Ритм нашей любви

POV Рен Закрывшись в душевой, я встал у стены, выложенной холодной плиткой, и прислонился к ней затылком. Надрывистое дыхание рвалось из груди. И зачем я только все это сказал? Ведь половина из этого не было правдой. — И вообще, у меня вчера было предостаточно времени для разговоров, а сейчас другие планы. Я стиснул зубы, вспоминая свои недавние слова. «И когда это у тебя, МинКи, не было времени для ДжонгХёна?» — Прозвучал в голове голос внутреннего инквизитора, который начал делать свою привычную неприятную работу: указывать на мои ошибки, на те слова, которые ранее были сказаны совсем не к месту. Раздевшись, я встал под душ. Прохладный поток воды заскользил по телу, я пытался привести мысли в порядок и успокоить зашедшееся сердце. Что касается Джейсона, то, конечно, я наврал ДжонгХёну на его счет. И хотя тот, действительно, предложил обсудить фотосессию, я отложил этот разговор, сославшись на усталость. По большому счету все это было мне нужно только для одной цели — вызвать эмоции у ДжейА, в наличие которых так хотелось верить. Прислонившись к стене, выложенной плиткой цвета мокрого асфальта, я ударился о нее затылком от злости на самого себя. А потом еще раз, и еще. Капли воды стекали по моему лицу, прибивая намокшие волосы к влажной коже — словно листья липы, которые оторвало от тонких веток потоком предгрозового ветра. Я зашипел сквозь зубы от раздражения и усталости — казалось, я все делал не так. И почему именно сейчас я решил показать ему свой характер? Боялся остаться с ним наедине и поговорить? Так оно и было. Мне вообще теперь было неловко находиться с ним — казалось, что мои эмоции перестали поддаваться контролю, а все секреты были написаны на лице. — Я веду себя несуразно, — прошептал я вслух, осознавая, насколько мое поведение может казаться странным и капризным со стороны. Что это, побочный эффект влюбленности? Я часто слышал, как школьные друзья жаловались, что стоит объекту их желания появиться на горизонте, они становились своей абсолютной противоположностью: вели себя не так, как обычно, говорили совсем не то, что было на уме. В целом, было полностью понятно, что с ними происходило нечто странное. В подобной ситуации оказался и я сам. Выключив воду, я наспех вытерся мягким полотенцем и кое-как оделся. Холодный душ пошел на пользу и немного остудил жар мыслей, осталось только абсолютно подавленное настроение и тревога, которая уже давно стала моей спутницей. В раздевалке никого из парней уже не было, — вероятно, они отправились в свои комнаты — а я некоторое время сидел на скамейке возле шкафчика для одежды, бессмысленно смотря в потолок. Что я собирался там увидеть, пожалуй, не было известно даже мне. Я прислушивался к своему дыханию, — иногда это помогало отделаться от назойливых мыслей, — и думал о предстоящем концерте, стараясь вновь не скатиться в размышления о ДжонгХёне. В самом деле, все это становилось похоже на зависимость, а ежедневные встречи с ним окончательно усугубляли ситуацию и никакого разумного выхода я не видел. Хотелось, чтобы все разрешилось само собой, но это, наверное, было невозможно. Не признаться — означало бы окончательно истерзать свою душу, а если сказать… все еще страшно. Вдруг это испортит не только наши дружеские отношения, но и взаимодействие внутри группы. Ни правое, ни левое полушарие моего мозга не знали, что делать. Я надел поверх футболки легкую спортивную куртку и вышел в коридор, ведущий к главному холлу отеля. Вечер был уже поздний, поэтому постояльцев не наблюдалось — оставалась лишь тишина, словно отражающаяся в массивных колоннах. Проходя неподалеку от ресепшена, я увидел яркие листовки, разложенные на вытянутом стеклянном журнальном столике. Рядом с ним стояли два дизайнерских дивана, обтянутые черной кожей, — здесь обычно отдыхали новые гости, прежде чем стафф отеля провожал их до нужных номеров. Оглядевшись, и никого не заметив, я подошел разглядеть поближе, что привлекло мое внимание, — это оказались рекламные листовки с фотографиями нового СПА-салона, включающего бассейн и комнату для релаксации. «Что МинКи… хочешь посмотреть своим страхам в глаза?» — сердце взволнованно пропустило удар. «Может, это поможет