мягко обхватили голову, на лицо опустилась полумаска.       Аппаратура в бою не пострадала. Доспехи… тоже. Царапины не в счет. Оружие. Шесс-те в порядке, метательные ножи – в порядке, некомплект. Нож… я достала новый нож, заменила пустые ножны. Так, нож тоже в порядке. Арост – в порядке.       Тихий писк отвлек меня от подготовки: прилетели. Сегодня я впервые гнала атта со всей дури, так что полет занял едва ли минут семь.       Чижи уже в деревне.       Плохо. Будут трупы…              Атта мягко коснулся утоптанной влажной почвы улицы. Шлюз открылся, я спрыгнула на землю, держа в руке один меч шесс-те. Второй – за спиной на перевязи без ножен. Бронированные лепестки за моей спиной сомкнулись.       Перед глазами – карта деревни с пометками перемещающихся по ней чужих. Восемь тварей. Одна – ближайшая – на подворье прямо передо мной, еще одна – у соседей. Остальные… остальные потом.       За невысоким деревянным тыном возвышались свечи цветущих мальв, закрывших пышные цветы на ночь, чуть в стороне у забора – две яблони, усыпанные некрупными зелеными яблоками, растущие между забором и одноэтажным домом с ломанной крышей. Напротив ворот – хлев, сарай и будка. Собак не слышно. Вообще не слышно. Уже задрали? Возможно. Подпрыгнув, перелезла через забор. На подворье – тихо. Мелкий дождик утих.       Где же ты?       Тишина…       Обошла дом. Окна целы, двери не выбиты. Значит, внутрь еще не пролезла. Сенсоры показывают, что тварь совсем рядом. Но где? На крыше ее тоже нет.       Где она?       За сараем? Или это курятник? Черт его знает, не разбираюсь я в видах сельскохозяйственных построек. Посмотрим. Дойдя до угла строения, я аккуратно выглянула. А вот и чижик: копается, паскуда, на клумбе под каким-то кустом. Аккуратно сняла арост. Плавно. Медленно, чтобы не всполошить увлеченно роющуюся в земле тварь. Оружие без единого звука вышло в боевое положение. Подняла, прицелилась… ну же, повернись ко мне боком, а не задницей! Ну или башку подними!       Тварь рылась, я ждала. И… вот оно! Монстр замер, вытянулся в струнку, вслушиваясь во что-то, длинная башка поднялась, и я нажала на спуск. Чиж без звука рухнул на куст: зазубренная стрелка пробила голову от затылка до лба.       Семь.       Подбежала, плеснула растворителя на тушу, и – бегом-бегом, через двор, к соседям.              Чиж прыгнул на меня из-за высокого дерева раньше, чем я успела его заметить, всей массой впечатав в куст мальв, меч выпал из рук, а от удара перехватило дыхание. Я едва успела выставить руку, прикрывая голову от удара когтистой лапы. Плечо вспыхнуло болью, мысленный удар, тварь срывает с меня.       МРАЗЬ!       Рука дергала острой болью: когти прорвали иолонит и глубоко пропороли плечо. Низкое шипение и визг прижатой к земле твари. В голову ударила кровь. Тварь! Долбанный черный урод! Как же я вас ненавижу!       Сдернула второй клинок с перевязи, подскочила и разрубила длинную башку. В груди остро закололо холодом.       Шесть.       Да чтоб ему! Надо будет попросить Ннан’чин’де сделать мне полную броню: я уже вполне в состоянии выдерживать ее вес! А защита для меня важнее удобства. Сняла аптечку, раскрыла, достала антисептический аэрозоль, прыснула на рану. Больно-то как! Хорошо хоть лекарства науда подходят людям… что ОЧЕНЬ СТРАННО!       Опять отвлекаюсь!       Рука горела огнем и дергала острой болью. Времени нет обработать как следует. Кровь остановилась, уже хорошо. Намазала прозрачной мазью: она покроет рану непромокаемой пленкой и даст мне время до утра. Там уже обработаю как положено.       Тихо пшикнул инъектор, вгоняя в плечо слабое обезболивающее. Сменить капсулу, и, следом, инъекция тер'ти-ра. Такими темпами заживляющее скоро станет неотъемлемой частью моего организма…       Сложив аптечку и убрав ее на пояс, я свела разодранный иолонит, возвращая целостность поддоспешнику, включила оборудование. Черная ткань вновь стала упругой, плотно облегая тело и давая хоть какую-то защиту от кислоты Чужих.       