Хорошо, что кончается ночь. Приближается день. Сохрани мою тень. © И. Бродский
Мы сидим впятером И о жизни мечтаем. Мы сидим впятером, Кипятим воду к чаю. Мы сидим впятером, Мы одни во вселенной. Мы сидим впятером. Мы сидим. Я и стены. © Неизвестный
***
С Хэллоуина прошла пара дней, и к счастью, Джек исчез, словно это был всего-навсего кошмар. Но вместо облегчения его исчезновение принесло только беспокойства. Вдруг вернётся и завершит начатое? Каждый раз, стоило о нём подумать, лезла мысль, что было бы хорошо знать, где он находится. Из-за начавшейся мании преследования я уже не могла свободно перемещаться не то, что по городу, а уже по квартире, а сны теперь пестрели кошмарными красками. Каждое движение, особенно на улице, сопровождалось ощущением сверлящего взгляда. Это, действительно, очень страшно. Сколько раз ни оборачиваешься, никого нет, а взгляд не пропадает. Но, что было главным плюсом — паранойя исчезала, если со мной рядом кто-то был. В дверь позвонили немного неожиданно, и я нервно подпрыгнула на месте. Брат, сидевший в углу комнаты и игравший в айпад, сразу подскочил и понёсся к выходу. Я вышла за ним. Напомню, что Серый старше меня на четыре года, и он — самовлюблённый прыщавый дрыщ, который только и думает о том, как бы меня запалить родителям, а именно — маме. Борьба за первенство в семье никогда не прекращалась, но если с моей стороны чаще было смирение, то именно с его — желание оказаться выше. Хотя он изначально "стоял выше", ведь он первый ребенок в семье, к тому же ещё и наследник. Исходя из этого, можно было сделать вывод: ему доставались лавры, а меня считали... Девушкой. Бабой. Той, которая должна убираться-варить-борщи-не-перечить-улыбаться-стирать-и-тд. Я не люблю гендерные стереотипы, но, к сожалению, моя мать подвержена им. Я ненавидела своих родителей и одновременно жалела, хотя, жалости они не заслужили, раз сами воспитали таких детей. Я, дочь, которую родители ставили всегда во второе место, имела больше уважения и сострадания к ним. Брат, которого они так обожали, делал всё только в свою выгоду, по сути, вырос ужасным эгоистом. Но его продолжали любить. Избалованность ли это была со стороны матери, эдипов комплекс — непонятно. — Здрасте-здрасте, — опустив глаза в пол, тихо и слегка нахально поздоровался гость, мой двоюродный брат. Не понимаю, как ему удаётся так говорить: едва слышно, но с вызовом. Это вымораживает. Брат с улыбкой, свойственной лишь хитрым лисам, пожал руку Владимиру, впуская его в квартиру. Называется "не прошло и пяти минут". Опять повздорив насчёт компьютерной техники, я плюнула на всё и пошла к матери, но у кухни остановилась и хлопнула себя ладонью по лбу. Да-да, будто маман заступится за меня, ну конечно. Ведь братик для неё намного важнее собственной дочери. Он ведь ходит на секции, почти не бывает дома, а я только и сижу в «этом компьютере». На работе похвастать мной не можешь и без этого, что ли? Меня никогда не слушали в семье. Стоило было что-то сказать — сразу перебивали. Если отстаивала свою точку зрения — давили тем, что, мол «старшим перечить нельзя». Они не видят меня, а видят лишь то, что хотят. Даже не знаю, это больше раздражает или огорчает. Часто хочется врезать всем, кто рядом в радиусе трёх метров, разнести всё в пух и прах, но нельзя. Когда держишь в себе эмоции, особенно дикую злость или обиду, становится только хуже, но я не могла по-другому, всегда находились сдерживающие факторы, главным из которых был "мне влетит, положение в семье ухудшится". Когда-нибудь это отразится на моей психике, когда-нибудь пропадут эти рамки, и, сказать честно, я боюсь этого. Но пока... Я выпускаю свою злость на себя. Однажды пришлось вцепиться зубами в рукав кофты, заливаясь слезами и не видя перед собой ничего от острой ненависти. Когда такое безумие