тебе решить, как поступить с ДжонгХёном?» Стало как-то жарко, ведь закравшийся с вопросами внутренний голос редко советовал что-то путное. Я задумался, переступая с ноги на ногу, и в этот момент меня неожиданно окликнул Джейсон. Я удивленно ахнул, оборачиваясь. И когда он только успел так тихо подойти, ведь я даже не заметил его. — И снова здравствуй. — Приветливо, но тоже не без доли удивления протянул Джейсон. — Разве ты не уехал? — Спросил я немного растерянно, а он стоял передо мной и дружелюбно улыбался. Ровные зубы блестели оттенком сверкающего жемчуга как бывает только после недавнего отбеливания, красные волосы зачесаны на левый бок, а рукава его тонкой белой рубашки были закатаны по локоть. Джейсон выглядел как человек, который привык быть хозяином своей судьбы и любил жить по своим правилам. — Как раз сейчас направлялся к машине, но увидел тебя. — Он быстро сверил время на наручных часах, и посмотрел на меня: в зрачках на секунду сверкнул странный интерес, тот час же спрятанный под ресницами. — А у тебя какие планы? — Я… — задумался я на секунду, сжимая пальцами листовку с рекламой, — пока не решил, может, загляну в СПА, а, возможно, отправлюсь спать прямо сейчас. Джейсон с интересом проследил за моим взглядом — я вновь разглядывал фотографии бассейна на листовках. Громадное водное пространство сейчас меня не пугало, но напоминало о событиях, которые хотелось стереть из памяти. — Ты любишь плавать? — Спросил он неожиданно. Я опустил ресницы, задумчиво сжимая пальцами листок бумаги. — Если честно, то не очень-то, но раньше любил, а сейчас хочется вновь вернуть то чувство удовольствия от плавания. Эта тема разговора была мало мне приятна, я помрачнел, но постарался, чтобы это не стало слишком заметно. — Ушедшие чувства бывает сложно возродить, — произнес Джейсон задумчиво, — порой даже невозможно, но избавиться от давних желаний, которые успели глубоко пустить корни, еще сложнее, не так ли? Джейсон посмотрел на меня прищурившись, и я почувствовал себя не в своей тарелке. О чем он говорил? Его слова что-то значили, или это было лишь секундное размышление? Я с волнением сглотнул, чувствуя, как по спине пробежали мурашки, но я лишь улыбнулся, и проговорил с осторожностью: — Кажется, это называется «гиперфиксацией»? — Я изобразил на своем лице улыбку, одну из тех, которая никого не оставляла равнодушным, вызывая умиление. Джейсон не стал исключением, задержав на секунду взгляд где-то на уровне моих губ, а я сделал вид, что не заметил этого. — У меня такое часто бывает. Если, что-то понравится — невозможно оторваться от этого. — Понимаю, — кивнул он, смотря куда-то перед собой. Я не мог понять даже, был ли он сконцентрирован на мне или нет, — меня тоже часто преследует это чувство, а еще люблю доводить все до конца. Даже, если дело были начато давно, но так и осталось незавершенным, этот факт не даст мне покоя. Между нами повисла тишина, я переступил с ноги на ногу, и убрал каштановый локон за ухо. О чем конкретно он говорил, я понять не мог, а переспрашивать не хотелось, но складывалось впечатление, что это не было простым размышлением вслух — он говорил о чем-то конкретном, но настолько завуалированно, что его слова растворялись в воздухе, не оставляя ничего после себя. — Нам нужно будет отрепетировать танец, — выговорил я наконец, решив сменить тему разговора на более предметную. Сегодня, уже в конце репетиции хореограф предложил сделать нам совместное выступление, и мне показалось это интересной идеей. Конечно, включить танец в программу концерта уже не получалось из-за недостатка времени на подготовку, но для фанмитинга — то, что надо. — Выделишь время для репетиции после концерта? — Конечно. Через пару минут Джейсон ушел — ему позвонил водитель, сообщив, что ждет у дверей отеля. Я кивнул ему напоследок, и еще некоторое время провожал взглядом его спину. В голове все еще крутились последние фразы из нашего разговора: — Не хочешь покататься? — Спросил он неожиданно, когда уже собирался уходить. Я удивленно наклонил голову на бок. Конечно, мне хотелось. Я любил скорость и красивые машины, а сейчас, по моему мнению, было идеальное время для прогулки — ночь привлекала своей