Острая боль чуть стихла: подействовало обезболивающее. Сильное вводить нельзя: рука потеряет чувствительность, а мне еще предстоит не один бой.       Так, где там у нас эти уроды лазят?       Перед глазами вновь развернулся план поселка. Так… видно пять пометок: две штуки на моей же улице через шесть домов, третья – где-то на другом конце села, четвертая – там же, на два дома дальше, пятая роется на огородах, шестая… последнее положение шестой – соседняя улица.       Плеснув на черный труп растворителя, я выбежала со двора.       Атта мягко оторвался от почвы, перелетел пол километра по деревне и приземлился на улице напротив нужного мне дома. Нет у меня времени носиться пехом по довольно крупной деревне!              Видимо, моя удача решила мне изменить: на подворье меня встретил массивный боец и ловкий шустрый разведчик, по которому я трижды промахнулась. Левая рука подрагивала и дергала. Не пристрелю сейчас – не поймаю вообще! Боец рванул ко мне. Прицелиться… Успокойся, Хидар! Водить перестало, выдох, палец плавно вжимает пластину, арост дрогнул в руках, разведчик дернулся, шлепнулся на крышу и заскользил по шиферу.       В СТОРОНУ!       Рука опускается, арост падает на землю из разжавшихся пальцев, кисть, продолжая движение доворачивается чуть назад, пальцы обхватывают узорчатую ребристую рукоять, гравитационный зажим тут же ослабляется, меч шесс-те лишается поддержки, отшаг, повернуть кисть… секунда действия, тянущаяся для меня вечностью…       Встречный удар буквально отшвырнул меня в сторону, кисть дернула острой болью, меч вырвало из руки, боец пронзительно взвизгнул, зашипел, рухнув на землю. Не убила: грудина и бок глубоко рассечены, мое оружие валяется где-то…       Разум холодно констатировал: вывих запястья. Рука онемела, шевелить кистью – больно. Больно до искр перед глазами.       Левой рукой снимаю второй меч, подхожу и добиваю поднимающегося подранка.       Четыре осталось.       От боли в руке на глазах наливаются слезы. Отлично… левое плечо распахано, на правой руке – вывих запястья! Просто прекрасно, мать его!       Надо вправить…       По моему приказу полумаска перешла на рентген. Глянула на руку. Тонкую кость выбило...       Наруч я едва сняла, чуть слышно попискивая от боли. Достала аптечку, инъектор, капсулу с обезболивающим… черт, а у меня же только легкое и среднее… Ладно, какое есть… Тихое шипение… укола я вообще не ощутила.       Боль унялась, рука онемела.       Достала из ножен нож и закусила рукоять, благо, она обтянула упругим материалом. Теперь самое страшное… Я села на задницу, крепко зажала коленями кисть пострадавшей руки, стиснула зубы на рукояти, и… плавно потянула руку назад, оттягивая кисть. От боли потемнело перед глазами, потекли слезы. Нельзя… нельзя… Как же больно! Аккуратно нажала трясущимися пальцами левой руки на сместившуюся кость… Медленно. Аккуратно. Надавливая очень мягко…       ДА ТВОЮ Ж ММММААААТЬ, КАК ЖЕ ЭТО БОЛЬНО!!!       Кость встала на место.       Разжала пальцы. Развела колени, освобождая кисть.       Тряслись руки и ноги.       Аккуратно вынула изо рта нож и убрала в ножны.       Теперь – перебинтовать и зафиксировать.       Эластичный темно-коричневый бинт нашелся там, где и должен находиться: в боковом отсеке аптечки. Кое-как расстегнув иолонит, оголила правое предплечье, прилепила край бинта к липкой от пота коже и, прижав его для верности коленом, чтобы не сдвигался, начала аккуратно бинтовать руку от локтя к поврежденному запястью, захватив часть кисти и большой палец. Эластичная лента зафиксировала руку, и кисть практически полностью потеряла подвижность: только пальцы шевелились. Скоро опухнет и будет вообще… прекрасно.       А, что уже… Имеем что имеем…       Застегнула иолонит, вновь надела наруч, активировала аппаратуру. Поддоспешник снова стал гибким и упругим, мягко облегая тело.       Итоги?       Четыре убитых твари. Левое плечо подрано, правая рука частично потеряла функциональность: меч могу держать, но вот насколько от этого будет польза? Ладно, выбора-то все равно нет.       