Ритм нашей любви

POV JR       Я курил вот уже почти третий год, со времен дебюта, но не часто и по особым случаям. Однако в эти моменты курил с глубокой затяжкой, в удовольствии закатывая глаза, и выпуская тонкую струю дыма на выдохе. Причина пагубной привычки крылась в том периоде жизни, когда она зародилась. Я любил этот дым. И переехав в Сеул — в большой город, где таких, как я, людей — миллионы, я отчетливо чувствовал потребность в нем, как в способе утопить в табачном смоге избыток переживаний от своей внезапно изменившейся жизни, к которой я еще не был в полной мере готов. С одной стороны это было неправильно, с другой — приятно ощущать, как что-то внутри тебя задыхается в горьком тумане, становясь все тише, и больше не тревожит. Профессия музыканта не предполагала наличие подобной привычки, поэтому я каждый раз обещал себе, что брошу, но все-таки в период глубокой задумчивости с удовольствием выкуривал пару сигарет, после чего убирал их еще на полгода.       Докурив сигарету, я спрятал пачку все в той же цветочной вазе, где она была до этого и, прикрыв окно, вернулся в кресло. Забавно, что позабыв надеть даже носки, я по привычке взял с собой покетбук. Неужели я все-таки собирался читать? Я зажег светильник и раскрыл книгу — пьеса русского писателя серебряного века, фамилию которого я никак не мог запомнить, — но мне хватило всего пары страниц для понимания того, что сюжет уловить сейчас никак не удается. Я не мог успокоиться, а память отказывалась «переложить» события, произошедшие в Инчхоне, в ящик «прошлое». От всех этих происшествий начинала болеть голова, и мне все больше казалось, что кто-то нарочно перевел стрелку железнодорожных путей, и моя жизнь отправилась по этим рельсам в параллельную реальность. Больше я никак не мог объяснить того, что происходило в последнее время. Интересно, что ожидает меня в Китае? Террористический акт? Я замотал головой, желая уничтожить эту мысль в самом зачатке, чтобы не отправить такой посыл во вселенную. Мне снова захотелось курить. Любопытный факт: помнится, еще совсем недавно меня не часто одолевала эта потребность в пагубной привычке. Но сейчас до дрожи вновь и вновь хотелось вдохнуть в себя дым, забирающий с выдохом все эмоции.       Я откинул голову на спинку кресла и задумался: значит, в ту ночь Рен не спал… но почему? Получается, он претворялся спящим, — зачем? Я напрасно ломал голову, скручивая в руках мягкий переплет книги, ведь разгадка этой головоломки хранилась только в голове у ее составителя.       Он решил «мне не мешать» — такой была позиция МинКи на ситуацию с переодеванием. «Решил не мешать переодевать юношу», — но хотел бы я, чтобы он раскрыл свое далеко не спящее состояние? Нет, вовсе нет. Я замотал головой, думая о том, что его бодрствование в тот момент окончательно бы выбило меня из колеи, а его бесконечно глубокий и пронзительный взгляд точно коснулся бы моей души. Коснулся бы души?       С некоторых пор мы стали разговаривать с ним обтекающими фразами с абстрактным завершением, это начинало тяготить и вызывать кучу вопросов. Но вместе с тем, даже мой внутренний голос уже подстроился под этот стиль общения.       Я подумал о том, что, возможно, стоило бы пойти в ночной клуб и развеяться. Быть может, несколько крепких коктейлей выбили бы из головы удручающие мысли, а мимолетное знакомство окончательно вернуло бы жизнь на те рельсы, с которых ее без спроса переместили. Но, к моему удивлению, всего этого мне больше не хотелось. Кажется, тогда под водой вместе с кислородом он забрал у меня что-то еще: невидимое, неосязаемое, а я передал ему это, совершенно не сопротивляясь. Я встряхнул головой и попытался глубоко вздохнуть, чувствуя явный недостаток кислорода, но легкие будто бы не желали принимать новую порцию воздуха.       