Машина

Она была так ошеломлена, что даже не попыталась сопротивляться, когда он вязал ей руки за спиной липким проводом. - Стас?! Но как? Ты не можешь… Что вообще здесь происходит? - Да, это я, Алисочка, а вот как ты умудрилась спастись и добраться сюда так быстро – вот это интересный вопрос… Впрочем,.. а-а, кажется, понял… Он снял с ее пояса «Пилат». - Быстрота и натиск, Алиса, быстрота и натиск. Вполне в твоем духе. - Ты можешь мне объяснить, что ты здесь делаешь и почему… Она разглядела Пашкину фигуру, неподвижно висящую внутри машины. - Немедленно отпусти его! Немедленно отпусти нас! - Пошли. - Нет, я… Он толкнул ее в спину, так, что она чуть не упала. - Я сказал: топай вперед. «Что с ним?!» Она не понимала, что случилось с человеком, которого, как она думала, прекрасно знала, которого считала своим другом. И пока она не разберется в этом, лучше не делать резких движений. Она пошла вперед. «Возможно, это и не он вообще?» Нет, конечно, внешность у него Стаса, но что если это, например, Крыс в его обличье? С него станется прикинуться археологом улетевшей экспедиции. Надо бы придумать что-то, чтобы его испытать. Они вошли в комнату управления. В дальнем углу на полу у расплавленного окна растеклась лужа запекшейся крови, но тела уже не было. Алиса поморщилась. - Ты можешь хотя бы объяснить мне, зачем ты это делаешь? Ты же не бандит, ты ученый. Ты меня спас, когда мы искали флот… флот… - Диостура. Всё так же недолюбливаешь историю, Алиса? Нет, это точно Стас! Невозможно вообразить себе, что Крыс знает по именам древнегреческих царей. - Ты такая наивная девушка! Умная, но ужасно наивная. Неужели ты вправду решила, что оказалась в том погребенном корабле случайно? Такое сказочное, просто невероятное везение. Тебе не приходило в голову, что я и послал тебя туда, чтобы ты нашла корабль? - Ты?! Но зачем?! - Сейчас это уже не имеет значения. У меня всегда было много затей. Алиса вынуждена была признать, что это правда. Так носиться по всему миру с раскопок на раскопки, как это делал Стас, не мог никто. - Меня с детства интересовали древние конструкции. Особенно те, что оставили другие цивилизации. Ты знаешь, что на Земле как минимум шесть неопровержимо доказанных доисторических следов присутствия инопланетных кораблей? - Если ты так говоришь… Он закивал. - Да, да. Именно так. И никому в голову не приходит попытаться проанализировать их наследие. Мы теперь сами с усами. Умнее всех. Впрочем, я это упущение исправлю. - Стас, но эта машина… Она же убивает! Ты что, не понимаешь, что делаешь? Там же Пашка, ты засунул туда своего друга. Моего… друга… Что с тобой происходит? - Да перестань ты, ей-богу! Какого еще друга? То, что я с вами возился, еще не означает, что я делал это искренне. Неужели ты и раньше не встречала взрослых, которые делают вид, что им очень интересно сюсюкаться с подростками? «Он спятил!» - Я… Я не верю! Я бы почувствовала, что ты притворяешься. С тобой просто что-то случилось. Возможно, тебе нужна помощь… - Пожалуйста, прекрати этот детский лепет! Противно слушать. У меня всегда была своя цель, и если мне надо было устроить спектакль, чтобы получить то, что мне нужно, я делал это. Когда я обнаружил древние чертежи с этих развалин, то понял, что вот он – мой звездный час. И меня не волновало, чем придется пожертвовать. Я нашел подходящего человека и подсунул ему идею. Результат ты видишь – он великолепен. - Да как это вообще может работать?! - Точно не знаю, – он усмехнулся. - Вы же убили того, кто знал. Я обеспечил Бруно всем, что ему было нужно, благо должность позволяла. Но этот идиот захотел прославиться. Он отправил заявку на изобретение – можешь себе вообразить?! Не сделай он это, никто бы вообще не знал, что машина существует. Пришлось напоить его снотворным и усадить в кресло, чтобы он послужил для вас