Байки Чёрного Майя

Стылый осенний лес принял человека в свои сырые объятия. Вековые сосны обступали со всех сторон, холодный лесной воздух обжигал легкие. Под ногами хрустели мокрые ветки, а вместе с дыханием изо рта вылетали клубы пара, мешаясь с промозглым туманом. Сам путник – парень лет двадцати или около того – одет был явно не по сезону: толстый дорожный плащ поверх домотканой рубахи, весьма неаккуратно заштопанной в нескольких местах. Было заметно, что человек привычен к долгим переходам и ночевкам посреди леса, но к этому своему путешествию подготовился не совсем тщательно, будто некие силы заставили его бежать под защиту леса, не оставив ни минуты на сборы. Да, именно так оно и было. Неверный свет, проглядывая меж стволов кусочком далекой синевы, играл с путником, то исчезая, то появляясь вновь. Парень то ли и впрямь заблудился, то ли просто бродил, не слишком заботясь о направлении, но двигался неизменно в ту сторону, откуда пробивался свет. Есть хотелось ужасно, поскольку все припасы он прикончил еще два дня назад, а в расставленную со вчерашнего вечера ловушку так и не попалось никакой дичи. Поэтому когда юноше показалось, что где-то вдали играет лютня и чудесный голос исполняет красивую мелодию, он вполне справедливо рассудил, что ему мерещится, и даже слегка приуныл, потому как от таких галлюцинаций, как известно, один шаг до голодного обморока. Падать в обморок совершенно не хотелось, и парень пошел в том направлении, откуда доносился звук. Как ни странно, но пение стало громче, и, хотя слов по-прежнему было не разобрать, сама мелодия казалось странно знакомой. И он побежал, спотыкаясь о выступающие из земли корни. Лес расступился, открывая небольшую сухую поляну. Здесь царствовала та самая осень, которую менестрели зовут «золотой». Ослепший от хлынувшего в глаза внезапно яркого света небес, парень не сразу увидел сидевшую на бревне девушку с лютней. Лютня была черная и украшена рисунком в виде языков пламени, а ее хозяйка была одета в дорогое шелковое платье с длинными расклешенными рукавами, все великолепие которого разбивалось о напяленную поверх ярко-оранжевую рубаху с непонятной надписью. Ушки у девушки были острые как бритва и увешаны кучей сережек, цепочек и бусин. И парень как стоял, так замер с открытым ртом: - Ти… Тинувиэль! – восхищенно выдохнул юноша, начисто позабыв о своем недавнем намерении потерять сознание от голода. - Ой! Девушка испуганно вскочила, уронив инструмент в траву. Несколько долгих мгновений она разглядывала стоящего перед ней молодого бродягу в потрепанном плаще и с увесистой заплечной сумкой. Потом врожденное воспитание, видимо, одержало верх над желанием завизжать. Она подняла упавшую лютню, с достоинством выпрямилась, и нерешительно улыбаясь, спросила: - Хм… мы знакомы? Парень несколько печально улыбнулся в ответ: - Как вам сказать… Вы, разумеется, не можете помнить меня, а вот я… Каждая встреча с вами была для меня невероятным праздником… - Постойте-ка… Как такое возможно? – девушка заправила за ухо прядь каштановых волос. Ушки у нее были длинные и остренькие как у рыси, только без кисточек. Зато с пятью сережками в каждом. - Очень просто. Я был на всех ваших концертах. - А, так это вы были в зале! – сострила эльфийка. Парень растерялся было, но, увидев как смеются синие девичьи глаза, с удовольствием расхохотался в ответ. - Кстати… - девушка перевела дух, вытирая повисшие на ресницах слезы веселья. – Мне право, очень хотелось бы знать имя поклонника моего творчества. - Берен, сын… А, неважно! – махнул он рукой. – Можно просто Берен, не такая я важная птица. А вас? Я имею в виду, на самом деле… Ведь «Соловушка» - это сценический псевдоним? Эльфийка состроила недовольную рожицу. - Ну-у… Свое настоящее имя я, признаться, терпеть не могу. «Тинувиэль из Дориата» звучит куда лучше, поверьте… Да, вот еще… Девушка с недоверием обошла вокруг собеседника, оглядев его с ног до головы. - …Единственное, чего я до сих пор не поняла, так это того, каким, простите, ветром вас сюда занесло… - она наморщила в задумчивости лоб. – Дело в том, что эта поляна – обычное место для моих репетиций, поэтому вокруг нее установлен невидимый глазу звуконепроницаемый барьер… До сегодняшнего дня он работал просто отлично… Парень пожал плечами. - Должно быть, этот барьер не действует на голодных Эдайн, стремящихся приобщиться к вашей удивительной музыке! – предпочел свести все в шутку Берен, но на лице Тинувиэль отразились острое сочувствие и забота. - Ой, вы есть хотите? А у меня с собой кое-что из припасов, будете? – и она зашарила по лежащему на траве свертку, изрядно напоминавшему покрытую пятнами праздничную скатерть. На свет тотчас же были извлечены: кусочек жареного мяса, пять раскрошенных галет, яблоко невероятных размеров плюс десяток пирожных с орехом в сахарной глазури. Берен оглядел разложенные припасы с долей здорового скептицизма и полез в свой заплечный мешок. Видавший виды закопченный котелок встал рядом с расстеленной на траве белоснежной салфеткой, вышитой серебром. - О! – просияла девушка. – А здесь совсем неподалеку течет ручей, но у меня не было никакой посуды, чтобы набрать воды… И огнива тоже нет. - Зато у меня есть все, кроме еды! – расхохотался бывалый путешественник. – Хотя, вру… Кажется, на дне завалялись душистые листья. Бросим их в кипяток. Ловко и быстро Берен натащил из леса толстых веток, присовокупив сию добычу к лохматому вороху тощих палочек, явно собранных пару часов назад нежной девичьей рукой. Порывшись в висящем у пояса мешочке, парень достал огниво и трут, которые торжественно вручил эльфийке. Сам же специалист по выживанию в лесах подхватил котелок и отправился за водой. Когда он через полчаса вернулся, его взору предстало любопытное зрелище, смешное и плачевное в равной степени. Злая, встрепанная и красная от усердия Тинувиэль стояла на коленях возле внушительной кучи дров и изо всех сил пыталась извлечь искру. По перепачканным в саже ладоням и личику было видно, что это уже далеко не первая попытка. В том смысле, что в один из предыдущих раз ей удалось-таки запалить трут, но вот дрова… - А… Это… - девушка встала, старательно отряхивая колени. – Дрова какие-то сырые… Не горят совсем. Берен подошел поближе. Он совершенно точно помнил, что приволок из леса самые сухие поленья. И тут его осенило. Он присел возле кучи хвороста, повертел в руках пару веточек и хмуро заключил: - Все верно. Ужасно сырые дрова. Но мы, охотники и бродяги, используем только такие. У нас вообще все наоборот… Вот я, к примеру, умею разводить костер только из очень-очень сырых дров. Дай-ка… Он протянул руку за огнивом. Тинувиэль безропотно отдала игрушку, а сама стала в стороне, наблюдая. Берен ловко высек искру, и, не пользуясь трутом, поджег тонкий кусок бересты. Переложил дрова, подул снизу, и первый язычок пламени заплясал над сучьями. Тинувиэль радостно взвизгнула и захлопала в ладоши. Потом внезапно нахмурилась и задумчиво-недовольным голосом поинтересовалась: - Нда-а, здорово… А, кстати: для чего могут пригодиться сырые дрова? - Ну как это – «для чего»? Очень просто: дым от мокрых поленьев прогоняет мошкару, вот я по старой привычке и приволок именно сырые. Берен поднял от костра голову и встретив благодарный взгляд эльфийской девы, обменялся с ней улыбкой. Он чувствовал, что, поддержав эту игру, поступил правильно. Оба они и без того отлично знали правду, но Берену совершенно не хотелось унижать гордую девушку упреком, что она попросту не умеет развести огня. Согласитесь, фанаты: разговор в таком ключе – не лучший способ завязать знакомство с певицей вашей мечты! А дальнейшее больше было похоже на яркий сон. Искренняя звенящая радость, от которой хочется петь и летать, переполняла обоих, и даже внезапно хлынувшему дождю оказалось не под силу испортить этот длинный и счастливый день. Пока Тинувиэль героически спасала от дождя свою знаменитую концертную лютню, вымокший как мышь Берен нашел простой и быстрый способ спасти от дождя их всех: у запасливого путешественника в заплечном мешке отыскалось поистине королевское сокровище – палатка и спальный мешок из медвежьей шкуры. Юноша и девушка юркнули под полог, прихватив с собой еду и котелок с душистым лесным отваром. Они пили обжигающе-горячий травяной чай и смотрели в щелку на буйство стихии. Под мерный стук капель по крыше Берен рассказывал занимательные случаи из походной жизни, а то и просто немудреные туристические байки, а Тинувиэль восторженно слушала, встопорщив заостренные ушки. И забывались различия, и стирались границы, точно потоки льющейся с неба воды смыли все ненужное, наносное. Не существовало более одинокого, нищего, никому не нужного сына Младшего народа, как не было и известной звезды Дориата, бессмертной девы-менестреля. И забывалось, что она на несколько веков старше своего нового знакомого: Тинувиэль вела себя как девчонка, которая, обрадовавшись возможности провести ночь в лесу в настоящей палатке, ни за что не хочет возвращаться домой. И Берен не стал возражать. Они болтали и смеялись как дети, засиделись за полночь, а дождь все не прекращался, давно остыл чай и отзвенел перебор серебряных струн, и Тинувиэль сама не заметила, как провалилась в сон. Берен, как истинный рыцарь, пожертвовал даме сердца единственный спальный мешок, а сам, завернувшись в плащ, улегся рядом. Утро встретило юную звезду фолк-рока и ее фаната звонкой птичьей трелью. Берен полюбовался на мирно посапывающую девушку, улыбнулся, будить не стал, а вылез из палатки, дабы развести костер и изловить на завтрак какую-нибудь дичь. В этот раз ему повезло больше, чем накануне, и тушка убитого зайца стала достойной наградой за раннее пробуждение. Когда он вернулся, его взору предстал мерно потрескивающий аккуратный костерок, над которым уже булькал котел. - Доброе утро! – закричала Тинувиэль, едва завидев остолбеневшего от изумления Берена. – Видишь? Я теперь тоже настоящий охотник и бродяга! Я умею разводить костер только из очень сырых дров! Парень звонко рассмеялся в ответ. Разумеется, дрова