XXX
A. Они больше не видели друг друга с того насыщенного событиями лета, когда им обоим было почти по семнадцать. Никто из них не осознавал тогда, что это был почти конец их отношений. Джон отправился обратно в школу; встречался с девушками, но никогда – с парнями, выискивал пути поступить в медицинскую школу и совсем не заметил, когда месяцы учёбы превратились в год, и вот уже приблизилось время его выпуска. Когда отец на восемнадцатилетние прислал ему брошюру с информацией об армии, Джон с отвращением выбросил её. Четыре месяца спустя он зашёл в интернет и прочитал всё, что смог найти о службе в армии, и обнаружил, что если он всё распланирует, то сможет посещать и курсы, и тренировки, а потом не пройдёт и десяти лет, как он сможет стать одновременно и солдатом, и хирургом. Звучало невероятно сложно, но он всё равно записался, хотя его мать плакала весь месяц, а сестра разозлилась так сильно, что кричала оскорбления и сказала ему, что для неё он уже практически мёртв, но Джон всё равно упаковал всё, что ему нужно, а потом – поймал автобус, которой отвез его в учебный лагерь. Всю поездку туда он пытался не думать ни о чём и ни о ком слишком сильно, вместо этого сжимая в пальцах кольцо с красной жемчужиной в виде звезды, которое висело на кожаном шнуре у него на шее. В это же время Шерлок продолжал пропускать пары, ему становилось всё более скучно. Когда он открыл для себя кокаин, это стало для него практически облегчением, он позволил себе просто сдаться и разрешить зависимости завладеть собою. Понадобились годы, чтобы по-настоящему потерять связь с реальностью. Годы и наркотики удаляли крошечные детали из его памяти, и Шерлоку было удивительно осознавать, что даже после восьми лет иногда он смотрит на кольцо на пальце и не может вспомнить, почему ему болезненна даже мысль о том, чтобы снять его. Однажды, спустя два года после этого, Майкрофт нашёл его, лежащего на полу захолустного клуба возле Пикадилли-сёркус, под кайфом и в бреду, снял кольцо с его пальца и пошёл прочь. Шерлок смотрел, как он уходит, не мог вспомнить, кто был этот человек, но начал кричать и не мог понять, откуда взялась энергия, чтобы атаковать его разбитой бутылкой. Хотя ему удалось ударить Майкрофта в спину, едва задевая его правую почку, он всё же не смог вырвать драгоценное кольцо из пухлых пальцев. Они оба очутились в госпитале. Майкрофту понадобилось три месяца физиотерапии, чтобы полностью восстановить дееспособность руки; он потерял половину своего веса за это время. Шерлоку понадобилось три месяца, чтобы избавиться от своей наркозависимости, и он был так зол, что не мог найти лучшей возможности отомстить, кроме как отказываться разговаривать с Майкрофтом. Он провёл всё это время, надеясь, что тот останется изувеченным калекой. Когда он проснулся однажды утром и обнаружил кольцо на прикроватной тумбочке в своей палате наркоклиники, то понял, что с его братом всё хорошо, и это разозлило его ещё больше. Он выписался из клиники, и в тот же день пошёл в ближайший полицейский участок, где встретился с сержантом Лестрейдом; превратил себя в одну сплошную помеху и изобрёл должность, которая именовалась «Консультирующий Детектив». Шерлок знал, что теперь возможно удалить ненужную информацию из чертогов разума, так что он аккуратно очистил место в своей голове, чтобы восстановить все файлы, которые были нарушены во время его зависимости. Он провёл ещё два месяца, аккуратно проверяя каждый коридор и угол своих чертогов, чтобы посмотреть, не пропустил ли он какого-нибудь осколка, прежде чем он был полностью собой доволен. Только тогда, одним ярким и откровенно раздражающим утром он надел один из своих лучших костюмов, вышел наружу, поймал такси и надел игрушечное кольцо обратно на палец, где ему и было место.***
B. Их представили снова в госпитале святого Бартса в центральном Лондоне, когда Джона отослали из Афганистана после того, как его подстрелили, а Шерлок только что закончил избивать плетью труп. В этот раз они приняли представление. Не то чтобы они не помнили друг друга. В конце концов, они всё ещё носили свои кольца, хотя и не делали этого в открытую. Дело в том, что они так привыкли, что другие люди ожидают, будто они не знакомы друг с другом, что после двух десятилетий, проведённых порознь, начать всё сначала казалось лучшей идеей. Они и начали, в квартире на Бейкер-стрит, став соседями, которые едва ли ходили куда-то друг без друга. Джон встречался с женщинами, которых Шерлок игнорировал, а Шерлок раздражал всех, кто даже пытался заговорить с кем-то из них, оставляя Джона успокаивать людей и извиняться за него. Они никогда, никогда не говорили о том времени, когда они были моложе, когда поженились, влюбились и разбили друг другу сердца, ушли и вели разные жизни, скучали друг по другу каждый день, о том, что они всё ещё любят друг друга и всё ещё носят на шеях веревки, на которых висят игрушечные кольца. Они говорили о других вещах. Смеялись над другими вещами. Бегали друг за другом по всему городу, преследовали преступников, и всё для того, чтобы решать загадки, которые обычно оказывались преступлениями, а иногда заканчивались тем, что их запирали где-то, где они ждали либо смерти, либо того, что их найдут. В основном, они притворялись, что они незнакомцы, которые стали лучшими друзьями в течение двух замечательных лет, хотя каждый, кто видел их, говорил, будто они ведут себя как женатая парочка, кем они, собственно, и были. А потом однажды Шерлок спрыгнул с крыши Бартса. Джон завернул его фотографию и кольцо с красной звездой в кусок синего шарфа. Всё это он похоронил в маленькой коробке. Затем он положил её в самый дальний угол верхней полки шкафа в своей спальне. Это была спальня в новой квартире, которую он купил после того, как не смог вытерпеть, что ему приходится идти на Бейкер-стрит после похорон Шерлока. Он думал об этом каждый день все два года, но никогда не позволял себе достать коробку снова в течение всего этого времени.***