Я откинул книгу на журнальный столик. И почему вся русская литература такая тоскливая и с плохим концом? Хотя теперь, быть может, настало время, когда жизнь нужно оценивать с разных ракурсов. Я вслушался в тишину дома. В ней — шепот душ из потустороннего мира. Поразительно, как все на свете менялось с наступлением ночи: голоса становились тише, слова — откровенней, а мысли — глубже, словно смотрели в самый эпицентр того, что волновало.       Некоторое время я продолжал сидеть, изучая потолок, на котором, на самом деле, сложно было найти, за что зацепиться взглядом. Табачный дым почему-то именно сейчас ударил в голову, и я почувствовать еле заметное головокружения, которого раньше никогда не было. Я на несколько секунд прикрыл глаза. Что это за головокружение: наслаждение или начало удушья? Надеясь избавиться от тумана в голове, я поднялся с кресла и обошел гостиную, вновь остановившись у окна. Любопытно, сколько времени я уже провел здесь? Мне казалось, что прошла целая вечность, и как будто в подтверждение этому, темнота за окном стала только гуще.       Выходя из спальни несколькими часами ранее, я не рассчитывал встретиться с МинХёном, в моих планах не было цели его искать. Но, зайдя на кухню, я обнаружил вокалиста здесь, сидящего за ноутбуком. Высокий парень не без удивления посмотрел на меня, кажется, пытаясь определиться: рад он меня видеть или нет. — ДжонгХён? — Приспустив очки на нос, произнес он. Мин надевал очки исключительно во время чтения или для работы за компьютером. Я прикрыл за собой дверь. — Вот так встреча, неожиданно. Помнится, днем ранее ты говорил, что тебя мучает бессонница, но, кажется, ты сам себе ее устраиваешь. — Я посмотрел на включенный в два часа ночи ноутбук. Похоже, эта фраза немного разрядила воздух над нами, и МинХён усмехнулся. — Да, отчасти ты прав, — он закрыл крышку ноутбука, устремляя взгляд на меня, — но и ты бодрствуешь. И я почти уверен, что по той же причине. — Я промолчал, а МинХён тем временем продолжил. — Слушай, ДжонгХён, расскажешь, как вы стали лучшими друзьями? — С Реном? — Спросил я, хотя понимал абсолютную бесполезность этого вопроса. МинХён кивнул. Я вздохнул, растирая лицо ладонью. — Почему ты интересуешься этим? МинХён скривил задумчивую улыбку, смотря куда-то в сторону. Его настроение, похоже, было совсем поникшим, чтобы отвечать на колкости. — Знаешь, ты так близок с ним, что я даже завидую. — Он вновь усмехнулся, пытаясь превратить свои слова в шутку, но я воспринял их далеко не с юмором. — И потом, вы вдвоем очень напоминаете мне самого себя и друга, который когда-то был для меня самым близким человеком. Забавно, правда, сейчас мы потеряли с ним любую связь. Я задумался, пытаясь уловить, к чему он клонит, и в чем схожесть между мной и Реном с другой парой друзей. Пара друзей? Действительно, любопытно, как же люди находят друг друга. — Я даже не представляю, как ответить на твой вопрос, — я покачал головой, задумавшись, как, действительно, мы начали дружить, — мы подружились так давно, что теперь и не вспомнишь, что и когда было первичным. МинХён чуть заметно качнул головой в знаке согласия. — Да, наверное, я задал неправильный вопрос. Действительно, сложно определить ту грань, когда можно сказать: «Эти ребята лучшие друзья». В какой-то момент это просто случается, и вы пожинаете плоды того общения, к которому пришли оба человека. Это как любовь, вот только дружба — всегда взаимна. Знаешь, она всю жизнь привлекала меня больше любви. Я посмотрел на МинХёна: его глаза в момент потухли, словно пришлось вспомнить что-то очень далекое и неприятное. — Почему ты сравниваешь дружбу с любовью? Неужели, когда-то пришлось сильно обжечься? — Я несмело озвучил свой вопрос, переживая, как бы не задеть чувства вокалиста, которые были мне неизвестны. Но тот в момент переменился, и попытался придать своему выражению лица естественное добродушие. — Ну, как сказать… многое было. — Его скованная болью улыбка блеснула во мраке комнаты. МинХён