Суметь вернуться

Хочу татуировку. Не просто хочу. Она мне нужна. У Стайлза сегодня хороший день, несмотря на то, что он изображает из себя мать всех пороков во плоти, губы его то и дело изгибает легкая улыбка, он шустро нащелкивает новые и новые сообщения, и даже готовит эпохальный в своей несъедобности омлет, который, как оказалось не способен испортить радостного настроя юноши. - Зачем тебе татуировка? - лениво произносит Питер, щурясь от яркого солнца, пробивающегося через неплотно задернутые занавески. Стайлз однозначно заразен. Особенно когда так благодушно улыбается, позволяя своему волку кормить себя фисташковым мороженым с ложки. И немного с пальцев. И иногда с губ. Мальчишка дочиста облизывает ложку, заставляя вервольфа невольно зависнуть на этом в меру развратном зрелище, снова проводя пальцами по экрану. Нужно написать верные руны. Кивает на свое предплечье, где следы от когтей Питера почти затянулись. Хейл думает, что ему повезло, что его мальчик не обратился от этого. На той стороне они остались. Нужно, чтобы были и на этой, понимаешь? - Не очень. Не хочу думать о том, что ты снова окажешься там. Неважно, бэдвульф. Просто так надежнее. - Когда закончишь курс лекарств, ладно? - юноша согласно прикрывает глаза, медленно обнимая губами поднесенную ко рту ложку с мороженым. Хейл глухо рычит, чувствуя, как в одно мгновение начинает зашкаливать сердцебиение. Как скажешь, большой серый волк. Большой серый заботливый волк. Стайлз кладет голову на плечо оборотня, осторожно проводя ладонью по груди. У отца сегодня ночная смена, знаешь? И у Мелиссы. Стилински старательно не смотрит на своего волка, подсовывая ему телефон с набранным сообщением. - Ну и что это за кристально прозрачные намеки? - Питер со вздохом качает головой. - Разве мы с тобой уже все не обсудили? Мы ничего не обсуждали, и я ни с чем не соглашался, Питер. Тебе придется считаться с моим мнением и желанием, бэдвульф. Стайлз прикладывает ладонь ко рту собирающегося что-то сказать вервольфа. Или, я клянусь Фенриром, я буду дрочить по ночам прямо в постели. Ты все равно не выдержишь. Рано или поздно. - Отца пожалей, - Питер недобро скалится, подпуская в интонации глухого рыка. Я и жалею. Их сегодня не будет. И прекрати рычать, бэдвульф, если бы на меня это действовало, я бы здесь сейчас не сидел. И, подумав, добавляет. Или ты бы здесь не сидел. Это же моя комната, волчара. - Стайлз... Каждую гребанную ночь. Может даже по паре раз. И буду дышать тебе в ухо, ты же не посмеешь бросить меня в кровати одного. - Стайлз. Хотя, о чем это я, ты же любишь смотреть, как я это делаю. - Стайлз! А потом ты любишь меня трахать. Я тебя хочу, Питер. Слава транквилизаторам, честное слово, я бы уже сдох от спермотоксикоза, если бы не они. Хейл замолкает, сильнее сжимая ладонью плечо прильнувшего к нему подростка. - Ты не любишь альфа-форму. Ты дурак, Питер Хейл. Великовозрастный альфа дурак. Стилински откладывает телефон, влажно проводя губами по челюсти Питера. Вздыхает, снова беря в руки телефон. Знаешь, Виктория сказала, что одним из основоопределяющих симптомов моей болезни является нежелание говорить. Или отсутствие ощущения дискомфорта от этого. Но я очень хочу говорить. С тобой. Сейчас, Питер. Мальчишка прижимается лбом к изгибу шеи мужчины, медленно моргая, щекоча ресницами чувствительную кожу. Мне кажется, что диагноз неверен. Но если я скажу ей об этом, она назовет это каким-нибудь "психологическим фактором", или типа того. Типа "давления извне". - Давай, ты закончишь первый курс лекарств, и тогда уже будет ясно. Давай, ты спросишь у Дитона. Вы же что-то делали, чтобы меня вернуть? Может, где-то накосячили? Если что, я не в обиде. Питер держит ровным дыхание и ритм сердца. Питер не вздрагивает. Но внезапно понимает, что, вопреки всему своему уму, и предусмотрительности, ответа на этот вопрос он не подготовил. - Я поговорю