***
- Кармен, завтракать будешь? - прокричала мама из соседней комнаты. - Сейчас приду. Я встала с кровати, подошла к зеркалу, что было прямо напротив меня. Оглядев себя, я собрала высокий хвост и направилась на кухню. Пахло вкусно. Знакомый запах не мог меня не порадовать. Кажется, это мои любимые блинчики с джемом. Что ж, хорошее начало дня. - Доброе утро, милая, - сказал мне папа, который к моему удивлению был еще не на работе. - Доброе. А я что-то пропустила? - В каком смысле? - В смысле, почему ты не на работе? - А у меня сегодня выходной, - ответил папа намазывая джем на тост. - С каких это пор у тебя в понедельник выходной? - А вот как раз об этом, мы с мамой и хотели с тобой поговорить. - Ну и? - протянула я, присаживаясь рядом. Мама налила мне мой любимый апельсиновый сок и уселась напротив меня. Так, а вот это уже странно. Ладно если бы не с того ни с сего блинчики но еще и сок. Да и папа не на работе. Значит им что-то нужно. - В общем, папу направили в командировку в Австралию и я поеду вместе с ним. - А вы уверены, что не поубиваете там друг друга? - Кармен! Прекрати! - рявкнул папа и стукнул по столу. - Ладно, ладно. Ну и насколько? На неделю, или может быть две недели? - А вот в этом вся и проблема. Мы с папой будем в Австралии полгода, - сказал мама. - И это значит, что я буду жить одна? - Нет, нет это даже не обсуждается, одну мы тебя не оставим, - твердо и решительно заявила мама. - Мам, ну мне же уже семнадцать лет. - Я знаю. Но семнадцать не восемнадцать. К тому же полгода это не неделя и даже не месяц. - Бред какой-то. И что, вы меня к бабушке в ссылку? - Нет, нет, это тоже не обсуждается. Бабушке там не до тебя. Тем более на полгода... Нет. - Роз, хватит тянуть. В общем, Кармен, мы тебя отправляем в новый пансионат в Америке, - вмешался папа. - Что? Пансионат? Вы шутите? И почему это в Америке? - Потому что, там открылся какой-то новый пансионат. Говорят очень хороший. Там и бабушка рядом будет. Может быть по выходным приезжать будет. - Мам, ну так же нельзя. - Нельзя из хорошистки резко упасть в круглую двоишницу, - съязвил папа. - Дин, - прорычала мама. Нет, ну это уже слишком. В пансионат сдать семнадцатилетнего человека. Уж спасибо, что не в психушку. Да как они посмели! А главное ничего уже теперь не изменишь. Вот черт! Почему мне так не везет? Где же моя белая полоса?***
Мы приехали в Америку. Остин, штат Техас. На самом деле это на удивление красивый город. Мы приехали в шикарную гостиницу. С оригинальным названием «Warm Nest». Там мы сняли два номера. Один для родителей, а другой для меня. Обстановка в номере была очень уютная, по крайней мере намного уютнее чем дома. А вид из окна это что-то. Красота. Поскольку приехали мы поздно, я жутко хотела спать. Я подошла к окну, еще раз полюбовалась видами, а затем направилась спать. Рано утром ко мне в комнату ворвалась мама и принялась меня будить. Я лишь спряталась под одеялом и пыталась ее игнорировать. - Кармен, ну что за умирающий лебедь? Давай вставай, - сказала она и вышла из комнаты. Вернулась она минут таки через десять. Я все так же лежала под одеялом. - Кармен! Я не шучу. Быстро вставай, а то опоздаем! - продолжала она стягивая с меня одеяло. Спустя пять минут, я все-таки удосужилась слезть с кровати. Спросонья меня мотыляло в разные стороны, но несмотря на это я медленно ковыляла до ванной. Добравшись до нее, я собрала высокий хвост и принялась тщательно умывать опухшее лицо. После того, как я вышла с ванной в комнате опять появилась мама. - Это твоя новая школьная форма. Одевай и поехали, - сказала она и протянула мне аккуратно сложенные вещи. - Ну, как тебе? - Ужас! Мам, ну что это за юбка? Клеточки, складочки… Детский сад какой-то! В нашей школе форма намного лучше, – простонала я, одеваясь, чтобы идти в новую школу. - Вы бы еще слюнявчик мне повязали! - Кармен! В кого ты такой нытик? - Вы с папой будете счастливы, что не увидите меня целых полгода! И в этом все дело! – зло сказала я и брезгливо, двумя пальцами, сняла со стула белую простенькую блузочку и синюю жилетку с позолоченными пуговицами. – Какая же это