*******************
Цукуё не удалось отвязаться от Кагуры и после второго урока. На этот раз девочка насела с расспросами, выясняя, откуда она родом, где работает её отец, нравится ли ей Токио и прочие совершенно бесполезные вещи. Девушка отвечала едва ли не односложно, всячески демонстрируя, что не расположена к беседе. Однако вокруг её парты уже столпилась кучка страждущих, осаждавших всё новыми дознаниями. Кто-то даже пробовал спросить про шрамы… В итоге перемена закончилась прежде, чем Цукуё смогла уделить хотя бы минуту самой себе. Однако после третьего урока ей наконец-то удалось избавиться от надоевшего общения. Кагура настойчиво звала пообедать вместе, но на помощь Цукуё, сам того не желая, пришёл Сого. Стоило Кагуре достать коробочку с бэнто, как парень подскочил к ней, огрел учебником по голове и выхватил обед у опешившей девушки. Ловко увернувшись от пинка в живот, которым хотела наградить за подобное рвение девчушка, он отскочил назад, попутно открывая крышку. Уже на бегу из класса Сого незнамо откуда достал палочки и усердно принялся заталкивать в себя еду, с набитым ртом благодаря Кагуру за любезно предоставленное угощение. Та же, в свою очередь, подняла над головой парту и с диким рёвом «ЭТО МОЯ ЕДА, СКОТИНА!!!» швырнула её туда, где ещё долю секунды назад находился парень. Заметив, что цель так и осталась нетронута, Кагура опрометью ринулась следом с таким выражением на лице, словно готовилась впиться в обидчика зубами и растерзать на месте. Но самым удивительным оказалось то, что произошедшая сцена не вызвала у окружающих и тени эмоций. Каждый занимался своим делом, ведя будничные беседы, и даже пролетевшая над головами парта не привлекла к себе внимания. Цукуё же потребовалось лишних секунд десять, дабы наконец прийти в себя. Когда она опомнилась, то тяжело выдохнула и, закинув сумку на плечо, поспешила выйти из класса. Ноги сами несли её к уединённому уголку, в котором бы она наконец-то могла побыть в одиночестве и отдохнуть от окружавшей суматохи. В любой школе, где бы она ни училась, Цукуё предпочитала проводить свободное время вдали от всех. И потому всякий раз во время перемен она забиралась на крышу учебного заведения, где её никто не беспокоил. К тому же сверху открывался прекрасный вид на окружающее пространство, и Цукуё, будучи весьма предусмотрительной, проводила немало времени за его изучением. Чему-чему, а заранее просчитывать пути к отступлению опыт прошлого её научил. Поднявшись по лестнице до двери, ведущей на крышу, Цукуё достала из волос заколку в форме куная и вставила в замочную скважину. Ей и в прежних школах приходилось частенько прибегать к подобной уловке. Зато закрытая дверь всегда гарантировала, что крыша никого не интересует. Повозившись пару минут, девушка услышала щелчок, после чего замок поддался, и она беспрепятственно открыла дверь. Лицо обдал свежий ветерок, и Цукки первый раз за день вздохнула спокойно. Нет, вся эта братия психов тревожила мало. В конце концов, пройдёт пара месяцев, и она покинет их раз и навсегда. Ей просто не нравились первые дни в новых школах и попытки окружающих завязать с ней беседу, подружиться... Благо уже через несколько дней, замечая её полное равнодушие к общению, все страждущие до знакомств предпочитали ретироваться, шушукаясь о странности и нелюдимости новенькой ученицы. И это полностью устраивало Цукуё. Вопреки мнению некоторых особенно сердобольных одноклассников, она не ощущала себя изгоем или ущемлённой. Ей было комфортно осознавать собственную независимость, возможность в любой момент поступать так, как того требовала логика обстоятельств. А чувства только мешают принимать правильные решения. Подойдя к краю крыши, Цукуё опустила голову вниз. С высоты всё казалось крошечным и незначительным, таким, что можно совершенно не брать в расчёт. Хорошо бы было проводить на крыше все школьные часы… Цукки порылась в сумке и достала кисэру, коробочку с табаком и спички. Аккуратно наполнив трубку, она зажгла её, глубоко затянулась, после чего облегчённо выдохнула. По телу разбежалась приятная волна расслабления, и девушка смежила веки, наслаждаясь этим ощущением. Терпкий аромат