C. Самым смешным было то, что в то время, как весь мир знал о том, что Шерлок существовал и был другом Джона, Мэри не имела ни малейшего понятия, что они даже знали друг друга. Джон встретил её в пабе поздно ночью в четверг. Он сидел в компании своих друзей, она была со своими, и Джон продолжал думать, что он слишком стар для этой фигни, но всё равно купил ей пинту пива, улыбался ей и вёл вежливый разговор. Всё прошло куда лучше, чем он вообще надеялся. Он привёл её домой, и они проговорили всю ночь, выпивая каберне, смеясь; а затем уснули на диване. Когда Джон проснулся, то сделал ей чашку кофе, хотя не имел понятия, как именно она любит. Она была воспитательницей в детском саду, что, думал он, автоматически делало её той, что кладёт три кусочка сахара. Когда она проснулась и отпила, то улыбнулась и не сказала ему, угадал ли он. Так что он пригласил её на настоящее свидание. Они говорили о своём детстве, и Джон рассказал ей, что его родители развелись, когда ему было семь лет, потому что отец изменял матери. О том, что его отец позже вновь женился и казался счастливее, чем когда был с первой семьёй. Он рассказал ей, что играл в футбол, затем в регби, еле-еле поступил в университет, пошёл в армию, словил пулю, стал практически знаменит, и о том, что однажды у него был сосед, которого звали Шерлок. Она слушала, полностью очарованная, хотя едва ли поверившая в последнюю часть, потому что в ту пору она год провела в Глазго, и её было не заставить читать о том, что происходит в Лондоне. Это было иронично, а вскоре стало ещё и почти идеально, потому что она никогда не спрашивала его о блоге или о том, каким замечательным был Шерлок, и ей никогда не приходилось притворяться, будто она знает, что у них были чувства друг к другу. Это было будто скидывать мёртвую кожу и начинать по новой, было так хорошо, что ему хотелось быть рядом с нею и её неведением каждую секунду каждого дня. Джон решил на их третьем свидании, что он женится на ней, потому что она была практически идеальна.***
D. Всё началось с испуганного крика Мэри и удара в лицо от Джона. Мэри кричала потому, что кто-то пробрался в квартиру, где она жила вместе с Джоном. Джон ударил Шерлока в лицо, чуть не сломав тому нос, потому что Шерлок был жив. Шерлок заметил каждую реакцию, отсортировал их, а затем вышел, не сказав ни слова, в ту же дверь, в которую вошёл. Всё началось с криков и гневных слов, Джон сказал Шерлоку, что он больше никогда не хочет его видеть, что тому следовало оставаться мёртвым. Джон хотел задушить Шерлока голыми руками. Шерлок смотрел на эти руки, на пальцы, помнил, как надевал на один из них кольцо, так сильно, как мог. Началось с того, что он прокрадывался в квартиру Джона, в любое время, чтобы оставить записку на стикере, прикреплённом к любой доступной поверхности. Записки были простыми и не имели никакого смысла для Мэри, хотя Джону достаточно было одного взгляда, чтобы понять. Одни из них были похожи на инструкции типа: «Купи другую одежду» и «Не впускай их». В других был открытый вопрос: «Да/Нет?» и «Мы всё ещё?». А некоторые просто странными, вроде «Так долго, как смогу» и «Пока не скучно», и «Кусочки в форме звёзд повсюду», и «Нет достаточно больших карманов». Началось с того, что записки были сердито разорваны на множество маленьких кусочков и рассыпаны по полу; с того, что Джон кричал, и Мэри не понимала, а Шерлок был непреклонен. Так прошёл день, и следующий, и день, последовавший после. Началось с того, что Шерлок был жив, и Джону казалось, будто он не прожил ни один из дней, которые превратились в годы, с тех пор, как он думал, что Шерлок был мёртв. И все те годы, которые разделяли их, были подобны полоскам бумаги, которые унёс прочь ветер времени, и им снова было по семь лет, они стояли друг напротив друга, обещая любить друг друга до конца их дней, с игрушечными кольцами, которые не значили ничего, и всё же означали каждое слово, которое они сказали, надевая кольца друг другу на палец. А Шерлок был жесток и непреклонен, потому что каждое его воспоминание было заперто за дверью с табличкой «Не Беспокоить», а Джон был королём его чертогов разума. Это началось с молчания и злости. Это начиналось снова и снова, до тех пор, пока Джон уже не мог об этом думать, Шерлок не хотел прекращать, а Мэри не могла понять, почему они не могут просто простить и забыть, снова став друзьями. И Джон крепко обнимал её по ночам и не знал, как объяснить, что всё не так просто.***
E. – Ты будешь моим шафером? – Нет. – Ты мой лучший друг. Она не поймёт, почему тебя нет со мной рядом. – Я не буду там стоять и отдавать тебя ей. – Ты ушёл! Ты умер! Смерть разлучила нас, Шерлок. Такова клятва. – Я не давал таких обещаний. – Ты невозможен. Ты эгоистичный мудак! Почему ты вообще вернулся? – Ты знаешь, почему.***
F. Есть тонкая грань между любовью и преданностью. Шерлок никогда её не понимал. Для него ни то, ни другое не было актуально, и оба этих чувства были излишеством. Эмоции затуманивают суждения, и если бы его заперли в комнате и оставили спорить с эмоциями, то в конце концов он бы смог убедить всех, что разум имеет первостепенное значение, а сердце – просто излишество по необходимости. Джон знал его лучше. Джон знал, что в центре сердца Шерлока есть пьедестал, где дозволено стоять только ему. Иногда это сводило его с ума, а иногда он не мог прекратить улыбаться, думая об этом. Джон думал об этом месте внутри Шерлока, которое было вырезано только для него, почти каждый день, как только просыпался. Хотя он и знал, что это нечестно, не было смысла пытаться обосновать всё то, что касалось Шерлока и то, как много он всё ещё для него значил. Если бы Шерлок оставался мёртвым, Джон всё ещё оплакивал бы его до конца своих дней. То, что он был влюблён в кого-то другого и собирался жениться, усложняло всё ещё больше. Вины не стало меньше после того, как Мэри сказала ему, что сыта по горло его злым молчанием. Она скучала по тому человеку, который улыбался её историям о детях в её детском саду. Возможно, им стоило взять небольшой отдых от прямого общения друг с другом, бесконечных записок на стиках и стресса от подготовки к свадьбе. Она собирается к родителям в их доме в Глазго. А ему следовало подумать о том, чтобы нормально поговорить со своим лучшим другом. Она уехала рано утром, не сказав ему ни слова, вместо этого оставив записку, в которой и было написано всё это. Там не было ни единого упоминания о том, когда или если она вернётся. Джон провёл весь день, оставляя ей сообщения, в которых просил прощения и умолял её вернуться домой, чтобы они могли нормально поговорить. Когда она не ответила на его эсэмэс или на эмейлы, или на голосовые сообщения, он весь следующий день был в гневе и боролся с соблазном обзвонить всех и сказать, что свадьба отменяется. После пяти дней он решил, что поймает её на слове и навестит Шерлока.***