гадость! Жилеточки! Пуговки… Мама, ну скажи честно, неужели вы, мои родители, так мечтаете от меня избавиться? Разве я вам там помешала бы? Я могла бы учиться по учебникам сама, а потом вернулась в свою школу и сдала бы экзамены! - Нет уж моя дорогая, ты уже один раз провалила экзамены, второго раза не будет, – раздраженно буркнула мама. - Не хотите брать с собой, оставьте здесь! Я вполне могу себя обслуживать! И суп умею варить, и курицу жарить! А со стиркой так вообще нет проблем! - Не-е-ет! Не могу-у-у! Ди-и-и-ин! – крикнула мама на всю гостиницу. – Иди сюда немедленно! Она опять завела старые песни! В дверном проеме показался взъерошенный отец. - Ну что еще? – недовольно спросил он. - Папочка! Миленький! – заголосила я. – Не сдавайте меня в этот пансион! Вы только посмотрите, какие глупые гольфики там носят! Если я выйду в них на улицу, меня же все обсмеют! - Не успеют! Сразу из подъезда ты юркнешь в машину, и мы быстренько поедем! Всего-то делов! Тем более в твоей школе тоже носят гольфы! – папа сделал вид, будто не понял, что на самом деле меня волнуют вовсе не гольфики. - Ну папа! – я уже чуть ли не плакала. - Я не хочу в этот пансион! В этот приют! Я же не сирота! - Не говори ерунды, Кармен Свифт! Это никакой не приют, а очень дорогая частная школа и к тому же очень престижная! И вообще, мы уже давно обо всем переговорили! Ты прекрасно знаешь, что наш самолет улетает в восемь вечера и ничего изменить уже нельзя! Хватит трепать всем нервы! - Доченька, – мама обняла меня. – Тебе потерпеть-то всего до Нового года! Если тебе не понравится в этом пансионе, то в январе ты вернешься в старую школу. А вдруг понравится? – Мама целовала меня в мокрые щеки и периодически смахивала со своих глаз мелкие слезинки.***
В машине я забилась в угол на заднем сиденье и задумалась о своей несчастной судьбе. Самолетом, вылетающим в двадцать часов ноль-ноль минут, мои родители летели в Австралию. Отец был талантливым архитектором, и какая-то очень значительная фирма заключила с ним контракт на полгода. За это время он должен был разработать проект коттеджного поселка. В прошлом году отец получил Гран-при на Европейском конкурсе коттеджного строительства, и после этого его буквально рвали на части западные фирмы. А свою единственную дочь на это время они решили отдать в открывшийся в прошлом году в Америке частный пансион. Если бы победа на конкурсе случилась в прошлом году, то меня наверняка никуда не отдали бы, потому что с нами тогда еще жила моя бабушка, Мэрис, которая присматривала бы за своей любимой и единственной внучкой. В прошлом марте с бабушкой, произошло нечто непредвиденное и совершенно невероятное: она влюбилась. Мало того – еще и вышла замуж. Сначала, конечно, никто не знал о бабушкиной любви. Все только радовались, что она вдруг стала делать зарядку, обливаться холодной водой и наотрез отказалась от шоколадных конфет, которые до этого поглощала в неимоверных количествах. Мама даже пыталась подвигнуть на подобные решительные поступки и меня. - Ты посмотри на бабулю! – говорила она, пытаясь вытащить меня из постели в воскресный полдень. – Скоро она будет выглядеть моложе тебя! А я лишь вяло отбивалась, и лучшее, на что я была способна, так это на умеренно прохладный душ после сна по выходным дням. Неладное заподозрили, когда бабушка выкрасила свои седые волосы голубым оттеночным шампунем и купила накладные ногти. - И что здесь такого! – отвечала она на расспросы удивленных домашних. – Я всю жизнь мечтала о длинных ногтях! Я же не виновата, что природа меня этим обделила и что мои собственные ногти все время ломаются! - Мама! Ты больше пятидесяти лет обходилась без накладных ногтей, и – ничего! – возмущалась мама. – Что за ребячество, в самом деле! Купила какую-то китайскую дрянь и радуешься, как младенец! - Во-первых, не китайскую, а тайваньскую, – невозмутимо отвечала ей голубоволосая бабушка, – ...