загадочностью и неоднозначностью во всем, что происходило в это время. Иногда за ночные часы могло измениться абсолютно все, перевернуться с ног на голову, — так, что потом не разберешься. Изредка, когда у нас выдавался выходной, мы с ребятами заводили машину и ехали кататься по ночному Сеулу. В это время мало, кто мог обратить на нас внимание — все были заняты своей жизнью, ведь ночь словно дарила второе дыхание. Мне начал вспоминаться наш путь из аэропорта до центра Шанхая. Правда, помнил я не все — половину пути проспал, устав после перелета, но остальное время не мог оторваться от разглядывания пейзажа за окном. Сколько бы лет мне не было, детские привычки — наблюдение за происходящим, прислонившись двумя ладонями к стеклу автомобиля, — никак не мог перерасти. И в этом было что-то ностальгическое, навевавшее уют от воспоминаний о минувших годах. — Сейчас уже очень поздно, прости, — ответил я, наконец, стараясь придать выражению лица легкости и непринужденности. Джейсон чем-то настораживал меня, но я пока не мог разобраться из-за чего конкретно возникало это чувство. Оно просто витало в воздухе, едва оседая на кончиках нервных окончаний. — Даже, если дело были начато давно, но так и осталось незавершенным, этот факт не даст мне покоя. Слова Джейсона вызывали холодок по коже, затрагивая что-то внутри, но что конкретно — не разберешь, я лишь чувствовал это. Когда он ушел, я вновь посмотрел на фотографию бассейна. «Если ты преодолеешь фобию, может, сможешь дышать полной грудью?» «Стоит хотя бы попытаться». Эта идея была шаткой и безумной, поэтому, чтобы не успеть передумать, я еще раз поспешно взглянул на схему отеля и отправился в сторону спортивного комплекса, который находился в соседнем здании. К нему вел прозрачный коридор, находящийся на высоте третьего этажа, который соединял два разных корпуса. Сумрак позднего вечера пробивался сквозь широкие окна отеля, и я на секунду остановился, чтобы взглянуть на ночной город, — даже с такой небольшой, казалось бы, высоты на него открывался чудесный вид. Небо казалось затянутым черной пеленой, словно грозовые тучи сгущали темноту ночи. Единственно, что разбавляло ее плотный цвет — яркий свет от фонарей. Здесь было душно, а мне так хотелось вздохнуть полной грудью. Спустя пятнадцать минут поиска я нашел вход в спортивный комплекс, здесь никого не было. Я зашел в раздевалку и быстро скинул с себя одежду, оставаясь в одном нижнем белье — плавок с собой у меня, конечно же, не было: ведь отправляясь в поездку, я не рассчитывал, что один из вечеров закончится так, как сейчас. Когда я ответил Джейсону, что раньше любил плавать — это было чистой правдой. Но та история ушла настолько глубоко в прошлое, что я практически забыл, что когда-то был хорошим пловцом. Моя семья жила в Пусане. В действе мы вместе с родителями и братом часто ездили купаться на море, поскольку жили неподалеку от побережья. Я любил плавать, и чувствовал себя, абсолютно счастливым, отправляясь повеселиться на море, пока однажды не произошел случай, перевернувший не только мое отношение к этому спорту, но и надломивший что-то внутри. Какой-то барьер моей души был сломлен и до сих пор оставался в состоянии полной разрухи. В тот день мы с братом решили поехать купаться одни, а родителям наврали, что пошли в кино. Мы были тогда в возрасте, граничащим между детством и подростковым периодом, когда уже хотелось самостоятельности, но ничего подобного еще не позволялось. Зато мы с братом уже начали мнить себя настоящими взрослыми, объясняя заблуждение остальных тем, что они просто не видели, какие мы стали самостоятельные. Такой возраст был тогда у нас с Минсоком. Помню мы поспорили на что-то: вроде, договорились, что победитель заплыва не будет мыть посуду месяц. Это был достойный приз, чтобы начать соревнование, особенно, когда тебе одиннадцать. Впрочем мы всегда соперничали с Минсоком, доказывая, кому больше повезло в жизни, и я не помнил ни одного дня из детства, когда мы по-дружески просто играли вместе, или действовали как команда, напротив — одно соперничество. Цель заплыва заключалась в том, чтобы быстрее доплыть до буйков и вернуться на берег. Погода в тот день стояла солнечная, но