Испорченный производитель

На конюшне почти одновременно заржали несколько коней. Сашка неохотно выбрался из-под теплого одеяла и выглянул на проход. Ничего не увидел – горели только дежурки в начале и конце конюшни. Тяжко вздохнув, Санька пошел к выключателям, попутно заглядывая в денники – так ржут кони, когда кобылы жеребятся, - надо проверять все ли прошло нормально. Большинство лошадей спали, свернувшись в уютные калачики и уткнувшись носом в солому. Похрапывал/посвистывал развалившись на весь денник пробник Бродя, рядом деловито хрустел сеном проглот Набат. Все в порядке. Дойдя до входа в офис, Сашка заметил приоткрытую дверь денник Услады, заглянул туда и замер, пронзенный молнией насквозь – там стоял Женька. Голенький, со спущенными по колени трусами, он одной рукой опирался на кормушку, голова опущена, светлые волосы рассыпались по худенькой (каждый позвонок, каждое ребрышко видно!) спинке, видно выполз из кровати и даже не проснулся. Сашка начал захлебываться в диком коктейле – острой жалости, приторносладкой нежности каплями размешанном в горячем вожделении, чуть приправленном горьковатым стыдом. Он хотел уйти также не заметно как пришел, но ноги не слушались, он хотел окликнуть мальчишку и велеть ему убираться, но голос куда-то пропал. Может потому, что он не хотел всего этого, а должен был сделать, а хотел, нет ХОТЕЛ он это хрупкое тело, здесь и сейчас. Все для этого необходимое работало безукоризненно. Женька шевельнулся, зевнул, почухал макушку и наклонился за трусами и Сашка обезумел окончательно. Он не понял как очутился в деннике, как сумел, зажав пацаненку рот, прижать его в угол, как его член очутился в узкой тесной дырочке… Острое не с чем не сравнимое удовольствие заставляло его содрогаться, раз за разом вонзаясь в бьющееся под ним тело, он тонул в море страсти, краешком сознания отмечая, что мальчишка ласково лижет ему пальцы зажимающей рот руки. Когда наслаждение достигло пика и Сашка выгнулся, кончая, щенок неожиданно вонзился ему в средний палец острыми мелкими зубками. Боль была такая дикая, что Сашка заорал в голос, отдергивая руку и проснулся… На груди сидел кот, блестя зелеными искрами глаз, и нервно дергал хвостом. Сашка механически вытер замазанную в чем-то липком руку и поднес ее к лицу. На среднем пальце были четко видны отпечатки кошачьих зубов и капельки пота. Злость и обида за прерванный сон вылились в короткий удар, кот шлепнулся об дверь, потом об пол и удрал на конюшню, а Сашка только тогда почувствовал, что расстегнутые штаны съехали почти до колен, что на животе мокрое пятно, а во всем теле сладкая истома, как после хорошего траха. Ему и раньше случалось кончать во сне, но таких ярких ощущений он не испытывал никогда – ни во сне, ни наяву. Было здорово. Сашка закрыл глаза, пытаясь вернуть тающий, размывающийся сон, но дергающая боль в укушенном пальце упорно возвращала его в реальность. Он представил как кончил, а кот принялся подлизывать «йогурт», как от жадности цапнул испачканный палец… Смешно, до чего же смешно.. Сашка засмеялся, сначала тихонько, а потом в голос все сильнее и сильнее, заставив разгавкаться конюшенных расселов, не в силах остановиться, аж слезы из глаз потекли. Так и уснул – в слезах и сперме. До утра ему ничего не снилось. *** Женька рассматривал пятна лунного света, пляшущие по стенам, и с завистью прислушивался к ровному дыханию Маши на соседней кровати. Если бы ему удавалось так безмятежно засыпать под любой шум… Но, если не пытаться себя обманывать, то спать ему мешали не топающие/жующие за стенкой кони и не приглушенные смех и разговоры доносящиеся из комнаты конюхов, а собственные грустные мысли. Вздохнуть, перевернуться, прикрыть глаза, подумать «надо спать», еще раз вздохнуть и опять начать пялится в стену. Трехтысячный раз за вечер… Эх, не на то, совсем не на то он рассчитывал, когда