могли бы оказаться куда более «сухими», если бы он не догадался тайком втащить их на ночь в палатку. Между прочим, из хвороста получилась отличная постель! Но разве это было сейчас важно? Бывалый путешественник выпотрошил зайца, и они вдвоем с Тинувиэль принялись готовить завтрак, который, надо признать, вышел на славу. А когда был съеден последний кусочек мяса, Берен пристально оглядел безмятежно улыбающуюся каким-то своим мыслям эльфийку. - Да, «кстати», как ты любишь говорить… - А? - Я жду платы за еду и ночлег, - произнес он с видом завзятого торговца. Бедная певица растерялась, но потом, оценив шутку, кисло усмехнулась: - Ясно... Автограф? Берен тотчас же пожалел, что, кажется, только что наступил на больную мозоль, и поспешил исправить ситуацию со всем возможным юмором. - Не-а, вот и не угадала! – сверкнул он задорной улыбкой. – Автограф – это утешение для бедных… Зачем мне след пера, что держат твои пальцы, если эти руки касались моего огнива…моего котелка. Если сама Тинувиэль из Дориата, под чьи серебряные струны танцуют души, укрывалась от дождя в моей палатке! Будь я обычным собирателем автографов, после такого мне уже нечего было бы попросить на память…. А кое-кто, похоже, всерьез решил так легко отделаться от меня! – весело подмигнул он окончательно сбитой с толку рок-звезде. - Не автограф…не золото, естественно, хм… Но что тогда? – миндалевидные глаза эльфийки непонимающе моргнули. - Спой… - тихо попросил Берен. – Прости, что довольно неуклюже пошутил, просто… Просто очень хотел, чтобы ты спела. Не так, как на концерте – для всех – а только для меня. Прошу… Тинувиэль смущенно улыбнулась, и неудержимо краснея от удовольствия кончиками ушей, перекинула через плечо ремень лютни. - Что бы ты хотел услышать? – просто спросила она. - Ту… о высадке в Лосгаре. Ну… - Берен защелкал пальцами, лихорадочно вспоминая, как именно фраза звучала в оригинальном тексте песни. – «…АэнАрдой расчерчено поле земли…». Да, АэнАрда… - Вообще-то она называется «Лосгарский десант». Или, в крайнем случае, «Дым над водой» - поправила его дева-менестрель. - «Дым, прах и пепел. Дым над водой – гарь твоих побед»! – радостно закончил юноша. – Да-да, именно ее. - Хорошо – кивнула девушка, и вдруг встав в полный рост, поднесла ладони раковиной к губам. - «Дым над водой»! Для моего доброго друга Берена! – объявила она, будто со сцены, и озорно улыбнулась своему единственному слушателю. А потом добавила совсем тихо: – Для тебя… Парень замер, во все глаза глядя, как загрубевшие подушечки пальцев тронули струны. *** - Ах ты, блин... Умный: в дамки вышел… - Сам виноват, между прочим… Клетку свободной зря оставил, ко мне – никаких претензий, все честно. Впрочем, можешь заново переходить, я не против. - Да ладно, не надо… Жри на здоровье, а то гляжу: ты уж совсем оголодал, бедолага, на походных-то харчах. В большой и полутемной комнате, за изрядно замусоренным праздничным столом шла увлекательная игра. Чем-то она немного напоминала сильно упрощенную АэнАрду, но не в том виде, в котором она известна Младшему народу. Игроки: эльф средних лет и парень, по виду похожий на Эдайн, увлеченно передвигали по расчерченной квадратами доске круглые камешки белого и черного цветов. Правила были довольно просты: если по диагонали доски оставалось свободное пространство для хода, то ваша шашка поедала шашку противника. Для пущего азарта и интереса в игру были внесены некоторые дополнения, а именно: шашки представляли собой не что иное, как кусочки зефира в белой и черной шоколадной глазури. Так что игровой термин «съел» переставал быть метафорой, а выбывшая из партии шашка немедленно становилась отличной закуской к разлитому по высоким бокалам густому красному вину. - Финрод… хватит пить, дальше рассказывай… - нетерпеливо окликнул молодой своего соперника. Эльф с сожалением опустил бокал на стол и вздохнул, одарив вопрошающего долгим и грустным взглядом. - Зачем? Тебе же все это неинтересно… Про сыновей Феанора мне добавить нечего, а это… Забудь, короче! – вдруг неожиданно повеселел названный Финродом. Его тонкие пальцы быстро переместили «дамку» черного шоколада, последовательно выбив целых две шашки соперника. Тот охнул и вытаращил на доску глаза, но поздно: довольный эльф победно повертел у него перед носом битыми шашками и, потянувшись к бокалу, аккуратно надкусил одну из них. - Между прочим, я кое-что не понял, - светским тоном заметил Финрод, делая глоток вина. – Ты же у нас вроде бы Черный Властелин, так какого фига белыми играешь? Неправильно… - Ишь ты, чего захотел! Ешь чего дают, а темный шоколад я и сам люблю больше. Я же все-таки Черный Властелин….- ухмыльнулся хозяин. Эльф придирчиво изучил остатки зефира, зачем-то посмотрел через бокал на просвет пламени и изрек: - Нда-а… Как-то некрасиво получилось. Неловко. - И-инголдо… - хозяин от возмущения даже заикаться начал. – Ты знаешь, тут закон простой: не нравится – не ешь, блин! - Да я не о том, - отмахнулся Финрод, ставя бокал на место. – Я насчет остальных… Он кивнул головой в направлении двери. - …они же пребывают в полной уверенности, что мы тут с тобой в могуществе состязаемся, вроде как кто кого… представляешь, я с тобой… В могуществе! Хе! Представляешь? Ну вот. А мы тут вместо этого опять пьянку устроили… - Ага, ты еще скажи, что не состязаемся! – хмыкнул его собеседник. – Очень интеллектуальная игра, между прочим… Тебе шашек мало? Так я могу и фигуры для АэнАрды принести, Курумо вырезал когда-то…сволочь. - Ну нет… - поморщился Финрод. – Я вообще-то имел в виду дуэль до смерти или что-то вроде того, а ты мне – про шашки… Парень вздохнул, подперев кулаком подбородок, и уставился куда-то вдаль. - Сложно как все. Дуэль ему подавай, да еще и до смерти… Финарфиныч, ты же знаешь, я по натуре – пацифист. Ты знаешь, как меня для этого разозлить придется, у-у… - Не пойдет! – запротестовал Финрод. – У нас с тобой и в худшие времена до драк не доходило, а уж теперь, когда я, считай, никто… Блин, да и повода-то никакого для ссоры нет… Оба обреченно вздохнули и надолго впали в состояние крайней задумчивости. Первым осенило эльфа: - Та-ак… предупреждаю: за Амариэ порву нафиг! – обаятельно оскалился государь Фелагунд. Черный Майя посмотрел на него с иронией. - Не пойдет. Что я о ней могу сказать, если я ее в жизни даже в глаза не видел? В комнате вновь повисло напряженное молчание, в котором слышался только скрип извилин да ритмичное постукивание пальцев по столешнице. На этот раз тишину нарушил Майя: - Да, кстати… - поднял голову Черный Властелин. – Про отца хоть слово матом – и я о своем пацифизме забуду напрочь! Эльф даже вином поперхнулся. - Да ты что! – опешил Финрод. – Стану я твоего единственного родителя грязью поливать… за кого ты меня принимаешь! Да и вообще, он-то здесь не при чем. Вон, чего далеко за примерами ходить: сыновья – сыновьями, а того же Феанора, между прочим, до сих пор очень многие уважают… - НЕ ПОНЯЛ?! – возмутился Майя. – Ты… ты на что, морда твоя остроухая, намекаешь?! - Э, не… ты не так понял… Тху, сядь на место! Я вообще-то имел в виду, что я очень уважаю Мелькора Илуватаровича, и второе: отец и учитель моего друга – тоже мой друг. - На дворцовой площади повторить сможешь? – тотчас же съязвил Майя. И получил в ответ царственно-невозмутимый взгляд: - Да пожалуйста! – расплылся в улыбке его величество государь Фелагунд. – Да хоть десять раз. Где в твоем замке дворцовая площадь? Гортхауэр фыркнул и плеснул себе вина. - Вот всегда так… ага. Хотя ты молодец, хорошо вывернулся. Государь Фелагунд виновато посмотрел на друга: извини, мол. Но Майя улыбнулся и тряхнул головой, хвост черных волос плеснул в воздухе. - Да ладно, нормально все… Тем более, что в качестве повода для ссоры все равно мелко, так что мы вернулись к тому, с чего начали. Приятели снова замолчали. Им бы радоваться, что у каждого из них есть такой славный друг, с которым абсолютно невозможно поссориться, но вот радостью-то как раз и не пахло. Гортхауэр мрачно потягивал вино, сидя на краю стола. Финрод грыз зефир, одновременно с этим ухитряясь мурлыкать какую-то мелодию. От нечего делать Майя навострил уши. Что-то знакомое угадывалось в мотиве, несмотря на отсутствие слов, а поскольку государь Фелагунд, помимо прочих дарований, обладал абсолютным музыкальным слухом, то случайные совпадения исключались. - Чего-чего? – с интересом переспросил Черный Властелин, совершая эффектный разворот на полированной поверхности стола. - «Золотые шпили Тирио-о-она…» - негромко напел эльф на тот же мотив. Гортхауэр поморщился, точно от зубной боли. - А-а…Даэрон. Этот Тинголовский блюдолиз и выскочка… - презрительно бросил он. – Бессмертный вроде, а петь до сих пор никак не научится… Любопытно, он за свою жизнь хоть одну нормальную песню сочинил? - Да ты что! – с жаром воскликнул Финрод. – А «Взор сквозь пелену»? - Сквозь белену! – передразнил Майя. – Это там, где у него «золотые луга зеленеют в тумане, точно бархат лазури озерной воды»? Кошмар же сплошной! Инголдо, ты хотя бы изредка к словам прислушиваешься, а? Бывший владыка Нарготронда обиженно засопел. - Слушай, Тху, ты тут теплое с мягким не путай! Даэрон пишет песни массовые, специально для праздников и разных тожественных событий, поэтому рассчитывает охватить как можно большую аудиторию. Зато звучит красиво, да и голос у него неплохой. - Это можно назвать и покороче, одним словом. «Попса» - не удержался черный. - Может быть, - уклончиво ответил эльф. – Но, тем не менее, эта, как ты выражаешься «попса», известна далеко за пределами Потаенного Королевства. Песни Даэрона знают, их любят и Эдайн, и Эльдар. К тому же, говорят, сам государь Элу Тингол с удовольствием слушает его музыку. - Во-во, с этого и надо было начинать! – хлопнул ладонью по столешнице Гортхауэр. – Я же и говорил: подхалим твой Даэрон, подхалим и выскочка, а настоящий менестрель им быть не должен. - Но! – сияя глазами, парень поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность сказанного, - Слава Тьме, Дориат все же славен качественными песнями…. – он