Обалдеть как хорошо.       Собрала аптечку, убрав ее на набедренный захват, подобрала свое оружие. Запястье ныло и дергало в такт биению крови, перебивая даже боль в царапинах: они уже онемели.       Я тряхнула головой. Опять не о том думаю. У меня тут еще четыре черные скотины где-то носятся!       Карта снова развернулась перед глазами. Так… огородник-любитель до сих пор на огороде, пропала из виду пятая, зато шестая нарисовалась: она медленно двигалась огородами куда-то в сторону от двора. Четвертая все еще на виду.       Будем выбивать в порядке очередности, что ли…              Атта перевез меня на соседнюю улочку и вновь замер напротив нужного дома: довольно крупное двухэтажное здание, рассчитанное на две семьи. Одна из тварей где-то здесь спряталась уже минут пятнадцать как. Плохо… Вот тут могут быть трупы.       Выбитое окно я нашла сразу: каинд амедха и правда пролез в дом. Тогда чего она куда-то сваливает? Странно. Держа арост в левой руке, я побежала за ним, благо, догонять пришлось не так долго: чиж двигался ОЧЕНЬ медленно и обнаружился посреди огорода. Тварь двигалась натужно. Короткая мысленная команда, изображение скачком приблизилось… ох ты ж! Массивный добытчик волок человека, вцепившись зубами в одежду!       Сражаться в ближнем бою мне сейчас лишний раз не стоит, и так уже… довоевалась. Подняв арост, прильнула к прицелу. Тварь нависает над жертвой… плохо. Но… что уж поделать? Навела прицел. Выстрел. Добытчик рухнул в картошку, придавив свою жертву.       Три.       Как оказалось, чиж тащил молодую женщину лет тридцати пяти. Жертва без сознания, но жива. На голове – небольшая шишка и рассеченная кожа от сильного удара, который ее и выключил. Больше никаких повреждений нет.       И что мне с ней делать?       По-хорошему, мне вообще надо все эту деревню целиком перерезать, чтобы тварей больше не стало, да и сил меньше потрачу, чем постоянно носиться и защищать ее жителей от ночных облав. Но… но рука не поднималась. Даже яута не всегда выбивают все живое в округе, предпочитая уничтожать только каинд амедха. Пока я могу, я буду сюда таскаться. А вот когда деревенских начнут активно растаскивать… тогда… а вот что тогда, уже будет решать Ннан’чин’де!       Стащив каинд амедха с жертвы, плеснула на тушу синей жидкости. Так, это я убрала, а что с жертвой делать? До дома я ее, конечно, дотащить могу. Ну а смысл? Что в доме, что посреди огорода одинаково небезопасно: стекло выбито, на окнах ставней нет.       А, что я себе сушу мозги?       Я перевернула женщину лицом вниз, аккуратно устроив ее между кустами картошки и роскошными тыквами. Так, чтобы залетный мордохват не смог просто так прицепиться: здоровенная зеленая тыква надежно укрывала лицо женщины от посягательств всяких разных. После того, как я потягала бесчувственное увесистое тело, опять разболелось запястье. Пальцы немного покалывало и чуть чувствительность потерялась. Надо заканчивать и возвращаться к деревне. Зачистить трупы и спать…       Пока возвращалась к атта по огороду и двору, нашла разодранного крупного лохматого пса. Животное погибло совсем недавно: кровь еще не сверну… Я зацепилась за стебель кабачка и… растянулась во весь рост, отвлекшись на появившийся в углу зрения символ. Совершенно автоматически выставила вперед правую руку…       От боли перед глазами вспыхнула взрывом вся вселенная. Я тихо-тихо заскулила, свернувшись комочком, прижимая руку к животу.       Сквозь текущие слезы мигал красный тревожный сигнал…       Боль утихла только через пару минут, показавшиеся мне бесконечными. Я разогнулась, пошатываясь, встала, баюкая руку.       Что уже снова?       Перед глазами развернулось сообщение: отклик от датчиков у недобитого логова. Еще одна стая. Да сколько же там тварей-то осталось? Должно же было быть не больше сотни! В только сегодня уже три десятка вышло, да вчера штук с сорок! А теперь это…       Я побежала к челноку и считала пометки. Пять… десять… тринадцать… восемнадцать… двадцать… двадцать две точки!!! По сигнатурам – половина из них – бойцы! Они тяжелее, массивнее, больше и опаснее. Тааак… А это еще что такое? Вызвала информацию по крупной точке, и у меня натурально волосы дыбом встали! Ятканде!       