соглашался уехать вместе с Трентоном из города. Думал про все забыть, жить с чистого листа, в месте где никто ничего о нем по большому счету не знает, и даже знать не желают, но правду говорят – от себя не сбежишь… Он будто привязан длиной резинкой: растягиваешь ее, растягиваешь, каждый шаг все труднее и труднее, а потом оп – и летишь обратно с удвоенной скоростью, чтоб впечататься в стенку и умываясь собственной кровью понять – никуда не деться… Женька накрылся с головой подушкой, чтобы ничего не слышать и не видеть, но в тишине зазвучал голос, пугающий, ненавистный и незабываемый: - Ты дерьмо! Ты сам этого хочешь, ты для этого родился и никуда не денешься… На миг показалось, что Он тут, в комнате. Женька подскочил, как ужаленный, уронив подушку на недовольно уркнувшую собаку. Поежился и, виновато глянув на Машу, запустил плеер. Низкий, гипнотизирующий голос пропел «Я свободен» и Женька ему позавидовал. Под музыку ничего не мерещилось, но и сон не шел. Вместо этого в голове пестрым калейдоскопом мерцали картинки-воспоминания: Сашка одной рукой зашвыривает мешок с овсом на самую верх загруженной тюками с сеном брички, схватив за недоуздок и холку осаживает отъемыша, заставляя его почти что сесть в угол, поворачивается вслед за взмахом руки, доказывая что-то по телефону, рассказывает про своих телок и улыбка у него чистая и невинная, безмятежная улыбка уверенного в своем праве самца, одобрительно кивает, когда Женька показывает ему как расчистил Трентона… и тут же с замиранием сердца, а как бы он посмотрел, если бы догадался… Даже представлять не надо – выражение лица Его всплывает тут же и даже музыка – не помеха. Женька очередной раз переворачивается, взмахивает головой. Не думать, не вспоминать… Все что было далеко-далеко, никогда не вернется и не найдет его… Он будет жить самой нормальной жизнью, так как положено, как все… Выкинет все глупости и забудет… Кипелова сменяет Акула и Женька, уже задремывая, видит себя на пляже, где шикарная блондинка пишет на его спине: «Я тебя люблю», а вокруг все смотрят на него с завистью. Просыпается он утром – свежий и отдохнувший – от того, что Машка спотыкается об его кровать, когда тянется выключить музыку. - Спи, рано еще, я кормить пошла. - Маш, а сегодня крыть будете? - Будем. Сегодня должно быть попроще. Кому как. Трентону проще – он уже знает, что делать с кобылой. Машке проще – жеребец обошелся без направлений и подсказок, а она, соответственно, без лишних проблем. Конюхам проще – есть разница: управится за 10 минут или за час. А вот ему, Женьке, далеко не проще, потому что где бы он не был, чувствует на себе тяжелый, гнетущий Сашкин взгляд. Будто он что-то подозревает и от одной такой мысли подгибаются колени и тошнота подступает к горлу. Сашка явно чем-то недоволен, его все раздражает: то паутина не так висит, то метлы не в ту сторону затерты, то конь неровно на проходе привязан. Конюхи отругиваются в ответ, Машка откровенно смеется – «Вспомнил что начальство?!», а Женьке моторошно и млосно от одной мысли, что Санька злится из-за него. Хотя… Какое ему дело до мальчишки, почти случайного, на его конюшне? Женька почти верит в это, с облегчением и глухой, глубоко-глубоко внутри тоской, ровно до того момента, пока не наткнется на странный Сашкин взгляд… Как бы было здорово сесть на Трентона и поработать часика два-три, топя в сосредоточенности и усталости все глупые мысли. Но после двух дней секс-марафона Трентону можно только побегать на корде, да и то не получится, потому что на улице мелкий мерзкий дождь, превративший в каток и без того скользковатую глину полей. Спрятаться бы в комнате… Нельзя, будет слишком заметно, что он сбежал и не работает… Он прячется за лошадьми, пытаясь их чистить, а сам украдкой наблюдает за Сашкой – как он зверем в клетке мечется по проходу, достает и снова прячет