восхищенно зажмурился, - так же, как и настоящими менестрелями. А когда Финрод удивленно приподнял пепельно-серебристую бровь, то услышал: - «Ты теперь – изгой, ты так свято верил, что сожмешь в кулаке звонкий звездный свее-т» - пропел его друг, изо всех сил стараясь изобразить ниспадающую на глаза пышную челку. Как ни странно, но пантомима вышла убедительной. - А… эта… - поджал губы Финрод. – Чокнутая девица с кучей сережек в ушах? Как ее…. - Тинувиэль… - восторженно выдохнул Майя, сцепив руки на коленях и покачиваясь с закрытыми глазами, точно и вправду слышал звуки любимой мелодии. – Слушай, вот это да! Какая музыка, да и исполнение мастерское, тексты сильные… А голос како-ой! Тинувиэль из Дориата…Неужели не нравится? - На дух не переношу, - признался Фелагунд. – Слова какие-то странные, заумные слишком. Одна лютня – еще бы полбеды, но эти ужасные барабаны… Такое ощущение, что за сценой передрались десять пьяных орков. А уж теперь, в свете последних событий в моем и сопредельных королевствах мне ее только что придушить не хочется! - Что?! – Майя вскочил из-за стола. – Да ты… Да твой хваленый Даэрон мизинца ее не стоит! Песни Тинувиэль – для бродяг и мечтателей, для вечно юных романтиков, для свободных и сильных личностей. А низкопробные нетленки Даэрона рассчитаны лишь на сытых заокеанских хряков… ой, прости, Финрод! Просто я не могу понять, как ты – умнейший, образованнейший эльф – можешь слушать такую дешевку. Он же и известен-то лишь благодаря протекции. Ну, кем бы он был без Тингола, скажи? - А Тинувиэль, или правильнее – Лютиэн? Кем была бы без Тингола она? - Без Тингола ее бы вообще не было. И без Мелиан. Не только на сцене, а вообще в природе… - буркнул Гортхауэр. – Но все равно… Прыснувший было в кулак Финрод при последних словах друга навострил ухо. - Что – «все равно»? - У нее – талант! – непреклонным голосом сообщил Майя. – У Тинувиэль, я имею в виду… А Даэрон – бездарь! - Тинувиэль – бабочка-однодневка. Вот увидишь. Перепалка перешла на личности. Извечный (и слава Тьме, единственный!) повод для разногласий между двумя приятелями всплыл сам собой. Этот спор велся с совершенно незапамятных времен, просто на этот раз непреклонность мнений каждого, изрядно подогретая винными парами, создала ситуацию, напоминающую взаимоотношения косы и камня. К чести сказать, ни один из них не попытался снизойти до банального мордобоя. В принципе, это была еще одна попытка обратить оппонента в свою веру: они с жаром цитировали отрывки из произведений любимых исполнителей, периодически то один, то другой хватали лютню и на уровне трех аккордов наигрывали подобие аккомпанемента. Наконец, оба окончательно выдохлись. Рухнув в кресла по разные стороны стола, точно рыцари - после тяжелого турнира, лучшие друзья надолго замолчали. Финрод, сорвавший голос на две арии раньше, чем его соперник, в изнеможении полировал голосовые связки красным вином. - Ты меня все равно не убедил – упрямо прохрипел Черный Майя. – Тинувиэль – рулез! - Даэрон – навсегда! – столь же хрипло откликнулся Финрод. Внезапно Майя хихикнул. Эльф с удивлением вскинул брови, вопросительно глядя на друга. - Ну че, Финарфиныч! Вот и готов прецедент! Мы все-таки полаялись… - Зато теперь наш поединок – сущая правда! – возразил Финрод. – Интересно, как об этом будут рассказывать легенды? Хозяин замка скептически оглядел гостя. - Какие нафиг легенды? Вообще-то это всю жизнь называлось «пьяная ссора». Финрод брезгливо оттопырил нижнюю губу. - Фи, вечно ты все опошлить норовишь! Ты только представь себе: «Дуэль на песнях»… Звучит, согласись? - Очень, - осипший и злой как Барлог Черный Властелин с огорчением потряс над бокалом перевернутую бутылку. Кроваво-алая капля совалась с горлышка и бесшумно упала вниз. - Ну вот, - со вздохом констатировал Гортхауэр. – Опять все закончилось. Но в этот раз сия скорбная весть не огорчила никого, кроме самого вестника. - «Дуэль на песнях между Финродом Фелагундом и Черным Властелином Сауроном»! – эльф подпустил в шепот патетики, заставив охрипший голос проникновенно задрожать. – Да, а кстати, Тху, срочно нужна версия для общественности: раз уж у нас был поединок, то кто – кого, а? - Никто - никого, - буркнул черный, вставая из-за стола, - мы на песнях мерились, хрен ты старый… Я тебя оставлю ненадолго, ладно? *** - Твою мать! – с чувством высказался Майя на ах'энн. Еще раз окинул взором развалившегося в кожаном кресле лучшего друга, сплюнул и бегом направился вверх по лестнице. На ходу залез в карман брюк невиданного в Средиземье покроя, достал маленькую серую коробочку, помял ее пальцем и поднес к уху. - Тано… Это я. Где-то далеко, за тысячу лиг на север, невидимый собеседник поднес к уху точно такой же загадочный предмет. - Рад слышать тебя, таирни… Как ты? – раздался в трубке негромкий голос. - Мнэ… мнэ… В принципе, все путем… ну… - Таирни, я же чувствую, что что-то не так, - укоризненно заметил голос. – У тебя что-то случилось, причем отнюдь не очередной неудачный эксперимент по сотворению идеального образа. Что происходит, таирни? Майя вздохнул. - Ладно – он как можно небрежнее пожал плечами - Если выражаться прилично, то ситуация отвратительная. Вкратце: давеча ко мне завалился мой друг государь Фелагунд в сопровождении остроухой оравы и еще одного голодранца-Эдайн. Было очень заметно, что подобное сопровождение ему в тягость, но ты же знаешь этих Светлых, чтоб им пусто было! «Обитель Зла, обитель Зла»… В общем, остроухие как всегда начали буянить, насилу моей охране удалось их в подвале закрыть всем скопом. Да, с Финродом вместе… Ну, конспирации ради я там еще немного пошумел типа «как посмел нарушить ты предел чужих границ…» и все такое. Пока остальные изобретали способ добраться до крана одной из бочек, я незаметно выцарапал Инголдо на полчасика и… - Опять пьянка? – устало поинтересовался в трубке голос собеседника. Майя досадливо поморщился. - Ну… вообще-то за встречу грех не поднять. Возвращаясь к теме: после второго кубка Инголдо понесло, и он мне рассказал, что привело его в мою скромную обитель… - Запасы винного погреба иссякли? – догадался собеседник. - Тано, ты напрасно иронизируешь. Там такое… Даже не знаю, с чего начать. В Нарготронде – государственный переворот и жуткий бардак. Как и следовало ожидать, опять сыночки Ярого Пламени постарались, чтоб им пусто было. Хотя у меня есть смутное подозрение, что не сами они до такого додумались. Кто-то же их поддержал, и, скорее всего, Тингол из Дориата. Уж не знаю, что он им наобещал, но развернулись они с широтой необычайной. А что? Вынудить законного правителя отдать символ власти этим оглоедам, посадить на престол одного, а потом для пущей законности заключить династический брак между самозванцем и Тинголовской дочерью. Совершенно бескровное расширение владений. Бедняга Финрод еле успел спастись вместе со своей гвардией в двадцать клинков. Кошмар! Когда он об этом рассказывал, у меня просто кулаки сжимались от бешенства. Первый раз вижу, чтобы здоровый взрослый мужик, король, рыдал как ребенок и мазал по лицу сопли… Тано, я вот чего звоню-то: а может, надавать этому выскочке по серому плащу, а? У меня Драуглуин с утра не кормленный… - Нет! – отрезал собеседник, но, очевидно, почувствовав неловкость от такой резкости, добавил уже мягче: - Таирни, я понимаю твое желание помочь другу, но существует одно-единственное правило: мы не должны вмешиваться в дела и междоусобицы детей Единого. Это закон. - Э нет! - усмехнулся майя. – правил без исключений, как известно, не бывает. Тут обнаружилась еще одна деталь. Помнишь, я говорил о Тинголовской дочери? Так вот… Дочка подложила папе свинью и выбрала себе в спутники Эдайн. Да-да! В общем, если без стихотворных рифм, завываний и прочего пафоса, то дело обстоит так: Тингол вроде бы дал свое согласие на этот брак, но взамен отправил будущего зятя добыть… угадай что? - Меня. - буркнул голос в трубке. – Побежденного в честном неравном бою… - Не-а. Хотя почти. Сильмарилл из твоего венца. - Тьфу ты… Они там скоро вконец свихнутся со своими Сильмариллами. Дался им этот Не-Свет…У этого… как его…Тингола, или как бишь его, с головой все в порядке? - Не уверен, - захихикал Майя. – Но вот и повисла гнилая ситуация: другу нужна помощь, а я не могу вмешаться. Этих двух влюбленных голубков тоже жаль, но Сильмарилл им не видать как своих ушей. - Да. Сильмарилла я им, пожалуй не дам…– задумчиво протянул собеседник. – Это баловство. Опаснейшая, между прочим вещь и детям не игрушка. - Ох, чую я, что золотой эре нашего невмешательства в дела мира приходит конец, - заключил Гортхауэр. – И ведь что больше всего-то обидно? Помогаешь, помогаешь, из кожи лезешь вон, так этот факт еще и скрывать приходится… Чтобы соответствовать отрицательному образу из баллад, чтоб им пусто было. Если огласку получат истинные события и взаимоотношения, то все менестрели разом останутся без работы, а уж Запад… - Вот именно, - веско заметил голос. – Терпи, таирни. Ты живешь не ради славы и сиюминутных почестей. Но таков твой Путь и другого не будет… - Да я знаю, - довольно невежливо перебил Гортхауэр. - Я разве возражал хоть словом? Это уж так, ветром навеяло. Ладно. Инголдо пусть пока отсыпается, а с молодыми охотниками до Звездного Камня что делать – ты уж сам подумай, Тано. - Подумаю. Береги себя, таирни. До связи… - До связи – эхом откликнулся Черный Майя и, отняв от красного вспотевшего уха трубку, нажал клавишу. После чего с видом крайнего изнеможения присел на ступеньки черной мраморной лестницы и тоскливо подпер голову рукой. *** Тяжелый шестисвечный канделябр черной бронзы отбрасывал ровный свет на лица сидящих за столом. Один из них – все тот же немолодой Элда – с поникшим видом внимал речам второго. Вид был не просто поникший, а словно бы у того, кто совсем недавно вынырнул из гибельного водоворота и еще не успел осознать своего счастливого избавления. На краешке стола перед Перворожденным стоял наполовину пустой кубок. Второй, молодой и черноволосый, с блестящими как антрацит, глазами, мог бы запросто сойти за