не удаётся переждать, в глаза бросается нож. Хоть и больно резать руку, но физическая боль всё же приводит в себя, давая слегка расслабиться. К чертям всё, меняю маршрут. Захожу в нашу с братом комнату, чтобы достать свою олимпийку и уйти на улицу. Честное слово, маньяки и убийцы намного лучше собственной семьи. — Кстати, посмотри, какую фигню она рисует, — будто между дел хмыкает брат, взглядом указывая на стенку у моего стола, которая обклеена различными рисунками. Шатен аккуратно подходит туда, рассматривает, а потом выдаёт вердикт, заставляя моё эго шипеть: — Что за уроды. "Когда-нибудь ты получишь своё, ублюдок!" — Сам ты урод! — фыркаю в ответ, хотя получается как-то неосознанно, на автомате. Прожигающий взгляд останавливается на Серёже, что подаёт какой-то знак. — Что за воспитание. Понятно, почему у неё друзей нет. Вредная-то какая, — начинает Владимир, кивая брату. О, а это их любимая схема, которую я знаю вдоль и поперек. Жаль, что не всегда я могу её вытерпеть... — А сами-то! — огрызаюсь в ответ, не находя слов. — Мы не обзываемся, в отличие от некоторых. — Он первый назвал мои рисунки уродливыми! — зачем пытаюсь что-то доказать, когда знаю, что это бесполезно? Они сразу начинают переводить тему. Да и как можно идти против старших, если ещё их и больше. — Вот жаль, что Ромка сейчас не с нами. Он хоть и младше, но с ним намного интереснее, — резкая боль в груди. Нет, нельзя обращать внимания на их слова! — И он добрый. Вот попросишь что-нибудь — сразу сделает. Веселый, не то что она, депрессивная и вечно сидящая в своей комнате. И не вредный он, разве что иногда, не то, что она. Ничего не умеет, ленится, никто её не любит. И маме она противна. Даже пытаясь убедить себя в их возможной лжи, я не могу пропустить это мимо ушей. Очень больно. Я закусываю губу, стараясь сдержать слёзы. Родная кровь всегда бьёт в самые слабые места. Мой самый большой минус в том что... я сама по себе такая. Принимаю близко к сердцу, не могу не слушать. Меня легко задеть. Я слушаю эту заезженную пластинку несколько раз в неделю и всё равно продолжаю ныть внутри себя, заодно и копить ненависть к этим людям, которые считаются моими кровными родственниками. А они всё смеются надо мной и моими увлечениями, совершенно не заботясь о том, что я их сестра и нахожусь я в одной комнате с ними. — Продолжайте-продолжайте, звери, — шепчу, боясь, что разрыдаюсь у них прямо на глазах, забираю не смотря первую попавшуюся толстовку и ухожу в другую комнату. Вслед доносится молчание, а потом смешки. Сжимаю кулаки и захожу в пустой зал. Стоит только перешагнуть порог и закрыть дверь, слёзы сразу начинают течь по щекам. Слабая. Стерев влагу рукой, я прошла вглубь комнаты, накинула олимпийку, оглядываясь на окна. Настроение на «погулять» окончательно испортилось. Честно — если маньяк заявится вновь, сама напорюсь на его нож. Терять уж точно нечего. Ассоциации, которые должны приводить в дикий страх, теперь вызывают лишь дрожащую полуулыбку. Тёмная комната, как и тогда, когда встретила человекоподобного монстра. Что за глупая ирония?.. Не включая свет, прохожу к двум креслам, которые стоят близко друг к другу, соприкасаются подлокотниками, но внизу есть небольшое расстояние. Туда и залезаю. Снаружи не видно меня, но это только лучше. Да, по-детски, но это помогает. Я раньше тоже не понимала, почему, когда дети обижены или расстроены, они забиваются в какие-нибудь углы и сидят там. Оказывается, это дарит чувство защищённости, которое тебе не способны дать родные или друзья. Как говорится, мы сидим впятером: я и стены. По щекам скатываются капли, потом по шее, и, наконец, впитываются в ворот олимпийки. Почему же это всё так же больно, как и в предыдущие разы? Мне действительно больше нравится сидеть в своей комнате и читать, чем гулять. Но у меня же нет вредных привычек, нет социофобии. Я не какая-нибудь наркоманка, алкоголичка или, не знаю, сатанистка. Почему мои родные меня не любят? На будущее — нужно бы действительно напороться на Безглазого. Думаю, умереть от его руки не так уж и плохо. Положив голову на колени, я всхлипнула и уснула. Сон всегда помогает отвлечься от подобного.***