G. Шерлок возился с наигрыванием попурри* Вивальди, когда услышал шаги Джона, поднимающегося по лестнице 221B в первый раз за два с половиной года. Он тут же перешёл к Моцарту, просто потому, что именно это он играл Джону по ночам, и только это подходило, чтобы дать тому знать заранее, что Джон не может просто так молча проскользнуть обратно в его жизнь. Джон бросил сумку, как только за ним закрылась дверь в квартиру. Этот звук был громче, чем вздох, но и вполовину не такой запоминающийся, потому что Шерлок всё ещё не хотел повернуться, и Джон до сих пор ничего не сказал. Шерлок первый нарушил тишину. – Думаю, она не это имела в виду, когда уходила, – скрипка Страдивари была аккуратно возвращена на своё место, прежде чем Шерлок наконец-то обернулся к Джону. Он даже приложил небольшие усилия, но усмешку нельзя было подавить, так что он позволил себе это. – Всё же, не могу сказать, что меня особо волнует, что она имела в виду. Ты сейчас здесь. Не думай даже на секунду, что я позволю уйти тебе невредимым. Джон сделал первые три шага вперёд, но гордость заставила его остановиться. Шерлок мог читать его как книгу. Он всегда мог, хотя никогда не понимал абсолютно всего, что читал. В этом и была восхитительная приятность пищи для размышлений, в которой и состояла вся ирония того, что для него значил Джон. Наблюдать борьбу Джона между любовью и преданностью было занимательно, но Шерлок был не самым хорошим человеком, так что он сам сделал последние шаги, которые отделяли их друг от друга. – Она бросила меня, – тихо сказал Джон, как будто эти слова вообще нужно было говорить, будто это был разделитель между тем, что случилось, и тем, что случится. Шерлок снова попытался не улыбаться. – Если это поможет, то я могу поцеловать тебя первым. Это может уменьшить твои муки совести. Если я коснусь тебя первым, если я сниму с тебя всю одежду, и если это буду я, кто на тебя взберётся, то, возможно, тогда ты сможешь убедить себя, что это не то, что ты хочешь или то, что ты делаешь. Джон сердито затряс головой, и Шерлоку захотелось стереть прочь хмурые линии между его бровей. – Я знаю, что делаю, – огрызнулся Джон. Шерлок решил, что с него уже достаточно разговоров. Джон принадлежал исключительно ему, и так было с первого момента их знакомства. Мэри Морстен была не более чем раздражающая мушка в его сознании, и прямо сейчас все её мысли и все её желания застыли в янтаре его безразличия. Шерлок сократил расстояние между собой и Джоном одним последним шагом. Протянув руку, он схватил Джона за рубашку и так резко потянул на себя, что тому не оставалось ничего другого, кроме как податься вперёд. – Тогда поцелуй меня, – прошептал Шерлок в пространство между их губами. И Джон поцеловал его так, будто это было неизбежно.***
H. В некотором смысле, для них двоих это было похоже на свободное падение сквозь время. В итоге они занялись сексом в гостиной, голое тело Шерлока было сильно прижато к стене, одна нога на полу, а вторая согнута на подлокотнике дивана, в то время как Джон сильно толкался в него. Шерлок согнулся, почти пополам, обвивая руками шею и спину Джона, он прятал лицо в изгибе между его шеей и плечом, тихо всхлипывая каждый раз, когда член Джона толкался в него. Джон приподнимался на цыпочках с каждым толчком, и это причиняло ужасную боль его спине и левому плечу, но остановиться не было сил. Этот случай задал тон всему визиту Джона. В то время не было работы, чтобы отвлекать Шерлока, так что он решил отказаться от еды и сна для того, чтобы иметь с Джоном так много или так мало секса, сколько тому захочется. Поначалу Джону было интересно, а насколько хватит этой покладистости в Шерлоке в негласной договорённости, но затем решил просто принять и брать всё, что предлагают. Шерлок, который всегда любил экспериментировать с позициями и локациями, превратился просто в вихрь сексуальной энергии и подтекста. В семнадцать, когда Джон был на своём сексуальном пике, у него были проблемы с тем, чтобы усмирять все безумные желания Шерлока. Сейчас с его губ не слетало ни единого слова протеста. Были быстрые разы на кухне, каждый раз, когда Джон стоял перед раковиной достаточное количество времени. Шерлок находил его, крепко прижимал бёдра Джона к кухонной стойке, одной рукой снимая одежду с себя, а другой освобождая Джона, всё это время нашёптывая слова, которые были так прекрасны, что заставляли всё тело Джона изнывать. Чаще всего в такой ситуации Джон приходил к оргазму, прижимая мыльное запястье ко рту, чтобы остановить крик, испытывая странные ощущения от того, как член Шерлока, на котором был надет презерватив, скользил туда-сюда между его ног, вдоль его ягодиц, а его ловкие пальцы эффективно доводили член Джона до оргазма. По ночам, после того, как Джон принимал душ, ожидая, пока приготовится их ужин и пока Шерлок тоже закончит свою ежедневную рутину в ванной, ему удавалось выкроить для себя немного необходимого телевизионного времени. Эта короткая передышка обычно прерывалась Шерлоком в простыне или Шерлоком в полотенце. Джон едва отличал одно от другого, потому как это небольшое укрытие покидалось очень быстро, как только взгляд Джона встречался со взглядом Шерлока. Дело оставалось всего за несколькими минутами, прежде чем Джон полностью возбуждался до того, как Шерлок надевал на него презерватив с помощью пальцев или рта, и прежде, чем Джон оказывался глубоко внутри Шерлока, терял контроль и переворачивал их обоих так, что вот он уже ритмично вколачивает Шерлока в диван. Так как в работе у Шерлока в то время случился застой, бывали часы, когда ему было слишком скучно и нудно, чтобы делать Джону предложения. Поначалу Джон колебался и задавался вопросом, работает ли их соглашение и в обратную сторону. После того, как он стерпел ровно четыре часа подобного поведения со стороны Шерлока, то понял, что с него достаточно и завернул в комнату Шерлока, чтобы захватить смазку и презервативы. Это в какой-то мере и привело к тому, что Джон впервые позволил Шерлоку трахнуть себя. Джон снова раскачивался на цыпочках, будучи в этот раз абсолютно голым, крепко схватившись за обеденный стол. Казалось, будто Шерлок пытается забраться внутрь его тела и сплавить их души вместе. Член Шерлока между его ног, проталкивающийся через мышцы его сфинктера, был одновременно неудобен и электризующе приятен. Шерлок успокаивал, мягко гладя пальцами напряжённые мышцы спины и говоря таким уверенным тоном, что Джону хотелось, чтобы это были оскорбления, но он сам не мог и слова выговорить. Когда же Шерлок смог полностью погрузиться, этот танец снова стал им понятен. Он экспериментировал с темпом и углом, ориентируясь по тому, как громко и как долго в ответ стонал Джон. Казалось, что его собственное тело стало машиной, у которой не было кнопки спуска. Он выжал из Джона множественные оргазмы, пока тот уже не мог стоять на ногах. И даже тогда это длилось до тех пор, пока Джон не лежал на столе, обвив ногами шею Шерлока, крепко вцепившись пальцами в деревянную поверхность, потерянный в туманном блаженстве, только тогда он услышал тихий вздох и слова на уровне шёпота и почувствовал, как Шерлок кончает в него. Шерлоку, казалось, было отвратительно покинуть Джона даже на секунду. Когда ему всё же пришлось сделать это, чтобы избавиться от использованного презерватива, он тут же вернулся, подхватив Джона. Они полуспотыкаясь, полунеся друг друга, добрались до комнаты Шерлока и очутились в неловкой позе из переплетённых конечностей и блаженном сне до конца того вечера. После этого стало непонятно, кто из них контролирует это соглашение. Джон был удивлён, поняв, что почти всегда ему было труднее заставить Шерлока проникнуть в себя, чем самому наклонить его на любую доступную поверхность и протолкнуться в него. Посреди ночи, когда Джон ещё не проснулся и был практически без сознания, Шерлок будил его, обвив полными губами его член. А затем было так просто раздвинуть ноги, подтянуть Шерлока на уровень глаз, чтобы они могли жадно друг друга целовать, и он мог протянуть руку между их телами, чтобы надеть презерватив на член Шерлока, прежде чем потерять себя от ощущения наполненности. Большинство дней Джон просыпался по утрам с небольшим зудом, а Шерлок падал на кровать по ночам полностью опустошённым. Однако была одна конкретная ночь, которую Джон лелеял в памяти среди других, преисполненных сексом, свободой и тем, как он терял себя из-за того абсолютного чувства, которое заставлял ощущать его Шерлок. Началось всё так же, как и обычно, когда Шерлок и Джон сидели на диване, и у Джона появилось желание спать, а Шерлок оживлённо уверял его, что не хочет. Джон отправился к себе в кровать, чтобы проснуться, но не от звука скрипки, но от внезапного ощущения того, что его держат. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что Шерлок свернулся в пространстве между его рук. – Никакого секса, – произнёс Джон. Это было не то, что им нужно в этот момент. Шерлок бросил на него взгляд, явно будучи близким к тому, чтобы закатить глаза, и уверил Джона: – Разумеется. Джон кивнул, прижимаясь поцелуями к облаку чёрных кудрей и мягко роняя их на лицо. Он удовлетворённо мурчал, позволяя губам остаться во впадинке под скулой на щеке Шерлока, разрешая себе насладиться моментом. – Это хорошо, – мягко сказал Джон Шерлоку. – Секс, конечно, замечателен, но это тоже хорошо, тишина и обычные объятья. В ответ Шерлок скользнул ещё ниже в руках Джона, тыкаясь головой под подбородок и прижимаясь телом ещё ближе к Джону. Затем он осыпал голое плечо и грудь Джона лёгкими поцелуями, прежде чем подняться и прошептать тому в ухо: – Ты мой проводник света, – сказал Шерлок чётко и просто, будто это было необходимым сообщить Джону, даже если слова останутся непонятыми. – Какое бы недолгое время ты ни был у меня, я хочу впитать тебя. И едва ли теперь важно, как я этого добьюсь, до тех самых пор, пока ты готов меня принять. Что Джон понял, так то, что всё будет хорошо, даже если будет излишне сложно. А именно так сейчас и было.***
I. Одною неделею позже Джон сидел в своём кресле, читая утреннюю газету, и вполне открыто надеясь, что ему удастся найти дело, которым он бросится в Шерлока, прежде чем тот подожжёт квартиру. Шерлок лежал на диване со своим отыгранно-мелодраматичным настроением, полуодетый, со встрёпанными волосами, болезненно мучаясь своей скукой. Телефон Джона позвонил и оба посмотрели на него. Оба попытались схватить его. Шерлок посмотрел на имя звонившего, посмотрел на Джона, снова посмотрел на телефон, кинул его Джону, как только тот прекратил звонить, и вышел из комнаты. Джон проводил его взглядом, и ему не нужно было смотреть на телефон, чтобы понять, кто звонил. В тишине прошло ещё несколько секунд, прежде чем телефон позвонил опять. Джон крепко закрыл глаза, пока отвечал на звонок. – Мэри? Привет. Да, мне тоже жаль. Нет, это моя вина, что позволил стрессу от подготовки к свадьбе так сильно повлиять на меня. Этого не повторится снова, обещаю. Мне жаль, милая. Когда он открыл глаза снова, то перед ним стоял Шерлок с уже упакованным чемоданом, стоящим возле его ног. У Джона не было сил встретиться глазами с обвиняющим взглядом Шерлока. Вместо этого он поднялся из своего кресла, прошёл мимо неподвижной фигуры и продолжил свой разговор на кухне. Когда два часа спустя Джон готов был уйти, Шерлок был у себя в комнате, закрыв на ключ дверь. Джону не осталась другого выбора, кроме как уйти, ничего не объяснив и не извинившись; а потому он и не пытался. Вместо этого он прикрепил чистый стикер на дверь Шерлока в надежде, что тот поймёт все то, что он не смог сказать.***
J.** Что-то старое пришло в виде свадебного платья матери Мэри, переданного в руки дочери с гордостью и изменённого, чтобы соответствовать более современному событию. Мэри вытирала слёзы, когда её мать принесла платье в их квартиру в первый раз. Джону не пришлось тогда его увидеть, до тех самых пор, пока Мэри не шла ему навстречу к алтарю, и ему пришлось признать, что она никогда ещё не казалась ему такой красивой, как в ту самую минуту. Чем-то новым было всё, что их окружало, от фамилии, которую произнесла Мэри в конце церемонии, до серёжек, которые она надела, и туфель на её ногах. Так же это были подарки, которые они получили, и их первый танец. Джон смотрел на одинаковые платиновые обручальные кольца на их пальцах и крепко обнимал её, пока они качались в такт музыке под аплодисменты друзей и родственников. И каждый момент казался новым. Что-то, взятое взаймы, тоже было, и этого Джон не может объяснить ей, не хочет думать о том, что когда он смотрит по сторонам и видит все эти улыбающиеся лица, то не видит лица своего лучшего друга. Было достаточно неловко объяснять ей, что сколько бы много Шерлок для него ни значил, их дружба не настолько сильна, чтобы Джону удалось выдернуть того с места преступления. Она сочувствующе посмеялась, поцеловала его в щёку и сказала, что его время, которое он не провёл там же на месте преступления – это то, что она сегодня одолжила. Он не позволяет себе сказать, что, возможно, это не единственное, что она одолжила у Шерлока. Что-то синее она, смеясь, показывая ему позже той ночью, когда он избавил её от метров и метров свадебного платья. Она не могла бы выглядеть ещё более счастливой и стесняющейся, чем тогда, когда стояла перед ним в кружевном нижнем белье. Вместо этого его внимание было привлечено ко впадинке между её грудей, и ей пришлось держать эту вещь, чтобы он смог её разглядеть. На серебряной цепочке на её шее висело игрушечное кольцо с синим пластиковым сапфиром в виде треугольника. – Это моё «что-то взятое взаймы и голубое», – сказала она, губы растянулись в огромной счастливой улыбке. – Шерлок отправил мне это по почте. Он сказал, чтобы я передала тебе, что ему жаль, но он не планирует посещать нашу свадьбу, хотя надеется, что я не забуду хорошо тебя кормить, и хотел, чтобы я надела это. Он сказал, что это было у него с тех пор, как ему исполнилось семь, и раз уж он не может быть здесь, то надеется, что я буду достаточно сентиментальна, чтобы надеть его сегодня. Я подумала, что это было мило. Джону казалось, что его сердце сжали в тиски. Волна гнева почти ослепила его, он хотел сорвать кольцо с её шеи и спрятать подальше, положить со своим собственным кольцом в дальнем углу шкафа и в середине собственного сердца. Это, конечно же, было тем, что сделал бы Шерлок, и Джону хотелось ударить его за это. Но когда он затащил её в кровать и вошёл в неё, это была единственная вещь, которую он оставил между ними.***