Эдайн, но сейчас, в дрожащем свете воскового огня, вдруг стало заметно, что за мальчишеской дурашливостью, резкими движениями и фразами, скрывается жизненный путь, на несколько тысячелетий более длинный, чем даже у его собеседника. Люди столько просто не живут. - Итак – подвел итог разговору черноволосый. – Все должно быть натурально. Если появятся хоть какие-то сомнения, то, во-первых, все старания пойдут псу под хвост, а, во-вторых – мы окажемся гораздо в более глубоком отчаянии, чем сейчас. Понял? Элда поднял на него измученный взгляд. - А сестра? Ты хоть представляешь, что с ней будет? О, Единый, она умрет от горя… Парень в досаде хлопнул по столешнице, заставляя впавшего в уныние друга вздрогнуть от неожиданности. - Вот только снова не начинай, а! Мы бились над этой задачей три часа, и вот он, наилучший вариант из всех возможных… До этого момента о сестре ты даже не заикался, между прочим. Нет, ну если ты так хочешь, давай! Давай расскажем ей правду… Если Артанис так похожа на тебя, то я практически уверен, что она не побежит порадовать Тингола вестью о твоем чудесном спасении…Дело не в этом. Кто-то вчера сочинял легенду о «Дуэли на песнях», да так, что аж я прослезился. Так вот, вместо этого будет совсем другая легенда. Ну, например, о том, как государь Финрод Фелагунд, спасаясь от ярости сынов Феанора, нашел приют у Черного Майя. В смысле, у того самого, который по определению всегда и во всем виноват… Хочешь? - Угу, - обреченно кивнул сын Финарфина. – Она бы пришла в ужас. Кто это может водить дружбу с Врагом? - Во-во! – согласно кивнул Майя, видя, что мысли друга, несмотря на сантименты, работают в верном направлении. – И вообще, такое ощущение, словно я тебе предлагаю сдохнуть на самом деле! - наигранно возмутился он, но тотчас же переключился на другое: - Кстати: к инсценировке претензии есть? - Вообще-то нет… - Тогда хватит пить, трезвей давай быстро. Через полчаса начинаем нашу трагедию. И он ловко отобрал у друга недопитый бокал. Поддатый эльф медленно поднялся из кресла и сгреб со стола цепь с массивными браслетами оков. Глядя на этот предмет исполнения наказаний путем лишения свободы движений, невольно думалось, что такая штука способна удержать даже взбесившегося тролля: стали на нее явно не пожалели и весила она соответственно… Когда Майя, изобразив рожу наслаждающегося своей работой палача, потянулся, чтобы защелкнуть на запястьях друга браслеты, то новоявленный узник порывисто сжал тонкие пальцы Черного Властелина: - Мелькорыч…родной…спасибо! Нет, правда спасибо! Один ты у меня друг настоящий остался, век не забуду… Легкий щелчок – и оковы приняли вид цельнометаллических стальных бочонков, охвативших запястья Фелагунда. А грозный, жестокий и ужасный Черный Майя укоризненно покачал головой: - Да ты чего, Финарфиныч? Какое спасибо? Давай еще денег старому другу предложи за помощь, ага! Совсем ты в королях одичал уже, вовремя ярмо сбросил – и то ладно… Финрод слабо улыбнулся, глядя нетрезвыми серо-стальными очами в глаза друга. - Денег… Я тебе и так с отстройки Нарготронда должен остался… До сих пор. Гортхауэр попытался отмахнуться, мол, «ничего слышать не желаю, какие еще нафиг взаиморасчеты», но эльфа, вынужденно молчавшего в течение шести часов, снова неудержимо понесло. Пытаться прекратить излияния находящегося в подобном состоянии столь же бесполезно и чревато, как тушить Барлога из кружечки. Майя сжал зубы и закатил глаза, рассматривая узоры на потолке. - …всегда помогаешь… Нарготронд отстроил, Феанорингов в узде сколько мог - держал, да не… я ничего, тут твоей вины и нет. Каждый раз как приду - «Пламя творения» трехсотлетней выдержки на столе… бред мой про Амариэ слушаешь…Один ты у меня друг, и как тебя за все это благодарить - не знаю. Тут терпение Гортхауэра лопнуло окончательно. - Слушай…кхм, Финрод. Хватит! Еще одно благодарственное славословие – и я тебя не понарошку, а на самом деле загрызу. Для красоты и убедительности сценического эффекта. *** Сотворенный медленно открыл глаза. Веки дрожали, несвойственная Майя слабость чувствовалась во всем теле. Светлое расплывчатое пятно в углу немного сфокусировалось, оформляясь в светловолосую, чрезвычайной остроухости физиономию. Финрод… - Финрод? – в слабом голосе Майя слышалось недоумение. - Эру Милостивый, очнулся, наконец! – сын Финарфина улыбнулся и испустил вздох облегчения. - А… Только сейчас Гортхауэр обратил внимание на покрасневшие белки глаз и сизые тени, залегающие под нижними веками. Некогда ухоженная длинная стрижка друга ныне торчала во все стороны самым неопрятным образом, точно стог сена, разметанный ветром. - Да, здорово тебе досталось! – сочувственно покачал головой Финрод. – Пес из своры Оромэ, я уж думал – все… Майя недоверчиво окинул помещение взглядом, обнаружил себя лежащим на собственной кровати, которая в отличие от спальных мест для гостей, роскошью отнюдь не блистала. И начал вспоминать. Выходило на редкость плохо: …Прыгающий волкодав, желтые глаза пылают бешенством. Но это не ярость зверя, в глубине зрачков - совершенно осмысленный холодный расчет, точно у стрелка – при виде мишени. Это даже не злоба: устранить, уничтожить, убрать лишнее, ненужное хозяину… Ярость схватки… треск разорванного горла. Клочья шкуры на истоптанном окровавленном снегу… - Сколько я провалялся? Пару дней? - Пару недель, - поправил эльф. – Все это время я молил Эру даровать тебе исцеление от ран. - Подожди… ты что, хочешь сказать, что все это время неотлучно находился при мне? Финрод, слегка растерянный, кивнул: - Увы, я мало чем смог помочь. Как всякий рожденный в Благословенной земле, я способен унять боль и заставить раны затягиваться быстрее, но в этот раз мои умения оказались бесполезны. Раны Майя – это совсем иное… Для справки: Перворожденный после таких повреждений прожил бы около двух минут, так что смысла и возможности практиковаться в решении подобных задач я никогда не видел. - Все равно спасибо…. – утомленный разговором Майя прикрыл веки. - Да ты что! Ну, давай еще старому другу денег предложи за помощь! Странно знакомая фраза и ее ехидный тон, совершенно не вязавшийся с величественным обликом государя Фелагунда, повергли Гортхауэра с состояние истерического хохота. Смех оборвался стоном боли, и парень вновь откинулся на подушки. - Лежи, лежи – кивнул исполняющий обязанности няньки Финрод. – И так напрыгался уже. Но Майя, несмотря на боль, проигнорировал материнскую заботу Фелагунда. Сжав зубы и тяжело дыша, он перекатился на локоть и принялся шарить по полу в поисках чего-то, одному ему известного. - Лежи, я кому сказал! – рявкнул эльф, перехватывая не в меру активного пациента за шкирку. - Инголдо, пусти! Мне встать надо… надо позвонить. Пусти, говорю! - У тебя снова жар… - узкая и прохладная эльфийская ладонь легла на лоб Сотворенного. - Инголдо, отстань… Позвонить надо, говорю! - Не отстану. Ты опять бредишь: в этой комнате нет ни единого колокола. Нету, понимаешь? Ни одного! Лежи спокойно… С минуту Майя озадаченно пялился на своего товарища, напряженно соображая, а потом вдруг расхохотался, окончательно перепугав и без того встревоженного Финрода. - Ты… ты не так понял… Ну да, все верно, колокол! Короче так: - уже серьезно добавил он. – Мне нужна моя одежда. Где она? - Если ты про эти жуткие брюки и не менее ужасную рубашку, то где-то здесь валялись… - Фелагунд протянул другу мятую шелковую рубашку и потрепанные штаны из грубой ткани, с пятью карманами, множеством заклепок. На этот раз отповеди по поводу права на собственный стиль так и не последовало: сграбастав украшенные клепанным ремнем джинсы, их хозяин быстро извлек из бокового кармана странный продолговатый предмет, вся поверхность которого была покрыта знаками. Финрод успел заметить начертанные тэнгварским шрифтом цифры от «1» до «9». Дрожащие от нетерпения пальцы Майя в определенном порядке коснулись светящихся знаков, и еле слышный звук дальнего гудка из самого нутра загадочного предмета поверг эльфа в изумление. А его друг, как не в чем не бывало, поднес к уху серый светящийся артефакт: - Тано… Тано! – в голосе Гортхауэра слышалось самое настоящее отчаяние. - Что случилось, таирни? – встревоженный голос собеседника, разумеется, был слышен лишь звонящему. – Что-то сорвалось? - Да нет. С Финродом все вышло просто замечательно. До начала представления в подвале оставались как раз двое: Инголдо и этот, как его… Берен, кажется. Именно этот смертный и выступил в роли свидетеля так называемой гибели Финрода Фелагунда. Ох,Тано, это был мастер-класс… Голодный волколак с горящими глазами, прыгающий на человека в оковах. Эльф, заслоняющий человека собственным телом… красиво и печально, я даже сам чуть не разрыдался, удержало только то, что на окровавленной волчьей морде слезы смотрелись бы несколько ненатурально. Но дальше… Начался сплошной форс-мажор, и все пошло вразнос. Ко мне в гости заявилась возлюбленная Берена… - Какая отважная девушка! Честь и хвала ее самоотверженности, что не побоялась в одиночку прийти на помощь любимому… Что, все было настолько страшно? - Да нет. Напротив. - Прости, не понял? - Тано… - бедный парень был готов разрыдаться. – Ты…ты знаешь, как зовут эту «отважную девушку»? - Представь себе, нет. - Это… Тинувиэль из Дориата, Тано. - Из Дориата? Та самая, что пишет странные песни? Слышавший эту реплику Финрод торжествующе стукнул ладонью по колену: «так ее!» - Да! Тьма Изначальная! – таирни откинулся на подушки, закатив глаза в потолок. – Тано, ну ты только представь ее в обществе этого колоброда несчастного… да что она в нем вообще нашла?! Я же… я… ни одного ее концерта не пропускал… а она… э-эх! - Все ясно. Естественно, ты не смог отказать любимой певице и выпустил из подвала ее друга… - Да, блин! Я бы его так и так выпустил, мало мне в замке всякого сброда… когда я впервые его увидел, то испытал острое желание дать ему монетку…или пинка. В зависимости от первого произнесенного им слова… - И что ты выбрал? – ехидно поинтересовался голос в трубке. - Да ничего! – поморщился Майя. – Знаешь… Когда я увидел