You and I will Fall in Love

Простите за задержку. На счёт будущих глав ничего не обещаю. ________________________________________________________________ Россия с грустью смотрел в окно в гостевой комнате литовского дома и думал о том, что сегодняшней ночью в небе сияло столько звёзд, сколько он не видел и во всей своей жизни. Это было прекрасное небо, но увы, принадлежало не ему. Если его план провалится, что ему тогда делать? Он столько сил на него потратил, столько времени… Неужели придётся возвращаться домой, выслушав решительный и жестокий отказ Америки, и попытаться как-нибудь убедить Беларусь, что Альфред не будет виноват в разбитом состоянии Ивана и американца не нужно за это убивать? Россия задавался вопросом - есть ли какой-нибудь способ заставить Джонса его полюбить, даже если он и будет необычным? Существует ведь стокгольмский синдром… ох, он слишком торопится. Альфред даже не дал ему пока что своего окончательного ответа. Иван действительно надеялся, что так или иначе чудо свершится и Америка позволит продолжать ему ухаживать за ним. А ещё он чувствовал, что такая любовь – вынужденная, яростная - совсем не облегчит его тоски одиночества. Возможно этим он сделает только хуже. Эта мысль далась ему особенно непросто. Кроме того, Ивану хотелось, чтобы его полюбили в ответ. Это было очень важно. Ведь такая любовь под принуждением была ничем по сравнению с любовью настоящей, чистой и прекрасной… Поэтому Америка должен в него влюбиться. Такая упрямая страна… Но Россия уже всё для себя решил. Независимо от его ситуации он должен постараться и сделать всё возможное. До сих пор результаты его действий были только положительными. И, кажется, другие страны начали лучше к нему относиться после того, как он начал встречаться с Америкой. Ну, кроме Беларуси. Похоже, что она к американцу относиться будет только хуже. Но тем не менее, он уже успел подружиться с Италией как раз-таки потому, что признался всем, что встречается с Альфредом. Да и Литва стал относиться к нему намного лучше – это было видно по сегодняшнему его приёму. Это определённо хороший знак. Но ему всё равно не нужно признание других стран, ему хотелось, чтобы Джонс его полюбил. Не имело значения, что его сестра, Англия, Япония и другие страны его презирали или боялись, пока его отношения с Америкой не станут достаточно крепки. Альфред здесь являлся ключевой фигурой. Любовь. Дружба. И конец одиночеству. Звучало это так же прекрасно, каким сегодня виделось из окна чужого дома ночное небо. И душа болела, потому что всё это пока что было лишь пустыми словами. Иван вспомнил, что люди издавна любят загадывать звёздам желания. Довольно глупое занятие, но всё же… Это ведь не повредит ему, верно? «Пожалуйста… Пожалуйста, дайте мне шанс. Пусть он полюбит меня». Звёзды молчаливо мерцали в ответ. ~. Америка скомкал бумажку и, чуть прицелившись, сделал идеальный бросок в корзину для бумаг. От мыслей уже раскалывалась голова, и ему срочно требовалось сделать хоть что-то, что могло бы отвлечь его от тяжёлых размышлений. Он уже несколько часов думал, так, что казалось, будто бы от перенапряжения его голова гудит, как рассерженный улей. Как ему подружиться с Россией так, чтобы тот не думал, будто Альфред хочет стать его любовником? Ну серьёзно, не может же это действительно быть настолько сложным, что приходится размышлять об этом столько часов? И как бы ему исправить Брагинского так, чтобы не привлекать к самим попыткам исправления внимания? Как же сильно ему хотелось придумать хоть что-нибудь, чтобы Россия в своём «крестовом походе любви» не усмотрел в действиях Альфреда намёка на романтику. А вообще ему следовало помнить про слова Ивана про третье свидание. Что бы ни случилось, он должен был избегать этой даты как можно дольше, ибо так он будет оставаться в безопасности от извращенских планов Брагинского. Джонсу по-хорошему при общении с Россией нужно держаться поведения «только друзья», стараться избегать всех его поползновений и вообще притворяться, что