с Дитоном еще раз, - старается произнести как можно спокойнее. - Не думаю, что он сможет сказать что-то новое. Стайлз кивает, кажется, вполне удовлетворенный ответом. Все равно спроси. Мальчишка выворачивается из-под руки оборотня, оседлывая его бедра, и упираясь одной рукой в плечо. Второй рукой он набирает короткое сообщение. Все будет хорошо. Хейл хмыкает опуская голову - такой кристальный намек на их первый раз трудно проигнорировать. - Тогда я был в цепях. И слышал тебя. Ну, если ты настаиваешь... Стилински громко фыркает. Цепи можешь одолжить у Дерека. Думаю, у него еще есть, а я, в виде исключения, не против БДСМ, только без ошейника, я ненавижу этот чертов ошейник. И сейчас ты намного лучше чувствуешь меня. Зачем голос? Слушай сердце. Стайлз нетерпеливо ерзает, притираясь задницей к паху, наклоняясь ближе, и с удовольствием вслушиваясь в хриплый полувздох, рвущийся из горла оборотня. Папа и Мелисса уйдут через пару часов. Ты от меня не отвяжешься, бэдвульф. Около часа Стайлз бродит по дому, помогая Мелиссе на кухне, кружа по отцовскому кабинету, потом возвращается в свою комнату, садясь под боком у оборотня, сосредоточенно уткнувшегося в ноутбук. Питер сам удивляется, как он умудрился за эти три года не потерять работу, потому что сейчас сосредоточиться не удается совершенно, особенно когда рядом размеренно дышит мальчишка, тепло прижимающийся, старающийся не шевелиться, чтобы не отвлекать мужчину от работы. Хейл все-таки не выдерживает, откладывает ноутбук, поворачиваясь к своему мальчику, бережно прихватывает кожу на шее губами, улыбаясь одобрительному вздоху. - Твой отец еще не ушел, - медленно, наслаждаясь, ведет губами вдоль широкого выреза футболки. - И, честное слово, я до сих пор думаю, что это плохая идея. Стайлз фыркает. Я все обдумал. Все. Бэдвульф, даже если рассуждать просто логически - нельзя тянуть до полнолуния, черт его знает, что с тобой случится. Я прав? - Весьма относительно. Я тебе официально запрещаю снова ширяться этой твоей смесью отрав, ясно? В ответ на удивленно-негодующий взгляд Питера, мальчишка со вздохом поясняет. Выяснил у Скотта. А тот у Дитона. В общем да, я в курсе. И я могу тебе запретить, верно, волчара? - Можешь, - Хейл серьезно смотрит в глаза своего советника. Взгляд у Стайлза абсолютно непреклонен. Значит, запрещаю. У тебя есть я, тебе не нужно больше травить себя и своего волка. Тебе ясно, бэдвульф? Вот оно - уже почти забытое чувство, ощущение, что провинившегося щенка отчитывает в меру строгий хозяин. Волку одновременно хочется виновато прижать уши к голове и вильнуть хвостом, и со всей аккуратностью перегрызть глотку зарвавшемуся человеческому детенышу. - Хорошо, я признаю, что ты и молча можешь на меня давить, - Хейлу не удается долго удерживать серьезно-мрачное выражение лица, потому-что мальчишка, чуть виновато прикрыв глаза ресницами, вжимается губами в щеку. Все будет хорошо, Питер. С первого этажа Джон зовет сына, и Стайлз мгновенно слетает с кровати, довольно улыбнувшись оборотню, перед тем как выскочить из комнаты. Волк осторожно скребет когтями по человеческому сознанию, с обманчивой покорностью обещая не выходить из-под его контроля. Наверное, в первый раз в жизни Питер своему волку не верит ни на йоту. Стайлз пружинистым шагом заходит обратно в комнату, на ходу стягивая с себя футболку, обдавая чувствительное обоняние мощной волной возбуждения. Питер начинает думать, что Стилински с утра каким-то мистическим образом провел Мелиссу, и не принял свои лекарства, что фактически невозможно, учитывая, что одно или два из них вводить нужно внутривенно. Волк начинает нетерпеливо скулить, и глаза его на мгновение вспыхивают привычным алым цветом, когда Стайлз, довольно улыбаясь, подходит ближе, щелкая пряжкой ремня - устраивать медленный стриптиз сегодня явно не в его планах. Питер отправляет весь самоконтроль на то, чтобы