Тинувиэль, то забыл обо всем не свете. Она стояла у ворот и пела. Не как на концерте, а только для меня одного, представляешь? Я вышел, я хотел автограф попросить, сказать многое… Даже в дом пригласить собирался. Ага. Только вот как-то не учел, что она явится в сопровождении пса из своры Оромэ. Тот тонких материй не понимает… - Таирни, я надеюсь, ты цел? - Относительно… - Гортхауэр старался говорить как можно спокойнее, чтобы голос не выдал боли в переломанных ребрах и разорванном горле. - Как жаль, что мы так далеко, – с горечью заметил собеседник. – Я могу чем-нибудь помочь? Мне приехать? - Да нет… не надо – слабо улыбнулся Майя. – Меня обратно Инголдо утащил, так что теперь все в порядке. - Уверен? – не отставал собеседник. - Да. Спасибо. - Тогда по второму вопросу. Что с юношей и девушкой? Ты их отпустил? - Естественно… – фыркнул Гортхауэр, – нет. - Почему? Тебе что – жалко? - Жалко, – ворчливо согласился парень. – Мне всех жалко, а вот меня, бедного маленького черного майярчика – никому! Уж как меня эта псина отделала, что спиртом лечиться пришлось… - Охо-хо, и почему я уверен, что не при помощи растираний? – задумчиво прошелестел голос Учителя. - Тано… ну что ты, в самом деле, а? А вдруг у этой шавки – микробы заморские, против которых вакцины не существует? Так что лучше всего – старый и проверенный способ, «дезинфекция изнутри» называется. - Гортхауэр, о твоем моральном облике – чуть позже. Сейчас мне важно знать, что там с юношей и девушкой? Ты их, в конечном итоге, все-таки отпустил? - Да сами они ушли. Меня не стали спрашивать, знаешь… - упавший голос Майя звучал непривычно тихо и грустно. – Тем более, в тот момент я был не слишком расположен к беседам… Финрод опустил глаза, но хранившее выражение скорби лицо таирни вдруг расплылось в счастливой улыбке ребенка, что, наконец, ухитрился приклеить к полу отцовские сапоги. - Ага, ушли. Я им мешать не стал. - Шкодному торжеству Сотворенного не было предела. – И они решили вместе преодолеть все преграды и самостоятельно защитить свою любовь от циничных посягательств этого жестокого мира. - Замечательно… - Ага. Тано… А угадай, куда они направились! - Хм… - …когда через пару месяцев к тебе постучатся две потрепанные личности и передадут от меня привет, то будь так добр – не гони их в шею… Для справки: та, что с четырьмя косичками – это Тинувиэль. Пока! - Ну вот и все – почти весело изрек Майя, обернувшись к Финроду. А ты говоришь: «жар» - Хм… Любопытно. Фелагунд вертел в ладонях говорящий булыжник, еще хранивший тепло рук Сотворенного. Предмет не был похож ни на что, из ранее виденного королем. - Что это? - Это, что ли? – переспросил Тху, кивнув на загадочную вещь в руках друга. – Обычный мобильный телефон. Ну, средство связи. - Хм, как раз это я понял, - заметил Финрод, изучая устройство микрофона. – То есть при помощи вот этого можно беседовать с тем кто находится очень далеко. Причем это явно не иллюзия вроде тех, которыми мы в свое время баловались… Не могу только понять, как оно работает. Чары какие-нибудь, а? - Ха, чары! – фыркнул Майя. – Будто не знаешь, что в моем доме слово «чары» как правило, обозначает посуду… Не, никаких чар, конечно, тут нет… Обычные волны. - Волны? – эльф озадаченно приподнял заостренное ухо. Черный Властелин, которого эта привычка друга изрядно веселила, не удержался от смешка, о чем тотчас же пожалел. Кривясь от боли в растревоженных ранах, он пояснил: - Ну да. Вроде как на море. Чем-то напоминает отлив и прилив. Волна отходит от одного берега, пробегает сотни лиг и завершает свой путь на противоположном берегу моря. Представляешь? Фелагунд удивленно кивнул: что тут, мол, непонятного? – а Майя продолжил объяснять: - Ну вот. А теперь представь себе, что вместо воды – воздух, ну или любая другая невидимая материя. Волны тоже становятся невидимыми. Вот тебе и все чародейство… - Здорово - заключил Финрод, возвращая телефон другу. – Слушай, а… это… Можно позвонить в любое место? Черная бровь Гортхауэра недоуменным изломом взлетела вверх. - Ну и вопросик. Теоретически – да. Но на самом деле, твоим собеседником может быть только тот, у кого есть такая же штука, - он постучал по телефону. – Именно поэтому я не могу позвонить, ну, допустим, тому же Тинголу… - Жалко… - Жалко?! – Майя скривился, точно наступил на жабу, - Инголдо, на хрена тебе понадобился этот склочный тип? Сын Финарфина со вздохом опустил голову: - Да нет… я не про Тингола, я в целом. Внезапно он оживился и на лице скользнула какая-то отчаянная идея. - Слушай, а в Заморье – можно? - В Валинор, что ли? – опешил Гортхауэр. – На фига? У тебя ж там никого… о, извини! Бедный Черный Майя готов был провалиться под землю, только бы не видеть выражение глаз друга, в которых медленно умирала мечта и надежда. - Прости, Инголдо, я правда не хотел… - Амариэ… - беззвучно шевельнулись губы Фелагунда. *** Растерянные и испуганные, робко замерли они на пороге. Вот она, черная твердыня Ангбанд, место, где даже храбрый сердцем испытывает ледяной обессиливающий ужас и желание бежать без оглядки. Обиталище самого Моргота Бауглира, ужасного Владыки Севера. А, впрочем, может и не Ангбанд…Что-то уж очень мало напоминал ужасную черную твердыню небольшой замок красного камня под черепичной крышей и с черными мраморными драконами, поддерживающими свод высокого крыльца. Нда-а… Но ничего более похожего в окрестностях не наблюдалось. Ну, в самом деле, кто еще, кроме Врага, отважится поселиться в таком месте? Дрожа от страха, юноша и девушка стояли в дверном проеме, опасаясь даже дышать. - Уважаемые! Вас не слишком затруднит закрыть дверь? – раздался из глубин дома низкий спокойно-насмешливый голос. – На улице все-таки не лаирэ и ветер довольно холодный… Берен и Лютиэн вздрогнули. Враг… Он все-таки заметил их. Но пути назад не существует. Совладав с собой, Девушка шагнула вперед, спутник же ее на мгновение задержался, чтобы захлопнуть злополучную дверь. - Благодарю. Так гораздо лучше. - Это…он? – свистящим шепотом спросил Берен. Девушка утвердительно дернула головой, нащупывая в темноте ладонь любимого. Ее пальцы были холодны как лед. В полумраке коридора пробивался тусклый сноп золотистого света. Молодые люди, стараясь ступать тише кошек, направились к нему. Вскоре их взору предстала высокая стрельчатая арка, ведущая в небольшое помещение с широким, во всю стену окном. Рука Берена потянулась к эфесу висевшего на поясе меча, ладонь сжала кожаную оплетку точно утопающий – соломинку. Краем глаза парень успел заметить, что эльфийка на секунду прикрыла глаза, хитрым образом сплетая пальцы перед грудью, явно готовясь пустить в ход чары. С мужеством отчаяния они храбро шагнули под своды арки, и сделав несколько шагов остановились, ожидая нападения. - Ну-ну… - усмехнулся голос совсем рядом. Молодежь, подпрыгнув на месте, резко обернулась. За овальным столиком черного дерева в низком кожаном кресле сидел… седой человек в черных одеждах. Его трудно было назвать красивым – мешали перечеркивающие лицо шрамы – но, несмотря на это, его облик дышал величием созерцательного спокойствия. Рядом с креслом сидел огромных размеров черный волк, и, положив голову на колени хозяина, с явным удовольствием принимал почесывание за ухом. Заметив вошедших, волк повернул к ним морду и негромко заворчал сквозь сжатые клыки. - Каргарот, фу! – рука в перчатке властно легла на загривок зверя и рычание стихло. Сидящий в кресле улыбнулся. - Добро пожаловать в мой дом, незваные, но ожидаемые гости! Хм… кстати, постучать в дверь, право, было бы куда удобнее, чем пробираться через черный ход и блуждать в темноте…. – в голосе говорившего слышалась поистине убийственная ирония. - Э-э… - только и смогла сказать Лютиэн, а Берен молча хлопал ресницами. - Впрочем, гости ко мне заходят редко, так что не буду донимать вас мелочными придирками. Что же вы на пороге стоите? Входите, присаживайтесь, - он сделал приглашающий жест в направлении стола. – Чаю? Вина? - Э-э-эм… - на этот раз вразумительное высказывание принадлежало Берену. Моргот – радушный хозяин – это что-то новенькое…Зато эльфийка тотчас же начала заготовленную речь: - Здравствуй, о, Восставший-в-Мощи, Черный Вала! О, тот, чей взор чернее ночи, о, тот, чей гнев – багровое пламя! Сила твоя… - Может, все-таки за стол присядете? – вежливо перебил ее обладатель сих щедрых эпитетов. Теряясь в догадках одна страшнее другой, подавленная происходящим молодежь робко опустилась в такие же низкие кресла по другую сторону стола. Мелькор подвинул пару чашек и пузатый сосуд с крышкой, из длинного изогнутого носика которого поднималась тонкая струйка пара. Не снимая перчаток, хозяин дома виртуозно разлил по чашкам гостей дымящийся напиток, и немного плеснул себе. - Так… Меня вы знаете – продолжая чуть заметно улыбаться, Вала наблюдал за тем, как ребята, несмело переглянувшись, потянулись к чашкам. – Вас я вижу впервые, однако премного наслышан от моего Ученика о прекрасной Лютиэн, дочери Тингола и ее спутнике Берене, сыне Барахира…Так что знакомство предлагаю считать состоявшимся, если вы не против. Видя, что Берен поднес к губам чашку, Мелькор, как бы невзначай заметил: - Да кстати, юноша… Если не желаете, то можете не пить, я не обижусь. Это я к тому, что чай горячий… когда будете незаметно выливать за воротник – обожжетесь напрасно. Яда там все равно нет, а вот неприятные ощущения вкупе с мокрой одеждой вам гарантированы. Бедный парень поперхнулся содержимым своей чашки и теперь, мучительно кашляя, во все глаза таращился на Мелькора, ухитрившегося прочитать все его немудреные мысли. Лютиэн принялась заботливо хлопать любимого по спине, а Вала укоризненно покачал головой: - Ай, ну что же вы так… Я ведь предупреждал, что горячо. Встретив затравленный взгляд двух пар глаз, Вала улыбнулся как можно мягче. - Право же, вам не стоит меня опасаться. Вы вдвоем прошли столько опасностей, и избежали стольких бед, что хватило бы на десяток-другой героических баллад. А я – наименее опасное из того, что могло встретиться вам по дороге, уж поверьте аборигену! Твари