он ничегошеньки не понимает. Вот так. Забросив ещё одну бумажку в мусорную корзину, Америка достал свой телефон и принялся строчить текст. Дело было не в недавней исповеди этого русского медведя, просто чем скорее Альфред приступит к исполнению своего плана, тем лучше. Слова «сначала подумай, потом сделай» были не про него, Альфреда Ф. Джонса. Всегда лучше сначала начать действовать, а потом уже задумываться о последствиях! Вытащив от нетерпения кончик языка, Альфред отправил сообщение адресату. Настало время выступить на сцене герою! ~. Когда Россия проснулся следующим утром, Литва уже готовил на кухне завтрак. Латвия, что стоял рядом с Торисом, при виде Ивана сошёл с лица. Лоринайтис улыбнулся Брагинскому, который вошёл на кухню. - Доброе утро! Вы хорошо спали сегодня? - Да, спасибо, - с улыбкой ответил Россия. При этом он с любопытством рассматривал Латвию. – Привет, мелкий. Ты что здесь делаешь? - Я просто… - Райвис весь задрожал, и голос его был очень слаб. – Я просто пришёл в гости… Литва, почему ты не сказал мне, что он был здесь? Kāpēc? - Matote... – Торис убавил газ на плите. – Я не думал, что это так важно… Галанте взглянул на Лоринайтиса так, будто он его предал. Россия там временем уже успел подойти к этим двум и с дурацкой глупой улыбкой положил руку на светловолосую кудрявую макушку Райвиса. - А ты так и не вырос с нашей последней встречи, правда, Латвия? Как был, так и остался крошечным подростком! - Э-это всё потому, - Галанте с трудом смог поднять взгляд на Ивана, продолжая при этом дрожать. – Потому, что вы продолжаете давить на мою голову… Брагинский рассмеялся и действительно с силой нажал рукой на макушку Латвии. Тому пришлось опустить подбородок. Литва же, видя, что ситуация уже начинает выходить из под контроля, поспешил на помощь своему младшему другу. - Завтрак готов, - прочистив горло, произнёс он. Торис ловко накрыл на стол, пока Иван забавлялся с Райвисом, то заставляя его согнуться в три погибели, то наоборот, заботливо и изо всех сил вытягивая его вверх. Сев за стол, Лоринайтис со спокойной улыбкой посмотрел на Россию. - Ох, знаете, я думал о нашей вчерашней беседе, и хотел сказать, что ещё Америка очень любит мороженое. Мне кажется, что оно всегда могло вызвать улыбку на его лице. Мороженое… - Действительно? Это действительно интересно. А ты не знаешь случайно, какое его любимое? Литва тихонько рассмеялся. - Ему нравится любое мороженное, главное, чтобы оно было в контейнере, без сахара и обезжиренное. Латвия слушал этот мирный разговор с эдаким неверием. Почему Торис так спокойно говорит с Россией? Почему Россия вообще находится в доме Литвы? И какое ко всему этому отношение вообще имеет Америка? От этих многочисленных вопросов у Райвиса кружилась голова, и потому он просто молчал, уткнувшись в тарелку - слишком испуганный соседством с такой огромной страной, как Иван, чтобы задавать какие-либо вопросы. Было слишком странно наблюдать за тем, как спокойно разговаривают эти двое. Он никогда не видел, чтобы Литва вёл себя так непринуждённо с Россией. А ещё он никогда не видел, чтобы Иван так живо и с явным интересом прислушивался к словам Ториса, и возможно его улыбка была сегодня более милой и человечной. Он, конечно, не был уверен, что это можно было назвать странным событием, но это определённо было необычно. Ох, если бы здесь был Эстония! Он бы несомненно сразу же разобрался во всей этой непонятной ситуации! А вот Райвису только и оставалось, что просто есть и слушать, как эти двое увлечённо болтают об Америке. Литва уже успел добраться до половины истории о закрытой вечеринке, устроенной Альфредом, и о том, что на неё неожиданно заявился сам Аль Капоне, когда у России зазвонил телефон. Иван нехотя вытащил мобильник, чтобы взглянуть на имя звонившего. Делал это он как-то устало, потому что ему постоянно звонила Беларусь, оставляя после звонков сообщения, которые Брагинский слишком боялся прослушать. Так же часто звонил начальник, и по большей части Иван такие звонки