Да откуда он тут взялся? Они же все у города!!!       Черт-черт-черт!!!       Двадцать две твари и ятканде!       Я же не справлюсь!!!       Тряхнула головой. Справлюсь! Я перелезла забор и пошла к кораблику. У меня просто нет выбора! Диафрагма шлюза разошлась, пропуская меня внутрь. Я должна справиться! Я не имею права взять и сдохнуть!       Не о том думаю. Мне еще три урода добить. А потом уже буду решать, что делать с этими сволочами.       Атта поднялся в воздух.       Где там этот огородник? Корабль пересек крупную деревню за пару минут, без единого звука зависнув на околице. А вот и чиж: что-то закапывает в огороде. Я просто навела прицел и выстрелила. Лазурный импульс буквально разорвал черного урода и то, что оно там рыло, оплавив почву.       В задницу эту тишину! Не до того!       Атта приземлился возле ямы, я убрала следы туши с помощью растворителя, вернулась в челнок.       Еще две.       Опять, короткий перелет, нер’уда’атта мягко касается мокрой дороги, а я снова покидаю его безопасное нутро и выхожу в тяжелый, словно наэлектризованный воздух. Плотные тучи закрывали луну, ночь – совершенно непроглядная.       Вдалеке громыхнуло. Пока еще слабо. Так сказать, предупредительно.       Вздохнула, почесала влажную грязную голову. Где там эти двое?       Один каинд амедха крутился у закрытого хлева, в котором испуганно мычали две коровы. Возле этого сарая он и лег, получив стрелку в голову. Убрала труп и полезла к соседям: там, судя по последним показаниям, должна быть последняя тварь.       Подворье встретило меня тишиной. Только шелест листвы в набирающем силу ветре разгонял мертвенную тишь, да чуть слышно трепало на ветру штору в выбитом окне. Монстр пробрался в дом.       В дом я залезла через выбитое окно, и далось мне это простое действие с трудом. Перевалившись через подоконник, я шлепнулась на кровать возле трупа старика. Несчастного дедка Чужой буквально разодрал на части: живот распорот, склизкий клубок кишок растащен по всей комнате, постель залита кровью, нечистотами и остатками полупереваренной пищи, вывалившейся из разодранного желудка. Горло порвано, лицо обезображено ударом когтистой и почти содрано с черепа.       Желудок подозрительно булькнул и как-то нехорошо дернулся…       Аккуратно, стараясь ни во что не вляпаться, я слезла с кровати и пошла к двери, переступая плети кишечника, раскиданного по ковру.       Мелькнула мысль: хорошо, что благодаря фильтрам маски я не чувствую запахов…       Вышла за дверь. Глубоко вдохнула, выдохнула.       Подошла к соседней двери, чуть приоткрытой, заглянула в комнату. Никого и ничего. Пустующий зал, на потолке тоже ничего. Как и над головой. Вышла. Следующая дверь… Спальня. На кровати – крупный мужчина с перебитым позвоночником. Живой. В сознании. Лежит, смотрит на меня. И молчит.       – Прости… я опоздала…       Слова вырвались сами собой. Подошла, перевернула его на спину, от чего мужчина глухо застонал и выругался, но быстрый удар ножа прервал ругань. Тело пару раз дернулось в агонии и все. Вытащила нож, отерла о простыню, плеснула синей мерцающей жидкости... Дальше…       Еще одна дверь привела меня в большой зал. У стены возле второй двери стояла массивная печь, занавеска – отдернула. На столе – хлеб, накрытый полотенцем, какие-то банки и железный чайник. В углу – небольшой квадратный стол с иконами, толстыми книгами, свечками и сухими цветами в хрустальной вазе без воды.       Чижа нет.       Толкнула следующую дверь. Открылась легко и тихо. Что у нас там? Спальня. Две кровати: взрослая и детская. И тварь на потолке, ярко-белая в багровом мире, тут же метнувшаяся ко мне, стоило только дверь открыть. Я отшагиваю в то же мгновение, как она падает с потолка и тут же, от души, рубанула ее мечом. Громкий визг продрал по спине холодной волной, еще удар, еще. Мразь затихла: один удар раскроил ей череп.       