успокаивал, обволакивая мир густой пеленой, сдерживавшей сомнения прошлого. Вновь поднеся трубку к губам, Цукуё наблюдала за лёгким кружением дыма, тонкой нитью взвившегося вверх. Когда ветерок подул в её сторону, от табака защекотало в носу, и девушка непроизвольно чихнула. — Будь здорова. — Благодарю. Цукки резко повернулась направо, наткнувшись взглядом прямиком на Гинпачи. Он стоял, убрав одну руку в карман длинного белого халата, а в другой держа JUMP. Во рту у него дымила сигарета, а полностью отрешённый взгляд безучастно направлен вдаль. — Чудная погода, не так ли? Цукуё не ответила, попятившись назад. Нехорошо, совсем нехорошо. Она одна, на крыше, против крепкого на вид мужчины лет 26-27, который, судя по всему, совсем не лыком шит. Как, чёрт возьми, этому типу удалось незаметно к ней подкрасться? И что он теперь собирается делать?.. Оценивая свои позиции, Цукки бросила взгляд вниз. Как и думала, прыгать с крыши значит сразу попрощаться с жизнью. С другой стороны, до спасительной двери предстояло преодолеть шагов двадцать. Будь стоявший рядом с ней мужчина лицом заурядным, навыков и ловкости Цукуё вполне хватило, чтобы быстро его обезвредить и выскочить на лестничную площадку. Вот только девушка нутром чуяла, что незваный гость заурядным отнюдь не был. А это значило только одно: придётся драться с противником, превосходящим по силе… Напрягшись всем телом, Цукуё осторожно потянулась рукой за спину, туда, где за поясом был спрятан кунай. В это время мужчина развернулся к ней и, спустя пару секунд лицезрения девушки в, казалось бы, бездумном состоянии, нахмурился. — Эй, ты… Цукуё слегка подалась вперёд, готовясь ринуться на противника. План, пришедший в голову, был прост: как только она заметит, что он собирается достать оружие, тут же нападёт, выбьет из рук пистолет (она полагала, что в кармане халата мужчина сжимает именно его), а потом загонит на самый край, чтобы ему едва удавалось балансировать. Да, рискованно, но находясь в шаге от опасности, приходилось полагаться только на интуицию и быструю реакцию. Между тем брови псевдо-учителя — вот ведь гад, как ловко всё с подставной профессией провернул — сошлись у переносицы. — А что ты тут делаешь? Мне казалось, что я закры… От обострённого внимания Цукуё не укрылось, как рука мужчины, нащупав что-то в кармане, медленно потянулась наверх. Не мешкая ни секунды, Цукки метнулась вперёд, выхватив из-за спины кунай, и, в одном прыжке преодолев разделявшее их расстояние, точным ударом ноги выбила из ладони предмет, который он достал из халата. Звякнул метал, блеснув на солнце ярким бликом, и связка ключей полетела вниз… Связка ключей?! Ошарашенная Цукки, совершенно не готовая к такому повороту, следила за ней взглядом гораздо дольше, чем то было позволительно человеку, замершему на краю крыши в весьма неустойчивом положении. Она опомнилась лишь тогда, когда совершенно потеряла равновесие, едва не сорвавшись вниз, но тут её резко схватили за плечи и с силой потянули назад. — Ты с ума сошла?! Это что за выкрутасы?! — учитель, которому и принадлежали лавры спасения огорошенной девушки, тряс её за плечи так, словно хотел вытрясти душу. При этом его лицо, в разительном контрасте с предшествовавшими гримасами вселенской тоски и уныния, выражало такой букет разнообразных эмоций, что Цукуё бы даже улыбнулась, если бы так не кружилась голова... и если бы она не была самой собой. — Ч-что в-вы д-делае-ете? — из-за того, что он всё ещё с силой её потряхивал, она не могла нормально говорить. — Д-да от-тпус-стите м-меня н-нако-онец-ц! Она попыталась вырваться, но тщетно. Что ж, в одном Цукки точно не прогадала: мужчина, стоящий перед ней, был силён. Чертовски силён. Хорошо, что не пришлось с ним по-настоящему сражаться, расклад-то отнюдь не в её пользу. — Что?! Чтобы ты снова на меня накинулась?! Или, чего хуже, опять сиганула вниз?! Учти, я не подписывался идти свидетелем по делу несчастной психопатки, решившей свести счёты с жизнью! Или, что ещё ужаснее, как обвиняемый в убийстве! — Ой, посмотрите на себя! — ну хоть трясти перестал. — Из нас двоих на сумасшедшего больше походите именно вы! Возьмите себя в руки! — И