Испорченный производитель

От звонка телефона Сашка подпрыгнул. Судорожно оглянувшись по сторонам и убедившись, что Маринки поблизости нет, вытянул телефон из кармана и грязно выругался. Звонил Валоконь. Ничего хорошего сказать он не мог. - Алё. - Я завтра с утра Сэра Трентона привезу. И Женьку. Случка случкой, а в мае на соревнования. Денник приготовь, - здороваться и прощаться Валоконь считал лишней тратой времени. Начальство, мать его за ногу и бабушке по голове. На заводе появляется в месяц на час, а туда же – директор! Только посвистеть какой он, млять, хозяин и как все на конюшне классно, а сам и палец о палец не ударит, только приговаривать умеет: - Вы что тут перерабатываетесь? А сам… Настроение испортилось окончательно и Сашка решил, что завтра утром поедет договариваться за кукурузу, давно уже пора, а с Валоконем и новоявленным спортсменом (на хрена она тут всралась, небойсь решил очередную телку пристроить, в карман Малычу залезть) пусть Машка трепается. Нервы поберегу. Сказано – сделано. На конюшне Сашка появился уже под обед и первое, что бросилось в глаза – Сэр Трентон на поле. За полгода жеребец подрос и поднакачался, не стыдно гостям показывать будет, не только ж родуху в нос тыкать. И девка ничего его подъездила – темпом хорошо ходит, прибавленная рысь отличная и не таскает. Да и сама ничего, насколько издалека видно – худенькая, стройненькая, ножки длинненькие, блондиночка вроде, вон хвостик светленький по плечам бьется… Сашка сглотнул, облизнулся и огляделся. Батмана валоконевского видно не было, значит он вернулся в школу один, а девку оставил тут ночевать. Надо думать Машке в комнату подселил… Не беда, еще одна комнатка имеется, а там диван мягкий… Лишь бы она не от одних бабок заводилась, а там уж Сашке найдется чем ее удивить. Сашка поправил то, чем собрался удивлять новую телку и пошел к воротам, куда направлялся Сэр Трентон, типа помочь замыть коня. Вблизи девка оказалось вполне годящая – мордочка миленькая, чем-то смутно знакомая, может видел где на базе, губочки пухленькие, плосковатая, правда, за дутой жилеткой груди вообще не видать, а вот аккуратная попка и стройные ножки – выше всяких похвал. Возле ворот крутилась Машка, но ее стесняться Сашка не собирался (по молчаливому уговору они покрывали мелкие шалости друг друга) и придержав коня, ущипнул лихо спрыгнувшую спортсменку за задницу. Обычно конные девочки благосклонно хихикали на такое внимание. Своей внешностью Сашка гордился – двухметровый шатен, косая сажень в плечах, выгодно смотрелся среди мелких жокеев. Конкуристы встречались такого же роста, но редко, да и по сумме габаритов безнадежно ему проигрывали. Случалось ему и слышать возмущенный писк, даже по морде получил один раз (как раз от Машки, но она везде как не все), но такой реакции он не ожидал – подпрыгнув на месте, девчонка обернулась к нему, изумленно распахнув серые глазищи, и пролепетала, заливаясь краской: - Сань, ты чего?, - и сжала кулачки. Сашку посетило ощущение эдакой неправильности, а Машка захохотала так, что чуть не села, схватившись за живот: - А то, Жека, что этот придурок тебя за бабу принял! Или ты, Саш, на мальчиков перекинулся?! Сашка засунул шаловливую рученку в карман поглубже и насупился. Теперь он узнал Женьку, они встречались пару лет назад на базе, но тогда тот был сопливым пацаненком чуть ли не вдвое, ниже чем теперь. - Хули ты патлы отрастил как у шлюхи? Будешь знать, в следующий раз еще кто и раком поставит! - Сашка постарался руганью скрыть свое смущение, не подозревая что залился краской по макушку. - А ты кончай ко всем подряд девкам клеиться! Пока не влип покруче! - Машка