а во-вторых, это никакая не дрянь! Ты только погляди, как красиво они смотрятся! Я, знаешь ли, тебе тоже посоветовала бы приобрести. У тебя ногти-то тоже не очень… Потому что ты вся в меня. Следующим этапом стало ухудшение бабушкиной стряпни вплоть до полного ее исчезновения. Сначала семья была переведена на сосиски и магазинные котлеты с макаронами, потом – на картошку с рыбой, из ближайшего лотка, будто мы нишеброды какие-то. А однажды я и мои голодные родители, вернувшись домой, не обнаружили ни в кастрюлях, ни в сковородках, ни даже в холодильнике абсолютно ничего. С удивлением переглянувшись друг с другом, мы уселись на кухонные табуретки в коридоре у входной двери и стали ждать бабушку. А она вернулась с букетом длинноногих бордовых роз и легким запахом вина. - Что это значит? – спросила мама. – Ты покупаешь себе розы вместо того, чтобы купить семье элементарной колбасы? - Хотя бы самой дешовой! – подхватил папа и сглотнул голодную слюну. - Какие глупости вы говорите! – возмутилась бабушка. – Как можно равнять розы с колбасой? Тем более, что мне эти цветы подарили. - Кто? – рявкнула голодная семья в три рта. - Один че-ло-век! – загадочно пропела бабушка и, протиснувшись между табуретками, прошла в комнату за вазой. - Это уже вообще ни на что не похоже! – заявил теще знаменитый архитектор, когда бабушка протиснулась между ним и Кармен обратно на кухню и стала набирать в вазу воду. – В вашем-то возрасте! - У меня самый замечательный во-озраст! – под аккомпанемент журчащей воды продолжала петь на кухне бабушка. – У меня уже абсолютно взрослая дочь! У меня уже вполне самостоятельная внучка! А я сама на пенсии и потому совершенно свободная птица и могу наконец делать, что хочу! - И что же ты собралась сделать? – сразу насторожившись, спросила мама. - Я собралась, милые мои, выйти замуж! – громко заявила бабушка, появившись в дверном проеме в обнимку с вазой. Бордовые розы в ней держались очень вызывающе. - С ума сошла! – отреагировала мама. - Ничего себе! – покачал головой папа. - Вот здорово! – крикнула я и бросилась обнимать бабушку. - Ты оскорбляешь память моего отца! – довольно резко и зло произнесла мама. - А вот это уже, милочка, запрещенный прием! – тут же посерьезнела лицом бабуля. - Я похоронила мужа десять лет назад и вовсе не забыла его, как ты, наверно, подумала. Память о нем будет со мной всегда! Но хочу хотя бы в конце жизни еще раз поверить в любовь живого мужчины, а не мыть без конца за вами посуду и варить вам бесконечные супы! Сами справитесь, не маленькие! И бабушка гордо прошествовала в свою комнату вместе с розами. Через пару недель она вышла-таки замуж за симпатичного дядю Кевина и переехала в его собственный дом в Америке. Наша осиротевшая семья с месяц перебивалась с яичницы на бутерброды и обратно, а потом как-то втянулась, вработалась, и сносный суп мог приготовить практически любой: начиная от меня и заканчивая талантливым архитектором папой. Когда папу позвали в Австралию и встал вопрос, как быть со мной, помощь бабушки даже не обсуждалась. - Мы со своими проблемами не можем нарушать первый год супружеской жизни наших молодоженов, – заявил папа. - Поэтому нам надо самостоятельно найти достойный выход из создавшейся ситуации.***
Я тогда его активно поддержала, потому что любила бабушку и радовалась ее счастью. А сейчас, сидя в папиной машине в нелепой форме частного пансиона, я уже жалела, что не предложила родителям, чтобы эти полгода бабушка со своим дядей Кевином пожили бы у нас в квартире и присмотрели за мной. Хотя чего за мной присматривать? Мне не пять лет. А если в этой школе такая идиотская форма для вполне взрослых одиннадцатиклассниц, то ничего хорошего от нее ждать вообще не приходится. Машина затормозила около двух величественных четырехэтажных особняков. Внешне они выглядели как братья близнецы. Каждый из особняков был с лепниной по фронтону и даже с кариатидами, поддерживающими резные козырьки над двумя окнами с двух сторон парадных дверей. Все это: и белоснежные кариатиды, и кованый ажурный светильник на крыльце, и небольшая черная с золотом табличка на дверях с надписью «Пансион А. О'Брайн» – имело такой основательный и внушительный вид, что я в своей короткой складчатой юбочке в клетку и белых гольфиках показалась себе совсем маленькой, никчемной и почему-то не очень