Кукла.

Слэш
NC-17
Завершён
106
автор
Размер:
101 страница, 18 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
106 Нравится 392 Отзывы 26 В сборник Скачать

Глава 12.

Настройки текста
Кто-то там просил поцелуев и секса. Ну... что смогла - сделала) Наслаждайтесь) Как только за Нагисой и Рицкой закрылась дверь, Минами снова изменился в лице. Небрежным взмахом стянул очки и бросил на стол. Уставший взгляд коснулся гостя, тая в глубине острую неприязнь. - Если бы я знал, что ты с ним сделаешь, никогда бы тебе не отдал, - голос буквально выдавился из тела. - У тебя нет выбора, - улыбка растворилась с уходом Рицки, Сеймей был хладнокровен как всегда, - ты должен. - Ошибаешься, - Рицу замер, прислонившись к спинке кресла, - это вы мне должны. И всегда были должны. Вся ваша семья. - Мать отплатила сполна, - зло бросил Аояги, - я не собираюсь подметать перед тобой полы. - Дурак, - фыркнул Минами, - это не тебе решать. Это задолго до нас. И хочешь, не хочешь, а будешь подчиняться договору. Твоя мать была более предана своим корням и долгу. - Моя мать глупая дура, которая позволила собой манипулировать, - парень прищурился, эта тема явно была ему не по душе, - и сдохла из-за навязанных убеждений. Она поставила долг выше семьи! Я пережил это, но вот Рицка… Она не имела права лишать его материнской заботы! Глупая женщина… - Ты потакаешь чувствам, а она слушала разум. Я благодарен ей за её смерть. Она не раскрыла тайну, чего в будущем жду и от тебя. - Ещё чего, - скривился Сеймей. - Глупец, - выдохнул Рицу, - думаешь, наши предки написали договор на воде, что он не имел силы? Наивный. Он был написан кровью. И любого, кто его нарушит – ждёт кара. - Оставь свои сказки детям, - отмахнулся Аояги. - Кстати о детях, - Минами, наконец, обрёл былую подвижность, потянувшись к кофейнику, - кажется, Рицка ещё ничего не знает. Не пора ли? - Я сам решу. - Ему ведь пятнадцать? Совсем как тебе тогда.. - Мне было шестнадцать с половиной. - Ах, прости, уже запамятовал. Как давно это было. Ты остался один, никому не нужный кусок мяса с обузой в виде пятилетнего брата за плечом. Я надеюсь, ты помнишь, кто дал тебе пристанище, и благодаря кому ты смог подняться на ноги. – На этот раз Сеймей промолчал, глотая порцию самодовольства из взгляда мастера, а тот продолжал, - Вот видишь, наши семьи существовали в прекрасной гармонии многие века. И мы с тобой станем очередным звеном цепи. Я делаю кукол, ты их продаёшь. Мы оба получаем выгоду. Разве это не прекрасно? Гадко. И Сеймею тяжело давалось подминать свою гордость под логику жизни. Но как ни печально, Минами был прав: он дал основу, на которой Сеймей построил своё настоящее. А ещё он дал куклу-воина. Тот единственный обязательный атрибут, который полагался их семье. Мисаки Аояги погибла раньше, чем успела поведать своему сыну о том, какую тайну хранит их семья. О том, что когда-то давно несколько поколений назад семья Аояги заключила договор с семьёй мастеров, обладающих тайным знанием. Первый мастер был обычным лекарем, а один из пращуров Аояги – один из воинов сёгуната. Лекарь спас раненого воина, а тот в свою очередь пообещал вернуть долг – жизнью. В ходе бесконечных войн, в которые была затянута Япония, воин оказался выброшен на обочину. Разочаровавшись в политике и людях, он бежал. В долгих скитаниях он смог найти лекаря, и всю оставшуюся жизнь посвятил служению ему. Но так как ему не посчастливилось отдать свою жизнь за жизнь лекаря, он возложил это бремя на своих потомков, вложив душевный порыв в кровавую печать договора. С тех пор миновала не одна сотня лет, и потомки Аояги продолжают нести это бремя. В защиту великой