веселилась от всей души. Подъебки на неделю обеспечены. - Вот как на всех кончу, так больше клеиться и не буду! - Сашка бросил Женьке повод и ушел в конюшню, стараясь идти медленно и с достоинством, чтобы со стороны это не выглядело как бегство. В спину летел издевательский смех. Уже из коридора он оглянулся: Женька сжимал поводья так, как ему их сунули и взгляд у него было задумчивый. И немножко грустный, несмотря на то, что сматывавшая бинты Машка продолжала хохмить. «Бляха-муха, кто ж мог подумать, что пацан выездку работает!» Через час и две кружки чая Сашка нашел в себе силы вернуться в конюшню и даже подготовился отбиваться от Машкиных издевок, которые ждать себя не заставят. Хорошо хоть на публику язвить она не любила, так что оставалось только стараться держаться поближе к конюхам, пока она подкарауливала его одного. Женька чистил коня на проходе и от него Сашка тоже старался держаться подальше. Хотя поглядывал украдкой и про себя вздыхал: - Эх, был бы телкой… - Не все коту масленица, - оказалось, что рядом стоит Машка, а конюха уже убрались на другой проход. – После Верки, фиг тебе Валоконь еще свою телку на конюшню притянет. Сашка довольно хмыкнул. Успеть за три часа уговорить и трахнуть последнюю валоконевскую любовницу он считал свои личным рекордом. - У тебя ж кризис? Так подкатись красиво, хоть новенькое что-то попробуешь. Туда-то ни одна баба тебе не даст, побоится… - Заткнись, - все убойные фразы мгновенно вылетели из головы, уши загорелись и почему-то в штаны стали тесными, - убью, бля буду! - Ладно тебе!, - Машка явно удивилась его реакции. – Расслабься, все всё правильно поняли. Уже и пошутить нельзя, - и ушла. Сашка поправил штаны, наткнулся на телефон и побежал звонить Ленке. Сегодня он твердо решил сходить развеяться. За неделю досадная ошибка призабылась. Жизнь вошла в накатанную колею и Женька вполне в нее вписался – ездил на Сэре Трентоне, помогал Машке с молодняком, сидел на перекурах с конюхами, в меру ленился (что давало основания не боятся, что он стуканет чего не нужного Валоконю), в общем был обычным спортсменом каких на любой спортивной конюшне вагон и маленькая тележка. Вот только прическа необычная – патлы эти… Белобрысый крысиный хвостик мерещился Сашке в самые неподходящие моменты, он даже назвал Женькой Аньку, чем вызвал волну сплетен и пересудов – единственной Евгении в селе было под девяносто… Самому Сашке сей факт казался полной нелепостью, ничего такого про Женьку он не думал и вообще им не интересовался, особенно в том смысле. Вырвалось случайно. Радовало, что Машка в селе не появлялась и ей пересказать сплетни было некому, а то оставалось бы вешаться – дома жена вздохнуть не дает, на конюшне эта стерва все нервы вытреплет. Еще через пару дней Сашка заметил, что вместо того чтобы болтать по телефону где-нибудь вдали от любопытных глаз и ушей, он устраивается так чтобы можно было видеть как Женька чистит лошадей и в те моменты когда он раскрючковывает копыта – забывает даже угукать в трубку. Это открытие его здорово огорчило. Ну, ясен пень, это пока в армии служишь без увалов на любую дырку встает, а тут когда все село к его услугам пялится на пацана. Трындец просто. С другой стороны, в селе и окрестностях не осталось ни одной бабы подходящего возраста с которой он хоть по разику не перепихнулся бы. Ну, если не считать особо стервозных или дурных, а также помешанных на свадьбах и детях. А повторяться он не любил… С горя Сашка переспал с Маринкой, чего не случалось уже полгода. Это оказалось неожиданно приятно, он даже вспомнил почему на ней женился (если забыть про умение варить классный борщ и плешь, которую