K. Прошло едва ли четыре месяца их супружеской жизни, когда Мэри поставили диагноз рака поджелудочной железы. Джон провёл множество часов, лежа на кровати рядом с ней по ночам, пока ещё не плача, напоминая себе дышать. Ей нужно, чтобы он был сильным, потому что сама она недостаточно сильна. Несмотря на то, что он служил на войне и видел многих своих приятелей-солдат, умирающих на неправильной стороне пули, ждать и смотреть, как его жена медленно умирает, было самой болезненной вещью, которую он только переживал. Мэри, казалось, колебалась между разговорами, депрессией и принятием. Были дни, когда они смеялись и притворялись, что все просто замечательно, чтобы потом он зашёл в комнату несколькими минутами позже и держал её в руках, потому что она начинала задыхаться от рыданий. И бывали дни, когда он был так зол, что ненавидел себя и всё мироздание и Мэри, которая тихонько сидела возле него, до тех пор, пока он просто не тянулся к ней, прижимая сильно, желая запечатать её присутствие в сам воздух вокруг них. – Тебе следует навестить Шерлока, – сказала она ему однажды ночью, когда он мог поклясться, что она уже спала. – Ты скучаешь по нему. Они лежали в темноте, освещённые только луной. Это был тот тип ночи и тот момент, когда обычно произносятся признания. Джон продолжал молчать. Мэри не молчала. – Я нашла твоё кольцо и фотографию две недели назад. Я не знала, что это означает, кроме того, конечно, что оно выглядит так же, как и то, которое Шерлок одолжил мне на свадьбу. Запертое в коробке с его фотографией, Джон. Следовательно, это значит что-то особенное, если ты никогда не говорил об этом. Он значит для тебя что-то большее, что ты никогда мне не объяснял. Он остановил её слова мягким, но настойчивым шёпотом, произнося её имя и поворачиваясь к ней в темноте, пытаясь предотвратить её от того, чтобы она пришла к правильным умозаключениям. Так близко, что их лица были в миллиметрах друг от друга, и он увидел её грустную улыбку на губах, прежде чем она сократила расстояние и мягко поцеловала его на краткий момент. – Ты хороший человек, – прошептала она, будто ей было важно, чтобы он это помнил. – Нам так повезло встретить друг друга, но ты никогда не был моим полностью. Я встретила тебя, когда ты был жив только наполовину. Я вдохнула в тебя жизнь, заставила тебя смеяться и чувствовать снова. Но когда он вернулся, он снова зажёг огонь. Он хотел попросить её остановиться. Хотел сказать ей, что не было сейчас другого места, где бы он хотел быть, кроме этого, вместе с ней. Но она как будто видела правду и снова мягко ему улыбнулась. Но в глазах её была грусть. – Я люблю тебя, – прошептала она. – Я люблю тебя так сильно, как только могу. Мне достаточно, но сейчас я ревную. У него были… есть… начало и середина, и хотя как бы сильно я не хотела бороться за остаток твоей жизни, оказывается, что ты будешь моим только остаток моей. Так что мне не достанется даже конец. Когда он снова произнёс её имя, она прервала его суровым взглядом. Её глаза были яркими и контрастными, а губы внезапно сжались в тонкую линию. Она приложила палец к его губам, чтобы остановить его попытки объяснить, потому что она никогда в них не нуждалась, и даже не хотела слышать. – Подари мне остаток моей жизни с тобой, Джон, – тихо потребовала она. – Пообещай мне это, и я прощу вас обоих за то, что вы были так глупы, чтобы впутать меня между ваших двух гордых, эгоистичных сердец.***
L. Возможно, если бы существовала возможность вернуть время вспять, Джон нашёл бы способ загладить свою вину. Иногда ему думалось, что он пропитан кровью до самого горла, так много вины и сожалений он нёс с собой. И иногда он был так зол, что едва ли мог стоять, чтобы бодрствовать, чтобы чувствовать, как огромное количество горечи собирается в его животе, затуманивая каждую мысль. Он несколько недель после смерти Мэри абсолютно её ненавидел. За то, что не позволила злиться дальше на то, что Шерлок вернулся из мёртвых. За то, что не оставила его, когда поняла, что его сердце было частично занято. За то, что умерла. Больше всего ненавидел за то, что умерла, заставив тянуть жребий, потому что оставила пустоту, после её смерти в его мире осталась пустота. Хотя это и не было похоже на ту чёрную дыру, которую оставил после себя Шерлок, разыграв свою смерть, но недели после этого он скучал по тому, как держал её в своих руках так сильно, что у него были сны о гранатах и взрывах. Затем он просыпался, и ему казалось, что он потерял обе руки на войне, в которой уже давно не сражается. На себя он, конечно же, тоже злился. Он никогда не считал себя слабым, но пришёл к тому, что был очень близок к двум вещам. Оба раза он стоял возле могильной плиты тех, кого любил. И не помогало то, что когда он стоял возле свежей могилы Мэри, пока он плакал и его коллеги и друзья пытались его утешить, единственный человек, который действительно мог усмирить его боль, стоял возле него, как молчаливая статуя. В последовавшие за этим недели Джон понял, что злость его происходит из чувства вины. Выходило, будто он заключил обмен со вселенной: любовь всей его жизни за жизнь его любви. Казалось, оба не могут существовать в одном и том же мире одновременно; не тогда, когда они влюблены в Джона Хеймиша Ватсона. В армии солдаты носили талисманы на удачу, взятые ли у тех, кого они любят, либо же те вещи, которые выжили вместе с ними. У Джона было игрушечное кольцо на кожаном шнурке, которое висело на его запястье. Он никогда не объяснял этого другим. После того, как умерла Мэри, после того, как прошёл больше, чем год, и он перестал со временем так сильно злиться, после того, как Шерлок снова начал посылать ему сообщения и они снова стали регулярно ходить на места преступления вместе, после того, как боль стала выносима и просто превратилась в тупое нытьё, после всего, что было сказано и сделано, Джон достал маленькую коробку из шкафа. Он дождался, пока соберёт небольшой чемодан с достаточным количеством вещей, чтобы провести два месяца вдали от Лондона, прежде чем открыть её. Он временно положил кольцо в карман, смял фотографию Шерлока в плотный комок, который выбросил в миску с завтраком, разбросал по квартире синий шарф и потратил пять минут, чтобы найти всё. А затем он сжёг это. Пока горело, он попрощался с Мэри, сказал ей, что он любил её, и какая-то часть его никогда не прекратит её любить, поблагодарил за то, что она любила его, когда он был ранен и даже не осознавал этого, затем выловил из кармана кольцо и надел обратно, на подобающее место, которое определил ему Шерлок все эти годы тому назад. После стольких лет, когда оно было ему велико, и ещё тех лет, когда он носил его на запястье, прочное и постоянное, но никогда не надетое на положенном месте, и тех, когда он скрывал его, потому что не хотел объяснять; когда он надел его, оно идеально подходило ему, не слишком сжимало и больше не было таким большим. Джон затряс головой в раздражении от того, какой бы намёк сейчас ни хотела дать ему вселенная, схватил свою сумку и словил такси в аэропорт.***