— Мы в гости, — услышала я в полудрёме и даже не совсем поняла, где нахожусь. Ну и без разницы, главное поспать. Хлопнула дверь, и я решила снова попасть в объятия Морфея, но тут же сильно стукнуло окно, да так, словно раздался выстрел, что заставило меня подскочить на месте и больно удариться головой о подлокотники. «Хоть бы рана на шее не закровоточила», — пронеслась мысль в голове прежде, чем я вновь отключилась.***
Сквозь сон я ощутила холодные как лёд руки, схватившие меня за ноги и куда-то потянувшие. Я взвизгнула и стала извиваться, старательно пытаясь вытащить ногу из железной хватки и боднуть нападающего в какое-нибудь уязвимое место. Шея неприятно защипала, и пришлось отвлечься, чтобы ощупать пластыри на ней. Этой заминки хватило, чтобы меня вытянули из… Откуда меня, мать вашу, вытянули? — Первый раз ты не пряталась от меня, почему же сейчас это сделала? — довольно резко усаживая меня на диване и сжимая мою руку, спрашивает мужчина в маске, шипя. Выглядит как-то зловеще. У меня нет таких друзей. У меня вообще друзей нет. Родственники вряд ли бы наряжались в такое. И никого я домой не звала. Кто это? — Вы… Кто? — спрашиваю я, слегка отодвигаясь от него. Какая-то странная субстанция вытекает из отверстий для глаз. Незнакомец напряжённо глядит, резко встаёт с колен и протягивает к моей голове руку. Я дёргаюсь. Рука дёргается вслед за мной, впиваясь в волосы. Я пытаюсь выбраться из хватки, но тщетно, лишь себе больнее делаю. — Ты моя собственность, — указывает на шею, кривится, наверняка хмурится, но вдруг отшатывается, смотря на свою руку. Потом он отодвигает маску в бок, открывая взор на свои губы и тёмную кожу, и облизывает палец. — Что… — я сама неуверенно тянусь к голове и нащупываю там шишку. Маленькую. В крови. Да когда, чёрт возьми, это произошло? — Не строй из себя дуру, — ледяным тоном рычит мужчина, заставляя меня поёжиться и сжаться. — Ты ничего не помнишь? Я шокировано смотрю на него и мотаю головой в отказе. Из последних событий я помню лишь то, как шла возвращать симку от модема… Уснула что ли по пути? — А, — набравшись смелости, спрашиваю, — вы кто? Инопланетянин? Или просто гулявший рядом с моим домом человек, который решил посмотреть, что я делаю? Или обычный вор?.. — с юмором спрашиваю, надеясь, что он просто рассмеётся. Но вместо этого парень лишь тихонько кивнул головой, от чего волосы у меня встали дыбом. Я попала. Ладно, не будем теряться. — Если тебя успокоит, я ворую органы. Мне захотелось рассмеяться, но в горле от страха застрял ком. "Он правду говорит. Это убийца, дорогая", — хмыкнуло моё эго. — Какое число? Сегодня какое число? — спросила я, не надеясь, что мне ответят. — Пятое ноября, — вполне по-человечески произнес мужчина, поворачивая голову набок. — Сегодня двадцать девятое октября же… Вроде… — растерянно бормочу. Нет, это какой-то розыгрыш! Точно! И этот странный человек лишь часть веселья! Ведь не могло так получиться! Глупости какие... Я не верю, что смогла потерять память. Я ведь помню, что было вчера! Погодите... на стене висит календарь, где отец по привычке вычёркивает прошедшие дни. Он даже "по приколу" никогда не пропускает их или не вычёркивает день вперёд, ибо работа у него такая, что в числах потеряться очень легко. Его не касается даже мать, и, мне кажется, если б кто-нибудь вообще дотронулся этих страничек с номерами дней, отец бы эти чужие руки отрубил и сварил с них суп. Поэтому... Сегодня действительно пятое