удерживаться в человеческом облике, пока мальчишка быстро стягивает с себя джинсы, натянутые на голое тело, тихо, голодно рычит, укладывая одну ладонь на обнаженное бедро, а второй непривычно-торопливо начинает расстегивать мелкие пуговицы на рубашке. Нетерпением перетряхивает все тело, когти рвут плотную ткань, выдирая чертовы мелкие кругляшки, мальчишка улыбается, запуская руки под исполосованную ткань, садится на бедра, с не меньшим нетерпением стягивая рубашку с мужчины, тянется губами к шее, прижимаясь, прикусывая кожу, тут же проводя кончиком влажного языка по вмятинам от зубов. Альфа наконец-то справляется с рубашкой, стягивая ее остатки с себя, глухо рычит, осаживая внутреннего волка воспоминанием о боли, которую еще приносит трансформация, и откидывается на спину, удерживая своего мальчика на себе, с удовольствием скользя обеими руками по податливо изгибающемуся телу. Стайлз вдумчиво, медленно скользит кончиками пальцев по голой коже, надавливая, проходясь вслед влажными губами, выбивая нехитрыми ласками остатки воздуха из легких, выгибается под ладонью, легшей на поясницу, слабо вздрагивая от почудившегося прикосновения когтей, и, наклонившись к губам мужчины, медленно целует его, прикрывая глаза. Питер осторожно проскальзывает по тонкой коже когтями, почувствовав прикосновение искусанных, слегка припухших губ, шумно выдыхает, переворачиваясь, подминая под себя возбужденно выгибающегося юношу, мгновенно сжимающего его бедра коленями, целуя настойчивее и глубже, забирая у Стайлза остатки воздуха, дыша им самим и его возбуждением, желанием, покорностью. Стилински чуть дергает волка за волосы на макушке, все же заставляя отстраниться, хватает покрасневшими губами воздух, нетерпеливо ерзая под тяжелым, прижимающим его к кровати телом, смотрит мутно, расфокусированным взглядом скользя по лицу Питера, недовольно хмурится, натыкаясь скользнувшими вдоль спины руками на ремень, и так до сих пор и не снятые джинсы. Хейл нехотя отстраняется, наскоро расправляясь с остатками одежды, снова вжимает своего друида в постель, жадно прижимаясь губами к шее, к быстро пульсирующей голубой жилке, проводя обеими руками вдоль напряженного, скованного возбуждением хрупкого тела, как и всегда чувствуя моментальную отдачу, желание. Стайлз царапает кожу под ребрами, компенсируя невозможность привычно-громко застонать, раскрывает свой невозможный рот в немом вскрике, когда Питер, в очередной раз глухо зарычав, накрывает губами твердый чувствительный сосок, по второму проходясь пальцами, напористо, голодно лаская, запускает пальцы в его волосы, сжимая, прижимая оборотня к себе, недовольно мотая головой, когда альфа, поочередно пройдясь языком по обоим соскам, опускается ниже, лаская и прикусывая напряженный живот. Недовольство сменяется очередным возбужденным изгибом тела, стоит Питеру обдать горячим дыханием плотно прижатый к животу член, мажущий прозрачной смазкой по бледной, усыпанной родинками коже. Мальчишка с хлопком опускает обе руки на постель, сминая ладонями простынь, подается бедрами вверх, невыносимо пошло проезжаясь членом по чужим губам, повторяет движение, судорожно всхлипывая, когда альфа, разомкнув губы, вбирает его член в рот почти до основания, плотно сжимая, оглаживая языком набухшие, пульсирующие вены. Стайлза трясет от невозможности застонать, выплеснуть хоть часть переполняющих его эмоций, он закатывает глаза, снова откидываясь на кровать, стоит ему столкнуться с насыщенно-красными глазами отсасывающего ему вервольфа. Питер неторопливо скользит губами по возбужденно подрагивающей плоти, не собираясь давать своему мальчику возможность кончить так быстро, прижимает его бедро к кровати, не давая двигаться и задавать свой темп - незачем дразнить внутреннего волка, скептически относящегося к подобной смене ролей, - напористо лижет влажную головку, выпуская член изо рта, снова переводя