прекрасной мишенью. - Астеропцы знали. Это они построили эти залы. Он махнул рукой. - Они едва только нашли чертежи машины, как сразу же свернули манатки и сдернули с планеты. Видите ли, их высокая мораль не позволяла им далее изучать наследие цивилизации, создающей подобные устройства. Сильно же они, бедолаги, разочаровались в своих прежних духовных учителях. Так что здесь их больше не бывает. Зато оставили пару симпатичных игрушек в помощь менее чувствительным землянам. Например, катер, в трюме которого я благополучно прилетел с вами обратно. Всё равно она не верила. Человек не мог так себя вести. Инопланетчик – пожалуйста, она таких перевидела уже предостаточно. Но землянин! Да еще хорошо знакомый! Это рушило ее представления обо всем, что она знала о людях. Так не может быть, не может! - Послушай, что б ты сейчас ни говорил, ты же должен понимать, что тебе всё это не сойдет с рук. Агент ОКИ, который прилетел с нами, послал сигнал бедствия. Сам он выжил, как и я, и всё равно доберется сюда, просто попозже. Тебе же некуда деваться. Зачем усугублять свое положение, отпусти нас, я сама всем расскажу, что ты это сделал добровольно. - Ты, кажется, так ничего и не поняла, Алиса. Всё привыкла, что тебя спасают в последний момент. Неужели ты думаешь, что у меня нет отходных путей? Я провел на этой планете достаточно времени, чтобы знать, как и куда можно уйти. Сейчас мне нужно просто получить свое, и я закончу здесь все дела. Подготовка завершилась, можно запускать машину в работу. - Нет! Ты не можешь! Это же… Это же убийство! - Могу и сделаю, - ответил он деловито, колдуя над пультом управления. Она в ужасе обернулась к окну. Взгляд судорожно заметался между висящей среди металлических дуг фигуркой и быстрыми движениями рук. Что же делать? Она изо всех сил дернулась, но проволока только еще сильнее впилась в запястья. Что она может? Он с легкостью вырубит ее одним ударом. На мгновение она подумала, что так даже будет лучше. Она не увидит. Но тут же отогнала от себя эту мысль. Думать так значило сдаться, поплыть по течению. Но ему осталось всего несколько секунд до того, чтобы… «Нет!» «Нет, нет, нет, НЕТ!» – Нет!! Пожалуйста! Стас, ради бога, остановись! Пожалуйста, не делай этого, Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ!!! Он приостановил свои действия и взглянул на нее с любопытством. - Ты умоляешь? Ты?! Это даже интересно. Ты готова умолять, чтобы он выжил? На что еще ты готова? - Что тебя так удивляет? Никогда не видел дружеской преданности? - Сдается мне, дело не только в дружбе. Вон как глазки-то блестят. Так на что ты готова? - На что угодно, если не убьешь его. - На колени встанешь? - Чтт… - она задохнулась. «Но это гадко!» Да черт с ним, пусть подавится, потом сочтемся. Лишь бы только сейчас спасти Пашку. Или хотя бы время потянуть. Она медленно опустилась на колени, глядя на него с вызовом, отнюдь не умоляюще. Щеки пылали от ярости, губы сжались в тонкую линию. - Не очень-то ты похожа на покорную просительницу. Он медленно обошел вокруг нее, пристально разглядывая, и ею постепенно стало одолевать смущение. - Ты изменилась, Алиса, с тех пор, как мы виделись в последний раз. Похорошела. Раз уж тут у нас такая ситуация, может быть, мне попросить тебя о чем-нибудь еще? О какой-нибудь особой услуге? Она замерла, не в силах шелохнуться. «Он же это не всерьез?!» Кровь разом отлила от лица, под ложечкой возникла и стала расползаться омерзительная ледяная слабость. Она готова была ко всему, но ЭТО! Неужели ей придется… ради Гераскина. Она не может! Даже ради него! Но он умрет! «Я не могу!» Скажи: да! Алиса почувствовала, как ее начинает бить мелкая дрожь. Она не могла ни согласиться, ни отказать. Это была чудовищная, отвратительная несправедливость. Отказать – и потом всю жизнь чувствовать свою вину за