телефон, пинает стоящую не там метлу и орет на Ваньку, который имел наглость не отнести ее на место… На звонки Сашка не отвечает, сам никому не звонит и это тоже странно… Холодно. Пронизывающе сыро и холодно…Не согревает ни работа, ни кружка с горячим кофе, и даже раскаленная батарея обжигает словно кусок льда… Так нельзя… Ведь он решил быть нормальным, правильным, а значит прочь прочь все эти мысли. Лучше подумать о соревнованиях весной, о зарплате, которую дадут не сегодня-завтра и можно будет развлечься… Например, пойти на дискотеку. А что? Классная идея! Как никак, он же городской парень, редкость для этого глухого села, так что запросто сумеет снять телку, а если учесть, что он еще будет и при деньгах… Становиться теплее… Самую малость… *** Дурацкий сон и сумасшедшая ночь не прошли даром. Почему-то болело все тело (в особенности укушенный палец), погода была гадкая, а в голове – полный сумбур. Нет, не полный: желание трахнуться было четким и однозначным. Как и понимание того с кем… Сумбур начинался дальше. И как это провернуть? Отработанные не на одной сотне телок приемчики тут явно не подходили (не телка все-таки), давнешний армейский метод – припугнуть и заставить тоже – даже не мысль о тюряге пугала, как мысль о том с какой статьей…Но делать что-то было необходимо и нижняя половина настаивала на срочности, а мысли (умные мысли!) лезть в голову не желали. Сашка попытался отвлечься работой – на конюшне давно было пора навести порядок: паутина разрослась так, что того гляди кони повесятся, про технику безопасности забыли напрочь, инструмент раскидывают где не попадя... Машка ржет, а нет бы самой оглядеться : что он один тут за все отдуваться должен?! И телефон раздражал как никогда – все как сговорились - названивали, как не нормальные….И Женьки не видно…Не то, чтобы он по этому поводу огорчался, скорее наоборот – стоило мимолетно увидеть белобрысый хвостик или обтянутую бриджами задницу и мозги плавились, а глаза застилал туман. Сашка отворачивался и тут как на зло обнаруживал еще одну недоделку конюхов – двери не вымыли, морковь замочить забыли... Как же лентяи достали!!! Но все кончается… Даже рабочее время, и вечером Сашка остался один на один с тарелкой борща и острой проблемой. Конечно, он пытался ее обойти при помощи Маринки, но дружок однозначно и недвусмысленно этой мысли воспротивился. Такое уже бывало и раньше, но сразу и бесповоротно проходило после употребления причины по назначению. Умом Сашка понимал, что разницы особой нет, дырка у всех одинаковая, но у его сивого было на это свое, особое мнение и изменить его возможным не представлялось. Единственное до чего он додумался, окончательно измучившись, это то, что щенок вряд ли побежит кому рассказывать, если прижать его в темном уголке: стоит кому-то узнать и сплетня мигом облетит все базы, нигде и близко к лошадям не подпустят… Сашка представил процесс в подробностях и уснул почти удовлетворенным. Прошла неделя – ни шатко, ни валко, обычно в общем-то. От раздумий и планов перейти к реальным действиям не удавалось – с одной стороны, стыдно и щенка жалко, а с другой – один он почти не оставался, еще и ночевал в Машкиной комнате, так что случайно ошибиться дверью тоже не получалось. Зато порядок на конюшне стал почти идеальный – все вымыто, выметено, кони вычищены и блестят, что котовы яйца. Фиг к чему придерешься, а настроения как не было, так и нет… С такими грустными мыслями Сашка брел по проходу, когда погас свет. Санька выматерился, но свет не появился… Не помогло и судорожное клацанье всеми имеющимися на щитке тумблерами, и звонок в диспетчерскую. Вечер явно переставал быть томным – в диспечерской пролепетали что-то про поломку и то, что свет будет не раньше, чем утром, а практически все работало от электричества – и насос, качавший воду, и хитрое приспособление в котле, гонявшее тепло