M. Шерлок нашёл Джона в отеле Найроби. Технически, Шерлок добрался до отеля раньше, чем Джон даже решил, в каком отеле он останется, с тех пор, как он провёл восемь недель в Дадаабе с организацией «Врачи без границ». Прошло достаточно много времени, чтобы Шерлок начал договариваться с ним о том, чтобы вернуться в столицу. Кения была прекрасной и жаркой страной. Иногда, когда Шерлок проходил по улицам, дети указывали на него и говорили странные слова на языке, с которым Шерлок усердно боролся, чтобы не разговаривать на нём свободно. Он обнаружил, что большинство взрослых было чрезмерно добрыми, и думал, что никогда не видел так много различных групп семей раньше. В отеле Шерлок провёл много времени за чтением. Судя по тому, что Джон не считал подходящим сказать кому-либо, куда он направился, Шерлок следовал настойчивому совету Майкрофта уважать чужое уединение. Это не удержало Шерлока от того, чтобы звонить Лестрейду или писать на электронную почту короткие сообщения и наблюдения по поводу обычно открытых дел. Так что это было практически абсолютно случайно, что когда грузовик остановился перед отелем, Шерлок был снаружи, на жаре собирая образцы грязи в стеклянную банку, а не внутри, уговаривая включить кондиционер. Группа из четырёх человек устало высаживалась из машины, разминая затёкшие конечности и осматриваясь по сторонам. Шерлок увидел, как один из мужчин косо глянул в его сторону, вздохнул, будто ничего особенного не случилось, и был уже готов вежливо удалиться, прежде чем другой человек обратился к тому мужчине. – Доктор Джон Ватсон, подойдите сюда! Познакомьтесь с мистером Шерлоком Холмсом. Они делали это так много раз в течение всей своей жизни, что Шерлок протянул руку, даже не позаботившись поставить банку с землёй из вежливости. Он так не сделал. Хотя он заметил, что у того жизнерадостного человека из Австралии, улыбающегося от уха до уха, как будто представляя один из редких бриллиантов другому, судя по состоянию его пальцев, невролога и корреспондента, с которым Шерлок недели поддерживал контакт, чтобы подтасовать эту конкретную встречу. Шерлок мог видеть, что Джон готов был поменять их обычный сценарий за две секунды до того, как тот приподнял бровь, взглянув на протянутую Шерлоком руку, и посмотрел обратно на другого доктора. В эти две секунды Шерлок опустил руку, изящно развернулся на месте и пошёл прочь, пока Джон начал объяснять. – Мы уже встречались. Я знаю его. Люди всегда пытаются нас представить друг другу, что очень утомляет, мягко говоря. Если вы извините меня… нас, вообще-то, потому как он, как вы видите, засранец, даже не знает, как вежливо оставить разговор… я лучше присоединюсь к нему там. Кажется, он в настроении поговорить. К тому времени, как Джон вошёл в номер, за который негласно платил Майкрофт, несколькими минутами позднее, чем Шерлок, он обнаружил того сидящим в будничной позе, читающим газету. Шерлок поднял взгляд, когда Джон громко уронил свою сумку. Он стоял, скрестив руки, пронзая его взглядом, и Шерлоку захотелось подняться и сделать также. Единственное, что его сдерживало, было кольцо на пальце Джона. Цвет и форма его были такими яркими и резкими, что просто переписывали себя заново в памяти Шерлока, до тех пор, пока ему не пришлось на краткий момент закрыть глаза, чтобы восстановить контроль не только над своей головой, но и сердцем. Когда он открыл глаза снова, Джон вздохнул и прокрутил кольцо на своём пальце дважды. Затем он подошёл к Шерлоку и протянул руки, чтобы расстегнуть две пуговицы на чёрной рубашке Шерлока, открывая гладкую бледную кожу на груди и кольцо, которое висело там на шнурке. – Я помню, что ты, кажется, обещал никогда не снимать его, и я стопроцентно уверен, что не давал его тебе на верёвочке. Надень его. Если я в своём возрасте обязан ходить с игрушечным кольцом на пальце, то, полагаю, и ты вполне можешь делать то же самое. Шерлок слышал эти слова так же, как он привык слышать голос Джона на 221В, когда тот просил продезинфицировать стол, убрать молоко и, ради бога, прекратить оставлять куски человеческих бёдер в холодильнике, иначе однажды он может перепутать один такой с ветчиной, и они оба будут задействованы в каннибализме. Были важны не слова, а тон. Шерлок понял, что «сентиментально» недостаточно сильный термин для того, чтобы описать, как сильно он скучал по нюансам голоса Джона, когда они были порознь. – На парковке сейчас стоит пустой рендж ровер с ключами в замке зажигания, если я не ошибаюсь, – заметил Шерлок, чтобы отвлечь Джона от вида того, что он будет делать то, что попросили. – В Кении есть множество открытых дорог, покрытых грязью и пылью, и в поле зрения ничего на много миль, за исключением, разве что, диких животных. Джон тихонько хмыкнул, как будто не хотел поощрять грубые предрассудки Шерлока. В то же самое время он потянулся к шнурку с кольцом, и Шерлок потерял интерес ко всему, даже к воздуху вокруг него, когда Джон твёрдо надел дешёвое голубое кольцо на палец Шерлока, будто это было платиновое кольцо с гранёным сапфиром. И как будто им снова по семь лет, и они делают это в первый раз, хотя в этот раз кольца подходят, и никто ничего не говорит, и они просто не могут отвести взгляд от того, как контрастно смотрится синий рядом с красным, треугольник рядом со звездой.***
N. Они ехали часами, оставляя Найроби за спиной, до тех пор, пока дорога не стала пуста, и не было ни одной машины, кроме их; стремительно приближались сумерки. Шерлок остановил машину по просьбе Джона и съехал с грязной дороги, по которой они проехали уже много миль. Шерлок имел хорошее представление о том, где они находятся, но Джон, кажется, не волновался по этому поводу, только шутил о прыгающих гиенах. Он подумал, что Джон хочет остановиться, чтобы посмотреть закат, и Шерлока это устраивало. Небо пылало оранжевыми и алыми оттенками, когда Шерлок прервал Джона от тихого благоговейного лицезрения и привлёк его к себе, пока талия Шерлока не оказалась между его широко расставленных ног и их губы не встретились. После этого, кажется, Джон утратил интерес к небу, и Шерлока это устраивало. То, как Джон целовал его, заставило мир Шерлока замедлиться от всего того бесконечного потока ощущений и взрыва информации. Он пососал нижнюю губу Джона, скользнул языком в его рот и снова получил доступ к своему любимому наркотику. Это было именно тем, от чего он на самом деле был зависим. От этого сильного, тихого, свирепого человека, который оставил отпечаток на его сердце и который любит строить замки из песка в своей голове. Их языки танцевали, переплетаясь, и они вздыхали и стонали и, казалось, не могли даже захотеть остановиться, чтобы успеть вздохнуть. И если они всё-таки прервались, то только потому, что Джон отстранился, а Шерлок не успел последовать за ним. – Ты не можешь трахать меня на капоте машины, – пробормотал, улыбаясь, Джон