"Аппассионата"

Минули две долгие, наполненные не лучшими событиями недели с тех пор, как Италия и Япония, уличённые в плохих деяниях, были фактически взяты в плен. Всё то, что следовало за этим, превратилось в сплошную политическую бюрократию и слилось в одну кашу. Роланд не хотел разбираться со всем этим, а потому позволил вести дела России, которому с недавних пор начал доверять, как самому себе. Тот, как ни странно, тоже снизошёл до него, один раз даже сам в гости пригласил, что совсем уже невероятно для всегда нелюдимого Брагинского. Их отношения заметно изменились. Зато совсем не изменилось отношение к Роланду со стороны Калининграда. Гюнтер явно скучал по Родериху и напрочь отказывался принимать, как он сам выразился, «жалкое подобие нормального государства». Впрочем, самого Эдельштайна совсем это не расстраивало. Он всё так же подкалывал Байльшмидта, издевался над ним, как только мог. В общем, всё вернулось на круги своя. Роланд старался выглядеть прежним – малость легкомысленным, весёлым, самодовольным пофигистом. Хотя бы на людях… Но это было всё сложнее. С каждым новым днём его одолевала невероятная тоска, а воспоминания приносили одни мучения. Стоило лишь вспомнить милую улыбку Ивана, его взгляд, ласковые руки, тепло его тела – и Роланд был готов лезть на стенку от своего бессилия. Он отчаянно хотел к нему… Александр долго объяснял Австрии, что он вроде как придумал что-то. Что-то такое, что позволит им обоим проводить время со своими возлюбленными. Но то ли он слишком заковыристо объяснял, то ли Роланд просто не догнал его мысли… Он так и не понял ничего. Зато он прекрасно понял, что сможет скоро увидеть Ваню. Скоро. Это «скоро» растянулось на долгие две недели. Однако Эдельштайн верил Брагинскому. Он был уверен в том, что тот точно не лишит себя возможности побыть немного с Родерихом. А ещё Австрия не прекращал надеяться. Неприятная режущая ухо трель оповестила Австрию о том, что кто-то пришёл. Роланд недовольно вскочил с дивана и, поправляя на ходу бесформенную кенгуруху, направился в сторону двери. На пороге, к его величайшему изумлению, обнаружился Россия. - Ваня?! Роланд так и застыл на месте, едва не уронив челюсть. Это на самом деле был Ваня. Его Ваня. Вот он заулыбался в своей привычной манере: - Привет! Не ждал меня? Этот простой и наивный вопрос выбил Австрию из калеи. Вот он, Ванечка, о котором Роланд думал каждую секунду, стоит прямо перед ним. Это ведь не мираж и не глюки? Ему ведь это не снится? Так и не дождавшись ответа, Брагинский с интересом огляделся. - Прикольно тут у вас. Я отродясь не видел такие странные дороги. Вы что, на великах все катаетесь? – мужчина усмехнулся. – Хотя люди малось контуженные. Я пока шёл, успел пару отморозков краником поколотить. Думаю, они теперь по гроб жизни будет икать, поминая русский мат… Наконец, Эдельштайн пришёл в себя. - Ваня! Тот обернулся. - А? - Это ты?! Пожалуй, самый глупый вопрос, но вырвался сам собой. - С утра вроде я был, – всё так же усмехнулся Россия. – А что, есть сомнения? Роланд ещё несколько секунд помолчал. Однако потом его лицо осветила воистину маньяческая улыбка. - Вааняяя… Брагинский и моргнуть не успел, как Австрия схватил его за шарф и потянул на себя. Ещё секунда, и он уже весьма грубо целует его в губы и сжимает в стальных объятиях. Россия едва не поперхнулся. Пришлось побороться, чтобы отлепить от себя больно настырного австрийца. - Да погоди ты! – выкрикнул Иван, отворачивая голову. – Дай хоть в дом войти! В ответ на это его вновь потянули на себя. Вот дверь захлопнулась, и Брагинский оказался прижатым к ней спиной. Эдельштайн решительно стянул с его шеи шарф и принялся покрывать поцелуями чувствительную кожу. - Что ж ты прилип, как