по системе отопления…Хорошо хоть сам котел был обычным – угольным. Потом выяснилось, что в бочках нет набранной воды и поить коней нечем (и ругать некого, потому что Сашка сам велел вымыть и просушить бочки), фонарик на аккумуляторе не работает (потому что налево Санька давно не ходил и забыл, что его надо заряжать), воду доставать надо из колодца насосной и делать это придется ему – остальным просто не хватало роста, чтобы подать наверх ведро. Так что, несмотря на почти пятнадцати градусный мороз, все быстро согрелись: если вам не приходилось таскать воду по обледеневшей неровной дорожке, которая то ныряет в полный мрак, то отливает серебром в холодном свете полной луны, вы и не жили толком… Сашка качал воду и упражнялся в математике 35 голов коней, по полтора ведра на голову в среднем, еще добавить процентов десять на потери по дороге (маты споткнувшихся и облившихся конюхов, раздраженное шипение Машки и досадливые вздохи Женьки говорили, что десять, пожалуй, маловато), еще столько же набрать в бочки про запас (подобное упражнение и в пять вечера не радует, не то что в четыре утра). Впрочем, он быстро сбился со счета: качнуть два раза, переставить ведра, качнуть еще два раза, поднять ведра наверх, подождать, взять пустые ведра, качнуть два раза… - Сань, хватит, - Женькин голос заставил его вздрогнуть. - Мы уже все понабирали. Давай вылезти помогу. Сашка осторожно взялся за протянутую руку: «Помощничек… Хоть бы в колодец не сдернуть», но тонкая рука оказалась неожиданно сильной, почти выдернув его на поверхность. А еще горячей, даже сквозь перчатку и выпускать ее не хотелось. Женька вырываться тоже не спешил... Время остановилось, ветер затаил дыхание и луна прищурилась, пригасив безжалостное сияние… - Санька! Дай зажигалку! – Сашка торопливо разжал ладонь в энный раз пообещав про себя убить Машку. Женька подхватил ведра и пошел в конюшню. Поить-кормить лошадей наощупь - весьма специфическое упражнение. Пойди разбери, что они там делают: пьют или просто губы мочат, выжидая пока человек отойдет и можно будет перевернуть ведро, разлив воду на весь проход. А пробираться мимо почти невидимого, но бурно радующегося корму коня к кормушке на другой стороне денника? Тут о постороннем не подумаешь, где там чувства/мысли странные разбирать… За время пока они возились с конями жилые помещения успели выстыть. Тепло (даже жарко) было только в котельной (но там помещался только один человек, да и то – стоя) и у Машки в комнате – она соседствовала с котельной и батареи там были горячие, даже несмотря на неработающий мотор. Бал там устроить было затруднительно, но устроиться сумели все – в тесноте да не в обиде. Машка устроила на газовую плитку чайник, а Димка радостно предложил: - Раз все равно делать нечего, давай киношку с диска посмотрим, ты давно обещала! Машка выразительно покрутила пальцем у виска, Ванька, чуть нахмурившись, глянул на нее, на монитор, и хмыкнул. Женька рассмеялся. Сашка покосился на него и торопливо отвел глаза: они сидели рядом, на одной кровати, и даже не прикасаясь, он ощущал его близость – гибкую, жаркую… - Давайте тогда в карты на раздевание!, - промах ничуть Димку не огорчил, - в подкидного. - Щас!, - возразила Машка, разливая чай, - Я, конечно, хорошо в карты играю, но не настолько чтобы одной против четырех выигрывать. - Ой, сильно ты нужна, чтобы против тебя играть! – возразил Димка. - А кого еще тут ты раздевать собрался? Давайте уж тогда в бутылочку сразу. - А что? Хорошая идея!, - Димка игриво толкнул Ваньку в бок и глаза у него заблестели. Ванька несмело улыбнулся, но тут ж Сашка взмутился от души: - Еще чего придумала! Тебе лишь бы других подставлять! - Санечка, что ты так занервничал? Любовь вспомнил безответную? - Какую еще любовь? - заинтересовался Димка, глядя как Машка с Ванькой обмениваются понимающими улыбками, а Сашка