в губы Шерлока. – Мы скатимся. Шерлок мягко отстранился, чтобы иметь возможность посмотреть Джону в глаза. Он пытался удержаться от того, чтобы погладить щёку Джона кончиком пальца, пытался не быть пойманным за тем, что изучает контур его челюсти, но слишком сложно удержаться, когда кажется, что прошла целая жизнь с тех пор, как он мог так делать. – Мне хочется, – прошептал Шерлок в ответ. Их губы снова встретились, и Джон прошептал: – Ты сумасшедший. Как я могу любить тебя так сильно после всех этих лет? Шерлоку хотелось сказать, что любовь состоит из эндорфинов и норадреналина, что её можно копировать и что она не длится долго. Он хотел, но не мог заставить свой рот сделать ничего больше, кроме как прижаться в поцелуе к открытой линии шеи Джона. И он даже не осознавал, что говорит, пока не услышал, как повторяет те же сантименты, только другими способами и другими словами. Они не свалились с капота, но пришли к взаимному соглашению, что они лучше будут внутри закрытого транспорта, чем снаружи, окруженные комарами и любыми «прыгающими гиенами», которые могут показаться. Джон ловко устроил их на заднем сидении, всё это время ему приходилось маневрировать между тем, чтобы жадно целовать Шерлока и тем, чтобы снять так много одежды, как только возможно, при этом пытаясь не оставить её снаружи машины. Оказалось, что у них есть достаточно смазки, но нет презервативов. – Неважно, – сказал Джон аккуратно, торжественно, и он имел ввиду именно то, что Шерлок понял из этих слов. В болезни и здравии, в радости и горе, это было больше не важно. Они пытались не спешить, но быстро потеряли терпение. Джону много раз вспоминалось о том первом разе, когда они вместе занимались сексом, как он был напуган, как это было, когда Шерлок доверился ему, как Шерлоку хотелось этого, несмотря на то, как это было неправильно, до тех пор, пока всё не получилось. И он знал, каково ему тогда было; отчаяние и необходимость быть соединёнными. Когда Шерлок сильно толкнулся в него, Джон выгнул спину и застонал. Он позволил своим пальцам разорвать расстояние между ними, запутываясь одной рукой в кудрях на затылке Шерлока, пока пальцы другой отслеживали линии на лице Шерлока, когда оно исказилось от наслаждения. Колени были подняты к груди и крепко удерживались руками Шерлока, который поднял взгляд и весь его мир укрепился в этих серебристых глазах, которые потемнели от желания. Шерлок отстранился и снова толкнулся вперёд, наклоняясь так, что его лоб оказался прижатым к переносице Джона. Их пот перемешался, и их выдохи подогревали воздух между ними. Всё это время Шерлок двигался быстро и глубоко, и Джон делал то, что приходило так естественно, следуя вместе со зверем команд Шерлока. Они сменили позицию, когда Джон решил, что он хочет хорошенько рассмотреть лицо Шерлока. Было достаточно лёгкого толчка, чтобы Шерлок понял. Он перестал толкаться, чтобы закрепить ноги Джона вокруг своей талии и скользнуть руками вокруг талии Джона, надёжно обхватывая. Резко потянув, переворачивая их и чуть-чуть приподнимая, он оказался в сидячем положении, а Джон сидел на его коленях. Тот приспособился к раскачивающимся движениям, чувствуя эрекцию Шерлока, прикасающуюся к его простате, заставляя его склонить голову и застонать. Больше он времени не тратил. Он начал жёстко насаживаться на твёрдый, прекрасно горячий член. Он скучал по этому, по тому, как он позволяет такое сотворить с собой одному-единственному мужчине. О боже, он любил его, любил, как Шерлок чувствовался внутри него, любил, как они идеально подходили друг другу, в какой бы позе они не пробовали, и всё время. Джон кончил, сильно насаживаясь, пальцы Шерлока крепко обхватили его член, и он выдыхал слова, которые вряд ли осознавал. Шерлок едва ли дал Джону время восстановить дыхание, прежде чем выйти из него и настойчиво направить того лицом в сидение. Джон оказался в позиции, прижав руки к согнутым коленям, выгнув спину, чуть вывернувшись, пытаясь увидеть, как Шерлок стремительно пристраивается сзади. В этот раз потребовалось чуть больше координации, потому что Шерлоку приходилось учитывать то, как близко была крыша машины, и какими узкими были сидения. Впрочем, Шерлок, как обычно, справился с грацией и большой толикой настойчивости, толкаясь в жар тела Джона, и тот, склонив голову практически к самому сидению, толкался назад, как будто это и так не было очень быстро. Не потребовалось много времени после этого, не после того, как узко чувствовался Джон, и тех звуков, что они вместе издавали. Шерлок кончил глубоко в тело Джона, вцепившись ногтями в его бёдра, прижавшись телом к изгибу спины Джона, тихо всхлипывая, как только Джон мог его заставить; как будто в его сознании случилось короткое замыкание от такого сильного наслаждения, что могло быть транслировано только как белый шум. Когда они вновь разъединились в две отдельные сущности, дождь начал лить из ночного неба, как будто «завтра» уже не будет. Капли били как каменные шарики о крышу машины, хотя очень скоро стали почти неразличимы. Не понадобилось много времени, чтобы темнота ночи взяла на себя мерцающее, влажное свечение, окутывающее их ещё одним уровнем уединения. Они почистили себя, как только позволяло им ограниченное пространство, пока Шерлока не отвлекло ёрзание Джона. Они аккуратно устроились каждый на своей половине, лицом друг к другу, так близко, что практически между ними не осталось воздуха, и прислушивались к убаюкивающему шуму дождя. Было мирно и уютно внутри их маленького пузыря, оба были тихими и слышалось только их дыхание. До тех самых пор, пока Шерлок не произнёс с толикой раздражения: – Нам следовало остаться снаружи. Кажется, я упустил лучшую возможность заняться с тобой сексом под дождём. А затем Джон начал смеяться так сильно, что Шерлоку пришлось сильнее за него держаться, и они оба свалились с сидения и оказались переплетёнными вместе на полу.***