поставил локти на стол и опустил голову на руки. — Именно я поэтому я сейчас считаю, что дружба намного лучше любви. Самое главное, чтобы эти два чувства не спутались в тонких нитях жизни. Здесь нужна четкая грань, которая ни при каких обстоятельствах не должна стереться. Я сел на стул напротив, заинтересованно смотря на МинХёна — он поднял голову, но совсем скоро отвел ее в сторону окна, кажется, подбирая нужные слова для той истории, которую вдруг решил поведать. — Самое страшное — когда твоя дружба перерастает в любовь, но друг все еще продолжает считать тебя своей родственной душой. Такое никому не пожелаешь. Ведь, сам того не ведая, приходится идти на поводу у судьбы, изображая из себя все того же друга: с которым можно от души посмеяться и поделиться переживанием, что никак не решишься пригласить понравившуюся девушку в кино.       От МинХёна той ночью я услышал краткую, но не лишенную искренности историю его жизни: оказалось, долгое время будущий вокалист жил в Японии. Его отец работал в компании «Sony», и семье пришлось переехать в страну, где восходит солнце, когда МинХён перешел в среднюю школу. Разумеется, после переезда учебное заведение пришлось сменить, но, на удивление, мальчик-кореец быстро влился в коллектив новых одноклассников. Слушая его рассказ, я вспомнил о великолепном навыке Хвана изъясняться на японском языке, и о том, что МинХён часто помогал всем с домашним заданием, когда для промоушена в Японии требовалось выучить элементарную грамматику для общения с фанатами.       На смену беззаботному детству пришла юность — период жизни, подрывающий любой намек на душевную гармонию. Личные трагедии в юношестве не обошли стороной и МинХёна.       Мальчик был талантлив во многих видах искусства: музыка, пение, живопись. Несколько лет МинХён усердно занимался внешкольным образованием — ходил в художественную школу, а спустя три года к ним в класс перевелся новенький. Он был совсем не похож на остальных любителей творчества. Новичок был старше Мина на четыре года, и писал он изумительно — даже простые наброски выглядели как самостоятельные картины. Его имя было простым и звучным — Хамао Ватанабэ, но МинХён чаще называл старшего «Мао». Японец отличался от всех его друзей не только характером, но и внешностью: видимо, Мао был полукровкой — его густые черные волосы лежали частыми волнами, и это заметно выделяло его из толпы среднестатистических японских подростков. Однако от этой самой толпы юноша предпочитал держаться подальше, и часто проводил время за книгами, когда другие шумели в перерывах между занятиями, обсуждая поп-звезд или жалуясь на учителей.       Но посчитать Мао типичным молчаливым японским юношей было бы неправильным решением. Он не был «героем ожившего аниме» — персонажем, который, непременно, сидит в классе за последней партой и смотрит в окно, мечтая о чем-то ирреальном. Напротив, с наступлением ночи у Хамао словно открывалось «второе дыхание» — юноша рвался исследовать погруженный во тьму город. Однажды он с компанией друзей даже восходил на гору Фудзи — вершина была достигнута к рассвету, и вряд ли солнце могло блистать в другой час так же ярко, как это было тогда.       МинХён долго искал общий язык с Хамао, ведь, в основном, инициатором общения выступал далеко не последний. А Мао, видимо, привыкший быть одиночкой по жизни, очень недоверчиво относился к новым людям, набивающимся в друзья. Но Хван был настроен решительно — ему сразу приглянулся этот необычный парень. Он был совершенно другим: Мао говорил загадками, всегда оставляя что-то в качестве «пищи для размышлений». Открытые финалы — были явно в его стиле.       