багровеет так, что того гляди начнет светиться похлеще свечки. - О! - протянула Маша, подмигивая Ваньке, - это такая песня была! Тем летом, когда тебя не было… Это случилось в августе. В самую жару, когда даже мухам жужжать лень, а снять с себя хочется не то, что одежду, но и кожу, к Машке приехала подружка. Как и многие другие знакомые помешанной на собаках Машки, не одна, а с огромным восьмидесятикилограммовым черным терьером. Девка была сладкая, эдакое яблочко, особенно маленькие аккуратные грудки (тонкие топики оставляли мало места для фантазии). Сашка повздыхал на нее немного и затих, потому что с вкусами Машки был знаком и догадывался зачем она к ней приехала. До дня рождения, на которое Машка позвала и его, и Ваньку. Хоть застолье и было безалкогольным, но Ника с легкостью всех завела и развеселила, так что в бутылочку игралось ох как лихо, несмотря на то что никто и грамма спиртного не выпил. Санька от души впивался в ее тонкие нежные губы с незнакомым горьковатым вкусом и даже ворчание ее пса, так и норовившего ткнуть его намордником, не отвлекало. Но дальше поцелуев в тот вечер дело не пошло, зато днем Сашка пялился на Нику без отрыва. Хотелось жутко, даже Машка заметила. - Че тоскуешь? Хватку потерял? - При чем здесь хватка? Она ж по сучкам небось… - Почему по сучкам?, - Машка смотрела на него с полуулыбкой и в глазах плясали чертики. – Строго по кобелям. - Не шутишь? – Сашка уставился на Машку так, будто собирался пробить взглядом насквозь. - Я абсолютно серьезна, – в таких вещах она не врала и Сашка радостно рванул в атаку. По всем правилам осады он старательно поджидал Нику в узких проходах, типа случайно гладил по спине и игриво щипал за попку. Даже умудрился за грудь лапнуть, но тут она отстранилась и сказала: - Нет, Сань, ничего не получится. - Почему? У тебя, что, ебарь есть? - Есть. - Новый будет, - Сашка подмигнул, пытаясь подойти к ней поближе, но пес мешался под ногами. - Боюсь, старый ревновать начнет, тогда от нового ничего не останется, - Ника улыбалась ехидно и зазывающее и Саню от этой улыбки повело так, что он был готов весь мир стереть лишь бы ее завалить. - Да я любому морду начищу и смотреть на тебя забудет! - Что прямо так и сразу?, - Ника уже откровенно смеялась, придерживая за ошейник, порыкивающую непонятно с чего собаку. Машка тоже хихикала: - Лучше не надо, Сань. - Чего не надо? Скажи кто это, я его прям сейчас! - Да не вопрос, - согласилась Ника, снимая с кобеля намордник. – Орланд… Четырехногий самец уставился на самца двуногого и недвусмысленно продемонстрировал весьма и весьма внушительные клыки. Сашка сглотнул и посмотрел на Нику: - Это что, он? - Да. А что? Вишь, какой красавец? Все при нем! Красавец плавно двинулся к Сашке и тот поспешно ретировался – собак он с детства не любил и боялся. К концу рассказа Димка бился в истерике от смеха, даже Ванька хихикал, а вот Женька слушал молча. Только покраснел чуток и отодвинулся от Сашки. Хотя могло и показаться: свечка в красноватом подсвечнике свет давала неверный, а подпертому с другого бока Машкиной собакой Масей (вопреки кличке совсем не маленькой) Женьке деваться особо было некуда. - Хватит трепаться! Спать пора, - Сашка решительно встал с кровати. - В семь вечера?, - спросила Машка и сунула ему в руки кружку. Пришлось сесть обратно. - Эх, придется приобщать вас к цивилизации, - пробормотала Машка, роясь в столе, - будем играть в домино. На желания. И желания без всякой фигни, вроде раздевания. - Можно и в карты на желание. Почему в домино? – возмутился Димка. - Потому что на доминошках можно точки и на ощупь посчитать, а в карты свечку придется по кругу пускать, чтобы все могли свои карты посмотреть. - Ну и пустим. Я в домино не хочу. Машка пожала плечами и вытащила колоду карт. Раз спорить не стала, значит, домино не нашла. Вначале игра шла скучновато, выигрывал