Голодные Игры: Против правил

POV Энни - Энни! Голос, зовущий меня по имени, так слаб и далёк, что я даже не пытаюсь подняться ему навстречу. - Энни, очнись! Чувствую, как моё тело отрывается от земли, и издаю глухой стон. Мне так спокойно и хорошо лежать здесь, так зачем куда-то уходить? - Ну давай же, нам нужно идти! Чьи-то сильные руки трясут меня за плечи, и я наконец-то с трудом разлепляю глаза. Несколько секунд пытаюсь привыкнуть к яркому солнечному свету, а потом вижу склонившегося надо мной Аэрона. - Энни? Всё в порядке? Пробую пошевелить руками и ногами, убеждаясь, что сознание окончательно вернулось, и я могу продолжать путь. - Вроде бы. Извини, я не знаю, как так получилось. Аэрон качает головой. - Вот глупая, кто же за такое извиняется. Ты просто очень устала, я понимаю. С каждым может случится. С каждым, но не с ним. Я понимаю, насколько глупо сейчас выгляжу на его фоне – запуганная, слабая, обессилевшая. Он никогда не подаст и виду, если устанет, только покрепче сожмёт зубы и будет продолжать свой путь. И уж точно не потеряет сознание от слабости и потрясений. Мне стыдно, и я тороплюсь отвернуться, чтобы спрятать своё пылающее лицо. - Со мной всё в порядке. Пойдем скорей. Ведь лучше убраться отсюда, верно? Аэрон внимательно наблюдает за мной, словно оценивая, способна ли я адекватно соображать. - Да, ты права. Думаю, мы не единственные, кто решил переправиться через реку, поэтому лучше уйти с открытого места. У нас есть преимущество по времени, но рассиживаться не стоит. Я киваю. Наш Дистрикт – единственный, где плавать учат чуть ли не с самого рождения. Другим трибутам будет гораздо сложнее перебраться на этот берег. Поднимаюсь на ноги и беру свой рюкзак. Торопливо натягиваю его на плечи и подтягиваю спустившиеся лямки. - Куда мы теперь? - Есть одна идея, – Аэрон тоже поднимается с колен. – Может быть, пойдем не в глубь леса, а вдоль берега? Уйдем подальше, наловим рыбы, отдохнём. Не обязательно сразу скрываться в лесу. Тем более, профи решат, что мы ушли именно туда, и бросятся в погоню. А мы тем временем будем в совершенно противоположной стороне. - Хорошо, думаю, так будет лучше. Пойдем вдоль берега. Он расстёгивает свою насквозь мокрую куртку и слегка выжимает карманы. - Тяжеловато будет идти в сырой одежде. Может, снимешь ветровку? - Нет, пойду так, – я передергиваю плечами, пытаясь избавиться от неприятного ощущения прикосновения сырой ткани. – Не особо удобно, но я потерплю. - Как хочешь, - Аэрон делает несколько шагов вперёд и останавливается, чтобы оглянуться. – Идём. Я бросаю последний взгляд на соседний берег, который всё ещё пылает, и со вздохом отворачиваюсь. Часть арены уничтожена огнём, впереди – огромное неизведанное пространство. Что мы будем делать в глухом лесу, где уж точно не найдется ни спрятанной еды, ни крыши над головой? Меня пугает эта неизвестность, и я чувствую, как мои колени слегка дрожат. Заставляю себя не думать о трудностях и опасностях, которые ждут нас впереди, и иду в след за Аэроном в противоположную сторону от дамбы. В конце концов, меня не должно беспокоить моё будущее – я добровольно согласилась принести себя в жертву для победы Аэрона. Моя роль почти завершена: я помогла ему найти еду и укрытие, которое, правда, уже уничтожено огнем. Теперь можно будет погибнуть в битве, защищая его от врагов. Хотя нет, я не уверена, что настолько самоотверженна. В любом случае, моя смерть – вопрос времени, и мне незачем её бояться. Я знаю, что не должна бояться. Но тем не менее, мне страшно. Мы идём вдоль берега, пока река не начинает сужаться, и, в конце концов, добираемся до её истока. Здесь растет высокая мягкая трава, и мы решаем устроить привал в ней, чтобы спрятаться и одновременно устроить хороший наблюдательный пункт. Аэрон сбрасывает свой