Тогда МинХён еще не знал, что уже через год, когда ему вот-вот должно будет исполниться четырнадцать, он влюбится в этого японского парня. И он не знал, что их общение не приведет ни к чему кроме драматичного расставания, которое погребет в круговороте жизни любые связи — словно затопит эту невидимую деревушку при строительстве дамбы. Смирившись с влюбленностью, МинХён не стремился раскрывать, а уж тем более навязывать свои чувства — ему было вполне достаточно простого общения. Да и какое могло бы быть продолжение, расскажи он обо всем? Если только стремительное сокращение общения. МинХён опасался этого, ведь Мао уже давно впустил Хвана в свой круг доверия, и теперь юноши проводили много времени вместе.       Их общение начало близиться к завершению, когда будущему вокалисту исполнилось пятнадцать. Мать МинХёна после развода собиралась вернуться в Южную Корею. И идея переезда только укрепилась, когда младшего Хвана пригласило к себе музыкальное агентство.       Мин не рассказал мне только то, насколько по-настоящему ему был дорог этот японец-полукровка, как и историю жизни Хамао, которую МинХён, очевидно, продолжал бережно хранить в своем сердце, не допуская до чужих глаз. По приезде в родную страну он еще несколько месяцев общался с Мао по переписке, но потом ответных писем стало приходить все меньше, а их беседы приобрели офисную скуку. Жестокая судьба была неумолима и Хван понимал, что скоро всему придет конец.       МинХёну исполнилось шестнадцать, когда Мао навсегда исчез из его жизни. Что с ним произошло — неизвестно, но факт такого откровенного предательства МинХён переживал очень тяжело. Он пытался звонить Мао на старый адрес, но трубку никто не поднял.       Уже потом, набрав номер телефона спустя несколько месяцев, он услышал на другом конце линии незнакомый голос. Оказалось, что семья Хамао тоже переехала, и теперь в их доме поселились новые жильцы. Судьба разметала двух друзей, оставив обоим глубокие шрамы на сердце.       Окончив свой рассказ, МинХён перевел на меня взгляд — до этого он продолжал смотреть в окно, наблюдая, как постепенно небо становилось светлее. Я поймал себя на мысли, что давно перепутал день с ночью. И, кажется, моя жизнь приобретала совершенно иную оболочку, именно когда на небосводе появлялись звезды. Я точно знал, что даже осенью они были все еще видны, но с какой-нибудь другой точки планеты. — Сравнение дружбы с любовью напомнило мне о Мао, поэтому я и решил рассказать эту историю. Во время его рассказа в моем воображении проектировалась настоящая постановка во множество действий и с несколькими антрактами. — Ты не хотел бы попробовать найти его сейчас? Может, это получиться сделать через соц. сети? — Если бы в этом был хоть какой-то смысл. И потом, все это — дело прошлого. Раз он захотел прекратить наше общение, значит так тому и быть. Отчасти я его понимаю, вряд ли кто-то захотел бы общаться с одержимым безумцем. — При этих словах МинХён горько усмехнулся. Я задумался, озадаченно прикусывая щеку изнутри. Эта история, определенно, несла в себе еще какой-то смысл, но МинХён оставил мне самому найти выход из лабиринта его слов. Кажется, он подсознательно перенял привычки Хамао, пусть тот и давно исчез из его жизни. — А что насчет Рена? Почему ты заговорил о схожести? — Я нахмурился, пытаясь разобраться, на что намекает Хван. — Схожесть? Нет, забудь об этом. — Хван замахал руками, а я сдвинул брови. Его взгляд быстро потерял мистическую проницательность и стал выглядеть как обычно. — Но я точно помню… — Нет, ничего такого не было. Забудь о схожести. Хотя странно, что ты этого не замечаешь… — Последнюю фразу МинХён произнес куда-то в сторону, но я все же услышал ее.       