Черновик "Свести с ума дракона"

Это был первый вечер, когда они не только ужинали вдвоем, но и готовили тоже. В итоге полкухни оказалось забросано овощными шкурками, мукой и прочей мелочью. Оба были испачканы с ног до головы, поэтому после еды Филиппу пришлось два раза ходить за водой: первый, чтоб навести в кухне порядок, второй, чтоб помыться. Спустя часа два парень ждал Розалин в гостиной. Она спустилась, чистая, в новом платье и с мокрыми волосами, забранными в высокий хвост. – Ты хотела узнать, что я делаю с золотом, – она кивнула. – Идем, – он по всем правилам этикета предложил ей руку, и ее щечки мило вспыхнули. Осторожно кладя ладонь на его локоть, она вздрогнула, когда он накрыл ее своей жаркой рукой и уверено повел в сокровищницу. Внутри парень зажег фонари и направился к дальней стенке. Сюда Розалин не ходила, поэтому была немало удивлена, обнаружив еще один зал. Вспыхнувший свет заставил ее ахнуть. Все помещение было заставлено золотыми статуями разных размеров. Не веря своим глазам, девушка ходила между ними и осторожно касалась кончиками пальцев. Это было больше чем искусство, это была сама жизнь, мгновения которой Филипп сумел запечатлеть в драгоценном металле. Розалин казалось, что она ходит по райскому саду… Среди кустарника, ветви которого были выполнены из железа, а листья из тонких золотых пластин, паслось небольшое стадо золотых оленей. Самец, застывший с высоко поднятой головой и навострив уши, настороженно смотрел на вход гранатовыми глазами. Самки щипали несуществующую траву. Маленький олененок испуганно жался к матери, поджав под живот длинную ногу и опустив ушки. Чуть поодаль на высоком дереве, выполненном в том же стиле что и кустарник, сидели золотые птицы. Некоторые из них пели, некоторые только сели на ветку, некоторые наоборот взлетали. Все статуи были выполнены в натуральную величину, и из-за этого казалось, что они вот-вот оживут и сорвутся в безумном потоке жизни. Филипп смотрел на возлюбленную, восторженно кружащую по его саду, по смыслу его жизни до недавнего времени… Вдруг он вздрогнул, сделал шаг к ней, пытаясь остановить, но было поздно – Розалин замерла, повернувшись к нему спиной. В самом дальнем конце сада был пруд, вода в котором была расплавленным в тонкую пленку серебром, под поверхностью которой лежала хрустальная крошка. На берегу у железного камыша сидела она. Ее статуя… Подогнув под себя ноги, она, опираясь на левую руку, протягивала правую, кончиками пальцев касаясь клюва лебедя, подплывшего к ней. Кончик косы рассыпался по водной глади. Глаза-изумруды были прикрыты густыми иглами ресниц. Розалин смотрела на саму себя и не могла поверить – настолько похожа была статуя, словно смотришь в зеркало. Девушка обернулась и судорожно вздохнула: Филипп был так близко, что практически касался ее. Она подняла глаза, желая что-то сказать, но слова вылетели из ее головы, оставляя лишь жар. Ее сердце гулко забилось в груди. Его глаза вспыхнули, и он наклонился к ней. Сильные руки обхватили ее за талию и притянули к себе. Сердце ухнуло вниз, пропуская удар. Его губы коснулись ее. Сладкая истома прокатилась по телу, заставляя судорожно выдохнуть. Страсть охватила их, лишая ощущения окружающего мира: были только они и их губы, руки, жар тел и слившиеся воедино сердцебиения. Задыхаясь, она отстранилась, боясь поднять глаза. Он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Кончики ее пальцев свело судорогой, и она уткнулась лбом в его грудь. «Я тебя люблю, дурацкая ящерица» – подумала Розалин. «И я тебя, герцогиня» – улыбнулся Филипп, обнимая ее. Девушка сделала шаг назад, выскальзывая из его объятий, и виновато улыбнулась. – Спокойной ночи. – Спокойной… Она выбежала из сада, не оглядываясь. «Бесстыжая» стучала мысль, сопровождая каждый удар сердца.