тяжелый рюкзак в траву, развязывает его и достает бутыль с водой. Делает из неё несколько глотков и протягивает мне. - Будешь? - Нет, спасибо, – я тоже скидываю рюкзак и опускаюсь на траву, с удовольствием вытянув ноги. – Я до сих пор вся сырая, хоть выжимай. Так что хватит с меня пока воды. Аэрон окидывает меня долгим взглядом и слегка пожимает плечами. - Смотри, солнце скоро сядет. Постарайся лучше высохнуть побыстрей. - Как будто это от меня зависит. Он хмыкает и отворачивается. Засовывает бутыль обратно в рюкзак и потуже затягивает ремешки. - Как думаешь, есть шанс что на сегодня нас оставят в покое? – я пытаюсь, чтобы вопрос прозвучал небрежно, и мне это почти удаётся. - Почему бы и нет, – он пожимает плечами. – Двое трибутов погибли, для одного дня вполне достаточно. Мы оба знаем, что для капитолийцев не существует слова «достаточно», но всё-таки надеемся, что распорядители сегодня порядочно развлекли публику, и поэтому можно ожидать затишья. У меня больше нет сил куда-либо идти, хочется лечь и не вставать, по крайней мере, до завтрашнего утра. - Хочешь есть? В ответ мой живот издает громкое урчание, и я смущенно прикрываю его рукой. - Понятно, – смеётся союзник и оглядывается вокруг. – Ну, рядом река, вокруг нас полно травы. Я думаю, ты знаешь, что делать. Я киваю и тянусь к ближайшему травянистому кусту. Это осока – самая лучшая трава для плетения сетей. Любая девчонка в Дистрикте-4 сможет сплести сеть из её стебельков, и я, с моим трехлетним опытом самой чёрной и грязной работы в рыбацких доках, точно смогу сделать её не хуже. Аэрон помогает мне – его длинные тонкие пальцы быстро вплетают в сеть самые крепкие травинки, и через полчаса у нас на руках превосходная, крепкая сеть для ловли рыбы, ни чуть ни хуже той, которой мы обычно пользуемся дома. - Хорошо, теперь можешь отдохнуть, а я схожу к реке, – Аэрон поднимается с колен и аккуратно берётся за края сети. – Я скоро вернусь. - Хочешь сказать, сам этим займешься? – я хватаюсь за другой конец сети и не отпускаю. – Спорим, я поймаю нам рыбку на ужин гораздо быстрее, чем это сделаешь ты? Несколько секунд Аэрон, не моргая, смотрит на меня, а потом вижу, как в его глазах мелькает искорка смеха, и он отпускает руки. - Я забыл, с кем разговариваю. Хорошо, предоставляю тебе право накормить нас ужином. - То-то же, – я довольно улыбаюсь и беру сеть. – Лучше проследи, чтоб никто не пустил мне стрелу в спину. Аэрон хмурится и кладёт руку на рукоять меча. - Не беспокойся, я покараулю. Ободряюще улыбаюсь ему и иду к реке. Здесь глубина совсем небольшая, вода едва достает мне до колен. Рыбы нигде поблизости не видно, но я иду вперёд, дохожу до середины истока и останавливаюсь. Опускаю руки, закрываю глаза и замираю. Я знаю, что рыба придёт, стоит мне только успокоиться и не двигаться в течение нескольких минут. Когда я была маленькой, папа часто брал меня с собой на море, показывал своё мастерство в ловле рыбы и учил этому меня. В голове звучит его спокойный и сосредоточенный голос, и я точно знаю, что мне нужно делать. Нельзя торопиться, каждое моё движение – это сигнал всему, что находится вокруг. Совсем не обязательно задерживать дыхание, достаточно научиться контролировать свои эмоции и то, что происходит вокруг. Спокойствие – мой лучший помощник. Про себя три раза считаю до шестидесяти, а потом открываю глаза и смотрю на воду. Сначала кажется, что ничего не изменилось, но через пару секунд рядом со мной мелькает серебристый плавник, и я довольно улыбаюсь. Как всегда, папин совет помог мне. Жду ещё немного, пока не замечаю вторую рыбу, а потом медленно расправляю сеть, бросаю её на воду, а потом сама кидаюсь следом. Изо всех сил сжимаю сеть, чувствуя, как под моими руками мечется рыба, и поднимаюсь на ноги, пытаясь не выронить её. Мне