ноября... Это просто везение. Мне же по жизни везёт, мать вашу. Исходя из всего этого, можно добавить новый факт: смогла с маньяком подружиться, молодец, Рина! "Сарказм так и прёт из всех щелей", — хмыкнула я внутри себя самой себе же. — Амнезия, — объявляет факт парень, натягивая маску на прежнее место. И далее тихо шепчет: — Какого чёрта мне с тобой ещё и возиться нужно? Не возись, вообще лучше было, если бы ты, незнакомец, не заявлялся ко мне домой! А насчёт амнезии не могу не согласиться. Сильно же ударилась головой... Я осмотрела себя, заметив чужую и явно мужскую олимпийку. От-откуда она? Я не помню, откуда! А в кармане нашелся грязный ножик-бабочка с гравировкой "Hope". Черт возьми! Не помню, не помню, не помню! — Встретимся позже, — нервно фыркнул парень, вылезая из окна. "Он нужен, не упускай свой шанс!" — Стой! — крикнула я совершенно безумную фразу, сама от себя не ожидая. Меня не услышали. Сердце застучало очень сильно, будто что-то сказало, что-то очень важное, что толкнуло меня вперёд, чтобы выпрыгнуть в окно вслед за этим странным человеком. Логика шлепнула себя ладонью по лицу, и я бы сделала это вместе с ней, но ощущение, что что-то нужное мне находится у этого вора, не дало это сделать. Крепкий осенний ветер пробрался под толстовку и заставил вздрогнуть. Приземление получилось удачным, разве что отбила правую коленку. Взглянув вперёд, я сильно удивилась: неизвестный, стоявший рядом со мной секунды три назад, уже перебегал дорогу в сторону леса. — Стой! — повторила я и понеслась следом. Что самое странное — он остановился! Пробежавшись по кустам, я еле сдержалась от ругательств — всё-таки надо было надеть хотя бы кеды, а не бежать по осенней дороге босиком. Чёрт, вот же дура. Да и чего побежала-то за ним? Вдруг он и правда маньяк какой-нибудь, который хочет меня заманить в лес и там убить? — Жить надоело? — рычит парень. — Возвращайся, иначе моя рука не дрогнет. Его фразу перебила полицейская сирена. Вдалеке показалась машина с мигалкой. И неслась она прямо на нас. — Дьявол! — буркнул парень в маске, оглянулся на меня, размышляя пару секунд, схватил за руку и побежал в лес. Я еле поспевала за ним. Ноги чудом ещё не превратились в кровавое месиво, хотя они наверняка уже в крови; от боли хотелось выть. Ветки деревьев хлестали по ногам и рукам, но не задевали лицо. Странно даже. Зато на земле будто специально разбросали еловые иголки и острые сучки, которые чувствовались как стекло, врезающееся в мягкую плоть. — Медленнее, я же ноги сейчас переломаю, — кричу я, но он не останавливается, лишь прибавляет скорость. Оборачиваюсь посмотреть, есть ли погоня за нами, и глаза становятся размером с блюдца. Лес будто закрылся! Тёмный лес, без опавших листьев, не так, как подобает осенью. А деревья, как иглы: тонкие и наверху очень острые, даже с земли видно, будто колья. Дальше двух метров ничего не видно, дорогу словно заволок едкий густой туман. Становится холодно. Тело начинает дрожать от накатившего ужаса. Резкая боль в ноге, и я тут же встречаюсь лицом с холодной колючей землёй. Мужчина бежит дальше. А чего ожидала? Что как принцессу поднимут на ручки? Дура! — Не оборачивайся! — кричит он вслед. Нога дико ноет от удара, ободравшего кожу. Я лежу на земле ни жива ни мертва, страх сковал меня своими ледяными и скользкими кандалами. Нутром я почувствовала чьё-то присутствие. Спину начала бить сильная дрожь, когда я услышала хруст ветки позади себя. Сердце колотилось как сумасшедшее, казалось, будто я чувствую каждую вену, каждый капилляр в своём теле, и кровь в них стучит диким ритмом. Чтобы случайно не закричать, я закрыла рот рукой. — Слендер, сегодня моя очередь! — услышала явно юношеский насмешливый голос, шелестящий, глухой, будто он в маске. — Не упусти, — вздыхает второй голос — тяжёлый бас, как