тайны они кладут свои жизни. И нельзя отступиться или отречься – кара настигнет ослушавшегося. В качестве небольшой благодарности мастера дарили своим защитникам специальных кукол-воинов, очень редких и сложных в своём создании творений. Те верно служили своим хозяевам, помогая выполнять обязательства. Когда об этом рассказывал Минами, Сеймей воспринял всё за шутку, пока воочию не увидел то, что называется «знанием». Куклы в своём первоначальном значении на глазах превращались в людей. Эта пугающая и завораживающая картина жизни и смерти, соприкосновение материи и души разом перевернула жизнь. Накинула невидимый поводок бремени, потянула и указала место. И Сеймей уже не мог противиться, хоть и пытался всей своей бунтарской душой. Во всяком случае, он пытался отгородить от этого ошейника Рицку настолько, насколько мог. - Я не хочу, чтобы Рицка знал, - наконец, произнёс Сеймей, заставив лицо Минами скривиться в изумлении, - я уже положил свою жизнь в оборот, так что мне плевать, что с ней станется, и по какой именно причине я умру. Но пока этого не случится – Рицка будет свободен от этого проклятья. И сделай одолжение: заткнись, когда он будет рядом. Кофейная струйка, что несколько секунд уже лилась из кофейника, вдруг оборвалась. Хозяин смерил своего гостя задумчивым взглядом, затем произнёс: - Сделай одолжение: не уродуй моего Соби. - Он боец, я не могу тебе ничего обещать, - Сеймей откинулся на спинку дивана, сложив ноги одна на другой. - Ты знаешь, - чуть туманный и загадочный взгляд Рицу упал в чернильную тьму чашки, - мой отец рассказывал мне одну историю, почти легенду. За прошествии времён не могу сказать – правда это, или вымысел. Но в той истории говорится об одной кукле и её хозяине. Последний относился к ней, как к игрушке в своих безумных играх, а потом как к инструменту, знающему лишь команды: поймать и убить. Он был холоден и равнодушен, замкнут только на своих целях, совершенно не понимая насколько важна связь между хозяином и куклой. И однажды он поплатился за свою опрометчивость. Когда за пеленой сплошной тьмы и крови кукла перестала различать своих и чужих, она просто убила хозяина. Её стали называть Чёрной или Проклятой куклой. Что с ней стало, я не могу сказать точно, существовало несколько концов этой истории, но вероятнее всего, что она потеряла силу и обернулась «пустышкой», давно сгнив в недрах земли. Но не о том речь. Я лишь хотел намекнуть тебе, что с любой куклой обращаться нужно бережно. - Я учту твои пожелания, - ответил Аояги. Старые мысли и сомнения поползли из трещин души, требуя всеобщей тишины для своих безумных плясок. И Сеймей замолчал. - Хотелось бы, - Рицу сделал глоток кофе и словно ушёл в себя, больше не оборачиваясь на собеседника. *** Соби. Дыхание мира замерло в маленькой комнате. Остановилось время, сковав сознание и чувства. Шаг. Не смелый и робкий. Вздох. Тихий и волнительный. Красивый. В своём болезненном безмолвии, он такой же правильно идеальный, как и маленькая статуэтка, какой он ютился на его столе. Взгляд. Любопытный и чуть постыдный. Такое безупречное в своём покое лицо. Ровные изящные линии, гордая шея, смелые плечи, грудь. Правильная в своих формах мускулатура, гладкая кожа… Лёгкий румянец на щеках. Как неловко: смотреть и понимать, что невозможно оторваться от столь прекрасной картины. Идеальная оболочка для идеального составляющего. Если в жизни Рицка и видел картины прекрасного, то они терялись на фоне этого творения, что сейчас находилось перед его глазами. Ни следа от крови на мраморной коже. Ни единого рваного шрама от ранений. Прекрасен. Идеален до невозможного. И этот идеал… положил свою