это говорит мне та, что минуту назад набросилась на меня, а потом едва не улетела с крыши! — безумные пляски эмоций на его лице наконец прекратились, и он криво усмехнулся. — Никогда не понимал таких, как ты. Ни минуты не подумают об окружающих и той ответственности, которую на них возлагают своим бездумным эгоизмом… И ведь, небось, причина яйца выеденного не стоит… Что у тебя там? Поправилась на полкило? Нашла седой волос? Или первую морщину? — Я не самоубийца, идиот! — терпение Цукуё лопнуло, а в глазах полыхнуло яростное пламя. — Да что ты? — он издевательски вскинул бровь. — Тогда соблаговоли объяснить, что это только что было? Цукуё осеклась. А это уже плохо. Ну не скажет же она, что приняла его за очередного бандита или похитителя, пришедшего по её душу. Вот уж что вызовет сонм бесконечных вопросов, отвечать на которые не было ни малейшего желания. — Я… я… заснула. Повисло молчание. Цукуё знала, что ляпнула непоправимую глупость, однако куда ей деваться... — Заснула?! — Да, я заснула, — нацепив на лицо маску невозмутимого спокойствия, Цукки уставилась прямо на учителя. — Я лунатик и иногда могу совершать непроизвольные действия во сне. — То есть… ты хочешь сказать… — мягкая вкрадчивость в голосе мужчины не отменяла того, с какой интенсивностью дёргался его глаз, – что ты непроизвольно пришла на крышу, непроизвольно вскрыла закрытый — я точно помню, как запирал его снаружи — замок, непроизвольно закурила, потом непроизвольно вытащила непроизвольно спрятанный за спиной кунай, непроизвольно кинулась на меня, непроизвольно выбила из рук ключи и непроизвольно полетела вниз? — Ну… если в общем и целом, то да, — спокойствию, с которым Цукки пожала плечами, мог бы позавидовать сам Будда. — Должно быть, переиграла вчера в «Naruto: Konoha Ninpouchou», вот и снится всякое… — И… – мужчина прищурился, глядя на девушку, как на полоумную, — и ты действительно веришь, что меня удовлетворит такое объяснение? — А вот это, — она ответила взглядом, выражавшим хладнокровный вызов, — меня не волнует. Можете думать всё, что хотите. Учитель наконец-то выпустил её плечи из рук и хмыкнул. — Интересно, сколько бравады ты сохранишь, оправдываясь перед своим классным руководителем и родителями. У кого ты учишься? И вновь повисло молчание. Вот только на этот раз честь буравить взглядом выпала Цукуё. — В чьём я классе? — в голосе девушки сквозили металлические нотки. — В ЧЬЁМ я классе? — она неожиданно повеселела и мило улыбнулась. — Интересно, возможно ли… может ли такое быть, что… Хотя нет, конечно, это невозможно… Но если предположить, что учитель забыл новенькую ученицу, которую сам и представил классу пару часов назад… Ведь если допустить это невероятное предположение, то получится, — тут Цукки набрала в лёгкие побольше воздуха и от души прокричала последние слова так, что они эхом отозвались в ушах несчастного педагога, — ЧТО ЭТОТ УЧИТЕЛЬ — НЕПРОХОДИМЫЙ ОСТОЛОП, КАКИХ СВЕТ НЕ ВИДЫВАЛ!!! — А-а-а, да нет, что ты… — с опаской гляда на разозлённую девушку, Гинпачи осторожно попятился назад, — конечно, я помню, что ты в моём классе… Я просто… просто проверял, а вдруг… вдруг ты заснула ещё тогда, когда заходила в кабинет… Ах-ха-ха-ха-ха… А так я, конечно, тебя помню… Цуккини-сан… — Какого чёрта вы назвали меня кабачком?! — Цукуё уже готовилась вновь броситься на стоявшего перед ней придурка и накостылять ему по первое число, но вовремя одумалась. Ладно, кабачок так кабачок. Зато он признал её бредовую идею о приступах лунатизма, а это уже достойный результат. Девушка устало вздохнула. Затем развернулась и подошла к сумке, которую бросила прежде, чем ринулась в атаку на учителя. Поверх неё лежала и трубка. Вновь набив кисэру табаком, она зажгла её и измученно выдохнула клубок дыма. — Цукуё. Меня зовут Цукуё. Запомните хотя бы это… Она собиралась глубоко затянуться, когда трубку неожиданно выхватили прямо из рук. — Эй, да что не так?! — девушке казалось, что она вот-вот выцарапает эти нахальные глаза, совсем недавно выражавшие истеричный испуг. И вот он смотрит на неё с такой насмешкой, словно она — игрушка, которая его здорово развлекает. — Ой-ой, полегче, — сардоническая