это, согласиться – и навсегда перестать себя уважать. Как она посмотрит Пашке в глаза после этого? Как она посмотрит в глаза себе? Она вдруг поняла, что будь у нее сейчас возможность убить – убила бы не колеблясь, лишь бы только уйти от этого выбора. Видимо, он всё прочитал по ее лицу, потому что усмехнулся, подошел и толкнул коленом в плечо. Она упала на бок, почти уже вся целиком охваченная паникой и одновременно бешенством. - Расслабься. Забавно, конечно, было бы понаблюдать, как унижается такая как ты, но я не садист. Мне просто нужно получить свое, вот и всё. Она лежала щекой на холодной чешуйке пола и парадоксальным образом чувствовала гигантское облегчение. Словно бы жизнь в мгновение ока показала ей, что не бывает ситуаций, ужасней которых не было бы ничего. Всегда найдется что-то еще хуже. Внутри было так противно, что хотелось вывернуть наизнанку и выжать все свои внутренности, лишь бы избавиться от этого мерзостного ощущения. Она совсем недавно обрела проклятую чувствительность к особым взглядам на себя, как на женщину. Раньше ей в голову не приходило, что с нее можно еще что-то взять, кроме ее жизни. Теперь приходилось беречь и свою честь. И это словосочетание - «своя честь» (жалкий эвфемизм) - словно блестящая обертка не соответствовало омерзительному содержимому. Как стыдливая ширма, загораживающая неприглядную суть. Уж лучше смерть, чем такое! И еще в этот момент она отчетливо поняла, что если Стас способен сказать такое девочке ее возраста, да еще той, с которой был хорошо знаком, значит, он действительно готов на что угодно. - Используй меня вместо него, - сказала она сдавленным голосом. - Что, готова пожертвовать жизнью ради друга? Он того стоит? Неважно, впрочем. - Какая тебе разница, кого использовать? - Извини, но вынужден отказаться от твоего предложения. Или ты считаешь, я зря устроил это эффектное похищение? Машина уже была настроена на Пашку. Бруно лично проводил всю калибровку. Так что с него я гарантированно получу эликсир. А твоя очередь придет позже, не сомневайся. - Ты сволочь. И ответишь за свои преступления. - Конечно, конечно. Все так говорят. Все думают, как ты. Такой обаятельный, надежный, талантливый Стас. Замечательный друг. А потом, в последний момент: «Ты поплатишься. Тебя поймают. Подлый гад». Это уже даже несколько поднадоело. - И многих ты обманул? - Достаточно, чтобы знать, насколько люди одинаковы в некоторых вещах. Вот сейчас, например, я точно знаю, что ты будешь кричать. Она похолодела. - Нет, нет, НЕТ! Пожалуйста! Она не видела, как именно это произошло, она просто не могла заставить себя смотреть туда. Но она сразу же услышала. Его крик, когда металлические зубья вонзились в тело. Поначалу это был обычный крик боли человека, плоть которого терзают острые клинки. Но почти сразу он перешел в невыносимый, полный животного отчаяния вопль, когда машина стала вытягивать из него жизненную силу. Пашка кричал так, что сводило зубы, и нервы натягивались и дрожали как струны, на пределе возможностей легких, словно бы сама жизнь выходила через его крик. Видимо, боль была настолько нестерпимой, что заполняла собой всё сознание целиком. Алиса каталась по полу, в безнадежных попытках освободить руки, чтобы любой ценой зажать себе уши, чтобы не слышать этого крика, который буквально рвал ее на части. Она как будто бы переживала эту боль вместе с ним, как будто ее нервы обнажились, и его крик лезвием прохаживался по ним, заставляя ее судорожно дергаться в сумасшедшем желании избавиться от этого проникающего в самое ее сердце звука. Наконец, она стала кричать сама, изо всех сил, чтобы хотя бы так заглушить его, смешивая собственные ужас и отчаяние со слезами, которые потоком лились из ее глаз. Так продолжалось несколько минут, пока звук его крика не стал затихать и под конец сперва превратился в