жизнь ради Рицки. Дважды. Не моргнув, не задумавшись, встал стеной, загораживая от боли и страданий. Как же так… Рицка осмелился на ещё один шаг, но неловкость разрасталась с каждой секундой. Соби спит? Где сейчас его сознание? Слышал ли он когда-либо его голос? Помнит ли он хоть что-нибудь из того, что рассказывал ему Рицка, когда тот был всего лишь куклой? Столько вопросов, но все ради одного: услышит ли? - Я… - Рицка окинул взглядом комнату, но ничего на что бы можно было сесть не нашёл, а потому просто опустился на колени, - я.. хотел… Он ведь не говорил с Соби с тех пор, как узнал, что тот не простая кукла. И теперь слова застревали в горле от дикого страха и смущения. Почему? Рицка не мог понять. Но он знал, что должен. Соби спас его от убийц, Соби впитал его боль, Соби загородил его от пуль… И Рицке хотелось, чтобы Соби просто был жив. Хотя бы для того, чтобы успеть сказать ему «спасибо». - Я хотел сказать.. спасибо, - едва уловимый шёпот с дрожащих от волнения губ. Глоток воздуха. Взгляд с надеждой. Но лицо стража всё так же безмятежно. - Поблагодарить, - чуть более уверенно, продолжал Рицка, - за то, что ты меня спас.. И в тот раз тоже. Я.. я.. Почему так трудно? Почему говорить с куклой было проще, чем с человеком? Может, потому, что в глубине души Рицка думал, что всё равно говорит лишь сам с собой. А теперь, нужно было обнажить душу перед другим человеком. Чужим? Нет. Близким? Он не знал. Столько всего, так разом, ну как он мог решить?! - Вернись, - Рицка подполз к изголовью, с печалью в сердце разглядывая мертвенный покой, - ты просто вернись. Пожалуйста. Не надо из-за меня умирать. Тишина. Едва слышное дыхание. Но такое далёкое, словно и не Соби. И вдруг порыв. Неосознанный, скорее интуитивный, основанный ни на чём. Безумная идея, среди калейдоскопа всеобщего безумия. Сердце заколотилось, выбивая отголоски разума из головы, освобождая место только душе, только её воле. Парень чуть приподнимается, оперевшись ладошками за бортик кровати и нависает над стражем. Ничего. Тишина и вселенский покой. Ещё ближе. Мир не замечает ничего. И ещё ближе, к самому лицу Соби, такому чистому и светлому даже во тьме этой комнатушки. Сердце вот-вот выпрыгнет. Вздох. Губы осторожно касаются бледного полотна щеки. Тёплая. Мягкая. Живая. Рицка со вздохом отстраняется назад, резко и испуганно, словно пространство вокруг застукало его за чем-то страшно невозможным и противоестественным. Он часто дышит, вслушивается, боясь, что в эту самую минуту тысячи голосов возникнут перед ним, укоряя за проступок… Но ничего не происходит. Всё та же вязкая тишина. Дыхание. И только дрожь сердца, да холод в ладонях. И лицо Соби всё такое же безжизненное. И вдруг голос из-за спины, так неожиданно, что Рицка едва не подпрыгивает на месте. - Позови его, - Нагиса стоит у двери и держит в руках подушку. Она ловит испуганно-растерянный взгляд парнишки, успокаивающе улыбается, протягивая подушку ему в руки. – Он слышит тебя. Всегда. Не бойся. Ты нужен ему, ты его опора. Ты его хозяин. Разбуди его. Только ты это можешь. Она снова загадочно улыбается и исчезает за дверью, оставляя Рицку в замешательстве и с румянцем на щеках. Соби его слышит. И это завораживает и пугает одновременно. Он опускает подушку на пол и садится, снова впиваясь взглядом в стража. И в который раз понимает, что не может отвернуться. И снова вспыхивают щёки, и снова странные мысли, и тянет, манит, и томится душа в сомнениях… Что он делает? Сомкнуть веки, чтобы не видеть. Задержать дыхание, чтобы не растерять порыв. Впиться пальцами в деревянный борт, чтобы не отступиться. И снова так близко, так рядом. Молочный