здесь водятся весьма и весьма… необычные. Но во всяком случае, в моем доме вам ничто не угрожает. И будто бы в подтверждение слов хозяина огромный черный волчище прошел под столом и положил тяжелую лобастую голову на колени юноши. - Вот и Каргарот не даст солгать… - кивнул Вала. – Он у меня к чужим редко подходит, да и то лишь затем, чтобы взять за горло. А вы ему понравились… Поймав заинтересованно-вопросительный взгляд эльфийки, он добавил: - Да. Погладить можно. С легкой опаской девичья ладонь провела по лохматой холке зверя, встретилась там с рукой Берена, да так и осталась там, запутавшись в густой и теплой шерсти. Каргарот довольно зажмурился. - Скажи… - Лютиэн запнулась, подбирая подходящее обращение, - хм… Владыка. Этот волк…он какой-то особенный, да? Я никогда прежде не встречала зверей такого размера. - И не встретишь впредь. Особенный? Ну, можно и так сказать. Это очень древний зверь, первый волк на земле. Он появился еще в ту далекую пору, когда мы разругались с Йаванной по поводу смерти как таковой. Ну, я думаю, эту историю вы слышали, хотя и в несколько ином изложении. В итоге, каждый из нас, разумеется, остался при своем мнении, а Каргарот с тех пор живет у меня, искренне наслаждаясь доставшимся ему по ошибке даром бессмертия… Но, впрочем довольно обо мне и моих делах. Как затворнику мне весьма любопытно знать, что творится во внешнем мире. Тем более, что сегодня – поистине удивительный день – за моим столом сидит сама Тинувиэль Дориатская, королевна-менестрель. Девушка покраснела от удовольствия до самых кончиков заостренных ушек, и смущенно улыбаясь, уткнулась в чашку. - Я немало наслышан о вашем таланте, - продолжал меж тем Мелькор. – Мой Ученик бывал на ваших выступлениях и всякий раз возвращался с блаженным и потерянным взглядом. За ваш автограф, он, я думаю, многое отдал бы… Задохнувшийся от возмущения Берен только было открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу Черного Майя, но тут его гневная тирада была прервана самым неожиданным образом. Лютиэн печально опустила глаза, пару раз вздохнула, а потом…разрыдалась, да так отчаянно, что даже Каргарот под столом навострил уши и вторя эльфийке, заскулил, задрав морду. - Да-а… - протянула Лютиэн, всхлипывая. – Только на самом деле мои песни никому не нужны-ы… - Да что случилось? Успокойтесь, прошу вас… - растерянный Мелькор начал было вставать из-за стола, но Берен успел раньше. Он привлек плачущую возлюбленную к себе и принялся гладить по волосам. Рыдания стали тише. - Да что случилось-то? – Вала, как заботливая мамаша, протянул гостье носовой платок, налил вина и подвинул бокал поближе к локтю Берена: действуй, мол. Лютиэн вытерла слезы, не глядя взяла из рук парня бокал и в один глоток осушила до дна. Собралась с мыслями. - Простите… Просто накипело… - произнесла она, моргая покрасневшими глазами. Придворное воспитание брало верх над минутной слабостью. – Просто… О, Эру Всемогущий, как я устала… - Давай, может, лучше я объясню? – Берен вопросительно коснулся худенького плечика Лютиэн. Та кивнула. - Видишь ли, Владыка… - начал он, - Лютиэн и вправду очень талантлива, ее стихи музыка и голос бесподобны. Она достойна называться менестрелем, и, возможно, она – единственная, кто заслуживает такой чести. Всю свою жизнь моя любимая мечтала бродить по дорогам с верной лютней в заплечном мешке, стать настоящим бардом и выступать перед владыками Смертных и Бессмертных, платить песней за еду и ночлег, радуя людей звучанием голоса и перезвоном струн. В трактирах и на постоялых дворах, на площадях и в высоких замках – в городах и селениях Сумрачных Земель от пустынного Хитлума до Голубых гор, От снежных вершин Железного Хребта до теплого побережья Бельфаласа… Песней своей заставлять людей смеяться и плакать, радоваться и грустить, мечтать и восхищаться красотой. Но государь Элу Тингол был против избранного дочерью жребия… - Принцесса не может становиться бардом, - горько усмехнулась Лютиэн. – Принцесса должна жить во дворце, а не в лесной хижине, ей пристали богатые наряды и драгоценные украшения, а вовсе не запыленный дорожный плащ и жемчуг утренней росы в волосах… А еще, потом, когда придет время, принцесса должна стать женою того, на кого падет выбор ее отца. И никого не интересует, что она чувствует при этом, потому что таков ее долг… Меня, например, собирались выдать за Келегорма, сына Феанаро… Его, видите ли, настолько поразила моя красота, тьфу! Можно подумать, что он видел что-то кроме внешности, этой позолоченной скорлупы ореха, до содержимого которого никому нет дела! Мой так называемый будущий супруг даже не спрашивал, чего хотела бы я, чем я живу… что чувствую. И тогда… я ушла из дома. Убежала, как собака, которую хозяин позабыл посадить на цепь. Да, это цепь…самая настоящая… У Лютиэн вновь опасно заблестели глаза, и Берен поспешил перехватить нить разговора. - Я не столь знатного рода, и, вполне возможно, что и не самая подходящая пара для королевской дочери. Но первое, что поразило меня, когда я повстречал Лютиэн… там, на концерте – это песня, что подобно дивной птице, парила под сводом могучих сосен. Тогда я впервые увидел Тинувиэль из Дориата, деву-менестреля. Я полюбил ее песни, и лишь потом – ее облик. Вместе мы бродили по лесам, ночевали у одного костра, и тогда я еще не знал, что моя соловушка – королевская дочь. А когда, осмелев, я пришел к государю Тинголу просить руки Лютиэн, то он… он отправил меня за Сильмариллом, что должен был стать свадебным выкупом за его единственную дочь… Только в этот момент увлекшийся воспоминаниями Берен сообразил, что он только что сказал, а главное – кому! Парня прошиб холодный пот, он испуганно замолк, следя за выражением лица Валы. Изначальный и бровью не повел, только тяжело вздохнул и подпер рукой подбородок, задумчиво изучая узоры на потолке комнаты. Берен и Лютиен сидели, не шевелясь. - Прежде, чем я отвечу… - голос Черного Валы звучал тускло и буднично, - Ответьте сначала вы. Звездный Камень – это единственная цель вашего визита? Если вы ответите утвердительно, я нисколько не буду удивлен… - Нет! – хором вскричали Берен и Лютиэн. - Нам не нужен этот камень – твердым и спокойным произнесла дева-менестрель, глядя прямо в глаза Изначального. – И я не собираюсь возвращаться домой, в эту золоченую клетку. Разве пышный свадебный пир сможет сделать ближе друг другу тех, чей союз скреплен светом звезд, песней свежего ветра, шелестом тростника и журчанием весенних ручьев? Разве высокие своды королевского дворца способны заменить воздух свободы? Глаза эльфийки сияли как две сапфировых звездочки, она говорила, распаляясь все больше, и Берен невольно залюбовался, сейчас его любимая была еще прекраснее, чем обычно. А Лютиэн тонула в радужных нечеловеческих зрачках Изначального, бездонных, точно просторы Вселенной. И слова, которые она всю свою жизнь училась сплетать в летящие рифмованные строки, оттачивая до остроты клинка, вдруг показались ненужными и тяжеловесными, как камни. - Звучит замечательно, - кивнул Вала. – Но обзавестись домом вам рано или поздно все равно придется…Лютиэн, ты меня слышишь? Девушке показалось, что минула целая вечность, хотя на самом деле прошло не более двух минут. - Лютиэн, ты слушаешь меня? Я не призываю вас поселиться в Дориате, но вернуться туда нужно. Твоей маме Мелиан было бы очень грустно думать, что ее единственная дочь, позабыв обо всем на свете, убежала из дома и без вести сгинула в дальних диких землях… - А для того, чтобы вернуться в Дориат, нужен Сильмарилл… - сокрушенно вздохнул Берен, подводя итог словам Владыки Севера. Взгляд Мелькора потемнел, сделался пуст и печален. Какое-то время он просто сидел, опустив голову, потом грустно оглядел притихшую молодежь, после чего решительно поднялся из-за стола и исчез за тяжелой портьерой. Отсутствовал хозяин дома недолго, не более трех минут, но гостям показалось, что остановившееся время свернулось в кольцо. Когда Изначальный вновь появился в комнате, парень и девушка глазам своим не поверили – обтянутые черным шелком перчаток руки держали острозубый железный венец, в котором, точно глаза чудовища, хищно горели три камня. - Сильмариллы… - глухо вымолвил Изначальный, опускаясь в кресло. Венец расположился на столе рядом со своим хозяином – между заварочным чайником и витой серебряной ложечкой. – Тьма Изначальная, если бы кто знал, что это за чудовищная враждебная мощь… Из-за этих глупых стекляшек было пролито столько крови, что ее с лихвой хватило бы на то, чтоб наполнить небольшой пруд. Это…это язва, это заноза, незаживающая рана в плоти Арды… Мертвые лучи. Не-свет… - Я дал обещание Тинголу – твердым голосом сказал Берен. – А значит, я должен принести ему один из них, сколь бы опасно это ни было. - Должен, - передразнил его Мелькор и в досаде хлопнул ладонью по столешнице, - Тьма Изначальная, почему…Почему каждый, кто имел хоть какое-то отношение к этим камням, рано или поздно решал, что он должен обладать ими? Эта вещь не просто опасна, она смертельно опасна! Она сводит с ума и Эдайн, и Эльдар, именно поэтому я вынужден держать Сильмариллы при себе – здесь, в глуши они никому не смогут причинить вреда… - Вреда? Какого вреда? – подала голос Лютиэн, недоуменно встопорщив острые ушки, отчего все колокольчики и бусинки издали переливчатый звон. - Феанорингов видела? – коротко поинтересовался Вала. – Понравилось? Так вот, - он ядовито усмехнулся, - они тоже дали клятву! Тут он каким-то особенным образом резко встряхнул венец, держатели оправ разомкнулись и три бриллианта, каждый размером с девичий кулак, со стуком запрыгали по черной лаковой поверхности стола. - Они поклялись жизнью, что камни вновь будут принадлежать им…Воистину, Ярое пламя даже и представить не мог, что за вещь он создал в своей лаборатории… Упоминание о Феанорингах привело Берена в состояние плохо управляемой ярости. Юноша и сам не понял, отчего его вдруг охватило столь сильное желание сжать в руке Звездный камень, только чтобы он не достался им… - Я тоже поклялся, - горячо воскликнул он, сверкая