Между нами повисла глубокая пауза. Однако мои мысли повели меня совершенно по другой тропинке, нежели на которую мне, вероятно, хотел указать Мин. Получалось, следуя из истории с Хамао, МинХён априори испытывал интерес к представителям мужского пола. А это означало, что чисто теоретически, он вполне мог испытывать интерес к Рену. Я прибавил тот факт, что Хван крайне часто интересовался МинКи, и моя гипотеза обрела фундамент. Сделав подобное заключение, я почувствовал, как заныло за грудиной. Хотя стоило оставить и такую вероятность, что парень просто рассказал мне один единственный малоизвестный факт из своей биографии, а я почему-то перевернул эту истории с ног на голову. — Не думай о том, что я сказал, ДжонгХён. — С обманчиво приподнятым настроением произнес МинХён. Он встал из-за стола и направился к выходу. — Пожалуй, я пойду спать, что и тебе советую. Уже поздно. — Нет проблем, Мин. Доброй ночи, — ответил я, понимая из интонации младшего, что тот явно жалел о внезапном приливе сентиментальности и откровения, из-за которого он сказал так много.       Дверь закрылась с обратной стороны, а я опустил голову на скрещенные на поверхности стола руки. Я подумал о том, что МинХён никогда особо не показывал своих картин. Он часто делал наброски, но то были крохотные эскизы на скорую руку. Нужно будет спросить у него об этом. И интересно, с каких пор я так безразличен к ориентации своих друзей? Ответ на этот вопрос повис в воздухе. Хотя, чем я был лучше? Мои походы в ночные клубы нередко заканчивались экспериментами. — ДжонгХён, черт побери, что с тобой?! — Воскликнул я, разрывая затянувшийся вокруг меня туман тишины, и с силой ударил кулаком по столу, но и на этот вопрос ответа было ждать неоткуда. А вот внутренний голос все еще отказывался оставлять меня в покое: МинХёну нравится Рен. Быть может, МинКи тоже испытывает к нему чувства. Ведь что только стоил тот пронзительный взгляд, с которым он смотрел на Хвана во время нашей фотосессии. Что означал тот взгляд? Очень возможно: «придем домой — получишь сполна за то, что заставил ревновать». Я сдвинул брови к переносице, чувствуя боль в висках. И когда только успела заболеть голова? Я поерзал и сменил позу на стуле. — Что бы то ни было, мне должно быть все равно — это их жизнь. Это его (Рена) выбор. — Произнес я тихо, сам для себя. Но тебе же не все равно? Да, ДжонгХён? POV Ren. — ДжейА!       Я проснулся от собственного крика, и тут же сел на кровати, хватаясь за грудь. Сердце билось настолько быстро и сильно, что мне даже стало страшно от мысли, что оно может попросту разорваться от такой скорости. Я пытался отдышаться и успокоиться, мысленно повторяя, что все в порядке, но призрачные спутники из сна все еще держали меня под руки.       В этом сне я видел, как тонул ДжонгХён. Не знаю, почему тонул именно он, а я держался у поверхности, все еще не уйдя под воду, но факт оставался фактом. Я был не в состоянии пошевелиться, не мог протиснуть руку через загустевшую жидкость, в которую превратилась некогда морская вода. Она сделалась абсолютно прозрачной, и через нее на сто процентов проглядывалось даже далекое дно, к которому ДжейА тянула неведомая сила. Он не мог вырваться из этих подводных оков, и все попытки освободиться заканчивались только ускоряющимся процессом истощения сил. Я видел, как ему становится все труднее, видел, как у него заканчивается воздух в легких, но ничего не мог сделать. Меня словно приковали к поверхности, а при любой попытке нырнуть, морская пучина будто бы сама выталкивала меня.       Я дрожал всем телом, четко наблюдая эту яркую картинку собственного сознания: его гибель. Он умирал медленно и мучительно, его лицо искажалось с каждым сантиметром приближения ко дну. Я пытался кричать, звать на помощь, но все тщетно — я не мог даже открыть рта.       Очнувшись от кошмара, я оглядел спальню, насколько это было возможно — глубокая ночь не позволяла разглядеть даже собственных рук, но вскоре зрение начало привыкать к потемкам. Похоже, до рассвета времени было еще достаточно. ПекХо спал, кажется, не услышав меня. Во всяком случае, я надеялся, что мой крик никого не потревожил. А ведь даже я сам слышал, как кричал имя лидера. Это не должно было дальше продолжаться. Такими темпами я своими руками мог выкопать себе могилу. Я встал с кровати, на ощупь шаря рукой в ящике прикроватной тумбы. Я понятия не имел, что мне было сейчас нужно, но найдя телефон в собственном бардаке, вспомнил, что на нем выставлен будильник. Пожалуй, в таком случае, он мог мне пригодиться.       