ему проели родители, узнав что соседская дочка от него залетела), так что еще на неделю Женька отошел на второй план. А потом началась случка. По закону подлости Сэр Трентон оказался редкой бестолочью. То есть он исправно орал и прыгал. Когда кобылу вели по проходу. А вот когда ставили перед ним – по часу нюхал, смеялся, но готовиться и не думал, так же как и лезть на кобылу. Через час член более-менее становился, но кобыла к этому моменту уже уставала ждать непутевого ухажера и начинала крутиться когда он запрыгивал, так что сунув пару раз ей между ног, клятый жеребец слазил и всем видом демонстрировал полное удовлетворение. Можно было его тут и уводить, потому что снова интересоваться кобылами он начинал не раньше чем через 12 часов. Даже то, что ему показывали как это делает другой жеребец, не помогало. Машка, исчерпав запас матов и уговоров, вколола гаду возбудителя и дело пошло веселее. Член теперь был наготове, жеребец энергично запрыгивал, яростно тыкался куда попало, только не туда куда надо, а поскольку он был намного выше кобыл, то попадал в основном в шоколадное очко. Машка пыталась направить дело в нужное русло (т.е член в нужную дырку), на что глупая тварь верещала и пыталась лягаться, настаивая на самостоятельности. После часа действа вспотели все: Сашка с Ванькой державшие жеребца, Димка, который едва успевал прятаться за кобылу от копыт и зубов ошалевшего от страсти коня, Машка, в буквальном смысле слова державшая в руках член, кобыла, а уж с Трентона пот летел клочьями как после кросса. Пришлось объявить перекур. Жереба отдали пошагать Женьке, кобылу закинули в денник и засели у дверей. Не прошло и пяти минут, когда подсохший Трентон, ходивший туда-сюда мимо ворот не начал похлопывать членом по пузу, явно собираясь достичь финала без помощи кобылы. - Онанист чертов!, - заорала Машка, вскакивая. - Держи!, - Сашка тоже сорвался с места, - Кончит же, сука! Женька обалдело замер на месте, обернувшись на жеребца, а потом мгновенно схватил член за узкое место возле начавшей распускаться «шляпы» и сжал так, что аж пальцы побелели. Жеребец остановился в идеальном сборе и с выпученными глазами, люди тоже застыли как вкопанные. Хватать руками жеребца за готовое к бою орудие, по меньшей мере неосмотрительно, потому как задними ногами он и убить может, а кроме того, чтоб туда дотянуться, Женьке пришлось здорово распустить корду и рванувшись жеребец запросто бы удрал, что чревато самыми неприятными последствиями. К счастью, Трентон ошалел не меньше людей и это дало Машке шанс ухватить его за корду, а Сашке за шкирку дернуть малого на себя. Тот отпустил член в самый последний момент, когда Сашка уже решил, что оторвут на фиг, жеребец завизжал, неприцельно кинув задом в их сторону. Женька шарахнулся, вжавшись в Сашку, а тот непроизвольно его приобнял. Стояли они так меньше секунды, но за это время Сашку кинуло по очереди в жар и в холод, он прочувствовал гибкость его тела, даже через свою телогрейку и его куртку, а его дружок взвился на дыбы, не хуже Трентона, уже отошедшего от неделикатного обращения и с яростными воплями пытавшийся вырваться у Машки из рук. Что случилось раньше – Женька ли выкрутился из его рук или Сашка шарахнулся – неизвестно, но разлетелись они в стороны как ошпаренные. - Ну, придурок, зашибу на месте! Куда руки суешь?! Жить надоело?! Женька вцепился в створку ворот и часто-часто моргал, вроде вот-вот заплачет. И красный был как помидор: - Сам же орал «держи»! - Смыкнуть его надо было, он бы остыл, - Машка заставила жеребца опуститься на все четыре ноги и вернула себе обычную невозмутимость. - Ты что на случке никогда не