хрип, а после и вовсе растворился в басовитом гудении генератора. Она лежала, уткнувшись лицом в стену, ничего больше не чувствуя. Сил не было ни на чувства, ни на мысли. Ей казалось, что она уже умерла, глаза неподвижно глядели на выбоины в покрытии стены, боль в мышцах ощущалась так, словно, это было чужое тело, словно она уже покинула его и наблюдает со стороны за собственными ощущениями. Какое-то время она верила, что уже больше никогда не вернется обратно. Но она вернулась. Первая мысль, которая пришла ей в голову: «Его больше нет». Больше нет того, чувства к которому она осознала как любовь совсем недавно, но которые, как ей казалось, жили в ней всегда. С того самого момента, как она его встретила. На нее разом полетели воспоминания, как пачка брошенных с балкона фотографий, моменты из прошлого, которые у нее теперь только и оставались, и более ничего. Он навсегда покинул ее, а последними ее словами, обращенными к нему, были: «Иди к черту». Это то, что он от нее услышал, перед тем, как умереть. И у нее теперь больше нет шансов исправиться, попросить прощения, нет шансов сказать ему другие слова, самые главные слова на свете. И услышать его ответ. Она поняла, что снова плачет. Казалось бы, слезам просто взяться больше было неоткуда, но они лились и лились, настолько несправедливо и нелепо обошлась с ними жизнь. Она не успела, не смогла его спасти на этот раз. И теперь, кажется, ей уже всё равно, что будет дальше. Впрочем… Не совсем. Оставалась еще ненависть. Раньше Алиса думала, что ненависть обжигает как открытое пламя. Очевидно, потому, что за всю жизнь ей не приходилось испытывать ничего подобного. Теперь же она знала, что это любовь горяча, а ненависть холодна, как жидкий азот. Она растекается внутри по каналам, проложенным обидой и отвращением, и ее ожоги – это ожоги смертельным холодом. Алиса сжала зубы, сейчас ей как никогда в жизни хотелось убить. Не просто убить – причинить боль тому, кто отнял у нее родного человека. Его голос едва не заставил ее выкрикнуть отвратительное ругательство, она едва сдержалась, поняв, что подобное только унижает ее. - Хочешь узнать, зачем я всё это делаю Алиса? Нет, ну правда, зачем бы мне? Носиться по раскопкам, что-то разыскивать, рисковать всем? Жертвовать другими людьми? Но у меня есть причина. Когда-нибудь все узнают, что я был прав. Эта машина – только начало. Начало целой цепочки великолепных изобретений, которые перевернут всё наше общество. Мы не должны превратиться в наших ущербных учителей, которые боятся пойти до конца. Мы должны равняться на тех, кто достиг гораздо большего. - И где они все теперь? - смогла она выдавить из себя, поворачиваясь. Она внезапно со всей ясностью почувствовала правоту слов Рихтера, сказанных ей два месяца назад. Эти люди, этот Отдел созданы и существуют совсем не напрасно. Всё вовсе не так просто, как думала наивная девочка Алиса. Теперь вся ее наивность улетучивалась как дым. - Не важно, где они. Важно, где будем мы, - промолвил он, выключая генератор. - Я знаю где. Перебьем друг друга. - Напротив – добьемся того, что нас никто не сможет перебить. - Расскажи это Пашке! – выкрикнула она, вскакивая на ноги. – Чертов ненормальный! - У меня была сестра, - сказал он удивительно тихо. – Старше меня на несколько лет. Тогда еще не делали тотальную генетическую проверку плода, чтобы предотвратить развитие врожденных болезней. Сейчас бы она родилась уже здоровой. А в то время… Ты знаешь, что такое прогерия, Алиса? Она промолчала. - Моя сестра не дожила и до тринадцати лет. По меркам ее организма ей было гораздо больше ста. Ты видела, как выглядят такие дети? Огромная голова, лицо, похожее на жуткую маску, тонкая старческая кожа, покрытая пятнами и морщинами. И при этом она всё понимала! Абсолютно всё понимала, что с ней происходит. Я был еще