игнорировал. Но на этот раз от имени, мигавшем на экране, у него перехватило дыхание. Россия немедленно поднял трубку, отвечая слишком резко и заставая почему-то именно себя врасплох. - Privet, привет? Желудок будто завязался узлом от нервного напряжения. Разве этого времени Альфреду было достаточно, чтобы принять решение? Брагинский лихорадочно начал перебирать причины, по которым Америка не мог бы отказаться от его ухаживаний, или хотя бы угрозы, которые смогли бы Альфреда испугать и позволить продолжать настойчиво его добиваться. Он чувствовал себя в какой-то мере несчастным и от отчаяния готовым пойти на всё. Вот только, если звонок Джонса для него оказался таким неожиданным, то первые слова оказались для России настоящим шоком. - Хей, Иван, - голос на другом конце провода чуть ли не промурлыкал имя Брагинского. Ивана чуть ли не парализовало от мысли, что Альфред впервые назвал его по имени. Назвал Иваном. Его. От этой неожиданности он внезапно вспыхнул от смущения и, неловко заикаясь, произнёс в ответ: - Д-да, привет… Привет, Альфред. В трубке слышалось, как беспокойно шагает Америка по своей гостиной (или кабинету, или спальне – честно говоря, Россия не знал, откуда именно в своём доме звонит ему Джонс). - Что ж, я знаю, ты хотел, чтобы я хорошенько подумал о том, что ты мне сказал, и я действительно очень долго над этим размышлял. Я действительно хочу (исправить тебя) поговорить с тобой снова, о тебе. Ты придёшь ко мне? Голос Альфреда на удивление звучал мирно. Не особо было похоже, что он зол, хочет подраться или объявить войну. На этот раз он действительно говорил довольно спокойно и рационально. Всё так же заикаясь и не веря своему счастью, Иван пролепетал в ответ: - D-da, хорошо. Я приду. Я, я приду к тебе как можно быстрее. - Отлично! Тогда позвони мне, когда приедешь. До скорой встречи, Иван. И он снова назвал его по имени. Назвал. По имени. Это было так волнующе, так прекрасно слышать, как с чужих губ мягко срываются звуки его имени. - Я обязательно приду, Альфред. Россия положил трубку и поднял взгляд. Глаза его сияли, а на губы норовила вылезти наиглупейшая улыбка. Литва смотрел на него с явной надеждой. - Это Америка? Хорошие новости? Брагинский поднялся из-за стола, подошёл к прибалтам и крепко обнял их обоих от избытка чувств. - Он сказал, что хочет увидеть меня! Прямо сейчас! Чтобы поговорить со мной! И он даже не злился на меня! - Это же замечательно! – засиял Торис. – Разве я не говорил вам, что он неспособен долго на кого-то сердиться? Латвия тихо заплакал от ужаса и тихо мечтал, чтобы Иван наконец-то выпустил его из своих медвежьих объятий. Россия же просто чувствовал огромное облегчение. Кажется, в его казавшейся безнадёжной ситуации было потеряно ещё не всё. ~. Америка пил очередную чашку кофе в попытках взбодриться. Бессонница, одолевавшая его в последнее время, наконец-то начала себя проявлять. Так что стук в дверь он воспринял с явным облегчением. За дверью, нервно переминаясь с ноги на ногу и кидая на Альфреда осторожные взгляды, стоял Россия. - Входи, - улыбнулся Джонс своей лучшей голливудской улыбкой и пошире открыл дверь. Иван вошёл и Америка захлопнул дверь, весь сгорая от волнения. Он всё никак не мог решить, с чего же ему начать, как построить разговор… Прежде, чем Альфред успел хоть что-то сказать (они уже успели очутиться в гостиной), Брагинский принялся шуршать в собственных карманах. Он вытащил из кармана четыре больших кусочка непонятно чего, завёрнутого в золотую обёрточную бумагу, и с волнением вложил их в руки Джонса. - Вот, держи. Это для тебя. Немного озадаченный, Америка взял предложенное. Россия принялся путанно что-то объяснять, и до Альфреда наконец-то дошло, что эти непонятные предметы оказались всего лишь немного растаявшим шоколадом. - Я так хотел извиниться, потому что я наверное что-то сказал не то в прошлый раз и ты так на меня разозлился. Они из Бельгии и Швейцарии. Всем известно, что эти двое делают самый качественный шоколад в мире, так что