холод, безветрие души. - Соби, - шепчет Рицка, вкрадчиво и с душой, и мнительные губы касаются других, прохладных и тонких. Неумело и робко, но так чувственно. Замирают. Рицка теряется, не зная, не умея. Чуть ближе, чуть смелее, обхватывая эту прохладу, соединяя со своей разгорячённой кожей. Сухой безмолвный поцелуй. Трепет. Надежда. Вздох. Страх. Стыд. И вдруг чужие губы размыкаются. Прохлада топиться в тепле, наполняется жизнью и целью. И Рицка чувствует, как его губы захватывают, любят и нежат. Уверенно, но мягко, сладко и мокро. Глаза наполняются слезами, алеют щёки, дышать почти невозможно. И не сдвинуться с места. Тело отказалось от него, и только душа, умирая от смущения, бьётся в горячей агонии на кончиках губ, что плетут поцелуй. Дрожь. Безумство. А потом ощущение, что из него выходит сила, вся. Ноги совсем не держат, руки немеют, темнеет и в без того зажмуренных глазах. Губы перестают слушаться, размыкаются и едва впускают в себя вдох. Рицка падет, как облетевший лист на землю, и тут же подхватывается сильными руками ветра. - Рицка, - мягкий шёпот во тьме, - Рицка… Рицка… ...Рицка... *** - Успокойся, - Рицу со знанием дела склонился над парнишкой. Рука скользнула по шейной артерии, нащупывая пульс. - Он только из больницы. Пережил нападение, и тут.. – Сеймей, прислонившись к стене, не сводил взгляд с брата. - Всего лишь обморок, - Рицу поднялся на ноги, - немного сна, и придёт в себя. Он по не знанию отдал много своей силы кукле. В этом, кстати, ты – виноват. - Я?! - Если бы удосужился рассказать ему всё, как положено, такого бы не случилось, - Минами накрыл Рицку пледом, - оставь его здесь. Ему нужен покой. Тем более что Соби ещё не совсем в форме, всё равно бы я тебе его сейчас не отдал. - Я не могу оставить Рицку. - Мне всё равно, - Рицу направился к выходу из комнаты, - можешь забирать. Но Соби ещё останется здесь. - Хорошо, - Сеймей оторвался от стены и подошёл к дивану, на котором лежал Рицка. Замученный и уставший ребёнок, невозможно смотреть без сочувствия. Он склонился над мальчиком, бережно подсовывая руки под плечи и ноги. - Сей, - вымученный голос, и Аояги замер, вглядываясь в лицо брата. Тот чуть приоткрыв глаза, улыбался, - можно я останусь? - Рицка, тебе будет лучше дома.. - Пожалуйста, - почти жалобный взгляд, и Сеймей морщится, ощущая себя обезоруженным в который раз. - Хорошо, - он отстраняется с тяжёлым вздохом, будто отрывается от чего-то жизненно важного. Поцелуй в щёку, пальцы в волосах, и снова слегка виноватая улыбка, и Сеймей покидает комнату. - Я пришлю ещё охрану, - бросает он на выходе Рицу. - Как считаешь нужным, - отвечает тот. *** Вот ты сидишь на океанском берегу. Тебе всего пять лет. Горячий песок обнимает твои ступни, и солёные брызги, подхваченные ветром, ложатся на твоё лицо. В твоих руках какие-то инструменты: лопатки, совки, ведёрки и грабли, перед тобой полотно песка, а в душе – огромный азарт и необузданное детское желание творить. Ты вгрызаешься в стихию, и что-то с усердием ваяешь. Ты строишь замок из песка. Такой огромный и значимый, чтобы каждому жителю твоего королевства хватило свободы. Ты трудишься от рассвета до заката, подгоняемый временем и уходящим за горизонт солнцем, ты живёшь в этот миг, идя за мечтой. И вот он момент, когда всё готово, когда чуть кривые башенки слегка осыпаются, вычурный песочный монолит гордо вздымает свою голову… Ты счастлив. Ты думаешь, что достиг всего. Но неожиданно набегает ветер, принося с собой беспокойство океану. Он задумчиво обходит твой замок, но, уже возвращаясь, бросает в его сторону свирепую волну. И ещё одну. И вот миг, когда первая стена песка уносится