совсем ребенком, но уже тогда решил, что если хочешь кого-то спасти, то нужно спасать всех, а не конкретного человека. Что сочувствие к одному – это жестокость ко всем прочим. - Синдром Хатчинсона давно уже лечат… - Недостаточно давно! – повысил он голос. – Это сейчас вы в школьной биостанции смешиваете гены, как краски на палитре. А… Он махнул рукой. - Я и не жду от тебя понимания. Тебя уже не исправить. Даже твой друг был в этом смысле не такой испорченный. Вы все одинаковые. Моралисты. Всегда поступающие правильно. Для вас действовать несмотря ни на что означает совершать страшные преступления. Ты сейчас горюешь по одному человеку, а то, что эссенция поможет спастись и продлить жизнь сразу многим – не задумываешься. Принципы для тебя важнее, чем спасение людей. Она чуть не задохнулась от возмущения. - Ты смеешь еще обвинять МЕНЯ?! Кому нужно спасение ценой чужих жизней?! - Статистика не приемлет морали. Для нее важны только цифры. Мы живем в статистическом мире, а не мире, где за добрые поступки воздается сторицей. Тот мир богов и святых ушел навсегда. Пора навсегда отправить на помойку старые принципы. Теперь человечество выросло, избавилось от иллюзий, и мы должны действовать согласно простому правилу. Сто больше одного. Пять больше одного. Два больше одного. «Он совершенно точно сошел с ума. Может быть, у него и сестры-то никакой никогда не было, а он всё это просто навыдумывал, чтобы самого себя оправдать». - Так что, Алиса, пойдем-ка убедимся, что Павел Гераскин погиб не зря… Она дернулась. - Ты же не думала, что я оставлю тебя тут в одиночестве? Я тебя знаю, ты способна устроить неприятный сюрприз. Шагай. - Тебе придется меня тащить. - Да пожалуйста. Он просто взвалил ее себе на плечо одним движением, и она ничем не могла ему помешать. Стоило только задергаться, как он просто хлопнул ее широкой ладонью по заднице, и ей сразу расхотелось сопротивляться. - Мерзкая тварь! – процедила она. Прошло несколько минут с момента отключения цикла, а некоторые части машины всё еще двигались, настолько хорошо были сбалансированы и подогнаны ее детали. Стас поставил Алису рядом с собой на пол. Ее взгляд помимо воли упал туда, где висело Пашкино тело. Ее тут же замутило, и она зажмурилась. Даже секундного взгляда хватило, чтобы понять, насколько он сжался и осунулся, словно машина вытянула из него половину его массы. - Сейчас освобожу тебе руки, сними и убери тело своего друга. Думаю, ты должна быть мне за это благодарна. Попрощаешься с ним, прежде чем занять его место. Ее вновь охватила ненависть. Этот ублюдок еще издевается над ней! Как только ее руки оказались свободными, она прыгнула на него, бросилась, пытаясь попасть в глаза. Он поймал ее за горло, отвесил пощечину со всего размаху, так, что она сразу полетела на пол. Когда она с трудом приподнялась на колени, растирая горящую щеку, он ударил ее ногой в живот. Она вскрикнула и согнулась пополам на скользком полу. Разом перехватило дыхание, она схватилась за живот и пыталась удержаться, чтобы не заплакать от боли и обиды. - Полежи так, - сказал он спокойно и подтянул к себе похожую на огромный маятник деталь, отцепляя от ее свободно висящего конца металлический цилиндр. Он извлек из него небольшой стеклянный флакон, завинтил крышку и спрятал флакон в карман. - Ну что, будешь вести себя хорошо? – спросил он, подходя к Алисе. – Да вставай уже! Она поднялась, преодолевая боль, и уставилась на него исподлобья полным ненависти взглядом. - Я сказал: сними уже тело. У меня не так много времени. - Не буду. - Делай, что тебе говорят, иначе я найду, чем с тобой заняться, пока будет готовиться машина. На этот раз она ничего не почувствовала. Пускай занимается чем хочет, пускай что хочет с ней делает, лишь бы только потянуть еще время, чтобы кто-то успел явиться сюда. Лишь бы только не