приходилось разными способами ловить рыбу, и даже таким диким, поэтому не привыкать. Обычно у Рога изобилия среди оружия никогда не бывает гарпунов, а самим сделать его не так-то легко, так что приходится справляться одной сетью. Совершенно мокрая, но довольная своим успехом, я возвращаюсь к Аэрону и кладу перед ним свой улов. - Ого, – он восхищенно цокает языком,– ты быстро. - Я же говорила, что справлюсь. Но ты предлагаешь есть её сырой? - Разводить огонь опасно, Энни. Ты же знаешь. - Знаю, – я с сожалением оглядываю свою добычу. – Значит, будем есть так. - Подожди, – Аэрон поднимается с колен и оглядывается вокруг. – Никого нет, так что не бойся, я сейчас, – и он ныряет в густые заросли травы. Не знаю, что он собрался делать, поэтому опускаюсь на траву, беру оставленный союзником карманный ножик и начинаю потрошить рыбу. Заканчиваю как раз к тому моменту, когда Аэрон возвращается тем же путем, которым ушёл, неся в руках несколько больших сухих веток. - Вот. Маленький костерок нам не повредит. - Ты сам сказал, это опасно. - Сказал, – он садится рядом со мной и начинает ломать ветки. – Но поблизости нет никого, и тем более, мы разведем совсем маленький огонь, а рыбу приготовим на углях. Через несколько минут, разведя огонь трением, он разводит небольшой костерок, и я с тревогой наблюдаю, как струйки дыма поднимаются вверх в воздух, выдавая наше месторасположение. - Аэрон, ты уверен, что никто этого не заметит и не примчится, чтобы разделаться с нами? - Нет, – Аэрон сосредоточенно смотрит в огонь. – Все слишком устали, чтобы продолжать охоту. Сегодняшний день порядком вымотал не только наши с тобой силы. Его слова несколько успокаивают меня, но всё равно я вся как на иголках. Наконец, костёр догорает, Аэрон кладет на угольки рыбу, и я в нетерпении глотаю слюнки, наблюдая за тем, как она поджаривается. Через десять минут союзник заливает водой догорающие угольки и кладет рыбу в сплетённые мной тарелки из травы. - Всё, дальше огню опасно гореть. Уже стемнело, а нам лишнее внимание всё равно ни к чему, – он кивает на рыбу. – Сомневаюсь, что она готова, но, думаю, и так сойдёт. Я набрасываюсь на свою порцию так, словно не ела, по крайней мере, целый день, хотя на самом деле прошло всего пять часов. Рыба приготовилась только на половину, но это лучше, чем есть её совсем сырую. Я разделываюсь со своим ужином за пять минут и чувствую, что наелась даже слишком. - Очень вкусно, Аэрон, правда. Спасибо. - Ну, это ты же её поймала, – союзник слегка усмехается и отправляет в рот последний кусочек рыбы. – Так что в первую очередь спасибо тебе. Начинает играть гимн, и мы, как по команде, поднимаем головы. Первой на небе высвечивается фотография Филипа, и я удивленно замираю. Команда профи быстро редеет, прошло только четыре дня, а их осталось только двое. Затем показывают портрет девочки из Дистрикта-11, а потом всё гаснет, и музыка постепенно затихает. - Филип, – в голосе Аэрона слышится злорадство. – Я рад, что одной сволочью здесь стало меньше. - Зачем ты так? – я удивленно смотрю на него. - Он был таким же ребенком как и мы. Он просто хотел выиграть, поэтому ему пришлось стать жестоким. - Думаешь, это хорошее оправдание? – хмыкает Аэрон. – Я тоже хочу победить, но разве я похож на него? На моём месте он бы давно прирезал тебя. Во мне вдруг поднимается волна возмущения, и я чувствую, что начинаю злиться. - Аэрон, но ведь ты не знал его! С чего ты взял, что Филип был таким жестоким просто потому, что ему так хотелось? Может, у него были на это причины. - И какие же у него могли быть причины? – интересуется Аэрон, и я чувствую в его тоне не меньшую злость. - Я не знаю, – стараюсь говорить твёрдо, но мой голос дрожит. – Но знаю другое: мы все здесь хотим вернуться домой, и это желание заставляет нас делать