умной. - И в который нам? - спросила я у родителей. - В этот, - ответил папа указывая на левый особняк. Папа потянул дверь за ручку в виде позолоченной львиной головы, и семья Свифт вошла в пансион А. О'Брайн. Дверь закрылась, с таким же чмоком присосавшись к косяку. - Куда теперь? – вновь спросила я родителей, но они почему-то промолчали. Мой голос раскатился гулким эхом и пропал под сводами высоких потолков. В ответ лишь звякнули прозрачные висюльки огромной хрустальной люстры. Мы все молча поднялись на пять массивных мраморных ступенек, ведущих в бельэтаж, повернули направо и уперлись в высокую черную дверь, на которой тоже золотом по черному было написано: «Директор пансиона Аврорра О'Брайн». – Заходите пожалуйста, – послышалось из-за двери. Очевидно, по расчетам Аврорры О'Брайн, мы, вошедшие в парадную дверь, уже должны были добраться до ее кабинета. Я, папа и мама, резко уменьшившиеся в размерах на фоне высоких потолков, массивных ступенек и огромных дверей, все так же молча вступили в апартаменты директрисы пансиона. – Здравствуйте! – приветствовала нас весьма величественная женщина, высокая и крупная, в строгом темно-синем костюме. У Аврорры было холеное моложавое лицо с крупными, но довольно приятными чертами и темные волнистые волосы с легкой проседью, собранные в тяжелый узел на затылке. Я не могла бы точно определить возраст директрисы, но понимала, что она значительно старше мамы. – Судя по всему, – продолжила директриса и улыбнулась перламутровыми губами, – вы – Свифт. – Точно так, – почти по-военному отчеканил папа, и я поймала себя на том, что мне тоже хочется вытянуться перед этой женщиной в струнку. Я решила подавить в себе это желание – нарочно расслабилась и даже развязно уперла одну руку в бок: знай, мол, наших. В дверь кабинета вошел мужчина, как мне показалось, несколько маскарадного вида, потому что на нем было надето нечто вроде синей (в тон костюму начальницы) ливреи циркового униформиста. - Мистер Смит! – обратилась к нему директриса. – Будьте так добры, отнесите в дортуар вещи новой воспитанницы и кликните к нам миссис Чемберлен. О боже, какая же злопамятная фамилия. Даже вспоминать не хочется. Мистер Смит рукой, затянутой в белую перчатку, взял у моего отца тяжелый чемодан, лихо кивнул головой и вышел из кабинета. - Ну, что ж, – обратилась Аврорра О'Брайн к нам все с той же приветливой улыбкой. – Вам придется попрощаться в моем кабинете, поскольку мы считаем справедливой поговорку «Долгие проводы – лишние слезы». Девочка сама вступит в новую семью, а в этом ей поможет… – она обернулась к двери, в которой только что исчез мистер Смит и, как в хорошо отлаженном иллюзионе, тут же появилась молодая женщина в платье, очень похожем на директрисино: темно-синем, с таким же черно-золотым значком на груди. – …миссис Чемберлен, классная дама одиннадцатого класса. - Прощайтесь, пожалуйста, и миссис Чемберлен отведет вашу дочь во двор пансиона. Там через пятнадцать минут начнется торжественная линейка, посвященная началу учебного года. Я бросилась на шею маме. Нас вместе, вдвоем, обнял папа, и мы весьма надолго застыли скульптурной аллегорической композицией «прощание». Мы, наверно, стояли бы так всю оставшуюся жизнь, если бы Аврорра О'Брайн с бесконечным терпением в голосе не предложила все-таки расстаться. Папа, очнувшись, не без труда отцепил мои руки от маминой шеи. С виноватым лицом и дергающимися губами он вывел маму из кабинета директрисы частного пансиона. Я обреченно смотрела им вслед, а в мозгу бились слова: «Все! Бросили! Меня все бросили!». Я вздрогнула от неожиданности, когда мне на плечо легла рука миссис Чемберлен. - Пойдем, Кармен, к классу, – мелодичным голосом проговорила миссис Чемберлен. В нем, в этом голосе, было столько молодой силы и жизнерадостности, что я несколько приободрилась. «А вроде она ничего, не злая», – подумала я о своей классной руководительнице, которую Аврорра О'Брайн, видимо, для смеха называла классной дамой. Оглядываясь на дверь, будто ожидая еще раз увидеть в ее проеме родителей, я пошла за миссис Чемберлен к другим дверям в углу кабинета директрисы...