дать ему снова уйти. Но потом она подумала о Пашке. Представила его взгляд, решила, что ему, наверное, было бы приятно, если она попрощается с ним. - Хорошо. Ей пришлось преодолеть что-то в себе, какую-то часть человечности, чтобы приблизиться к нему. Челюсти-дуги уже разошлись в разные стороны и больше не впивались в его тело. Странно, но на нем не было крови. Только на зубьях машины остались небольшие кровавые следы, скопившиеся в странных значках выдавленных на их поверхности. Как будто кровь впиталась прямо в металл. Кожа была бледной как снег, слезы моментально подступили к ее глазам, когда она увидела его лицо. Он выглядел как манекен, словно никогда и не был человеком, тем самым, которого она знала все эти годы. Всё человеческое было будто бы вытерто с него, оставив лишь пустое подобие, не дающее ни малейшего представления о том, каким он был раньше. Алиса отстегнула ремни, подхватив подмышки эту оболочку, бывшую когда-то ее другом, принимая на себя груз, который показался ей сейчас странно легким. Слезы уже безостановочно текли по ее щекам, у нее не было ни малейшей возможности их остановить. Она казалась сейчас себе материальным воплощением страдания, самой его сути. Оттащив тело подальше от машины, она положила его на пол, присев рядом. Бессильная, раздавленная и несчастная. Она провела ладонью по его волосам, силясь произнести хоть что-то. - Я… я… Внезапно она вспомнила, что именно в этом самом месте всего несколько часов назад они признались друг другу, именно здесь состоялся их первый поцелуй. Она еще помнила его вкус. Не в силах более сдерживаться, она упала ему на грудь и зарыдала, горько и обреченно. Минуты через три Стас взял ее за плечи и оторвал от безжизненного тела. - Пора. «Очень скоро я буду выглядеть так же», - подумала она с тоской. Всё это было ужасно несправедливо. Погибнуть в тринадцать лет на другой планете от руки ненормального, которого всю жизнь считала своим другом. Он толкнул ее к машине, и она сделал последнюю попытку. Собрала все оставшиеся силы, рванулась, побежала к выходу, будь что будет, вдруг повезет. У самой лестницы ее бедро прошила игла гаусс-пистолета, и она рухнула вниз, держась за ногу и воя от обжигающей боли, волнами расходившейся от пробитых мышц. - Алиса, вечно тебе надо всё усложнять. Не хотелось портить такую красивую шкурку. Да и пользы ты больше принесешь здоровая, а не истекающая кровью. Но, к сожалению… - он поднял ее и потащил к машине, - времени лечить тебя у меня нет, извини. Через два часа я должен буду исчезнуть с этих руин. Так что… Она попыталась, но не вышло. Видимо, всё-таки придется умереть. Она с досадой признала, что последнее человеческое лицо, которое она увидит в жизни, будет лицо ее убийцы. Какая горькая ирония! Ничего, пока он будет раскручивать свою адскую машину, она еще успеет вспомнить все родные лица. В грудь уже стала просачиваться струйка холодного страха, ей было больно, но она вспомнила, как кричал Пашка, и поняла, что перед смертью ей предстоит пережить еще настоящее море боли. Она должна как следует подготовить себя, чтобы уйти достойно. - Хочешь что-то сказать на прощание? – спросил он, пристегнув ее ремнями. Сказать? Да, она много чего могла бы ему сказать. Много разных слов на разных языках. Но внезапно она улыбнулась. - Вспомнила что-то веселое? - Да. Тебе конец, чокнутый недоносок! - Стыдно… начал он, но не договорил. Она таки ошиблась. Потому что если она и умрет сейчас, то всё-таки не Стас будет последним человеком, которого она увидит. Из-за его спины она увидела длинное лицо Рихтера. На голове была кровь, под глазом красовался гигантский синяк, но это был он, непонятно каким образом оказавшийся здесь. Он захватил Стаса сзади под горло быстрым, режущим движением правой руки, а левую завел под затылок, образовав замок, отклоняясь