взгляд на приподнявшегося на локтях Стайлза. Мальчишка выглядит так, будто очень хочет что-то сказать, приоткрывает рот, судорожно облизывая губы, хмурится, прерывисто вздыхая, но молчит. Альфа успокаивающе гладит своего советника по бедру, невольно снова выпуская когти, но не царапая, не так, чтобы прикосновение причиняло боль. Волк готов себе на глотку наступить, лишь бы не причинить своей паре боли. Но альфа все же думает, что у него и его волка немного разные понятия о недопустимом. Волк, например, не видит ничего зазорного в том, чтобы взять своего мальчика в альфа-форме. Юноша снова томно вздыхает, успокаиваясь, широко раздвигая стройные ноги, раскрываясь. От такой покорности внутренний хищник ликует, рычит, рвется наружу, стремясь прочувствовать своего человека всем своим естеством, ровный алый отсвет глаз становится ярче, но трансформация пока еще не подступает, Питеру хватает сосредоточенности сдержаться. - Я сорвусь, - почти виновато рычит, касаясь губами внутренней стороны бедра, проводя языком по череде и здесь покрывающих кожу мелких родинок. Стайлз мягко кивает в ответ, проводя розовым языком по припухшим губам, завораживая оборотня этим зрелищем, заставляя шумно сглотнуть, протягивает руку под подушку, выуживая оттуда флакон смазки, по-прежнему спокойно, даже успокаивающе глядя в глаза мужчины. Хейл подхватывает его ногу под колено, приподнимая, помогая упереться пяткой в свою ключицу, хмурится, усилием воли прекращая вновь накатившую трансформацию, замирает, тяжело дыша, внимательно, неотрывно наблюдая за тем, как Стайлз согревает прозрачный гель, размазывая его по своим пальцам. В паху скручивается обжигающий тугой узел, возбуждение искрит, заставляя волка срываться на глухие полустоны, прижиматься щекой к ноге дрожащего от собственных прикосновений друида, царапая тонкую кожу легкой щетиной. Юноша часто облизывает губы, заливаясь румянцем, расползающимся от щек по шее и груди - одно из самых соблазнительных зрелищ, на вкус Питера, - медленно моргает, не сводя взгляда с замершего, жадно ловящего каждое его движение, каждую отражающуюся на лице эмоцию, вервольфа, неспешно, почти несмело вводя в себя пару пальцев. Волк хрипло взрыкивает, невольно двигая бедрами, повторяя медленное движение скользящих глубже пальцев, опускает ладонь на свой член, коротким, мягким движением чуть ослабляя болезненное напряжение. Жаждой большего сметает способность нормально видеть - в глазах темнеет от возбуждения, каждое движение беззвучно стонущего, изгибающегося, получающего явное наслаждение от своих действий, юноши отдается в теле оборотня все большим напряжением, желанием и жаром. Питер мягко отталкивает руку Стайлза, заменяя его пальцы своими, легко толкается глубже, наклоняясь, поглаживая изнутри гладкие горячие мышцы, чувствуя как от еще одного более глубокого движения, тугие стенки начинают сокращаться, жадно обхватывая чуть согнутые, массирующие чувствительное сплетение нервов, пальцы. Питер чуть не кончает сам, глядя как Стайлз судорожно выгибается, хватаясь за простынь, как напрягаются мышцы его живота, как подрагивает напряженный член, толчками выплескивая пряно пахнущую сперму на молочно-белую, блестящую от естественной смазки кожу. Стайлз краснеет еще больше, пытаясь свести ноги, но альфа коротко, предупреждающе рычит, наклоняясь ниже, аккуратно опуская ногу мальчишки на кровать, добавляет третий палец, почти легко проскальзывая по смазке, растягивая расслабленные после оргазма мышцы, и, глухо, по-животному, урча, слизывает белесые потеки с бледной кожи, затем поднимая взгляд на юношу. Стилински внимательно, томно смотрит из-под полуопущенных ресниц, медленно облизывает губы, чуть прикусывая, слегка прищуривается, сжимая мышцами скользящие в нем пальцы. Альфа наклоняется к нему, упираясь руками в постель по обе стороны от его головы, накрывает горячие влажные губы