будто какой-то амбал говорит. — Понял, — веселее соглашается тот, что в маске, и я слышу их отдаляющиеся шаги. Нельзя терять время! Если я продолжу здесь прятаться, один из них точно найдёт меня. Надо бежать! "Бежать", — повторила я про себя. И нельзя оглядываться, как говорил вор в синей маске. Раз, два… Быстро встаю на отзывающиеся болью ноги и… Три! Срываюсь с места со всей скоростью, которую могу развить, и бегу вперёд, по пути закидывая на голову капюшон толстовки. Меня просто трясёт, а адреналин зашкаливает. Надеюсь, преследователей нет... Чёрт, накаркала. — Хей, Джек! Джек, ну остановись! Джеки! Ну блин, ну ты обиделся что ли? Ну ладно, верну я тебе всё, ну Дже~ек! Хей, ну это Маски забрал твой скальпель! Джек! — кричал вслед чей-то голос. Он был одновременно и смеющимся, и страшно злым, словно догонит — и кишки на руку намотает. Словно... ребёнок в теле взрослого человека. Будто сумасшедший. Всё равно, надо бежать, а то меня убьют; одного лишь сходства с кем-то из друзей моего преследователя недостаточно. — Дже~ек! — вдруг громче кричит юноша, который гонится за мной, и в следующее мгновение я повалена на землю, а сверху меня придавила тяжёлая туша, мигом выбив весь воздух с лёгких. Юноша, весящий как настоящий мужчина в полном расцвете сил, привстаёт и пытается меня перевернуть на спину, но я не даюсь, упорно врываясь носом в мох. Господи, что делать?! — Вау, Джек, не знал, что из-за мутации у тебя и грудь выросла! — хихикает парень, с периодическими остановками, словно икает. Я нервно скриплю зубами и сжимаю кулаки, скорее, даже не от злости, а от страха, что же сделают со мной. Это неловкое замешательство предоставляет парню шанс перевернуть меня на спину, чем он сразу пользуется. — Ты ещё кто? — его глаза из забавляющихся становятся ледяными и отстранёнными, а аура за спиной чернеет. Юноша встаёт на ноги, спускает со лба на глаза очки, бесшумно достаёт висящий на поясе топор. Мама, меня сейчас порубят, прям как ты и мечтала… "Сама хотела умереть", — отзывается истерично мое эго. Нет, не таким образом! Глаз его я больше не вижу, лишь большие оранжевые круглые очки и маску, закрывающую рот и нос, потому не могу разглядеть ни эмоций, ни лица. Психологические способности мне здесь не помогут. — Я н-не… — Тоби! — со стороны я слышу женский голос. По правую от меня сторону выходит брюнетка в белой маске, длинном чёрном платье и с внушительным ножом в руке. Как будто сошла с чёрно-белой фотографии. — Не мешай, Джейн. Я занят. Или ты тоже хочешь вкусить моих братьев? — человек, которого назвали Тоби, поворачивает голову в сторону новопришедшей и поигрывает топором в руке. Голова начинает раскалываться. Резкое помутнение в глазах, и я вижу картинку: эта девушка передо мной, у меня в голове мысль: "Вот же приставучая". В тот день был дождь, я помню. Из дальних уголков памяти вылезают отрывочные моменты нашего знакомства, и это отнюдь не приятно — вспоминать очень тяжко и больно. — Ты как? — обеспокоенно спрашивает девушка меня, переминая пальцами на сжатой рукоятке ножа.***
ОМАК #1 (не относится к сюжету) Голова начинает раскалываться. Резкое помутнение в глазах, и я вижу картинку: эта девушка передо мной, у меня в голове мысль: "Вот же приставучая". В тот день был дождь, я помню. Из дальних уголков памяти вылезают отрывочные моменты нашего знакомства, и это отнюдь не приятно — вспоминать очень тяжко и больно. — Ты как? — обеспокоенно спрашивает девушка меня, переминая пальцами на сжатой рукоятке ножа. — Учитывая изменения глав, вроде поумнее стала, — почесывая макушку головы, говорю я. — А еще у меня есть Надежда! — Какая Надежда? — Подойди поближе, я покажу, — улыбаюсь сладко-сладко.***
Амнезия — потеря памяти из-за сильного удара/шока/и др. Обычно забываются моменты, произошедшие в недавнем времени.