не блещущий фантазией Ванька, да и что можно придумать в комнате 3-4 метра, плотно заставленной мебелью, где засело пятеро взрослых людей? Но вот выиграл Димка и веселье начало набирать обороты: сначала Ванька получил задание почесать правой рукой правое ухо. Просто? Просто. Только Ваньке это простота показалась подозрительной и он попытался сделать это обхватив себя рукой за шею. Не достал, не то что почесать не смог. Димка тут же разошелся, подзуживая и подбадривая, Ванька извивался, что уж, но не доставал, а как он ругался, когда Димка показал, как именно надо… Потом Сашка опять же с Димкиной подачи ножом и вилкой расшнуровывал ботинок, а Женька без помощи рук чистил вареное яйцо. От последнего упражнения у Сашки чуть не снесло крышу: яйцо лежало на тарелке в центре импровизированного столика и чтобы до него добраться Женька нагибался, ложась грудью ему на колени. Хорошо, хоть в сумерках Сашка не видел, что именно он делает ртом, а то бы умер, наверное, там же, ему вполне хватало прикосновения мальчишки, его движений и вида тонкой беззащитной шейки со сбившимся на бок растрепанным хвостиком… К тому моменту, когда Димка посчитал яйцо чистым, он уже был готов вскочить и бежать прочь, пока никто не заметил, как именно он отреагировал на незамысловатую задачу. - Хотя нет! Вот еще скорлупка!, - ткнул Димка пальцев в замученный и обгрызенный объект издевательств. - Не может быть!, - возмущенно воскликнул Женька, порывисто наклоняясь, чтобы посмотреть куда показывает Димка, Машка тоже потянулась (ну, куда же без нее!), Сашка дернулся в сторону, чтобы Женька не наткнулся на Сашкиного сивого, жеребцевавшего на него по полной программе и толкнул Ваньку, решившего в этот момент поднять с пола свою кружку. Ванька пошатнулся, оперся на доску, заменявшую им игровой столик и ясное дело, ее перевернул. Свеча тут же погасла, луна была с другой стороны, так что темнотища получилась полная. Не успели зазвучать маты, как за спиной у Сашки недовольно зарычала Мася и он вскочил, уступая ей кровать – вовсе не хотелось проверять: укусит - не укусит. Это была плохая идея, он тут же обо что-то (или об кого-то) споткнулся и рухнул в самую кучу малу из людей, карт и кружек уже без чая. Ему тут же кто-то заехал чем-то в лоб, потом наступил на руку. Сашка выругался в голос и рванул к выходу, как был – на четвереньках. Головой вышиб дверь, чуть не растянувшись на плитке коридора, с трудом, по стеночке поднялся на ноги и принялся искать в карманах спички: судя по доносящимся из комнаты репликам, найти коробок лежавший на доске удастся не скоро. Но не успел, потому что еще кто-то выбрался из Армагеддона, в который превратилось некогда уютное жилище, и с ходу врезался в него, выбивая коробок из рук. «Что за…», недоговорил он, когда наткнулся на хвостик. Женька замер, уткнувшись ему в грудь, Сашка замер, полуобняв его одной рукой. На этот раз не было ни телогрейки, ни куртки и Сашке казалось, что к нему прижалась статуя из огня, такой жар исходил от юношеского тела и хотелось раствориться в нем, держать и никуда не отпускать. Как ни странно, не было и того оглушающего желания, что мучало его все последнее время, только глупое счастье и диковатая радость от доверчиво прильнувшего тела. Это длилось вечность… В ту же секунду в комнате кто-то зажег огонек, кто-то, кажется Ванька, выскочил в коридор, Женька дернулся прочь, а Сашка нагнулся за спичками. Следом вывалился Димка, а Машка возмутилась из комнаты – Куда! А убирать кто будет?! - Не мужское это дело, - степенно ответил Димка, шаря по карманам куртки, - ты пока прибери, а мы покурим. Да, ребята? Да. Пошли, покурили, поболтали. Машка разобрала завал и даже позвала на чай, попили чаю и разошлись спать. Как не в чем ни бывало, только осталось неуловимое чувство что, что-то изменилось и теперь все будет хорошо. Хотя с чего бы?