поцелуем, сминая, мягко покусывая, ловя беззвучные выдохи, отзывающиеся в сознании воспоминанием о мелодичных, сводящих с ума постанываниях. Не отрываясь от губ Хейла, мальчишка проводит ладонью по его груди, к паху, обхватывая длинными пальцами до боли возбужденный член - и уже только от этого можно бурно кончить, - и, слегка выгнувшись, направляет в себя, подаваясь бедрами вперед, насаживаясь. Питер завороженно смотрит на него, силясь что-то сказать, но из горла рвется только торжествующий, громкий рык, от которого Стайлз вздрагивает, сжимаясь. Это одновременно возбуждает еще больше, и отрезвляет, Питер замирает, прислушиваясь к возбужденному ритму сердца. - Все-таки боишься? Стайлз показывает жестом: "Немного", виновато улыбается, неожиданно быстро вцепляясь пальцами в загривок собирающегося отстраниться волка, притягивая его ближе к себе, одновременно подаваясь бедрами, тяжело выдыхая от ощущения заполненности, близости, разливающегося жаром по телу возбуждения, жадно целует, не давая даже сделать вдох. Оборотень глухо рычит, чувствуя, как удлиняются клыки, но Стайлз отстраняется лишь слегка, увлеченно вылизывая губы и клыки, проводя кончиками пальцев по искаженным чертам лица, тяжело, возбужденно дышит, двигая бедрами, прижимаясь к своему альфе вновь твердым членом. От первого, несдержанного толчка, Стайлз выгибается, почти неестественно выламывая позвоночник, упирается ладонью в плечо мужчины, стараясь сдержать, широко распахивает глаза, впиваясь обеспокоенным взглядом в мутные, голодные глаза едва контролирующего себя хищника. Волк, дорвавшись до желаемого, сбивается с рыка на скулеж, когти рвут простынь в паре дюймов от подрагивающего хрупкого плеча; оборотня выгибает дальнейшей трансформацией, и Стайлз невольно закрывает глаза. Здесь Питер прав на всю тысячу процентов - альфа-форму Стайлз не любил. Скорее даже не переносил возникающих ассоциаций, ни одна из которых не была не то что приятной, но даже нормальной - не была. Оборотень замирает, наклоняясь совсем близко к лицу юноши, издает тихий рык, постепенно переходящий в виноватый стон. - Открой глаза... Стайлз. Пожалуйста. Стилински обнимает Питера за шею, второй рукой вслепую проходясь по лицу, и только потом открывает глаза, настороженно глядя на замершего, тяжело дышащего мужчину. Мягко проводит пальцами по губам, вторую ладонь кладя на бедро, чувствуя жар и дрожь сдерживающегося хищника, осторожно проводит ладонью по боку, к ребрам, затем по спине к загривку, поглаживая, чуть задевая ногтями, заставляя волка блаженно щуриться, успокаиваясь. Стайлз выгибается, чуть запрокидывая голову, дышит тяжело, учащенно, скрещивая длинные ноги на пояснице оборотня, притягивая его ближе к себе, удерживая зверя взглядом и прикосновениями рук. Волк подчиняется человеческому контролю, сдерживаемый скорее не им, а страхом навредить своей паре, боязнью вновь услышать под собой испуганный ритм родного сердца. Юноша дышит тяжелее и чаще, выгибаясь в ритме ускоряющихся движений, хватается руками за плечи Питера, уже не отталкивая, притягивая его к себе, прижимаясь, широко раскрывая рот и жмурясь, кусая губы, и тут же целуя своего волка, скользя ногтями по его спине, дразня хищника, отвечающего ему тихим, довольным рыком, осторожным, даже нежным прикосновением клыков к коже, мягкими прикосновениями языка, зализывающего едва чувствующиеся царапины на коже. Когда звуковым сопровождением к глубоким, почти резким проникновением становятся не хриплые, перемежаемые тихими порыкиваниями стоны, а полноценный довольный рык получившего свое альфы, Стайлз кончает снова, крупно вздрагивая, мотая головой, туго сжимая в себе своего волка. Альфа не пытается отстраниться сразу - мальчишка удерживает его обеими руками на себе, слабо дрожа, обмякая на смятой постели через пару минут. Питер приподнимается, тяжело, сбито дыша, на очередном выдохе неожиданно