Прихватив с собой подушку, я вышел из спальни в коридор. Здесь было относительно свело — свет из панорамных окон в гостиной наполнил пространство дома. Я давно хотел переехать в отдельную комнату. И почему только не сделал этого раньше? Хватит того, что вся индустрия уже заведомо считала меня «парнем с другой ориентацией» — я совсем не хотел, чтобы собственные одногруппники узнали, что я помешанный и начали обходить стороной. Такого бы я точно не пережил. Дойдя до двери в пустующую комнату с двуспальной кроватью, я вдруг услышал шаги в другой части коридора, а повернув голову на звук, я понял, что бодрствую не один. — Рен? — Поднявшись по лестнице, и пройдя несколько метров по коридору, рядом со мной оказался МинХён. — Ты не спишь? — Как видишь нет, а почему ты не в комнате? — Я скептически нахмурился — сейчас все воспринималось мной с недоверием. После криков во сне начинала чудиться слежка. — Не спалось, — коротко ответил он и добавил, — а ты, как я вижу, решил перебраться? Чем-то не угодило соседство с ПекХо? Я слегка улыбнулся, решив переменить впечатление о своем настроении, чтобы в дальнейшем последовало меньше вопросов. — Нет, все в порядке: стало душно и плохой сон. Я боялся разбудить его, и вспомнил про эту комнату. Странно, что она еще пустует — такая уютная. Мы зашли внутрь спальни. Я кинул свою подушку уже к имеющемуся набору из четырех штук и положил телефон на тумбу, которая, надо сказать, ничем не отличалась от моей. К слову, в доме все комнаты были практически идентичны и напоминали номера в гостинице. — Ты прогнал всю мою сонливость, чем теперь займемся? — Усмехнулся я, присев на край кровати. МинХён стоял возле меня, скрестив руки на груди, и безмятежно улыбался. Интересный факт, когда он поднимался по лестнице — выглядел крайне озадаченным, а теперь казался спокойным, будто бы выражал истинное лицо гармонии. — Как насчет прогулки? Сейчас самое лучшее время: тихо, темно и никто не видит. Даже папарацци спят. Когда я жил в Японии, то любил гулять по ночам. Я на секунду опустил глаза, вспомнив, что когда-то с ДжонгХёном мы любили задерживаться после и без того долгого пребывания в кафе — всегда приходили домой уже ночью. Иногда за такие выходки даже получали потом выговоры от менеджера. — Так пойдем, я не против.       Прохладный ночной воздух поздней осени пощекотал меня под лопатками. Я поежился, застегивая кожаную куртку, которую уже в скором времени пора было заменить на более теплую верхнюю одежду. Мин на мгновение приобнял меня за плечи, словно руководя, куда нам лучше пойти, чтобы миновать особенно освещенные кварталы.       Завернув за перекресток, мы вышли на незнакомую мне улицу. Маленькие домики значительно отличались от привычного облика Сеула, и это вызывало невольный вопрос о том, куда мы забрели. — Плохой сон — из-за случившегося в Инчхоне? Тебе это снилось? — Неожиданно прервал затянувшуюся тишину Хван. К слову, тишина эта появилась только из-за того, что я загляделся на столь непривычную архитектуру. Теперь она мне напоминала кадр из исторического фильма. — Можно и так сказать… Честно говоря, не хочу это вспоминать: ни сон, ни поездку. ДжейА был прав, когда советовал отказаться от продолжения фотосессии, но я не прислушался. — Я понял, прости, — МинХён потупил взгляд, следуя за мной, но потом прищурился и всмотрелся мне в лицо. Я же ушел чуть вперед, и развернувшись, шагал теперь задом на перед, — так ДжонгХён знал о том, что могло произойти? Этот вопрос зародил во мне зерно обиды. Ведь, что бы то ни было, но даже легкий негатив в отношении лидера вызывал у меня обратную реакцию — защиту. — Никогда нельзя знать наверняка, что произойдет. Это