ветряная, поверхность моря неспокойно колыхалась от периодических завываний ветра. Мы стартовали, и поначалу все шло хорошо, я с рвением бросился в бой, начал обгонять брата, хотя тот был физически крепче и сильнее, но в ловкости и скорости порядком уступал мне. Я достиг буйка первым с небольшим отрывом от Минсока, и с победным взглядом посмотрел на проигравшего, демонстрируя выражение лица полное самодовольства. Брат хмыкнул и, преодолев последние пару метров, отделяющие нас, дотронулся рукой до буйка, после чего развернулся к берегу. Я повторил движение за ним и вновь ринулся в бой, делая новый старт, но в этот момент осознал, что у меня кончились последние силы. Кажется, я так старался победить в первом раунде, что не рассчитал энергию для возвращения на берег. Толща воды словно в одночасье стала чугунной, — но ведь этого не могло произойти: значит, это мои руки внезапно ослабли. Пробираться сквозь нее стало невероятно сложно, будто бы неведомая рука моря затягивала меня в свою пучину. Страх пощекотал мне глотку, но я не подал виду. Как я мог сдаться, победив на первом этапе? Я сделал над собой усилие, и вновь мои ладони начали прокладывать путь сквозь толщу неведомой жидкости: она казалось настолько тяжелой и плотной, что я перестал видеть в ней обычную воду. Оставшихся сил хватило ненадолго, я начал отставать от брата сначала на полметра, потом расстояние продолжило увеличиваться. Минсок обернулся один раз, чтобы убедиться в своей безоговорочной победе, вероятно, чтобы потом не забыть напомнить мне, насколько я никчемный. Меня охватило отчаяние: я не мог открыть рот и закричать, потому что страх и детская гордость не позволяли признать поражение. К тому же плавание было одним из тех немногих дел, которые у меня получались, ведь в остальном я, действительно, не отличался ни физическими способностями, ни успеваемостью. Учился в школе средне, душой компании тоже нельзя было назвать, разве что пел неплохо. Руки окончательно потеряли силу, и бороться с внезапно набравшим интенсивность течением стало просто невыносимо. Очертание брата начало расплываться в моих глазах, как будто я совсем потерял его из виду, и я вдруг понял, что оказался совершенно один посреди огромного водного пространства. Страх из ночных кошмаров окончательно воплотился в жизнь: совсем один и никто не придет на помощь. Течение начало относить меня куда-то в сторону, я продолжал сражаться с волнами, но чем больше плыл, тем дальше становилась полоска берега, как бы парадоксально это не было. Совсем скоро я начал теряться в этом бесконечном пространстве воды: оно было повсюду, не давало мне выбраться, не давало вздохнуть. Я не мог получить новую порцию воздуха, чтобы хоть немного окрепнуть и собрать силы для нового рывка. Волны затягивали в свою непроглядную пучину, и я успел изрядно наглотаться соленой воды, уши заложило, в голове что-то начало пищать, отчаяние вконец охватило меня и я начал звать на помощь. Спустя несколько мгновений меня окончательно захватило течение и противостоять ему стало невозможно: оно относило меня все дальше от берега, переворачивая и швыряя словно кусок вымокшей деревяшки. Я находился где-то между осознанностью и риском забыться навсегда, но в последний момент, когда глаза начало затягивать темной пеленой, из пучины вечности меня выдернули сильные руки. Видимо, Минсок позвал на помощь людей, осознав, что брат рискует не добраться до берега никогда. Меня выволокли на берег двое мужчин, а что происходило дальше я запомнил очень смутно. Помню только, что, придя в сознание, я разрыдался. И не столько из-за страха смерти, сколько из-за горького осознания, что я, действительно, был один, — и не только в тот момент, — я жил в этом состоянии одиночества. И никто не стал бы следить за тем, как я держусь на воде, доберусь ли до берега, или так и останусь где-то между небом и землей — в пространстве бесконечного моря. Детство показало мне, что я был абсолютно покинутым ребенком. Я еще долго откашливался на берегу, слушая причитания Минсока, и взволнованные речи взрослых, которые собрались вокруг. Домой нас привели двое полицейских, которых вызвали мои спасатели. А дома… мы оба получили сполна за необдуманный