водой. Башенки падают и рассыпаются в грязные кучки. Ещё один набег волн, и замок сносит, оставляя на его месте едва заметный холм. И ты стоишь поодаль, и смотришь, как океан разносит в песчинки твою мечту. Ты хочешь плакать, но слёзы уже давно высохли на твоих щеках. Ты кусаешь губы и хочешь сжать в руках лопатку, которой давно уже нет. И тебя пятилетнего давно нет. Он ушёл, рассыпался вместе с песком, как и мечта о каком-то волшебном замке. - Сей. Жизнь так просто забирает наши мечты. - Сей. И никого не щадит. Все мы лишь наивные дети в её руках. Но мы живём лишь в тот миг, пока строим свои мечты. - Сей, - Акаме склонился над парнем и ухватил его за подбородок, - очнись. Аояги с большим трудом сфокусировал свой взгляд, нехотя выбираясь из пучины размышлений. Задумчивые глаза прошлись по лицу Нисея, остановившись на губах. Он молчал, но Акаме словно читал мысли. Нависнув ещё ниже, коснулся губами пересохшей кожи, даря чуточку влаги и жизни. Несколько умиротворяющих секунд, и Нисей разомкнул сопряжение, отстранившись. - Приди в себя, Сей, - его голос был как всегда расчётливо-холоден, - ты нужен Рицке – сильным. И он развернулся, чтобы выйти, но замер, пойманный за здоровое запястье. Удивление, ироничная ухмылка, Акаме обернулся, в ожидании объяснения. - А тебе? – странный контраст отрешённого взгляда и цепкой хватки руки. – Какой я нужен тебе? Вместо ответа шумный вздох-выдох и пристальный взгляд. Такой глубокий, сквозь душу, как в первый день их знакомства на крыше высотки. Рука Сеймея чуть дрогнула и разошлась, отпуская запястье. Он позволил себе слишком много сентиментальности, слишком много слабости в последнее время. - Глупец, - мотнул головой Нисей, перехватывая отстраняющуюся от него руку, - мне нужна лишь твоя кровь. Сжал до боли, а затем резко дёрнул, вскидывая Сеймея из кресла. Грубо притянул к себе, схватил за волосы и опрокинул голову назад, чтобы впиться губами в кожу, почуять бьющуюся жилку. Аояги закрыл глаза и выдохнул с успокоением. Тьма давно стала частью его жизни и души, и он не хотел бы её потерять. Наоборот, всё чаще и чаще он хотел в неё влиться, забыться, потеряться и исчезнуть… И только Рицка удерживал его от этого шага. Стон. Влажный и горячий. Под звук рассыпающихся бумаг, что слетают со стола следом за прочей атрибутикой. Звон стекла. Глухие удары книг. Всё летит к чертям. Ещё стон. Жадный и требовательный. За рваным вздохом, за ощущением вселенской тесноты между двумя страждущими телами. Распылённые желанием и агонией страсти. Им так нужно, так важно, сейчас. Прямо здесь, на столе, и плевать, что кто угодно может зайти, услышать, увидеть. Распять и быть распятым – единственная цель. Горячо. Тесно. Душно. Хватаются друг за друга, пытаясь выбраться на поверхность забытья, спастись от этой томной муки. Один ведёт, проникает и «дышит» телом. Другой выгибается под ним и жарко стонет. Пот орошает спины, вздуваются венки, пальцы мнут кожу друг друга. Распалённые, почти горят, вдыхают лаву друг в друга, балансируют где-то далеко, во тьме, почти теряясь из реальности. Вспыхивают ярким пламенем, кричат, бьются в стискивающей тела агонии. Падают. Медленно падают в настоящее, растекаясь блаженной негой. Тяжело дышат. Один, припав к столу вспотевшим лбом. Другой, распластанный мокрой спиной по деревянной поверхности. Но всё ещё держатся друг за друга, вжимаясь бёдрами, обнимая коленями. Так близко и так хорошо. И не нужно слов и лишних движений. Минуты. Много. Долго. Пока холод не начинает обнимать их за плечи. И только тогда, позволительный шёпот: - Я же просил не резать шею…
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.