Казус "Перестрелки"

      Пьянки в кампусе всегда наводили на дежурных преподавателей какой-то священный ужас, ничем другим исчезновение как по волшебству ответственных за мир и порядок на студенческой территории никто объяснить не мог. Впрочем, студенты Военной Королевской Академии никогда и не жаловались на отсутствие контроля. Они вовсю гуляли, да так, что поутру не каждый мог вспомнить кто он и почему на нем студенческая форма, если таковая и оставалась. Но такие масштабные мероприятия устраивались не так часто и совсем уж по особым случаям. Например, по случаю, что их сборная выиграла турнир по пулевой стрельбе среди молодежи, обойдя всех противников, даже хваленую команду Полицейской Академии, фаворитов прошлого года. За это не грех было выпить-то!       Грегор Эванс, почти что выпускник, собирался праздновать свою победу. Высокий и еще по-юношески стройный, с тонкими правильными чертами лица, взъерошенными светло-русыми волосами, донельзя довольный и счастливый, он будто светился от осознания собственного триумфа. Именно его блистательное выступление позволило команде занять почетное первое место на пьедестале и утереть соперникам носы. Даже перестрелки не понадобилось, и так все ясно было.       Соревнования дали показать себя и доказать (в первую очередь самому себе, а потом родителям и обществу, по законам которого он вообще мог получить, что хочет, не шевельнув и пальцем), что годы, потраченные на учебу в Академии, прошли не зря, и он может сам — без поддержки родителей — пробить себе дорогу. Титул победителя означал также, что недавнее прошение в элитный королевский стрелковый полк определенно будет удовлетворено. Им же нужны хорошие бойцы, не обделенные умом и сообразительностью и знающие, с какого конца браться за оружие. Грегор любовно погладил резную рукоять личного пистолета, теплую и такую родную. К его большому сожалению, на вечеринку нельзя было его взять, а расстаться с любимцем даже на мгновение было тяжело, но хозяин клуба был весьма на этот счет категоричен, и нарушителей могло ждать разбирательство у самого ректора.       — Грег! Пошли уже! — в комнату заглянул один из его друзей, товарищ по команде. Звезд с неба не хватал, но по меркам Грегора был весьма неплох. — Все только тебя и ждут. И оставь ты детку! А то застрелишь кого на радостях-то…       Грегор, вздохнув, оставил любимого малыша в верхнем ящике тумбочки. То, что личный пистолет могли украсть, он не беспокоился, слишком уж тот был приметный. Парень тряхнул не по уставу отросшими ниже ушей светлыми прядями — скоро выпуск, и такая мелочь уже никого не заботила, — и чуть ли не вприпрыжку махнул за другом. Казалось, ничего не могло испортить ему этот знаменательный день.       В маленьком кафе-клубе на территории кампуса, где обычно гуляли студенты, было не протолкнуться, но для героя сегодняшнего дня сразу же нашлось место за отдельным столиком совсем рядом с барной стойкой. Столик окружали миленькие диванчики, а сам он был заставлен разнообразной выпивкой. Как опоздавшему Грегору налили штрафную рюмку, потом еще одну, пока он не вырвал себе право пить любимое пиво, а не что-то еще. Все завертелось перед глазами: поздравления, разномастные тосты, невинный флирт, не грозящий перетечь во что-то большее.       Улыбнувшись смазливой сокурснице, он забрал со стойки очередную бутылку темного прохладного пива и вдруг заметил, что на него внимательно, даже слишком, смотрит незнакомый мужчина, явно не студент — выглядит на порядок старше, но и преподавателя такого Грегор не помнил. Под этим взглядом, неприличным, оценивающим, он чувствовал себя как минимум раздетым. Поежившись, Грегор отвернулся, глотнул пива, почти сразу же забывая про незнакомца, неизвестно зачем заявившегося на студенческую вечеринку. Но спустя еще полчаса и один литр пива Грегор столкнулся с ним на выходе из туалета.       — У меня создалось чувство, что вы меня преследуете… — пьяно буркнул парень, попытавшись того обойти.       Мужчина хмыкнул.       — А что, если да? — мягко поинтересовался он и выставил вперед руку, не давая Грегору пройти дальше. Он оказался непозволительно близко. Грегор сглотнул.       — Не заинтересован, — бросил парень, но отметил, что в целом-то незнакомец очень даже привлекателен. Конечно, симпатичным его назвать было сложно: слишком резкие и грубые черты лица, а короткие волосы были непонятного при клубном освещении цвета. Но взгляд завораживал… Может, в другое время, в другом месте Грегор бы не отказал себе в новом знакомстве, хотя чужой интерес, явно носивший сексуальный оттенок, пугал парня до чертиков. Поэтому Грегор добавил, скорее для себя: — Совсем не заинтересован. Мужчина улыбнулся, и лицо его преобразилось, стало будто мягче, а оттого более притягательным. И теперь во всем его облике прямо-таки читалось: «Да кто тебя, юноша, спрашивает?»       — Выпьешь со мной, Грегор? — спросил он, и «р» в имени вышла у него гортанной, будто волной прошлась. Преграждающая дорогу рука уверенно легла парню на плечо.       — Откуда вы, черт вас дери, знаете, как меня зовут? — удивился парень, поведя плечом, надеясь избавиться от нежелательного объятия. Будь он чуточку трезвее, то сообразил, что ответ на этот вопрос вполне очевиден.       — Вечеринка в твою честь, если ты еще помнишь об этом, — снисходительно пояснил незнакомец, чуть сжимая пальцы на плече Грегора. — Меня зовут Эндрю.       — Очень приятно, Эндрю. Но вынужден отказать, — выдавил тот из себя, старательно подавляя растущую панику. Он понятия не имел, как вывернуться из сложившейся ситуации, потому что, кажется, Эндрю не собирался принимать отказа.       Конечно, мелькнула шальная мыслишка, что он бы ничего и не потерял, прими приглашение, ведь всегда можно было отступить, пойти на попятную. Но тут Эндрю толкнул кто-то очень спешащий расстаться с содержимым своего желудка, и Грегору все же удалось ускользнуть куда-то в сторону. Он поспешил затеряться в толпе, подальше от этого странного типа.       В компании друзей парень старался казаться беззаботным. Грегору хотелось уйти, но никто бы не понял, поэтому он без интереса прихлебывал пиво и время от времени ловил на себе внимательные взгляды Эндрю, все также сидевшего за барной стойкой. К радости парня, тот больше не стремился к более близкому знакомству.       — Этот импозантный мужчина явно тобой заинтересован. Очень-очень. Смотрит, будто готов тебя съесть, — хихикнула Хелен, миленькая блондинка (а уж как могла уложить противника в рукопашном бою — любо-дорого посмотреть!), и толкнула Грегора в бок. — Симпатяжка же!       — Спасибо… — принял комплимент Грегор.       — Не ты. А он. Ты у нас угрюмый нелюдимый бирюк, который одним своим кислым видом портит нам вечер. Смотри как надо.       И девушка отсалютовала Эндрю бокалом коктейля, что пила. Мужчина ей улыбнулся и, кажется, даже подмигнул.       — Вот говнюк, — почему-то обиделся Грегор на него за этот жест. Хелен понимающе хихикнула. Он бы ни за что в жизни не признался, что почувствовал в этот момент укол ревности. И тут же ему стало стыдно за столь резкие слова. Мама бы услышала, заставила промыть его рот с мылом за подобные вольности, хотя сама могла сказать пару крепких словечек.       — Познакомься с ним. Пора хоть с кем-то познакомиться.       О да, то, что он избегал любых отношений, давно стало среди студенческого братства притчей во языцех. Не то, чтобы Грегор не желал этого, но никак что-то не срасталось. Ни с девушками, ни с парнями, которые проявляли к нему интерес. Каждый раз ему мерещилось, что все от него ждут большего, чем он хотел — и мог, надо признать, — предложить.       — Я не хочу.       — О, дурашка, — девушка прильнула губами к его щеке, оставляя пьяный влажный след. — Я не предлагаю тебе вот прямо здесь с ним переспать. Хотя я бы посмотрела. На барной стойке, он в одной рубашке склоняется над тобой, твои ноги обхватывают его мужественный торс… М-м-м…       — Извращенка! — такое представить даже сложно было. Грегор чуть не подавился пивом, которое успел отхлебнуть.       — Будь смелее. Сегодня день твоего триумфа, почему бы не получить еще одну победу? На любовном фронте. Вот уведут, будешь потом жалеть всю жизнь, что так и не узнал, что обещает этот страстный взгляд.       Грегор вздохнул.       — Я бы предпочел победить на другом фронте. Например, на твоем.       Хелен глянула на него странно; ее прелестные брови взметнулись вверх.       — Грег… ты это, прости, но…       — Я понял, понял… — Грегор рассмеялся. Это была их дежурная шутка. Он ничего и не чувствовал такого к Хелен, с которой давным-давно общался и никогда даже не пытался перевести дружеские отношения в другую плоскость, тогда как при виде Эндрю в груди странно екало. Как и от невыразимо пошлой картинки, что нарисовала своими словами Хелен в его воображении: на барной стойке, в чужих крепких объятиях…       Он встал, зацепился ногой за столик, но удержал равновесие. Тряхнул головой, приводя мысли в порядок. Пожалуй, пить больше не стоило.       — Точно, Грегор, дерзай, — поддержали Хелен друзья. — Покажи ему, кто главный на этом празднике.       Они не ждали от него хоть каких-то конкретных действий, а просто жаждали зрелища. И парень понял, что не хочет их расстраивать. Придуманный за считанные секунды план, как развлечь за свой счет друзей, а заодно отвязаться от навязчивого нового знакомства, показался Грегору до чертиков гениальным.       — Ты куда? — спросила девушка.       — Знакомиться, — он беззаботно ей улыбнулся. — Страстного зрелища на барной стойке не обещаю, но будет весело.       Эндрю даже привстал с барного стула, когда Грегор к нему подошел.       — Ты передумал насчет моего предложения? — чуть насмешливо поинтересовался он, ничуть не удивленный.       Грегор с неким чувством превосходства посмотрел на него. Ущипнул себя за бедро, чтобы решиться на то, что задумал.       — Я хочу выдвинуть встречное. Мое условие: одержи надо мной победу в тире, и я буду весь полностью твой на эту ночь.       И, чуть подумав, добавил:       — На всю ночь.       Впоследствии Грегор утверждал, что в нем говорил алкоголь, а не разум, но сделанного этим было не вернуть. Но в данный момент ему казалось, что это самая гениальная идея. Гордость за одержанную победу на соревновании затмила все, и мысли не промелькнуло, что что-то может пойти не так. Парень был уверен, что даже в состоянии подпития сможет выиграть.       — Хорошо, — просто сказал Эндрю. — По десять выстрелов? Или полное соревнование?       — Десяти хватит!       