был? - Нет, откуда?, - мальчишка отпустил створку и засунул руки поглубже в карманы, стараясь придать себе независимый вид. - В школе же кобыл не кроют. - Тут тоже пока кобыл не кроют, - Димка держать язык на привязи не умел, - только тебя. И то матом. Сашка успел заметить, как при словах «только тебя», лицо Женьки изменилось,окаменело, рот приоткрылся, но тут же снова губы плотно сжались. - Дебил! Да я тебя…, - что Женька собирался пообещать Димке, история умалчивает, потому что Машка перебила: - Димка! Тащи кобылу, а то на тебя счас жеребца посажу!, - а Трентон подыграл, подтверждая, что ему уже все равно, куда совать. Дальнейшее действо проходило в молчании, изредка перерывающимся машкиными командами: - Еще придержите! - Пускай! - Голову кобыле подними! На этот раз ей удалось с ходу направить жеребца куда надо, Трентон уверенно двинулся вперед и вскоре Сашка с облегчением увидел характерные движения хвоста: - Отдал. - Наконец-то, - фыркнул Ванька, подхватывая у Сашки вторую корду, - еще чуть-чуть я бы сам ее трахнул, лишь бы на морозе не торчать. - Давай я пошагаю, - Женька вынырнул непонятно откуда, Ванька облегченно скинул ему жеребца и нырнул в конюшню. - Сань, идем чай пить, че стоишь? – голос Машки вырвал его из забытья и Сашка только сейчас понял, что пялится не в силах оторваться на шагающую рядом с дымящимся на морозе конем фигурку: стройные ножки, обтянутые бриджами, а над ними шарик дутой куртки. Будто эскимо. Закипел чайник и, разобрав чашки, все выползли в беседку – в конюшне курить было нельзя. Женька поставил коня и тоже прибежал. Улыбающийся, уже позабывший о чужих злых словах. Да и остальных горячий чай задобрил похлеще выпивки – руки согрелись, затих пьющий силы ледяной ветер – как тут злиться. Теперь эпопея со случкой казалась смешной, первым как всегда начал веселится Димка с ехидцей расспрашивая Машку, как же так с таким богатством в руках с первой попыткой не справилась. На это Машка, не раздумывая, предложила попробовать самому, а если будет еще вонять на эту тему, то она все это богатство может направить в ту дыру, которая постоянно открыта и уж туда-то Трентон точно не промажет. Димка забегал глазами, соображая как отгавкнуться, но еще наивный Женька спросил, что это за дыра. - Рот его, - спокойно кивнула Машка и все загоготали. Кроме Димки, естественно, да и Сашка не очень слушал, поэтому только хихикнул из вежливости. На Женьку он старался не смотреть, потому что его почему-то начинало трусить откуда-то изнутри, мгновенно пересыхали губы, ладони потели, и в голове всплывала картинка – узкая сильная ладонь на члене, но не лошадином… День оказался испорчен напрочь: настроение мерзкое, по телефону почему-то все было невпопад, а разозлившаяся не понятно на что Маринка на обед сварила гречку, которую Сашка с детства терпеть не мог. Протынявшись с места на место до вечера, Сашка с неясным самому себе отвращению, выключил телефон и завалился на диван в каптерке. Даже телевизор смотреть не хотелось. Натянув по уши одеяло, Санька закрыл глаза, надеясь побыстрее забыться. Но стоило закрыть глаза, как перед ним стали мелькать женькины губы, глаза, попка, так обтянутая при наклоне бриджами, что и додумывать ничего не надо, характерный взмах головой, чтобы отшвырнуть волосы за спину. «Совсем с ума схожу», подумал Санька и опустил руки себе в штаны. Задумчиво погладил уверенно стоявший член, подумал, что можно сказать Машке, чтоб она подежурила и съездить к Вальке, но представив поездку по полурастаявшему снегу, забор и уже приевшиеся Валькины прелести, потерял всякое желание и незаметно для самого себя заснул, так и не вынув руки.