думаю в качестве извинения они подходят лучше всего, верно? Это Джонс отлично понимал – подарок в качестве извинения. Шоколад действительно смягчил бы его обиду или злость, даже если бы он не пришёл к своему гениальному решению помочь бедному несчастному России и спасти его от одиночества. Да что там – швейцарский, как и бельгийский, шоколад был более чем подходящим подарком для извинения. Адски дорогой. И такой же адски великолепный. Убрав три плитки шоколада на журнальный столик, Джонс принялся разворачивать четвёртую. - Спасибо! Это очень мило с твоей стороны. И хоть Америка и улыбнулся, произнося эти слова, на самом деле он был застан врасплох мыслью о том, что Брагинский в курсе того, что он обожает шоколад. К счастью, буквально через мгновение в голове пронеслась целая куча успокаивающих мыслей о том, что секрета из своей любви к сладкому он никогда не делал, и вероятно Иван просто услышал обрывок разговора с кем-нибудь из знакомых Америки, в котором он признавался в любви шоколаду. А России очевидно понравилось, что Альфред оценил его подарок и почти сразу же принялся пробовать на вкус. Джонс плюхнулся на диван, с наслаждением откусывая от плитки кусочек, давая ему немного подтаять во рту, прежде чем прожевать и проглотить. Иван наоборот впадал всё больше в тревожное состояние. Как он ненавидел находиться в таком дурацком положении! Он вообще не должен это терпеть! Обычно это другие люди и страны угадывали его мотивы, его мысли. Такая перемена положения вызывала у Брагинского лишь глухое раздражение. Особенно учитывая тот факт, что поменялся местами он не с кем-нибудь, а с чёртовым Америкой. Когда Альфред откусил ещё один кусочек шоколада, Россия прервал молчание и начал разговор. - Я всё ещё не могу понять, что именно в моих словах настолько тебя задело, что ты так быстро принял решение. Джонс задумчиво поглядел на надкусанную плитку шоколада, всё ещё не в силах решить дилемму о том, как же следует начать этот разговор. Лучше всего сказать, всё как есть. Верно. - Нет, ты не прав. Я долго раздумывал над твоими словами, честно. Я хочу, чтобы ты знал – то, что я скажу сейчас, будет моим окончательным вердиктом. И хоть я чётко знаю, чего я хочу, я пока не могу подобрать этому желанию правильные слова. Со мной не всё в порядке, и мне не нравится то, что я стал объектом твоего эксперимента, наподобие морской свинки, пусть он и кажется со стороны таким романтичным и гуманным, ясно? Желудок Брагинского от волнения завязался морским узлом и рухнул куда-то вниз. Это было совсем не многообещающим началом разговора. - ..и? Америка всё ещё с задумчивостью вертел в руках надкусанную плитку шоколада. - Но меня очень впечатлили твои слова. Я не говорю, что это нормально – твои приставания или непонятные намёки, но, думаю, я мог бы это вытерпеть, если бы мы провели немного времени вместе… я полагаю. Если мы будем проводить время вместе, то, может быть, тогда я смогу понять, почему ты вообще затеял всю эту непонятную возню с «любовью». Это прозвучало убедительно, верно? Верно? Очень убедительно. Тем не менее, пауза всё больше и больше затягивалась, а Альфред всё больше и больше сомневался в собственных словах. Неужели Россия смог разгадать его коварный план, несмотря на то, что он так прекрасно притворялся? А Иван тем временем всё лихорадочно обдумывал. Джонс был в бешенстве, когда он признался ему, в чём причина его обхаживаний. Литва убеждал Брагинского, что такой человек, как Америка, неспособен злиться на кого-то дольше нескольких дней, но ведь не с ним у него в своё время была холодная война. Их история отношений была полна и ненависти, и горечи. И Альфред, он ведь не из тех, кто с лёгкостью может отбросить подобные воспоминания и начать отношения с человеком с чистого листа. И всё же… Всё же… Несмотря ни на что, Америка дал ему шанс. Конечно в итоге может оказаться, что под этой блондинистой шевелюрой и невинным взглядом божественно голубых, словно небо, глаз кроется какой-то коварный план, по которому