была моя ошибка, и никак не его — напротив, он пытался отговорить меня продолжать. — Ты удивительно преданный, МинКи. Словно ДжонгХён твой ангел, и ты защищаешь его всеми силами. — МинХён как-то горько улыбнулся, а я передернул печами, но далеко не от холода — знакомая волна мурашек пробежалась от плеч по позвоночнику. Его фраза напомнила мне те слова Арона: — Ты как будто дышишь ДжонгХёном. Я встряхнул головой, чувствуя, что уже не первый человек различает в пучине моего «я» то, что не должно попадать во внешний мир. Собрав волю в кулак и блокировав чувства вместе с интуитивными опасениями, я решил перевести тему разговора: — Я давно не видел таких ярких звезд. Только прошлым летом в Пусане, когда приезжал на пару дней… к семье.       Однако собственные слова толкнули меня в пропасть, о попадание в которую я не успел предугадать. Да, действительно, на «Чосон» я ездил к семье, но праздник обернулся катастрофой. Мать после инсульта была совсем в плохом состоянии. Она с детства меня не любила, но редко говорила это напрямую. А теперь, видимо, ей сделалось все равно, что услышит от нее сын. О втором инсульте рассказал мне Минсок, пока мы ехали от вокзала до дома, где я вырос. Его рассказ о том, что произошло за время моего отсутствия, был как обычно холоден и немногословен. Я сразу почувствовал это «возвращение домой» — туда, где высасывали кровь, а я чувствовал себя ребенком подземелья с анемией. — Убирайся! Зачем ты вернулся? Исчезни!       И почему я думал, что старые обиды из-за неизвестных мне причин давно позабыты под слоем времени? Эта женщина ничем не изменилась, только казалось, что постарела лет на десять и выглядела далеко не на свои пятьдесят. А я, окунувшись на пару дней в тот бассейн c едкой кислотой, из которого сбежал три года назад, явно ощутил, как хочу иметь свою собственную семью. Настоящую семью, о создании которой говорят детям в школе, снимают фильмы и пишут в книгах. Наверное, я, действительно, слишком сентиментальный, раз думаю о создании семьи в свои двадцать лет. Я погрузился в мысли, а МинХён принялся о чем-то рассказывать, в то время, как я не мог прогнать из своего подсознания отчетливый голос матери. Не мог забыть ее слова, которые гнали меня прочь, уверяющие, что я ошибка. — А это созвездие Весов, которое раньше было частью созвездия Скорпиона… — МинХён вдруг прервал свой рассказ, — Рен, ты в порядке? — Да, — соврал я, пытаясь придать выражению лица более жизнеспособный вид, — извини. Это от недосыпа я становлюсь каким-то рассеянным. Созвездие Скорпиона? Это же мой знак. Интересно, почему Весы отделились от него?.. Похоже, ближе к рассвету, проспав только пару часов, я становился суеверным и сентиментальным. Я с силой потер виски, пытаясь прийти в себя. Боже мой, МинКи, прекрати думать о всякой чепухе. — Не знаю, — с грустью сознался МинХён, — мне следует вернуться к занятиям астрономией, с ней жизнь становится интереснее. Я слышал только тот факт, что Весы — единственное созвездие зодиака, представляющее неодушевлённый предмет. Больше мне ничего не известно про их взаимодействие со Скорпионом. — Любопытно, а где созвездие Близнецов. Ты не знаешь? — Спросил я, заинтересованно устремляя взгляд в небо. Удивительно, как это черное полотно с миллиардом мелких светящихся огоньков завораживало, исцеляя сознание от всех отвратительных воспоминаний. — Точно в Корее его не видно. Скорее, ближе к Арктике можно разглядеть. — Я был бы рад оказаться сейчас там: наблюдать северное сияние и искать среди тысячи одинаковых звезд созвездие Близнецов. Должно быть, оно очень красивое. — Мечтательно добавил я, чувствуя, что шея начинает затекать от долгой фиксации головы в наблюдательной позе. — А я бы отдал предпочтение северному сиянию, чем поиску созвездия. И с чего оно тебе вдруг сдалось? — МинХён усмехнулся, а у меня в груди расплылось нечто теплое и приятное. Это созвездие тоже имело свою тайну — человека, который ходил под этим знаком.       