ухмылка лишь подтвердила её мысли, вызывая желание вцепиться ещё и в его волосы, повытаскивав их из тупой башки. — Ладно, сделаем вид, что недавней эпопеи никогда и не было. Но вот на это, — он перевёл взгляд на кисэру, — я закрывать глаза точно не буду. Цукки вскинула брови, кисло отмечая, что приоритеты этот тип расставляет крайне странно. Сквозь пальцы смотреть на попытку нападения или самоубийства — это пожалуйста. А вот уличить её в курении — о-о-о, да… Это, конечно, очень страшное нарушение нравственности и морали, которое просто невозможно игнорировать... Однако ей совсем не хотелось возвращаться к предыдущей сцене, а потому вслух она сказала: — Я очень благодарна за столь трогательную заботу о моём здоровье, но вы злоупотребляете своими полномочиями. Отнимать предметы, находящиеся в частной собственности, не входит в ваши обязанности, сенсей… — Тю, да о какой такой частной собственности речь? — Гинпачи ловко подбросил кисэру в руке, линзы его очков сверкнули, а ухмылка расплылась шире. — Маленьким детишкам не положено курить трубки, а уж тем более — на территории школы. — Кто бы говорил! — огрызнулась Цукуё. — Вы и сами пыхтите, точно паровоз! — Я?! — брови педагога полезли вверх. — Ни разу! — Кроме того, что имеет место прямо сейчас! — А, ты об этом, — мужчина ухмыльнулся, подойдя к девушке ближе и слегка наклонившись вперёд, — это не сигарета. Это леденец. — Да-да, как же! Дымящийся леденец. — Сама смотри, — с этими словами он вытащил изо рта конфету, с очевидным удовольствием наблюдая за вытянувшимся лицом Цукки. — Так что видишь: я никаких правил не нарушал. — Зато нарушили моё терпение, — Цукуё буквально прорычала, враждебно щурясь на самодовольного типа, стоявшего перед ней. — Верните. Мне. Мою. Трубку. — И не подумаю, — казалось, чем злее она становилась, тем больше он веселел. И как же раздражало это ехидство, сквозившее в его взгляде! Девушка крепко сжала кулаки, еде удерживаясь, чтобы не врезать ему, да так, чтобы вся дурь из башки выветрилась. Но тут в глазах Гинпачи что-то промелькнуло, а уже в следующую секунду он распрямил спину, и с нарочитой вальяжностью пожал плечами: — А впрочем, если тебе настолько необходимо что-то держать во рту, то пожалуйста. Надо же понимать, что если отнять у младенца соску, криков потом не оберёшься. Вот только трубки детям не игрушки. Так что держи, — с этими словами он бесцеремонно запихнул свой леденец прямо Цукки в рот. — Вот теперь всё на своих местах. А это я конфискую за полной ненадобностью. Леденец на зубах Цукки хрустнул от того, с какой силой она сжала челюсть, между тем представляя на месте злосчастной конфеты черепушку педагога. Гинпачи, который уже успел развернуться и направиться к выходу, усмехнулся. — Вот вырастешь и ещё спасибо скажешь. Цукуё выплюнула оставшуюся после скоропостижной гибели леденца дымящуюся палочку. Тщетны были все усилия мира, чтобы унять бушевавшую в ней ярость. И только какое-то запоздалое осознание колокольчиком разносилось где-то в отголосках её затуманенного от злости рассудка…*******************
Гинпачи осёкся только тогда, когда спустился ко второму этажу. Постояв на ступени с минуту, он озадаченно почесал голову и посмотрел на трубку, которую держал в руке. Тряхнув головой и отогнав лишние мысли, он лишь слегка присвистнул: — Что ж, всё хорошо, если он не был первым…*******************
Присевшая перед сумкой Цукки застыла, не в силах сделать ни единого движения. Уж лучше бы она злилась. Лучше бы рвала и метала, заклиная саму себя стереть в порошок этого наглого, самодовольного, нахального идиота. Лучше бы она его ненавидела, мечтала отомстить. Лучше бы наплевала на тревожные сигналы сознания, обойдя их всяким вниманием… Ведь тогда бы не пришлось выслушивать бешеное биение сердца, чувствовать, как горит лицо и трясутся руки, а перед глазами всё так и плывёт. Тогда бы, быть может она смогла позабыть о том, что только что произошло. Её первый поцелуй*. Первый поцелуй* — имеется в виду непрямой поцелуй. Весьма актуальная штука в манге, аниме, дорамах, да и в Восточной Азии как таковой. При этом отношение к непрямому поцелую не менее трепетное, чем к прямому.