Джонсу непременно нужно наладить с Брагинским хорошие отношения. Но ведь до тех пор всё время будет в его распоряжении! У него появится возможность ухаживать за Альфредом, и вполне возможно, что ЕГО план закончится намного раньше, чем план ДЖОНСА. Поэтому всё, что смог из себя выдавить Иван на проникновенную речь Альфреда, это было слегка колеблющееся: - …Ты уверен? Америка расслабился, и на губах у него расцвела очаровательная улыбка. - Конечно уверен! Просто продолжим общаться некоторое время, пока не разберёмся в наших отношениях, вот и все. И это не предлог для того, чтобы ты продолжал делать эти стрёмные и сумасшедшие выходки, ясно? Серьёзно, давай без всего этого дерьма. Россия плюхнулся рядом и взял одну из рук Альфреда в свою, отложив недоеденную шоколадку в сторону. - Спасибо за это, Альфред. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. И он действительно имел в виду то, о чём говорил. Как будто с его плеч свалилась гора отчаяния, сразу позволившая распрямить плечи и почувствовать в тебе воздушную лёгкость. Джонс не совсем понял то, за что его поблагодарил Брагинский, но почувствовал некоторое довольство собой. Конечно же, ничего удивительного, что Россия с таким жаром его отблагодарил. Он ведь Герой! - Ну, знаешь… Думаю, это не такое уж большое дело. Все герои так делают, а я ведь тоже герой, правда? Иван потянулся и дотронулся своими мягкими, влажными губами щеки Америки. - Обещаю, - прошептал он, - что приложу все усилия к тому, чтобы ты меня полюбил. Джонс, и так слегка ошарашенный неожиданным приливом нежности спэшл фор Раша, словами Ивана вообще подавился. - Воа! Знаешь, вот сейчас это было немного лишним. Я же сказал тебе – никаких странных и стрёмных вещей! Ты что, не понял? Брагинский мягко улыбнулся Америке. - Но что такого странного есть во влюблённости, Альфред? Джонс приподнял бровь и отстранил от себя чересчур нежничающего Россию, вставая с дивана. - Ничего. А вот в том, чтобы принуждать своего бывшего врага в тебя влюбиться, ОЧЕНЬ много странностей. Которые, кстати, напоминают мне кое о чём… Америка слегка склонился над Иваном и протянул к нему руку. Глаза Брагинского удивлённо распахнулись, когда кончики чужих пальцев нежно коснулись щеки… чтобы затем болезненно её ущипнуть. Россия мгновенно приложил руку к горящему месту. - Ai! Что это было? - Отрицательное подкрепление, - с самодовольной улыбкой ответил Альфред. – Говорить кому-то, что ты используешь его для достижения своей цели, неуместно. Иван обиженно нахмурился и сам потянулся к Джонсу, чтобы ущипнуть его за щёку. – Так значит, всё будет нормально, если я не стану говорить этого вслух? - Это не то, что я имел в виду! – возмутился Америка и ущипнул Брагинского за вторую щёку. - Тогда что ты имеешь в виду? – резонно спросил Иван, тоже ущипнув Альфреда за другую щёку. Джонс успел произнести ещё несколько бессмысленных слов, полностью занятый борьбой с Брагинским. Наконец-то он, вконец рассерженный, поймал чужую руку, отставив её от себя как можно дальше. - Ладно, ладно, перемирие! Ауч! Оба уставились друг на друга, забавно сопя и потирая покрасневшие щёки. - Хорошо… Давай не будем больше так делать. А если серьёзно, с чего ты вообще взял, что ТЫ можешь меня ущипнуть, а я тебя нет? - Ну… - Россия продолжал задумчиво потирать щёки. – Думаю это потому, что ты дурак. Америка молча потянулся к его лицу. Иван, хихикая, схватил Альфреда за запястья. - Это называется двойными стандартами. Но раз уж ты по собственной воле согласился провести со мной время, обещаю больше не принимать в отношении тебя таких болезненных мер воспитания… Может быть. Хотя я с радостью буду поощрять тебя за хорошее поведение. - Мне бы этого не очень хотелось, - заметил Джонс, закачав головой. - Но я настаиваю, - доброжелательно заметил Брагинский, и резко потянул на себя Америку. Тому, чтобы не упасть Ивану прямо в объятия, пришлось опереться коленом о диван. – И знаешь, я пожалуй начну прямо сейчас. Он выпустил из хватки одно из запястий Америки и