Мы возвратились домой в половине четвертого утра, когда на улице начало светать, и разглядывать звезды с каждой минутой становилось все труднее. МинХён выглядел совсем сонным, в то время как я отчего-то наоборот — чувствовал прилив бодрости. — Доброй ночи, МинКи… Или уже утро? — Время между ночью и утром. — С одобрительным прищуром произнес я, разуваясь в прихожей. МинХён вскоре отправился в спальню к Арону и ДжонгХёну. Я же зашел в ванную комнату на первом этаже и принял душ, с силой растирая тело мочалкой, будто бы желая смыть все то, что тяготило меня до прогулки с МинХёном. Зеркала здесь пока еще не было — доставка выбранного нами с Ароном планировалась на воскресенье, а сегодня был только четверг. Я умылся, почистил зубы и надел белый махровый халат, привычными движениями стягивая волосы резинкой.       Но возвращение в новую спальню, не испытывая больше никаких потрясений противоречило предначертанному судьбой. Уже направляясь к винтовой лестнице, я вдруг заметил раскрытую на журнальном столике книгу. Я озадаченно сдвинул брови к переносице, припоминая, что видел у ДжейА книгу с похожей обложкой. А подойдя через лабиринт гостиной мебели я увидел ее спящего хозяина, которого не было заметно за высокой спинкой дивана. Я сглотнул, чувствуя, что сердцебиение набирает обороты. Ким спал точно на том же месте, где и я недавно. А вспоминая, что мне пришлось здесь испытать, где сейчас лежит Ким ДжонгХён, я чувствовал, как у меня застучало сердце.       Я перегнулся через спинку дивана и замер. ДжейА спал спокойно и тихо, заведя одну руку за голову. И от одного взгляда на него моя душа покрывалась незримой оболочкой из мягкого облака.       Я долго не мог оторвать от него взгляд, пока моя рука, словно абсолютно не подчиняясь сознанию, потянулась к нему — с нежностью коснуться волос, проводя по всей длине, а потом опустить ладонь на щеку, ощущая где-то внутри себя зародившийся сгусток настоящего счастья от этой внезапной возможности прикоснуться к нему — вот, ради каких моментов я жил. — Бог мой, ДжонгХён, как я люблю тебя. — Еле слышно, чуть шевеля губами, прошептал я, облокачивая голову на спинку дивана, и продолжая слегка ощутимо касаться его волос. — Люблю тебя, созвездие Близнецов.       Моё тело сделалось каким-то ватным, будто бы я надышался пасмурным воздухом. Я вообразил, как было бы сказочно сейчас лечь рядом с ним и, обнимая, рассказывать всякую чушь, пока сон не увлёк нас обоих. Я бы накрыл его оголившееся плечо одеялом, завёл бы свою руку за его спину, обнимая не крепко, но и не отпуская. От этой фантазии у меня подкашивались ноги.       Подушечкой большого пальца я вновь погладил по его щеке, ощущая покалывание в груди. От внутренней тоски мне вдруг сделалось так больно, что сердце с отчаянием сжалось. Я почувствовал, как тяжело стало дышать, а горло в мгновение пересохло. Мне тут же вспомнился наш поцелуй под водой, который превратился в таковой только из-за меня — я попросту не сдержался, а уже после сильно корил себя за слабость.       Я с грустью смотрел на спящего ДжейА, будто бы сейчас между нами происходила сцена прощания, как в драматической опере. Спящим и уставшим, он казался мне ещё красивее, хоть я и так считал его идеальным, и не только во внешности — о характере говорить не приходилось — каждое его слово было уже любимо мной. — ДжонгХён… — Так же тихо.       Я не мог устоять, точно кобра, что тянется к дудочке. И решив больше не испытывать судьбу, я уговаривал себя уйти, ведь с каждой минутой в помещении становилось все светлее. Время шло, приближая наше расставание — когда я прерву эту еще одну свою слабость и уйду из гостиной в спальню, удаляясь от этого дивана, покидая ДжонгХёна. Я уже собирался оставить его, но ДжейА открыл глаза, как только я убрал руку. В тот момент моё сердце упало в пятки.