Обрадованные и раззадоренные получившимся спором случайные слушатели подняли кто бокалы с сомнительным содержимым, кто бутылки пива и чокнулись. Хелен лишь покачала головой, но отговаривать друга не стала.       Мужчина нетвердой походкой прошелся к выходу и только у самой двери, полуобернувшись, спросил у замершего у барной стойки Грегора:       — Передумал?       — Вот еще что! — вскрикнул парень и всплеснул руками. Бутылка пива, которую он все еще держал, выскользнула из его ладони и укатилась куда-то под угловой диванчик, а сам Грегор с трудом сдержал равновесие.       — Ой-ой-ой, — дернула его за рукав Хелен. — Грег, ты уверен?       — На все сто. Я ж победитель, помнишь? — он улыбнулся и под смешливым взглядом Эндрю все же отошел от стойки, стараясь держать равновесие.       Веселая компания последовала за ними в студенческий тир, уверенная, что иначе стороны попробуют смухлевать. Отступать было уже как-то неприлично. Грегор ополоснул лицо поданной водицей, чтобы смыть хоть как-то дурман опьянения, натянул наушники, ограждая себя от шума. Он отстрелял положенные десять патронов, выбив приличное количество очков, приблизил мишень, чтобы его результат видели все. Грег даже загордился — мастерство не пропьешь! И за свою, чего уж греха таить, девственность он был спокоен.       Эндрю взглянул на мишень, пожал плечами. Грегор в какой-то момент решил, что тот смирился с поражением заранее, и даже одарил противника широкой улыбкой. Но вот то, что Эндрю не взял учебное оружие Академии, а достал свой, табельный, пистолет (и ведь откуда?!) с украшенной серебряной нитью рукоятью, должно было стать тревожным звоночком. Грегор попытался ухватить ехидную мыслишку за хвост, но у него все не получалось понять, почему его этот факт смущает.       — Стреляй! Стреляй! — скандировали зрители. Похоже, им, тем еще предателям студенческого братства, было не важно, за кого болеть. Грегор сглотнул.       — Стреляй уж, — поторопил он потенциального растлителя.       Эндрю улыбнулся, отправляя свежую мишень на более дальнее расстояние, чем то, что выбрал его противник. Он принял предложенные Грегором наушники, одним движением надел их и выпрямился, принимая идеальную стойку. Выпущенная из штанов рубаха натянулась на широкой спине. Рука с тяжелым пистолетом даже не дрожала. И вообще выглядело так, будто Эндрю совсем-совсем не пил, хотя Грегор видел самолично, что он уговорил как минимум две бутылки. Не глядя на мишень, он выстрелил. Казалось, что Эндрю вообще закрыл глаза и стреляет по наитию.       Пьяная толпа затихла. В яблочко!       В полной тишине раздалось еще девять выстрелов. Грегор не мог заставить себя посмотреть на результат, каким-то шестым чувством понимая, что Эндрю победил. Он стоял, во все глаза уставившись на то, как мужчина небрежно стирает с дула пистолета копоть специальной тряпицей и убирает оружие, как он теперь видел, в кобуру на поясе брюк. Ни одного лишнего движения.       — Я… — хотел сказать парень.       «Попал!» — вопило подсознание. — «Отступать назад? Сам ведь себе не позволишь». И оно было, черт возьми, право.       Он так и стоял в полном ступоре, когда Эндрю, накинув куртку, взял его за руку и потянул за собой.       — Простите, — сказал мужчина всем. — Но я заберу свой приз себе.       Ему никто не посмел возразить.       Эндрю вывел его за пределы студенческого кампуса. Грегор, все еще ошеломленный своим поражением, молча шел как послушный бычок на веревочке, пребывая в странном состоянии, когда кажется, что все происходит не с ним, а с кем-то другим. Такси увезло их от общежития, и Грегор даже не видел, куда они едут. Дома за окном машины сливались в одну линию. Чужая ладонь, поглаживающая его колено, смущала, но он так и не нашел в себе силы попросить ее убрать, как и попытаться объяснить, что вышло недоразумение. Впрочем, отказываться от своего обещания Грегор не хотел.       Как оказалось, Эндрю жил в богатом, недавно отстроенном районе столицы, неподалеку от кампуса, в новеньком доме, и квартира его напомнила Грегору скорее гостиничный номер, чем уютное обжитое жилище: минимум вещей и мебели, кристальная чистота, абстрактные картины на стенах и какая-то размытая фотография. В сумерках мало что можно было разглядеть, а свет пока никто не потрудился включить.       — Мило, — сказал он и вздрогнул от неожиданно громко прозвучавшего щелчка замка, когда Эндрю закрыл дверь.       Из комнаты вело всего три двери, и Грегор не мог себя заставить даже подумать, что за какой-то из них скрывается спальня. Он вообще не представлял, как себя вести в такой ситуации, поэтому остановился посреди комнаты, уткнулся взглядом в одну из абстракций, нашедшую место над светлым кожаным диванчиком, даже на вид не слишком удобным. «Неужели прямо вот на нем?..»       Грегор сглотнул. Ему было неловко.       — Вина? — любезно предложил ему Эндрю. Он уже успел скинуть ту легкую куртку, в которой был, отстегнуть кобуру, оставшись в приспущенной рубашке. И теперь он держал в руках бутылку и пару бокалов. Вид у него был что ни на есть милый.       — Нет, спасибо… — сейчас Грегор был уверен, что никогда больше не будет пить. Конечно, алкоголь — друг, и бросать друзей — дурной тон, но он первый начал, подстрекая на всякие сумасшествия.       Тихо зазвенело стекло, это Эндрю убирал бокалы. Исчезла и бутылка.       — Ты прав, — на плечи парню легла обжигающая даже через тонкую футболку ладонь. — Я хотел, чтобы ты все запомнил.       Он развернул его к себе лицом и, убрав руку с плеча, приобнял за поясницу, прижимая к себе.       — Расслабься, — Эндрю мягко коснулся пальцами щеки, обвел скулу.       Но Грегор никак не мог преодолеть одолевшую его скованность. От горячих — стыдных — чужих прикосновений ноги были будто ватными.       «Это, черт возьми, не со мной!.. Ну не может же так…»       Некстати подумал он о том, какие ужасы могут представить родители, если узнают когда-нибудь, как отразиться это на добром имени семьи, хотя на деле в высшем свете, где с недавнего времени вертелась, достигнув нужного возраста, его младшая сестра, гордость и любимица семьи, творилось и не такое. И эта мысль убежала из головы, когда Эндрю его поцеловал. Просто прикоснулся губами и почти сразу же отстранился, отпуская. Грегор непроизвольно сделал два шага назад.       — Думаю, сперва тебе надо принять душ. Сейчас…       В руках у Грегора оказалось сразу же мягкое и пахнущее легким цветочным ароматом пушистое полотенце. Парня ощутимо трясло после поцелуя, если можно было называть так это легкое касание посреди гостиной. И, очутившись в ванной, он устало прислонился к холодному кафелю стенки, прижимая к груди руки.       «Может, еще не поздно сбежать? Дождаться, когда в душ пойдет этот… и уйти. У него нет моего номера, у меня — его. Мы больше никогда не встретимся…»       Если бы Грегор был более слабовольным, он последовал бы зову сердца и, надо признать, разума и спраздновал труса. Его не пугала сама перспектива переспать с мужчиной. Его пугала сама возможность переспать хоть с кем-то.       Он вдруг подумал, что Эндрю взрослый и вроде как опытный мужчина, и это его успокоило. Такому можно было довериться, и Грегор понял, что все же, несмотря ни на что, собирался это сделать. Хотя бы вопреки и назло своему иррациональному страху. Стиснув зубы, он стянул сперва с себя футболку. Поежился. С большим сомнением снял брюки сразу вместе с носками и трусами, поражаясь, что может-таки двигаться, а не просто стоять столбом. Сложил аккуратно вещи, чтобы не помялись, помня о том, что другой одежды у него с собой нет. Под горячими струями Грегор простоял достаточно, чтобы протрезветь и окончательно убедить себя, что ничего плохого в том, чтобы провести с Эндрю время, нет. Этой решимости хватило, чтобы натянуть одежду обратно и выйти из душа, а не запереться там и отсидеться, пока Эндрю бы понял, что ничего ему ловить не стоит. Сам мужчина, ожидая его, сидел на диванчике, вдумчиво вглядываясь в панорамное окно, но сразу же встал.       — Ты долго.       Сказано было без какого-либо упрека. Просто констатация факта. Впрочем, Грегор и не собирался оправдываться. Он лишь пожал плечами и положил свою сложенную куртку на диван. После обжигающего душа ему было холодно в одной футболке; видимо где-то было открыто окно, и мерзли босые ноги, хотя после просто ледяного кафеля в ванной, ковер был намного лучше. В комнате, скорее всего, сильно работал кондиционер.       — Впрочем, не важно. Подожди меня тут, — Эндрю открыл одну из дверей, являя взору парня спальню, обставленную также в минималистическом стиле, но отчего-то более уютную, чем гостиная. Грегору стало легче от осознания того, что все произойдет не на неудобном диванчике, как ему думалось, а на вполне нормальной кровати.       — Хорошо, — кивнул он, присаживаясь на край не разобранной постели.       Эндрю улыбнулся ему, наклонился и шепнул на ухо:       — Не скучай.       И скрылся в ванной. Грегор услышал, как включился душ. Парня ощутимо затрясло, и он никак не мог успокоиться, хоть перед Эндрю показывал свое железное равнодушие к происходящему. Он хихикнул неожиданным девчачьим мыслям, что вот, наконец, у него будет секс, живо представляя, как, например, его сестра сложила бы у груди руки, надула пухлые губки бантиком и весьма удивленно-капризным тоном переспросила: «Да как же? На нашего неудачника кто-то позарился». Она бы точно не удивилась, что свой первый раз Грегор решил разделить с мужчиной. Впрочем, сестру он не видел довольно давно, наверняка сейчас она благовоспитанная стыдливая барышня, если верить маминым словам.      Он встал, обогнул кровать, чтобы подойти к высокому, почти на всю стену окну, закрытому тяжелой шторой, отодвинул плотную ткань, чтобы посмотреть на ночной город. Эндрю жил на достаточной высоте, и Грегор увидел даже здания ставшей за пару лет родной Академии, темный центральный парк и совсем вдалеке за ним очертания королевского дворца, горевшего — даже отсюда было видно — разноцветными огнями. Скорее всего там сейчас давали бал, но Грегора никогда, в отличие от сестры, не интересовала вся эта придворная мишура, окружавшая их с детства.       Ему в какой-то момент показалось, что он различил крышу отчего дома. И, сглотнув, Грегор опять подумал о семье и о том, правильно ли вообще поступает.       — Вид завораживает, не так ли?       Оказалось, пока он смотрел, Эндрю успел принять душ. И теперь стоял позади, чуть в отдалении. С ощутимым вздохом Грегор опустил штору, и та вернулась на свое место, ограждая спальню от всего мира. В сумраке он не видел лица Эндрю, который вдруг щелкнул выключателем. От неожиданности Грегор зажмурился, и пропустил, как мужчина оказался совсем рядом с ним.       — Зачем? — спросил Грегор, открывая глаза и жадно вглядываясь в чужое лицо. При желтом электрическом свете оно казалось чуть более грубым, чем ему виделось в клубе или в полумраке гостиной, но не менее притягательным и гораздо более молодым, чем он думал.       — Хочу видеть свой приз, — пожал плечами Эндрю. И поцеловал его. Не так, как ранее, гораздо нежнее, очень осторожно. Будто давал последнюю возможность передумать. Грегор сперва почувствовал его дыхание, а затем только легкое прикосновение неожиданно мягких губ. Парень, окончательно решившись, прикрыл глаза, чтобы не смотреть — не было сил видеть. Он, не зная куда деть ставшие такими непослушными руки, положил их на талию Эндрю. Тот удовлетворенно хмыкнул; и в поцелуе ощущения от этого были донельзя странными.       Грегор поддался зародившемуся где-то под ребрами желанию, открыл рот, и этим незамедлительно воспользовались: поцелуй стал глубже. Язык коснулся верхних зубов, прошелся по кромке и проник дальше. Одновременно с этим горячая ладонь пробралась под футболку парня, скользнула по напрягшемуся животу вверх, задирая ткань, пальцы коснулись сперва одного соска, потом и другого. От этих щекочущих прикосновений Грегор дернулся, попытался отстраниться, но Эндрю его придержал, куснул нижнюю губу и прекратил поцелуй. Нос его касался щеки парня.       — Ты боишься меня?       — Совсем не боюсь! — выпалил, не обдумав, Грегор. Его ноги дрожали, но он не был уверен, что от страха. Сквозь приоткрытые веки он видел раскрасневшиеся, чуть припухшие чужие губы; под футболкой пальцы творили что-то несусветное с его сосками, а бедра Эндрю как бы невзначай потерлись об него. И все это вместе заставило коленки Грегора подогнуться. Он бы и упал, если бы Эндрю не подхватил его за талию.       — Врешь, — заметил Эндрю; большие пальцы его рук скользнули под пояс форменных брюк, который, как сейчас показалось Грегору, он затянул после душа слишком туго. — Ты дрожишь.       — Здесь холодно, — соврал парень. И вместе с этим повторил движение визави: кожа на бедрах Эндрю оказалась горячей и очень гладкой. Он погладил его по выступающей косточке, и Эндрю тихо рассмеялся.       — Подними руки, — приказал он Грегору и снова коснулся губами его рта, лизнул, очертив кончиком языка губы.       Прежде чем Грегор подумал: «Зачем?», — руки сами взметнулись вверх. Кожу обожгло прохладой — Эндрю все же отстранился от него, подцепил футболку и резко потянул вверх, стягивая ее с ошалевшего от переизбытка новых ощущений парня. А затем прижал Грегора к себе, обнимая за плечи.       — Интересное решение, — буркнул Грегор. И, поддавшись порыву, куснул оказавшееся перед ним ухо за мочку, но затем, раскаявшись, втянул ее в рот, зализывая укус.       Эндрю снова рассмеялся куда-то ему в шею. И Грегор решил, что он на правильном пути.       — Предлагаю тебе и с меня снять рубашку.       — Снимешь сам, еще чего…       Но все же, несмотря на слова, Грегор неуверенно коснулся верхних пуговиц. Расстегивать их кому-то другому, не себе, было неудобно, и он справился только с тремя, когда Эндрю уже расслабил его ремень и потянул брюки вниз, которые ничем более не сдерживаемые легко спали, спутывая ноги. Он некстати подумал, что вид у него, наверное, идиотский: со спущенными до лодыжек штанами, с раскрасневшимися щеками и губами. И, что еще более странно, ему на все это абсолютно было наплевать. Он с нетерпением ждал того, чего еще буквально полчаса назад боялся больше всего в жизни.       И то, что Эндрю подхватил его на руки за талию, чуть приподнимая и подталкивая так, что он упал поперек кровати, Грегор воспринял как что-то само собой разумеющееся. Брюки окончательно слетели с него, с жалобным лязгом пряжки ремня упали на пол.       Парень приподнялся на согнутых локтях, прищурился. Оставшись в одних трусах и без тепла тела любовника, он действительно начал немного мерзнуть, и кожа покрылась мурашками.       — Сними их, — негромко приказал ему Эндрю. Он стоял над ним, ловко расстегивая оставшиеся пуговицы изрядно измятой уже рубашки. И жадно — от одного такого взгляда Грегу стало жарко и стыдно — смотрел на него. Будто старался запомнить, запечатлеть в памяти это зрелище. Щеки Грегора полыхнули огнем, хотя казалось куда уж больше, когда он, подчиняясь, потянулся к резинке трусов. Ему было стыдно за то, как он напряжен, это не могло скрыться от пытливого взгляда Эндрю никакой тканью.       — Сними, — повторил тот свою просьбу-приказ.       Грегор рывком сдернул трусы, запутался в них лодыжками, подавляя неудержимое желание прикрыться, понимая всю его бессмысленность — ладони бы не скрыли всего возбуждения. Эндрю скривил красиво очерченные губы в понимающей усмешке, не отводя от него, такого раскрасневшегося, дрожащего от предчувствия грядущего удовольствия, взгляда.       — Издеваешься…       Сейчас Грегор ненавидел Эндрю всеми фибрами души, и с каждой секундой все больше. Ожидание было томительно.       — Любуюсь, — подтвердил его догадки мужчина.       — К черту твои любования… — Грегор хотел протянуть руки к нему, стремясь обнять и притянуть столь желанное сейчас тело к себе, но бессильно опустил их, когда Эндрю сбросил ненужную рубашку. Не в силах отвести глаза он наблюдал, как мужчина методично избавлялся от остальных деталей одежды. И с чувством полного удовлетворения отметил, что тот возбужден не меньше, хоть чужое неприкрытое столь явное желание его до сих пор пугало. Грегор напряженно замер, когда жар чужого тела снова накрыл его.       Глаза Эндрю оказались перед его, а чужие губы захватили в плен его рот.       — Не бойся, — шепнул Эндрю. — Я не сделаю тебе ничего такого.       Грегор не должен был ему верить, в конце концов «ничего такого» уже давно было ложью, но все же согласно кивнул. И сам поцеловал, думая, что он очень смелый и необузданный, раз позволил себе такое, хотя была возможность все прекратить еще в клубе. Эндрю его обнял; ладони, все такие же обжигающе горячие, легли на лопатки. И перехватил инициативу в поцелуе, буквально насилуя рот парня языком.       Поцелуй вышел влажным, и от него кружило голову. Оторвавшись от губ, Эндрю провел языком ему по щеке и скуле, обвел ушную раковину; Грегор выгнулся, приподнимая их обоих. Реакция собственного тела на чужие прикосновения завораживала, и чтобы на что-то отвлечься Грегор обхватил руками и ногами любовника, прижимая его к себе. Член, прижатый к животу, соприкоснулся с чужим, пульсирующая боль в нем приносила удовольствие. Эндрю сдавленно застонал.       Этот первый услышанный стон чужого удовольствия заставил парня застыть в восхищении. Он чувствовал, и как дрожит в его объятьях от нетерпения чужое, такое твердое тело, и хриплое влажно-теплое дыхание где-то за ухом, и это все, черт возьми, ему нравилось.       Эндрю немного приподнялся на одной руке, хотя и далось ему это с трудом — объятия у Грегора были цепкими.       — Все быстро, — сказал он будто в сторону. — Слишком быстро. Нехорошо.       — Все так медленно! Знал бы, что ты будешь надо мной так издеваться, ни за что бы… а-ах!       Эндрю прервал легким поцелуем эту возмущенную отповедь, а его руки нырнули под ягодицы парня. Напряженные пальцы сжали их и почти сразу отпустили. Он со стоном раскинул руки в стороны, хотя хотелось прижать Эндрю снова к себе и не отпускать. И целовать-целовать, пока не закончится воздух в легких. От ощущения, что он желанен, у Грегора перехватывало дыхание.       Эндрю прикусил его ключицу, втянул тонкую кожу. И следующую его просьбу-приказ Грегор воспринял не сразу, думая, что ему всего лишь послышалось.       — Перевернись… — повторил Эндрю, поглаживая пальцами его ягодицы.       И Грегор подчинился, уткнувшись лицом в смятое покрывало. Несколько напряженных мгновений ничего не происходило, и он даже пожалел, что послушался. Он потянулся к своему нывшему от напряжения члену, думая, что хоть какие-то движения принесут долгожданное облегчение, но его ладонь перехватили. Эндрю завел его руки ему за голову, коснулся губами спины где-то между лопаток. От этой незатейливой ласки и от осознания, что он целиком и полностью зависит от другого человека, внутри у Грегора все перевернулось. Он не понимал, почему же так долго избегал этого.       — Не тяни… — выдохнул он, а когда Эндрю спустился ниже, отпуская руки, и прикусил кожу на пояснице, не смог сдержать глубокого, грудного стона. И этот звук стал столь неожиданным для него самого, что он, занятый осмыслением того, что этот голодный, жадный стон принадлежал ему, и только ему, пропустил тот момент, когда Эндрю раздвинул его ягодицы, чтобы проникнуть пальцами внутрь, и запоздало сжался. Растянутые пальцами мышцы отозвались тягучей жгучей болью.       — Ничего такого? Больно! — приподнявшись на локтях, Грегор оглянулся назад, наткнулся на смеющийся взгляд Эндрю, проклял то, что они оставили свет в спальне включенным и что теперь он может в подробностях видеть то, что с ним творят, а не только чувствовать. — Ублюдок…       — Следите за языком, Грегор-р… — сказал ему Эндрю, не думая даже прекратить свои совершенно невообразимо стыдные движения. — Иначе будет еще больнее.       Грегор, понимая, что больше не может смотреть на это, с болезненным стоном упал на скрещенные руки. Возбуждение, как не странно, нисколько ни уменьшилось. Он двинул бедрами, чувствуя внутри себя чужие пальцы; член потерся об покрывало.       — О… черт…       Он подумал, что все это можно вытерпеть, но все же еле сдержался, чтобы не скинуть с себя тяжелое чужое тело, когда вместо пальцев почувствовал прикосновение влажного языка там, где по его скромному мнению и пальцами трогать-то неповадно было. Кончик языка проник внутрь, обвел судорожно сжатые стенки, а по ягодицам, а затем и по спине прошлась ладонь, успокаивая и уговаривая расслабиться. Язык также неожиданно исчез, и Эндрю придавил рукой поясницу парня, чтобы тот и не подумал больше дергаться, улегся между его раздвинутых ног, положил неожиданно острый подбородок на напряженное бедро.       — Тише, тише.       Язык-то он убрал, но пальцы вернулись, легко проникая внутрь, и остались хозяйничать, растягивая непослушные мышцы. Грегор закусил кусок покрывала, почти силком заставляя себя расслабиться. Если уж он зашел так далеко, стоило получать удовольствие, а не вздрагивать от каждого движения внутри, ожидая инстинктивно боли, которая хоть и была, куда ж без нее, но отступала от накатывающего волнами наслаждения. Он снова сдавленно застонал, когда Эндрю по ощущениям будто потянул вверх, приподнял бедра, следуя за чужой рукой, отчего пальцы проникли еще глубже.       — Расслабься, — повторил ему Эндрю, чуть похлопывая свободной рукой, как ребенка, по спине.       Все неожиданно прекратилось, и Грегор жалобно всхлипнул, ощутив пустоту. Эндрю отстранился, освобождая Грегора от своих объятий. Парень сжал в ладонях покрывало, не зная, как относиться к заминке. Дышать было тяжело, внутри все ныло; холодный воздух прошелся по липкой от пота спине. Он хотел было обернуться и посмотреть, что все же отвлекло любовника от решительных действий, но услышал шелест разрываемой обертки, и от внезапной догадки ноги свело в сладкой судороге. А потом и это стало неважным: мягкие горячие губы коснулись его шеи, отчего волоски на ней встали дыбом; напряженные чужие бедра прижались к нему.       Одной рукой Эндрю удержал Грегора, который от неожиданности дернулся, а другой направил свой член к растянутому отверстию. Обжигающая головка легко проникла внутрь, вместе с болью, не такой сильной, как можно было ожидать, принося удовлетворение. Эндрю, выцеловывая на шее одному ему понятный узор, медленно вошел, плавно, одним бесконечно длинным движением. И, оказавшись внутри полностью, замер. Парень выдохнул, будто только заметил, что задержал дыхание, все же обернулся на лежащего на нем мужчину, не понимая, почему тот остановился. Ощущение полной наполненности, растянутых до предела мышц отдавало тупой, быстро отступающей болью, будто было продолжением ласк пальцами, только ярче, интенсивнее.       — Больно? — шепотом спросил Эндрю. Вынужденная пауза давалась ему с трудом.       — Нет, — солгал Грегор, отвернувшись.       И порадовался, что покрывало оказалось ближе ко рту, чем руки, когда Эндрю сделал первое движение, иначе прокусил бы себе что-нибудь. Наверное, он сжался, и двигаться Эндрю было тяжело; тот снова похлопал Грегора по ягодицам, прося расслабиться. Парень понимал, что первые движения все же бережные, иначе орал бы он тут от нестерпимой боли, но ничего с собой поделать не мог. Из зажмуренных — когда только? — глаз текли непрошеные слезы. Эндрю выскользнул из него, перевернул ошалевшего Грегора на спину, что тот вскрикнул от неожиданности, закинул его ноги себе на плечи и резко, одним толчком снова вошел.       — О-ох…— парень судорожно сжал пальцами многострадальное покрывало. Второе проникновение не принесло такой боли и отозвалось новым всплеском почти пропавшего возбуждения. Горячие ладони накрыли его член, поглаживая его в такт с толчками внутри.       Ноги соскользнули с чужих плеч, и Эндрю перехватил их под коленями, сгибая Грегора почти наполовину, наклонился, целуя, почти кусаясь. Всего было слишком много: боли, удовольствия, ощущения полной принадлежности другому человеку, — и Грегор с трудом удерживался на краю своего сознания. Он кричал бы, если бы его губы оказались свободны, но его целовали, его брали, сильно, глубоко и резко, нисколько уже не жалея, звали по имени. Стоило ему закрыть глаза, на веках вспыхивали яркие вспышки, но и смотреть он не мог. И слушать тоже, но в ушах рокотало: «Гр-рего-р-р»…       Когда все кончилось, он понял, что лежит, судорожно ловя наконец свободным ртом воздух. Пальцы все еще цеплялись за покрывало. Эндрю был все еще в нем, хотя уже не держал его ноги, и они болезненно ныли.       Эндрю снова наклонился к его лицу, ласково целуя в уголок рта, благодаря за доставленное удовольствие. Это нежное касание переросло в очередной поцелуй, сытый, удовлетворенный. Грегор почувствовал, что чужой член покидает его тело, а с ним и все оставшиеся силы. Усталость, накопившаяся за день и немыслимо долгий вечер, накатила похлеще только что испытанного наслаждения, и парень провалился в сон, стоило Эндрю оставить его губы в покое.       Проснулся Грегор в полном одиночестве, заботливо укрытый одеялом и на удивление чистый, без каких-либо следов прошедшей ночи, будто любовник позаботился об этом. Парень со вкусом потянулся, чувствуя каждую растянутую мышцу. Глаза открывать не хотелось. Он вспомнил прошедший вечер в подробностях, стараясь не обращать внимания, что щеки предательски покраснели, и понял, что он ни капельки не жалеет, что все же пошел с Эндрю.       Скидывая с себя одеяло, Грегор оглядел спальню, освещенную сейчас только пробивающимися через неплотно задернутые шторы несколькими лучам яркого солнечного света, заметил, что его одежда, аккуратно сложенная, лежала на прикроватной тумбочке. И только потом посмотрел на часы на стене. Несколько минут бездумно разглядывал циферблат, никак не веря, что уже давно перевалило за полдень.       — Я опоздал на занятия, — сказал Грегор сам себе. Голос у него был отчего-то осипший, а губы ссаднили, говорить было больно. — А-а-а ну и черт с ними. После вчерашней гулянки, наверное, никто и не пришел.       Он попытался встать, но ноги не держали его, и Грегор сел на краешек кровати, морщась от болезненных ощущений. На прикроватной тумбочке, под одеждой, он обнаружил коротенькую записку, в которой его благодарили за ночь, извинялись за срочные дела с утра и попросили захлопнуть за собой дверь, мол замок автоматически закроется, когда все же Грегор решит уйти. Почерк у Эндрю был резким, с сильным нажимом, и некоторые буквы походили одна на другую.       — А ты чего ждал? Вечной любви? — пробормотал под нос парень, злясь на свою наивность. Было ясно, что это просто… секс на одну ночь. Слова, сказанные вслух, успокаивали, но все равно было обидно.       Хороший секс. Не каждому везет с его первым разом. Он мог попасть на какого-нибудь извращенца, или же вообще маньяка. А Эндрю даже был в какой-то мере нежным и внимательным.       Грегор все же встал, опираясь на тумбочку. Убедившись, что ноги не дрожат и уверенно держат его, вышел из спальни. Он не собирался уходить вот прямо сразу, решив, что Эндрю должен ему хотя бы горячий душ и поздний завтрак. Правда, на кухне у того было девственно чисто, как и в холодильнике, и Грегору пришлось удовлетвориться только кофе, сваренным в небольшой машинке. В качестве некой мести, что его оставили одного с утра-дня, он не помыл за собой чашку и, уходя, захлопнул дверь, прилагая чуть больше сил, чем на то требовалось.       Грегор, выйдя из подъезда этого богатого дома, улыбнулся солнцу и, как бы ни болела потянутая с вечера спина, выпрямился и бодро зашагал в сторону студенческого кампуса, благо, как он понял, идти было недалеко. Он вообще не был склонен к ненужной рефлексии. Его ждал новый день, новые возможности, которые перед ним открыла вчерашняя победа на соревновании. А то, что случилось ночью, то случилось, и думать об этом, и жалеть, по мнению Грегора, определенно не стоило.       В конце концов, он, получив некий опыт, никогда больше не встретит этого Эндрю.       Спустя пару недель, когда все уже забылось, а друзьям надоело то и дело подшучивать над Грегором по поводу и без, за считанные дни до окончания курса, его вызвали «на ковер» к ректору Академии. Думая, чем же он мог провиниться, помимо периодического пропуска занятий, Грегор без опаски постучался в массивную дверь и, когда изнутри директор пригласил зайти, толкнул ее.       Первое, что он увидел — ректор был не один. В гостевом кресле, с высокой спинкой, сидел кто-то, разодетый в парадную форму. За всей этой мишурой Грегор не сразу разглядел лицо гостя, но и не узнать эту усмешку не мог. Никогда не говори никогда, эти слова Грегор мог повторять себе чаще, вдруг бы отучило его от этой привычки, тогда бы и некоторые встречи были менее неожиданными. К чести, парень сдержался от удивленного вскрика: «Что, черт возьми, ты тут забыл?!», лишь кивнул ректору, сидевшему за своим столом и, полный достоинства, сказал:       — Курсант Эванс прибыл.       — Проходи, проходи.       Грегор закрыл за собой дверь.       — За месяц до соревнований вы подавали прошение на ваше зачисление в пятый королевский стрелковый полк, ведь так? — это самое прошение директор держал в руках.       — Да, сэр, — ответил Грегор, до сих пор не понимая, что Эндрю делает здесь. И снова взглянул на случайного любовника. Неясная догадка закралась внезапно при виде нашивок на погонах. Вспомнился и тот пистолет, из которого в злополучный вечер стрелял мужчина, и то, как Эндрю себя вел.       «Ну», — усмехнулся Грегор, — «Знал бы, кто он, не было бы так обидно ему проиграть».       Впрочем, если бы да кабы!..       — Ваше прошение удовлетворено, — как ни в чем не бывало продолжил директор. — После выпуска, студент Эванс, вы переходите под командование полковника Саймонса. Приказ уже готов. Ваш непосредственный командир прибыл сегодня, чтобы лучше познакомиться с вами. Полковник?       «Куда уж лучше?» — Грегор сдержанным кивком поприветствовал Эндрю. — «Полковник, надо же…»       Он и спор тогда не затеял, знал бы! Даже мысли такой не возникло бы.       В оговариваемый полк принимали только лучших из лучших, и простой студент, хоть и принесший победу Академии в соревновании, ни за что не победил бы их командира, про которого ходило столько слухов и небылиц, но все сходились в одном: Саймонс — лучший. Заранее проигрышное дело. Наверное, Эндрю и заглянул к ним на пьянку, приглядываясь к тому, кто претендовал на место в его корпусе. Пригляделся!..       Грегор живо представил, что будут говорить в полку, когда узнают, что он спал с их командиром, этим невозможным Саймонсом. И ведь не докажешь, что у него самого и в мыслях не было таким способом делать себе карьеру.       Эндрю что-то ответил директору, Грегор не слышал слов, только звук этого голоса отдавался где-то под ребрами щемящим чувством, отчего все внутри переворачивалось от воспоминаний, как Эндрю шептал его имя на ухо. И Грегор, тщательно взвесив все за и против, игнорируя это странное ощущение, сказал то, о чем, как ему думалось, скорее всего, будет жалеть всю оставшуюся жизнь:       — Простите, директор, полковник Саймонс, я вынужден забрать свое прошение. Я отказываюсь.       Он поклонился сперва директору, потом ничем не выдавшему своего удивления Эндрю и поспешно, чтобы его не остановили, выскочил из кабинета, мечтая оказаться отсюда как можно дальше.       Останься он у двери чуть подольше, то, наверное, услышал, как полковник Саймонс с чувством полного превосходства и некоего восхищения говорил директору, что ни за что не примет отказа и что этот перспективный курсант просто обязан стать его и только его, а ничего не понимающий, что все же только что произошло, ректор соглашается.       Наверное, хорошо, что он этого не слышал.