O. В аэропорту на своём пути назад в Лондон Джон встретил двух маленьких девочек, которые сказали ему, что они шестилетние двойняшки. Одна отправлялась со своей матерью в Лондон, а затем в Балтимор, чтобы пройти реконструктивную операцию лица от волчьей пасти. Хотя она и была взволнована и нетерпелива, её сестра выглядела точно так же. Девочки играли в игру «Красный цвет/Зелёный цвет» в зоне ожидания, пока Джон подбадривал их, но когда время приблизилось к посадке, они всё больше мрачнели. Пока одна не заметила кольцо на пальце Шерлока и не указала сестре толчком локтя. Джон смотрел с лёгкой улыбкой на лице, как сестра, которой нужна была операция, откровенно уставилась, а потом начала шептать. Шерлок игнорировал их обеих, хотя и был, очевидно, уверен, что он привлёк их интерес. Тем временем, Джон быстро снял своё кольцо. – Не хотите ли вместо этого моё? – спросил он, протягивая кольцо, вытянув руку через фигуру Шерлока, чтобы дать девочкам получше рассмотреть предлагаемый подарок. Рядом с ним Шерлок приподнял бровь. Джон улыбнулся снова, пожав плечами, пока кольцо было неуверенно забрано у него. Девочки совещались о нём шепотками, по очереди примеряя его. Оно было слишком большим, так что они сжимали пальцы вокруг него, надеясь, чтобы оно не упало, как намеревалось. Шерлок повернулся, чтобы посмотреть на них, тяжело уставившись на кольцо, которое надевала одна девочка, а другая дёргала. Он без единого слова снял своё кольцо и сильно втиснул его в ладонь Джону. Они смотрели друг другу в глаза, выражая многое, не сказав при этом ни слова. Затем Джон коротко кивнул, и Шерлок поднялся и пошёл прочь. Джон улыбнулся, чувствуя, как его сердце переполняется эмоциями, в основном любовью, впрочем, пытаясь не слишком подавать вид. – Ты можешь оставить себе красное кольцо, – сказал он той девочке, которая собиралась улететь. – Неважно, как далеко она будет, ты всегда будешь иметь её при себе. Он показал другое кольцо, снова улыбнувшись. Этот сюрприз был встречен счастливыми усмешками. Когда он протянул его той девочке, которая оставалась, она благоговейно смотрела на него. – Это, с синим треугольником, для тебя, – сказал он ей. Она взяла его и надела на палец, тут же демонстрируя своей сестре. – Так что ты будешь знать, что хотя тебе и грустно видеть, как она уходит, всё, что она хочет, это вернуться. Джон нашёл Шерлока сидящим неподалёку, быстро набирая сообщение, с небольшой тенью раздражения на лице. Джону хотелось протянуть руку и убрать эту тень прочь. Вместо этого он сел рядом с Шерлоком и ждал, пока его присутствие заметят. Когда он осознал, что ему, может, придётся ждать вечно, он слегка наклонился, чтобы потрепать Шерлока по плечу, зарабатывая своими попытками то, что тот закатил глаза. – Самолёт скоро вылетает. Я уверен, что, раз уж Майкрофт забронировал нам бизнес-класс, мы должны хотя бы сделать вид, что нам не терпится попасть домой. Шерлок издал короткий гулкий звук, прежде чем, наконец, отложить свой телефон. – Ты толкнул им речь об ожидании и терпении, – сделал вывод он скучающим тоном. – Ты же осознаешь, что они будут в разлуке всего неделю, максимум. К тому же, её сестра вернётся домой с улучшением. Джон решительно кивнул, как будто он уже знал, что точно скажет ему Шерлок. – Всё выглядит лучше, когда ты счастлив. Шерлок раздражённо вздохнул, но, всего секундой спустя мягко, осторожно провёл пальцем по опустевшему пространству на пальце Джона. Немного щекотно. Джону хотелось схватить запястье Шерлока в кулак, обездвижив его. Вместо этого он вернул мягкие поглаживания, проведя по пальцу Шерлока, прежде чем медленно убрать руку. Шерлок посмотрел немного в сторону, где девочки крепко обнимали друг друга и плакали, и отказывались отпустить, хотя родители и говорили им, что они должны. Его выражение лица ничего не выражало, пока он смотрел на это. От этого у Джона в груди кольнуло, и он наклонился, чтобы прошептать тихонько слова Шерлоку на ухо. Тот улыбнулся, и он изменил свою царственную позу, почти незаметно, но достаточно, чтобы Джону снова было комфортно держать его за руку. Ему хотелось наклониться и поцеловать его вместо этого, но он этого не сделал. Вместе, не сказав ни слова, они поднялись со своих мест, закинули на плечи сумки и направились к своим воротам.***
P. В Лондоне Шерлок присматривался к недвижимости в Сассексе, у которой была пасека, которая, по его оценке, будет готова к успешной эксплуатации в течение нескольких лет. Когда Джон узнал об этом, он смеялся над идеей состариться, разводя пчёл. Шерлок сказал ему, что они и впрямь становятся старее, и что такие планы должны быть готовы к тому времени, когда они на самом деле соберутся на пенсию. Мысль о том, что Шерлок больше не будет заниматься Работой, и оба они будут жить вдали от Лондона, казалась Джону странной, но он никогда на самом деле не говорил этого Шерлоку вслух. Ему и не нужно было. Шерлок мог вычислить его неуверенность. – Мы можем заниматься чем-то ещё. Поехать куда-нибудь ещё, – уступил он поздно ночью, когда они вместе не спали. – У нас ещё будет много лет, прежде чем нам нужно будет принять окончательное решение. Джон тихонько хмыкнул, крепко обвивая своим телом Шерлока, пока ни один из них не мог двигаться, и только один мог с лёгкостью дышать. Когда Шерлок начал стонать в счастливом раздражении, Джон снова засмеялся, дразня того, в том, что Шерлок любил, когда Джон заваливал его, и начинал целовать каждый миллиметр Шерлока, до которого мог дотянуться. Это их основательно отвлекло на какое-то время. Наконец-то Джон выпутался из Шерлока, так, что они смогли встретиться глазами. Выражение его было мягким и нежным. Шерлоку хотелось затеряться даже в пространстве этого взгляда. Хотелось жить и дышать этим человеком, и никогда больше не иметь такого момента, когда он был не уверен, что у него будет возможность. И в этот момент, как в единственный момент из остатка их жизней, они уснули, удовлетворённые своим счастьем, и проснулись только от звука звонящего телефона. Затем нужно было найти одежду и быстро отправить сообщение. И вот они вместе сбегают по лестнице, выкрикивая синхронно «Доброе утро» и «До свидания» миссис Хадсон, и затем они вылетают из 221В по Бейкер-стрит, пытаясь поймать такси, пока Джон поправляет своё пальто, а Шерлок борется со своим шарфом, чтобы тот оставался на одном месте. Джон внезапно потянулся к нему, собрав в кулаки отвороты рубашки Шерлока и привлекая того до тех пор, пока они не сталкиваются друг с другом. – Сассекс и пчёлы, и постареть с тобой. Я тоже этого хочу. Я хочу тебя и остаток вечности. Так что да. Я согласен на это, – прошептал Джон в губы Шерлока. И они жадно целовали друг друга, крепко обвив руками и не желая останавливаться, пока такси приостановилось возле них.------------------ конец ---------------------
*Поппури – музыкальная инструментальная пьеса, составленная из популярных мотивов других сочинений. (википедия) ** Свадебная традиция в Англии, что на невесте должно быть «Something old and something new, something borrowed and something blue», «что-то старое, что-то новое, что-то взятое взаймы и голубое». Примечание от автора: Я в курсе, что эти игрушечные кольца "Сracker Jack" очень хрупкие и ломаются от одного лишь взгляда на них. Так же я знаю, что попкорн "Сracker Jack" очень редкий в Великобритании. Надеюсь, что вы сможете поверить, что мальчики так или иначе смогли их заполучить и что они продержались все эти годы. Надеюсь, вам понравилась поездка! Пожалуйста, оставьте свои лайки или отзывы или и то и другое сразу, пока будете выходить. Примечание от переводчика: У автора это первая работа в этом фандоме, а у переводчика это первая работа с рейтингом NC-17. Все ляпы на моей совести, впрочем, я буду ещё косо посматривать на бету, если что. Примечания от беты: я сделала всё, что смогла!.. надеюсь.