пиявка? – возмутился Россия. К слову, нельзя сказать, что Иван был недоволен таким приёмом. Он и сам очень сильно соскучился по Роланду. - Ванечка… любимый мой… - шептал тот в коротких перерывах между поцелуями. Казалось, его руки были одновременно везде. Брагинский улыбнулся и любовно погладил парня по макушке. - Не спросишь, как я здесь оказался? Австрия поднял голову и посмотрел ему в глаза. - Да мне плевать… Ты здесь, со мной, и это самое главное, – короткий поцелуй в губы. – Ванечка, любимый мой… Тот лишь улыбнулся ему и кивнул. Они ещё успеют поговорить. Теперь, благодаря Александру, у них будет время всё обсудить… Родерих удобно расположился перед любимый роялем и в очередной раз наигрывал знакомую до боли мелодию. Должно быть, у него получилось прочувствовать эту арию. Получилось играть не только руками, но ещё и сердцем. В любом случае, сейчас его «Аппассионата» звучала совершенно иначе. Она больше не казалась просто музыкой. Нет, в ней появилась душа. Родерих чувствовал, что звуки наполнены жизнью и светом. Это было невероятное ощущение чистоты нот и правильности звучания, смешанные с душевностью и ритмами жизни. Есть такие вещи, которые нельзя описать. Австрия хорошо помнил, как он не мог описать игру Александра. Просто не мог найти в своём лексиконе слова, которые смогли бы полностью передать те чувства, что он испытывал, слушая эту мелодию. Он уже перестал следить за пальцами. Даже глаза прикрыл. Больше не было необходимости наблюдать за клавишами. Он полностью отдался своим чувствам и с долей ликования осознал, что это и есть душевная игра. Это именно та вершина, о которой мечтает любой музыкант. Это то, чему пытался его научить Саша… Мысли вновь и вновь возвращались к Брагинскому. Порой Австрии казалось, что он чувствует на себе его взгляд. Волнительное, но несколько ложное и жестокое чувство. Ария уверенно шла к своему финалу, Родерих всё так не открывал глаз и продолжать играть. Вот его пальцы ускорились, переходя к самой сложной части. Быстрее, ещё быстрее… И вот последние аккорды и красивое завершение. Эдельштайн выдохнул и открыл глаза. Неожиданно за спиной послышался шум. Словно кто-то захлопал… Резко обернувшись, Австрия увидел Брагинского. Уверенный в том, что это лишь очередной мираж, парень зажмурился. Однако Александр не исчез. - Ты стал играть лучше. У Родериха по телу пробежали мурашки от его голоса. - Саша… Он так и замер на месте, не в силах поверить в то, что это реальность. Вот Россия медленно подошёл к нему. Протянутая ладонь прошлась по щеке, от чего Австрия нервно выдохнул. Нет, это не видение. Он настоящий, и он сейчас здесь, с ним. - Родерих. И вновь этот бархатистый голос. Эдельштайн сперва вздрогнул, а после вскочил с места и бросился в его объятия. - Поверить не могу… Ты здесь… Как же это так? Россия ведь не мог вот так просто взять и заявиться к нему домой из своего мира. Двойники могли посещать только своих оригиналов. И никак иначе. Как тогда получилось, что Саша здесь, с ним? Возможно, всему виной… - Магия? Брагинский кивнул: - Она самая. Я привязал себя к тебе. Наши души отныне связаны, как и души Вани и Роланда. Теперь я могу приходить к тебе, когда захочу. - Разве это не опасно? - Пока я здесь, Ваня на моём месте. Не волнуйся, я всё учёл. Саша чуть наклонился к нему, и Родерих с удовольствием ответил на его поцелуй, чувствуя себя как никогда прежде целым и счастливым. Противоположности всегда притягиваются, но двое во многом очень похожих людей лучше уживаются друг с другом. Кто-то скажет, что это скучно и неинтересно, но если эти двое просто любят друг друга - не имеет значения, похожи они чем-то или нет. Ведь любовь на то и дана, чтобы сглаживать острые углы. Конечно, если любовь настоящая…