глазами, - Я дал слово, и руку на отсечение даю, что найду способ его сдержать! - Берен, нет! – испуганно взвизгнула Лютиэн, вцепившись в отворот кожаного жилета любимого. Вала зажмурился, голова его дернулась, точно от удара. В ту же секунду пальцы юноши случайно задели старый шрам на могучей шее Каргарота, и обезумевший от боли зверь прыгнул на своего невольного обидчика раньше, чем кто-либо из присутствующих в комнате, успел пошевелиться. Замершая с расширенными от ужаса зрачками Лютиэн беспомощно созерцала опрокинутое кресло, и человека в нем, погребенного под тушей древнего волка. Первым успел Мелькор. Он выпрямился во весь рост, резко выбрасывая вперед правую руку, в глазах полыхнула Сила пламени творения. Каргарот, точно схваченный неведомой рукой, жалобно скуля, отлетел прочь. Черные рукава плеснули в воздухе, обтянутая перчаткой ладонь описала стремительную дугу снизу вверх, и раненый, каким-то неведомым чудом приняв вертикальное положение, плавно опустился во вновь стоящее на прежнем месте кресло. В единый миг Мелькор оказался рядом, его глаза, состоящие, казалось, из одних лишь зрачков впились в мутные от боли глаза человека. Раскрытая ладонь зависла над искалеченной рукой Берена, снимая боль, останавливая фонтан бьющей крови, сращивая сухожилия. Рана заживала прямо на глазах. Вскоре взгляд юноши вновь стал осмысленным, точно его покинула застилающая сознание кровавая пелена. Покрытое шрамами лицо Изначального оказалось совсем близко. - Идиот… - выдохнул он. – Что ты наделал! Ты так и не понял того, что я всеми силами пытался сказать тебе… А я… я просто не успел. Лютиэн бросилась к любимому, захлопотала вокруг него как наседка – над своим птенцом, а Вала умолк, сгорбившись и опустив голову, точно на его широкие плечи внезапно лег невидимый, но тяжкий груз. Седые пряди скрыли лицо. А когда он заговорил вновь, голос его был глухим и полным боли: - Эти камни заставляют давать невыполнимые обещания и страшные клятвы, а сила их огромна… Тот, кто поклялся добыть их ценою собственной жизни – погибнет в погоне за целью. Тот, кто в запальчивости крикнул «будь я проклят, если не выполню обета!» - обретет проклятие надо всем своим родом… Берегитесь неосторожных слов… Это не просто слова… - Эру Всемогущий… - дочь Тингола не в силах отвести глаз, с ужасом смотрела на сияющую россыпь бриллиантов на черной поверхности стола. - Ты, мальчик, можешь считать себя счастливчиком… - продолжал меж тем Мелькор. – Ты лишился руки. А мог бы потерять что угодно: жизнь, любовь, душу, родных… Любое из тех понятий, которыми так любят клясться люди. В зависимости от упомянутого тобою. В комнате воцарилась горькая, звенящая тишина, нарушаемая лишь жалобным поскуливанием Каргарота. Берен, еще не до конца осознав произошедшее, сидел, уставившись на лишенную кисти правую руку, Лютиэн, обхватив его плечи, со страхом и мольбой смотрела на Мелькора, словно еще надеялась – что-то можно исправить. Но увидев выражение изборожденного шрамами лица, поняла – поздно. - Эти камни могли достаться вам просто так. Совершенно бесплатно. Но судьба распорядилась иначе, ты сам назвал цену, мальчик… - Изначальный закрыл лицо ладонью опертой о стол руки. – Я устал бороться с этой Силой…Тьма Изначальная, как же я устал… Забирайте. Забирайте все. Теперь – можно… - криво усмехнулся он, но не злорадство, а боль и усталость были в этой усмешке. Берен перевел недоверчивый, вопросительный взгляд со страшных камней на Валу. Тот кивнул: «бери смело». - Нет! – неожиданно твердо возразила Лютиэн, отбрасывая со лба прядь черных волос. – Нет, Ступающий-во-Тьме… Теперь я понимаю, почему ты отнял Звездные Камни у Феанора, почему вправил их в свой венец. Сколь, должно быть, тяжела твоя ноша… - эльфийка грустно покачала головой. – Чтобы облегчить ее, мы возьмем один. Как и просили. Тонкие пальцы потянулись к камням, розовато просвечивая в исходящих от Сильмариллов лучах, загрубевшие от струн подушечки коснулись отполированных граней. - Это бремя – и вправду не для Смертных… - ладонь эльфийки чуть дрогнула, принимая проклятую драгоценность. – Оно тяжело даже для меня, наполовину Майя. Благодарю тебя, о, Владыка Севера, Ступающий-в-Ночи, за мудрость и истину, скрытую доселе за пеленою мрака… - и дочь Тингола почтительно склонила голову. - Благодарю тебя, Владыка… - эхом откликнулся Берен. – Что ж! Видно, свет этих камней и вправду приносит одни лишь несчастья. Из-за них я остался без руки, но это – мелочи. Из-за этих дурацких стекляшек погиб мой друг, государь Финрод Фелагунд… - юноша запрокинул лицо, чтобы не дать каплям соленой влаги скатиться из глаз. Вала отвел взгляд, точно слова Берена заставили его испытать неловкость или чувство вины. Это не укрылось от сына Барахира, и он, наконец, решился: - Скажи, о, Владыка, молю - ответь мне! До сегодняшнего дня я считал тебя воплощением зла, темным врагом всего живого, повелителем боли и кошмаров, но теперь… Я уже не знаю, чему верить: быть может, то, что открылось мне сегодня – всего лишь навеянное тобой искусное наваждение, но я… я верю, что этот твой облик – он настоящий…Не морок, не фальшивка. Но чем крепче эта уверенность, тем меньше я понимаю во всей этой истории. - И я, если честно, тоже, - призналась эльфийка, почесывая кончик острого уха. Изначальный оценивающе посмотрел на молодежь, казалось, что его терзают сомнения в необходимости молчания. И Берен, уловивший душевные колебания собеседника, не преминул этим состоянием воспользоваться. - По дороге наш с Финродом маленький отряд попал в засаду в Черных землях и… Не знаю, возможно мы и могли бы тогда отбиться, теперь об этом уже бессмысленно говорить. Государь Финрод держался до последнего, он даже пытался тягаться с самим Сауроном, но… твой ученик жестоко расправился с моим другом и его подданными, меня же самого спасло лишь чудо... Финрод закрыл меня собой от зубов волколака, погиб вместо меня…И теперь, когда я смотрю на тебя, Владыка, я не могу понять, как могло получиться так, что твой ученик оказался жестоким и кровожадным чудовищем? Это он ложью и коварством вынудил Горлима предать своих друзей, это он повинен в смерти моего отца…Но я слышал, с какой теплотой ты говорил о нем, о страхе и ужасе Сумрачных земель, точно о сыне…Неужели он и вправду способен для забавы убить беззащитных пленников? И я не верю. Не верю даже своим ушам. Там, в темнице, когда я сидел и, оплакивая Финрода, покорно ждал своей участи…после того, как рухнули стены и я стал свободен, мне вдруг показалось, будто я слышу голос моего погибшего друга. Ответь, Владыка, ну что же ты молчишь? – в отчаянии голос юноши сорвался в крик. - Прежде позволь уточнить: на какой именно из заданных вопросов ты желаешь получить ответ? – прищурился Вала. Лютиэн открыла было рот, но не успела издать ни звука: - Я хочу знать, жив ли Финрод! – воскликнул Берен. – И за это знание, за правду, я… - Молчи! – резко оборвал его Мелькор. – Тебе мало печального опыта клятв в лучах проклятых Камней?! Парень осекся на полуслове. «Опыта» у него теперь было предостаточно. Глядя на это, даже неугомонная эльфийка так и не решилась задать свой вопрос. А Мелькор молчал и смотрел в столешницу, явно подбирая слова. - Если я скажу тебе, что Финрод жив… - наконец вымолвил Вала, пристально глядя на Берена. – Это чем-либо поможет тебе? Парень замер, не дыша, он весь обратился в слух. Сердце от волнения выпрыгивало из груди: неужели? Неужели правда? - К сожалению, сообщить больше я не вправе. Он жив и здоров – полагаю, этого будет достаточно для того, чтобы печаль покинула твое сердце. Однако в этой жизни вам вряд ли суждено встретиться вновь. - Но как же… - начала Лютиэн, однако Вала вовремя пресек очередную порцию вопросов: - Государь Фелагунд, насколько это стало мне известно, имел самые веские причины на то, чтобы его сочли погибшим… Это был его выбор, а случай лишь помог ему в осуществлении замысла. Не вини ни в чем Фелагунда - это политика, мальчик. И к тому же… - взгляд радужных глаз сверкнул сталью - прости, но игры моего Ученика не касаются Детей Эру. А теперь… Повинуясь его жесту, молодежь вылезла из-за стола и приблизилась к нему. Изначальный выпрямился во весь рост, и только сейчас стало заметно, насколько он высок: на голову выше даже Берена, а уж эльфийка едва доставала ему до груди. Руки в черных перчатках тяжко легли на плечи влюбленных, и было в этом жесте что-то умиротворяющее, точно Вала-Отступник собой пытался заслонить юношу и девушку от неведомой опасности. И тяжкими раскатами металла, звоном черной бронзы зазвучали его слова: - Камень ваш. Не бойтесь, от его чар у вас есть надежное и верное средство – это ваша любовь. Она помогла вам преодолеть тысячи лиг пути и сотни опасностей, так пусть же и ныне она защитит вас от жестоких слов и ненавидящих взглядов, от коварства и лжи, от холода и равнодушия. Да хранят вас силы Арты и пламя ваших сердец! А теперь – главное: всего, что вы видели и слышали здесь – не было. Вы поняли меня? Все, что угодно, но правды не должен узнать никто. Вам предстоит нелегкая задача – сочинить более или менее правдоподобную историю о том, как вы вырвали Сильмарилл из Вражьего венца… - на губах Мелькора мелькнула озорная улыбка – Но вот как раз тут я совершенно спокоен: среди вас есть отличный менестрель! И он подмигнул Тинувиэль из Дориата. *** Стылое небо Тол-ин-Гаурхота сочилось осенним туманом, вот-вот готовым превратиться в дождь. Ковер багряно-золотых листьев устилал внутренний двор замка, превращая его в тлеющую жаровню. Листья хрустели под ногами, точно тонкие-претонкие осколки хрусталя, на ветвях и строениях оседала изморось. В полутемном зале у камина вновь сидели двое. Хозяин и его гость. Среднего возраста Элда, запахнувшийся по самый подбородок в клетчатый плед, грел над чугунной решеткой узкие ладони. На подлокотнике его кресла кроваво-рубиновой каплей поблескивал бокал. На полу перед очагом, скрестив длинные ноги, сидел юноша, почти мальчик, с пронзительно-резкими чертами лица. Его длинные волосы цвета воронова крыла были стянуты на