безумные вещи. Я просто хочу, чтоб ты помнил, что сам убил двоих, – вижу, как его лицо бледнеет, но продолжаю: – Все мы здесь друг друга стоим, все хороши. Не надо забывать об этом. Отодвигаюсь от него и ложусь на траву, положив под голову рюкзак. Аэрон молчит, и мне кажется, что он больше никогда мне и слова не скажет, настолько у него угрюмый вид. Мне стыдно за свои слова, но я должна была сказать это, потому что никто не в праве судить нас за наши поступки. Мы – маленькие, запутавшиеся дети, которые отчаянно хотят домой. Мы идём на убийство и на предательство только ради того, чтобы снова очутиться на родной земле, вдохнуть аромат знакомых улиц и снова заснуть в своей кровати. Мы слишком напуганы, чтобы сопротивляться навязанным правилам. Я смотрю на застывшее лицо Аэрона, и внезапно вижу перед собой не усталого и озлобленного трибута, а семилетнего мальчика с растрепанными волосами, обсыпанным веснушками лицом и серьезным взглядом синих глаз. Таким он был, когда мы познакомились, и почему-то сейчас этот образ крепко застрял в моей голове, хотя сейчас не самый подходящий момент вспоминать детство. В тот день мама туго заплела мои длинные волосы в две косички, нарядила в самое лучшее платье и, чмокнув на прощание в щёку, отправила на детскую площадку, где стайка моих друзей собиралась посоревноваться в дворовых играх с отрядом из другого, более обеспеченного района. Я должна была играть в команде моего соседа Матиаса, но тот, оглядев меня с ног до головы, заявил, что ни за что на свете не возьмёт меня к себе. От такой неожиданности и несправедливости я разрыдалась на всю площадку, и ребята столпились вокруг меня, утешая и подбадривая. Игра вот-вот должна была начаться, но я никак не прекращала свой рёв, а подруги не хотели оставлять меня в беде. И вот когда я уже почти обессилела от рыданий, то услышала, как кто-то протискивается сквозь толпу моих утешительниц, решительно расталкивая их и требуя, чтоб ему дали пройти. Я прекратила рыдать и увидела перед собой мальчика, чуть постарше меня, который разглядывал меня своими серьёзными синими глазами. - Ты чего нам игру срываешь? – спросил он, и я поёжилась от его сердитого тона. - Матиас отказался брать её в команду, – объяснила одна из девочек, потому что я не могла вымолвить ни слова. - И сейчас отказываюсь! – заявил Матиас. – Мало того, что она пришла в платье, так чуть не утопила нас в своих слезах. - Ну и что, что пришла в платье? – мальчик пожал плечами. – Разве есть разница? - Мы тут играть собрались! – с досадой развел руками мой несостоявшийся капитан. – Аэрон, нечего с ней сюсюкать, пора начинать. - Никакой разницы нет, – серьезно заявил Аэрон и повернулся ко мне. – Пошли со мной. - Куда? – промямлила я. - Ко мне в команду. Ты хочешь играть или нет? Я была настолько поражена, что все мои слёзы разом высохли, и я сломя голову кинулась за ним на другую сторону площадки, где стояла его команда. Я оказалась самой младшей в этой компании, но всё равно мы одержали победу, и мама даже не стала ругать меня за испачканное платье. С тех пор мы с Аэроном редко общалась, но я никогда не забывала, как он однажды выручил меня и принял в свою команду. Все эти годы Аэрон Лукас оставался для меня самым справедливым и добрым человеком на свете. Вот почему бы мне не хотелось, чтобы он менялся. Я не хочу, чтобы он разрушал самого себя, не хочу, чтобы забыл, кто он есть на самом деле. Жестокость не должна очернить его светлую и на самом деле очень ранимую душу. Я вижу, как Аэрон теряет веру в себя, веру во всё хорошее, что есть в нём. Мне нужно помочь ему вспомнить, кто он такой. Напомнить, что все его поступки всегда были продиктованы одним единственным чувством, и именно оно заставляло его в любой ситуации поступать правильно. Чувство справедливости.