Все. В деревне больше чижей нет.       Медленно накатывала усталость. Болели раны на плече, дергало вновь разбереженное запястье, ныла голова. Ноги гудели. В желудке подсасывало и подташнивало одновременно. Отвратительно.       Ннан’чин’де… мне так не хватает тебя рядом… Эти два дня тянутся словно год… Я устала. Я устала уже одна бегать по этому лесу и спасать незнакомых и безразличных мне людей… Я устала… Мне НУЖНА твоя поддержка… Я…       Я… я снова не о том думаю.       Все. Хватит ныть.       Я должна делать то, что должна.       Сняла с пояса баночку с синей мерцающей жидкостью: половина осталась. На зачистку дома хватит. Плеснула немного на труп каинд амедха. Туша зашипела, разъедаемая неизвестным мне составом. Потом… подошла к кровати. Молодая семья: мужчина и женщина в ночной одежде. В кроватке – мертвая девочка полутора годков от роду: сломана шея. Быстрая смерть. Отец девочки мертв, мать – еще жива, но без сознания. Не заражена. Даже особо не ранена, так, просто в отключке. Я могу ее оставить в живых. Но…       Нож легко пробил череп, принося мгновенную смерть.       Возможно, я не имею права принимать такие решения, но… но я бы не хотела быть на ее месте: очнуться в доме, полном покойников. Одной. Рядом с мертвым мужем и маленькой дочерью. А ведь ребенка очень любили: на кроватке сшитые вручную одеяла и подушки, аккуратно и с душой вышитые, на стене – ковер с яркими аппликациями. Рядом с девочкой – мягкая игрушка, пошитая из покрывала и старого свитера: остатки ткани лежали на старой швейной машинке, стоящей в углу комнаты.       Мелькнула еще одна посторонняя мысль: а ведь у меня вряд ли когда-нибудь будут свои дети. Сомневаюсь, что я позволю какому-то малознакомому мужчине до меня дотронуться и, тем более, решу зачать от него ребенка. А знакомиться при моем нынешнем образе жизни? Я хмыкнула.       Синяя жидкость оросила три тела.       Я сделала свой выбор. А последствия… так знала же на что иду.       Теперь – самое неприятное: убрать разодранный труп старика.       Как я собирала раскиданные по комнате внутренности, вспоминать не хочется. Но ничего, собрала… И даже не вырвало. Нечем. Даже окровавленные ковры собрала и закинула на кровать. Растворитель их тоже сожрет. Щедро плеснула синей жидкости на безобразный ком. Ковры зашипели, запузырились, опадая на распадающееся тело неопрятными кусками слизи…       Следы, конечно, останутся. Я не могу все зачистить идеально, да и пропажу целой семьи не заметить невозможно. Я могу сжечь дом, чтобы окончательно похоронить эту семью. Но надо ли? Еще не хватало спровоцировать пожар: постройки в селе в основном – деревянные, гореть все будет очень лихо. А вокруг домов много деревьев… С другой стороны, скоро гроза, а возле этого дома всего пара кустов сирени. Не будет пожара по всей деревне. Я покинула дом через дверь, а в коридор полетела активированная термическая граната…       Грохота взрыва не было: яутские игрушки довольно тихие. Просто вспух огненный шар на веранде, зазвенели вышибаемые стекла, а в доме начал стремительно разгораться пожар. Все равно узнают, что семья была убита… так что уже дергаться? А так, огонь очистит это место и погребет тела. То, что от них оставит синее мерцающее вещество.       Уже сидя за штурвалом я не могла отделать от навязчивого ощущения, что я что-то забыла. Откуда у меня такое чувство? Что я могла забыть? Посмотрим. Свое барахло я подобрала. Твари перебиты, их туши - утилизированы. Дома зачище… Стоп. А один-то дом я проморгала!       Пришлось вернуться. Пока проверяла дом – перематериалась. Ничего я там эдакого не нашла! Все спят сном праведников, никто пропажу женщины не заметил. Только время потеряла. Но… тут уж лучше перебдеть, чем недобдеть. Не та ситуация, чтобы позволить себе схалтурить.       Все, пора валить отсюда. Стая уже половину пути отмахала.       Атта беззвучно взмыл в воздух и понесся к реке.       Меня ждал самый утомительный бой за эту проклятую ночь.