затылке в подобие конского хвоста, а расстегнутая до пояса черная рубашка с засученными рукавами вполне соответствовала занятию: заслоняясь рукой от жара, парень ворошил поленья в камине. - Вот только что подумал, странная вещь… - эльф прищурился, сосредоточенно разглядывая содержимое бокала на просвет ясного соснового пламени. – Сколько времени Ородрет на престоле – всего и ничего! – а уже все проблемы государства решил. А что? Тинголу фигу скрутил, Феанорингов-стервятников из дворца вышвырнул… молодец. Забавно, ха! Выходит, лучший из него правитель получился, чем из меня… - Да брось, Инголдо… - поморщился парень, на миг отвернувшись от огня и глядя на друга из-под руки. – Не лучше. Народу он нравится по одной-единственной причине: Ородрет – единственный кровный родственник «того самого Финрода Фелагунда». Ты же у нас личность легендарная, я бы даже сказал – культовая… Образ национального героя…через три поколения это уже не сработает, а пока что - очень даже. Нет-нет! – поспешно отмахнулся он, - я вовсе не хочу ничего оскорбительного сказать про Ородрета: он, действительно, неплох в роли правителя, и совершенно искренне скорбит о твоей трагической гибели в моих застенках. Но насчет примазывания к чужой славе: это ты, Инголдо, уж извини, но так оно и было… - парень широко ухмыльнулся – Это, брат, политика, чтоб ей пусто было. Тебе ли не знать? Эльф улыбнулся в ответ, но улыбка вышла натянутой, «тронно-парадной», как называл сию гримасу Черный Майя. - Политика само собой! – фыркнул Финрод. – Я бы вон, к примеру, придя в Сумрачные Земли, может тоже надрывался б на всех перекрестках, что я – внук «того самого Финвэ»…если б помогало… - Угу… И племянник Феанаро… - немедленно развил тему черноволосый. Финрод скривился. - А еще – двоюродный брат Келегорма, Куруфина и Карантира! – радостно продолжил Черный Майя, сияя глазами. – Настоящих, «тех самых Феанорингов», которые здесь всех так задолбали… - Тху!!! – возмущению бывшего владыки Нарготронда не было предела. - Все-все, уже заткнулся! – с готовностью согласился Гортхауэр. – Это я вообще-то все к тому говорю, чтоб ты, чудо заморское, наконец, вспомнил: тебе в свое время популярностью родственников пользоваться так и не пришлось, сам пришел, сам себе владения отвоевал, сам себе город отстроил. Все сам… - Угу… Вспомнить бы еще, у кого я владения отвоевал… - возразил нахохлившийся как сова Финрод. – Про Нарготронд вообще молчу… ну да ладно, Ородрет как-нибудь за меня с кредиторами рассчитается. Так что и выходит: один с твоей помощью все метался, метался – и без толку, а другой, безо всяких там усилий р-раз! - и порядок навел. Вот он, талант-то где! А я так…погулять вышел… Фелагунд грустно опустил губы в бокал с вином. Майя отложил кочергу, перебрался поближе к креслу, в котором страдал депрессией его лучший друг, и, хотя в комнате кроме них не было ни души, ехидно шепнул тому в самое ухо: - Финарфиныч, а, Финарфиныч… А кто тебе сказал, что он сделал это один? Без помощи? А? Бедный эльф вином поперхнулся. Запоздалое прозрение, молнией пронзившее его мозг, заставило Финрода во все глаза уставиться на загадочно ухмыляющегося Майя. - Ты?! – пораженно выдохнул экс-государь Нарготронда. Но Гортхауэр был не так прост, чтобы расколоться сразу. Он сделал вид, что его ужасно интересует внешний вид собственных ногтей. Услышав вопрос, он повернул голову и озадаченно вскинул брови: - Мэ….мэ… что? А-а… Конечно, нет! Тон Черного Властелина был настолько деланно-правдив, что Финрод, не удержавшись, расхохотался счастливым детским смехом. - Тху, ты - гений! Пока я тут винище в три горла дул, да в подушку хныкал, ты, выходит, уже за меня все мои проблемы решил… Ну, не все, конечно… - легкое облачко светлой грусти скользнуло по челу эльфа, но почти тотчас же исчезло. – Стало быть, и Феаноринги нас теперь обходят стороной, и Тингол со своими правами на престол обломался по полной программе… Внезапно лицо короля побледнело, зрачки расширились от ужаса. Он нервно сглотнул и медленно перевел взор на друга: - Тингол… О, Эру Всемогущий! Его же… его… Тху, это тоже – твоя работа? Только честно… - Не, Инголдо, что ты! – отшатнулся Майя. – Нет, этот вариант, честно говоря, в планах даже не проходил. Я сам в шоке, ничуть не меньше твоего. Мы с Тано даже предположить не могли, что у этого Серебристого Плаща окажутся такие загребущие длани. Нагло присвоить чужую вещь, буквально с трупа снятую… О мертвых, конечно – или хорошо, или ничего, но… Я подозреваю, что Наугламир не был его единственным приобретением в славном Нарготронде. Боюсь, бедняга Ородрет недосчитался дюжины-другой серебряных ложек, парочки золоченых безделушек, ну… неважно. Нет, Инголдо. Это не я… - А кто? - Не поверишь, Финарфиныч. – проникновенно понизил голос Черный Майя. – Это… тангары. Представь себе… Терпению Фелагунда подошел конец. - Тху, хорош издеваться! Я серьезно. - Ты думаешь, я шучу? – пожал плечами Гортхауэр. – Ничуть не бывало. На самом деле, Элу Тингола погубила его же собственное высокомерие и недальновидность. Лучи Звездного Камня, которым он так мечтал обладать, внушили ему ложные убеждения в неуязвимости и величии собственной персоны. Впрочем, судя по тому, что я слышал о нем ранее, Камень здесь совсем не при чем… Собеседник в кресле прищурился, вглядываясь в лицо Черного Властелина, но в глазах того не было и тени насмешки. - Итак, ты утверждаешь, что убийство короля – случайность? - Этого я не говорил. Нет, Инголдо. Убийство Тингола не случайность, а вполне очевидная закономерность, с такими замашками на престоле долго не задерживаются… Я имел в виду, что я здесь не при чем. Но убедить Финрода оказалось не так-то просто, как казалось. Отдохнувший от дел государственных и подогретый винными парами мозг бывшего владыки Нарготронда работал с филигранной четкостью, сопоставляя варианты и составляя из тысячи деталей целостную объемную картину. - Стоп! А Берен? Про руку, якобы откушенную волколаком, я понял. Но у меня вопрос: почему он так вовремя оказался в Дориате в день несчастья? Почему, а? - Э-эмм… И-инголдо… - черные глаза Майя нехорошо забегали по сторонам, - Ты как, еще выпить не хочешь? Серебристо-серый взор государя Фелагунда приобрел твердость и остроту стального клинка. - Гортхауэр, ты мне зубы не заговаривай! Что вы там с отцом пытались провернуть? О чем они с Береном говорили за закрытой дверью, какой услуги он у него потребовал в обмен на Сильмарилл? Отвечай, мать твою! – хрустальный бокал опустился на подлокотник с такой силой, что отломилась ножка. Гортхауэр вздрогнул как от удара и отвернулся. - У меня не было матери, Инголдо… - еле слышно сказал он. – Никогда. Это во-первых. А во-вторых: беседы Тано и твоего друга касаются только их самих, в крайнем случае – Лютиэн. На лице Финрода отразилось острое чувство неловкости. Он виновато откашлялся: - Эм-м… извини, Гортхауэр. Я, кажется, слегка пьян и не слишком слежу за собственной речью… Извини еще раз. - Да на здоровье! – оскалился в широкой ухмылке Сотворенный. - Кстати, ты погляди, какой огонь! Друзья уставились в пылающий камин. Сухие сосновые поленья чуть слышно потрескивали, на спилах от температуры выступала душистая смола. Светлая, как слеза, она вскипала в жарких объятиях пламени и истаивала, вспыхивая голубыми язычками. - Легенды лгут… - ни с того, ни с сего улыбнулся Сотворенный. – Вселенная была рождена не из света. Она появилась из огня… Суть Арты – огонь, обретший форму и питающий теплом все живое на ней… - Тебе виднее… - согласился Элда. У камина воцарилось молчание, только слышно было как осенний ветер тоскливо стенает в трубе. В такую погоду сидеть возле жарко натопленного камина и, прихлебывая старое вино, смотреть в огонь было сущим удовольствием. Но только не для этих двоих. - И все же, - с мягкой настойчивостью нарушил тишину экс-государь Нарготронда. – Ты что-то скрываешь от меня, друг. Это печалит меня… Майя нехотя поднялся с пола, долго-долго посмотрел в серебристо-серые глаза Фелагунда. Пару раз вздохнул, а потом полез в карман джинсов и извлек оттуда… - Сволочь ты, величество… - укоризненно заметил Гортхауэр, качая головой. – Хотел сюрприз тебе сделать, да, видно, придется сейчас… У меня для тебя кое-что есть. На уж, держи! Узкая с длинными пальцами ладонь Майя держала новенький мобильник. - С-спасибо… Финрод изо всех сил старался показать, что ничуть не расстроен дурацкой шуткой друга. Но поскольку эльф не слишком хорошо владел собой, то недоумение и разочарование отразились на его лице так явно, что Черный Майя, не выдержав, хихикнул. - Ты не понял, родной… - палец Гортхауэра постучал по гладкому серому экрану. – Помнишь, однажды ты спросил меня, можно ли позвонить в Валинор? - Представь себе… - горькая складка в правом углу рта стала еще глубже, точно король вдруг постарел на несколько лет. - Так вот – улыбнулся Гортхауэр. – Теперь у тебя есть возможность проверить это на практике. Заметив абсолютное отсутствие понимания, Гортхауэр все-таки снизошел до объяснений: - Да, мой дотошный остроухий друг, ты меня раскусил. Конечно же, нам с Тано было что скрывать. Берен не просто забрал Наугламир у безутешной вдовы Тингола. С того самого дня, как он и Лютиэн добыли Сильмарилл, в правом кармане его ужасной походно-полевой безрукавки лежала одна очень ценная вещь. Вот ее-то как раз Берен и отдал при расставании своей уплывающей в Заморье теще. Кое-что очень важное… - хитро прищурился Гортхауэр. - Что… - задохнулся Финрод, боясь верить собственным ушам. - Я не всесилен, Инголдо… - пожал плечами Сотворенный. – Мне не по силам проломить барьер, что отделяет Сумрачные земли от Заокраинного Запада. Я не владею даром телепортации и не могу мгновенно перемещать предметы и живых существ на сколь угодно дальние расстояния. Но кое на что все-таки способен…Держи. Холодная рука Майя накрыла ладонь друга, заставив того сильнее сжать в кулаке сотовый. - Второй аппарат, тот, что увезла с собой Мелиан… Он у Амариэ. Это немного, я знаю. Это чудовищно мало… но… Теперь у вас хотя бы есть хоть какой-то шанс…