свободной рукой обхватил его за талию, притягивая к себе Джонса до тех пор, пока их губы не сошлись в поцелуе. Всё произошло слишком быстро и грубо – зубы стукнулись друг о дружку, отчего Альфред вздрогнул. Но от боли Джонс отвлёкся практически мгновенно, в то же самое мгновение, когда Брагинский засунул свой язык в его рот. Америка застыл от неожиданности – такого он в своём плане не предусмотрел. После небольшого оцепенения, Джонс принялся агрессивно кусаться. Особо не помогло, но идея выглядела так заманчиво! В конце концов он использовал свободную руку, чтобы схватить Россию за шею и пытаться от себя оттолкнуть. Иван был вынужден прервать поцелуй. Неохотно, он всё же оторвался от чужих губ, проведя в последний раз языком по припухшим губам, и отодвинулся на то расстояние, которое Джонс считал безопасным – на этом самом расстоянии Америка не пытался его больше задушить. - Твою мать, что за на хрен?! Ты что, меня не слушал? Я же сказал – никаких странных выходок в моём присутствии! - Но мне просто захотелось поцеловать тебя, - нахмурился Иван. – Я сейчас такой счастливый! Я действительно думал, что ты позвал меня, чтобы сказать… ну, о неприятных вещах. И ещё, возможно, я настолько отчаялся, что хотел начать тебя преследовать до тех пор, пока ты не согласишься со мной поговорить. Но ты всё же позвонил мне первым, по собственной воле, и позволил мне остаться рядом, пусть и в качестве… друга. Разве моя выходка действительно так странно выглядит? - Ну, ээ…. Я имею ввиду… - пусть Америка и растерялся немного, хватки он не ослабил, что очень мешало дышать Брагинскому. - …То есть, я думаю… Я не… Ты наверное имел в виду, что если бы на моём месте был кто-нибудь другой, ты бы поступил точно также, ведь правда? Иван ослабил чужую хватку на собственной шее и осторожно отодвинул от себя руку Альфреда, нежно целуя пальцы его руки. - Я не хочу этого делать с другими людьми. Только с тобой. - З-заткнись! – вспыхнул Джонс. – Когда ты говоришь о таких вещах это становится действительно жутким! Брагинский тихонько рассмеялся. Кто бы мог подумать, что всё окажется так хорошо? Наверное это звезда на небе сжалилась над его страданиями и исполнила его страстное желание. - Ты такой очаровательный, Альфред… - Я не очаровательный! - отодвинулся от России Америка. – Слушай, я сказал, что мы можем с тобой общаться и болтать о всякой ерунде. Но я ничего не говорил про то, что позволю тебе до меня домогаться! – в конце своего маленького обвинительного спича Альфред, полностью уверенный в своих словах, отвернулся от Ивана и скрестил на груди руки. Потом вскользь добавил. – И мы в любом случае не будем идти на третье свидание. Мгновение спустя Брагинский оказался позади него – Джонс с внутренней дрожью ощутил, как мощное тело России крепко прижалось к его спине. Одна из его рук скользнула под линию джинс, лаская пальцами ещё не до конца сошедший след от поцелуя. Его жаркое дыхание опалило ухо Америки. - Но Альфред, у нас ведь уже было третье свидание. Сказанная таким невинным тоном фраза заставила Джонса содрогнуться. Он попытался обернуться, чтобы оттолкнуть от себя Ивана подальше, но тот крепко сомкнул свои объятия и не хотел его отпускать. - Что за нахрен! – вызверился Альфред. – Не было у нас никакого третьего свидания, идиот! Россия медленно провёл языком по краю уха Америки. - Конечно же было, глупенький, - с томностью в голосе прошептал Брагинский. Его горячее дыхание обожгло Джонса и вогнало в краску. – После того, как ты спас меня от Беларуси, мы держались за руки, я купил тебе обед и рассказал о себе, что позволило тебе узнать меня намного лучше. Думаю, всё это можно считать третьим свиданием, не находишь? Сердце Америки, лихорадочно бившееся в груди, испуганно замерло, когда Россия спустился дорожкой коротких поцелуев на шею и как назло медленно её выцеловывая. Голова оказалась совершенно пустой, и единственная фраза, вертевшаяся на языке, скатилась с губ совершенно случайно. - Вот дерьмо… - прошептал Альфред и замолчал.