безболезненно и легко обращаясь в волка. Стайлз широко распахивает глаза, мгновенно успокаиваясь, стоит зверю почти ласково потереться длинной мордой о его щеку. Шершавый язык скользит по вискам и шее, собирая капли пота, и юноша блаженно щурится, расслабляясь, позволяя хищнику, осторожно переступающему лапами по постели, спуститься ниже, медленно вылизывая расслабленное после оргазма тело. Получасом позже, прижимаясь к лежащему рядом мужчине и кутаясь в одеяло - обоим лень вставать, чтобы закрыть окно, - Стайлз нашаривает на полу телефон, лениво набирая очередное сообщение. Вот видишь, не так уж плохо у тебя с самоконтролем. - Все равно идея была не блестящая. Ладно, блестящая, но небезопасная. Да и ладно. Ты всегда говорил, что у меня проблемы с инстинктом самосохранения. - Стайлз, - Хейл серьезно смотрит на улыбающегося мальчишку. - Проблемы могут быть только в том случае, если предположить, что у тебя этот инстинкт есть. У тебя он отсутствует напрочь. Ну да, я же с тобой живу. Питер закатывает глаза, громко фыркая. - Не слишком-то лестно, - проводит кончиками когтей по выгнутой пояснице, отчего мальчишка вжимается лицом в его шею, возбужденно дыша. Еще скажи, что ты обиделся. Стайлз делает зазывное движение бровями. Накажешь? Ночь долгая.

***

Надолго бодрого настроя у Стайлза не хватает, на следующее утро, приняв бессчетное количество своих лекарств, он снова погрузился в привычную уже апатию, разве что удовлетворенный влажный блеск карих глаз давал волку понять, что не так уж все плохо. Питер сидит на кухне, наблюдая за Стайлзом, вяло тыкающим вилкой в яичницу. - Ешь давай, - Хейл строго смотрит на мальчишку, отвечающему ему полным сарказма взглядом. Сам-то только кофе пьешь. Что тебе мешает есть дома, а не в городе? Питер скашивает взгляд на подошедшего шерифа, только проснувшегося и выглядящего слегка помятым со сна. Стайлз меланхолично жует бекон, улыбаясь отцу. - Какие планы на сегодня? - шериф скорбно смотрит на пачку овсянки. - Теперь у меня в доме два цербера от здорового питания, - улыбается шумно фыркнувшему сыну. - Так какие планы? - Стайлз - дома, я по делам съезжу, - размеренно отвечает альфа, делая очередной глоток из большой чашки. По каким делам? Куда поедешь? - К Дитону заеду, спрошу то, что ты просил. Адри и Билл просили заехать. Захочешь, потом вместе съездим, они рады будут тебя увидеть. Посмотришь на их дочь. Стайлз довольно щурится, кивая. Когда получше буду себя чувствовать, ага? А то Адри изведется от моего бледного вида. - Она может, - Хейл тихо фыркает. - А ты, значит, со мной остаешься? - шериф заливает овсянку кипятком. - У Мелиссы вторая смена в больнице, представляешь? Стайлз сочувственно кивает, чуть хмурясь. - А у меня два выходных, - продолжает шериф. - Кстати, когда там полнолуние? - Через четыре дня, - альфа ровно смотрит в глаза шерифа. - Я уеду. Стайлз останется здесь. Эй, волчара! Мы так не договаривались! - Мы никак не договаривались, Стайлз. Я так сказал. Мальчишка не успевает набрать нового сообщения, потому что шериф задумчиво кивает. - Я думаю, так лучше будет, Стайлз. В конце-то концов, Питеру виднее. Юноша переводит возмущенный взгляд с отца на оборотня. Какого хрена, Хейл? Питер встает, перегибаясь через стол, сердито прищуривает глаза, почти касаясь губами уха своего советника и тихо, сдержано рычит: - Потому что я так сказал. Обсуждать тот факт, что в полнолуние он решил собрать остатки своей стаи, в присутствии шерифа Питеру не улыбается. Но шериф Стилински не был бы в своей должности, если бы не обладал известной долей проницательности. - Хочешь собрать своих? Где? Стайлз задумчиво прищуривается, глядя на медленно кивнувшего Питера. - В особняке. Проблем вам не доставим, шериф. Как и всегда. - Я бы на твоем месте не разбрасывался словами типа "как и всегда". Мальчишка мягко проводит пальцами по ладони вервольфа, успокаивая.