влево и назад. Алиса с удовольствием увидела неподдельное изумление на лице своего мучителя. Он немедленно попытался вырваться, но Алиса два месяца назад на себе почувствовала силу рук Рихтера. Легче было освободиться из объятий строительного робота. Несколько секунд они боролись на одном месте, лицо Стаса всё более багровело, но он не сдавался, однако, Рихтер присел на левое колено и буквально дожал противника, уже практически на земле. - Хватит, добегался, - сказал он, переводя дух, когда Стас перестал шевелиться. Перевернув его на живот, он завел ему руки за спину и зафиксировал жесткими наручниками. - А теперь займемся тобой. - Как вы здесь очутились так быстро? - Воспользовался твоим советом, - ответил он, отцепляя ее от металлического столба. Она сразу же села на пол, держась за ногу. Кровь продолжала сочиться из ран спереди и сзади. - Каким советом? - Прокатился на лианах. - Вы серьезно? – она вытаращила глаза. Тут она увидела, что вдобавок к лицевому «украшению», его куртка в нескольких местах была разорвана и висела длинными клоками. - Знаешь, до смерти надоело постоянно опаздывать. - Черт, а я в вас не верила. Уже приготовилась умирать. Жаль, что… Пашу никто так и не успел спасти. Эйфория от внезапного спасения постепенно уходила, и перед ее мысленным взором вновь встало бескровное, безжизненное лицо ее любимого друга. На этот раз их приключение не кончится хорошо. Теперь ей казалось, что ничего больше не будет хорошо. Никогда! Он умер и унес с собой остатки ее детства, прихватив вдобавок и счастливые годы отрочества, которые она намеревалась провести, познавая новую науку – науку романтической любви, ранее всегда оставлявшую ее равнодушной. Все ее прочие занятия никуда не денутся, возможно, будут и новые необыкновенные путешествия. Не будет только чувства счастливого ожидания, что когда всё заканчивается, приходит обычная жизнь рядом с человеком, ставшим для тебя самым родным на свете. Отныне она не только одна, она обреченно одна, и никакие друзья и знакомые не разбавят это ее одиночество внутри себя. Она может рыдать или крепиться, замкнуться в себе или делать вид, что ничего не произошло, но это никуда не уйдет, никакие рецепты не помогут вылечить обреченную пустоту в глубине ее сердца. * Он изначально чувствовал, что эта скверная история и должна как-нибудь так кончиться. Исключительно скверно. Он старался, конечно. Делал всё возможное. Как всегда. Но каков результат? Два трупа, один из них ребенок. А хуже всего даже не это. Хуже всего чертов флакон с жидкостью. Он знал, что должен доставить его в Отдел. Девочка умоляла его не делать этого, но он обязан подчиняться правилам. Прекрасно знает, что это омерзительно, но всё равно поступит как должно. Принесет в лабораторию, и там его будут изучать, раскладывать на компоненты, перебирать полезные и вредные свойства. Тьфу! Внезапно он почувствовал прилив симпатии к людям с Астеропы 1. Они, конечно, были невыносимы в общении, раздражающе высокомерны, считали юмор ниже собственного достоинства и презирали людей его профессии. Но, черт побери, они немедленно бросили эти проклятые развалины, как только поняли, что именно представляют собой изобретения этих проклятых машинопоклонников! А что решат сделать с результатом исследований его соплеменники? Девять из десяти, что попытаются извлечь пользу для человечества. На обратном пути этот неудавшийся любитель древностей намекнул Алисе, что знает схему устройства, способного вернуть к жизни ее друга. У девочки была истерика. Если какие-то дела и оправдывали существование его Отдела, так вот это было как раз из таких. Но в то же самое время, он всё-таки вез в лабораторию этот проклятый флакон и, если бы ему сказали, что результат исследований сможет впоследствии помочь многим людям, он бы рассмеялся ему в лицо. КОНЕЦ.