поступок и обман. Однако тогда меньшее, что хотелось — слушать ругань и внимать наказанию. Хотелось, чтобы тебя пожалели, обняли, успокоили. Хотелось, увидеть радость от того, что ты, черт возьми, все-таки не утонул, но ничего подобного не было. Такую радость я увидел только спустя много лет, когда меня спас ДжонгХён. Приняв легкий душ, я дошел до бассейна. Здесь никого не было, застывшее в плитке и бетоне искусственное озеро пустовало и казалось мне зловещим порталом. Я обошел его вокруг, загипнотизировано рассматривая сквозь прозрачную гладь воды голубое дно в виде изящной плитки. В помещении был прохладно, а единственным источником света оставалась подсветка, расположенная по стенкам бассейна. Поскольку я был здесь один, то проигнорировал верхний свет, который выключил последний посетитель. Быть может, и мне не стоило приходить сюда в столь позднее время, но я не увидел на входе в спортивный комплекс информацию о времени закрытия, меня никто не остановил, поэтому я не должен был чувствовать себя нарушителем. Однако это ощущение все же присутствовало. Я сел на корточки у бортика бассейна и просидел так около десяти минут. Зачем я сюда пришел, и какую истину хотел открыть? Неужели, весь мой страх на самом деле основывался на детской боязни остаться одному? Я огорченно шикнул, чувствуя, как какая-то внутренняя обида, затихшая много лет назад, вновь подает признаки жизни, хотя мне этого совсем не хотелось. Я опустил руку в воду, перебирая пальцами, — это мгновенно потревожило зеркальную гладь. В этом движении не было ничего неприятного, но стоило мне охватить взглядом все пространство бассейна, как по спине пробежали мурашки. Я медленно опустил в воду сначала одну ногу, затем другую и поежился от холода. Понадобилось еще несколько минут, чтобы привыкнуть, после чего я, держась за бортик, спрыгнул в воду. В этом месте не было особой глубины, я стоял по грудь в воде и чувствовал себя более-менее уверено. Однако стоило мне двинуться в сторону центра бассейна, как страх вновь овладел мной. Я остановился, балансируя на воде. Перед глазами появилась старая картина, которая до сих пор охватывала сердце ужасом. Я снова тонул, снова был один. Впрочем и сейчас я тоже был единственным посетителем бассейна. Все повторялось. — МинКи, черт возьми, тебе уже не одиннадцать, соберись. — Буркнул я себе под нос, встряхивая длинными волосами. Я все же решил пересечь бассейн и добраться до противоположной стороны: глубина начала увеличиваться, и теперь я уже не мог достать до дна бассейна ногами. Сделав над собой усилие, я начал грести руками, сгруппировавшись для брасса — стиль, которым я плавал в детстве, — но через несколько мгновений почувствовал, как резко сводит ногу. Болевые ощущения были настолько внезапными и пугающими, что я ахнул, чувствуя, как заколотилось сердце. Словно весь мой организм противился всему тому, что сейчас происходило, или же не хотел отпускать фобию, которая так гармонично влезла в подсознание, противясь тому, чтобы ее прогнали. Кое-как я добрался до ближайшего бортика, выбрался из воды и только тогда вздохнул с облегчением — но лишь от того, что выбрался из воды на этот раз невредимым, в остальном моральное облегчение так и не настало, ведь фобия не исчезла. Некоторое время я снова сидел на бортике, опустив ноги в воду. Сколько я здесь пробыл — на этот вопрос сложно было ответить, но судя по тому, что сумерки окончательно опустились на город, и в помещении стало совсем темно, — времени прошло не мало. Мое лицо освещалось только от подсветки бассейна, и, пожалуй, со стороны подобное зрелище могло выглядеть жутковато: парень, сидящий на корточках на краю бассейна, и внимательно вглядывающийся в пространство воды, словно оттуда вот-вот покажется русалка, которую он так ждал. Когда в придачу ко всему, я почувствовал, как вновь заныло в пояснице, я закатил глаза. — Что черт возьми со мной происходит? — Я встряхнул головой, с силой потирая ладонью ноющий бок. Единственное, что мне сейчас по-настоящему хотелось, это принять горячий душ, лечь спать и попытаться забыть этот день. Было бы неплохо еще поделиться с кем-то всем тем, что произошло, но ничего из этого я не мог рассказать, продолжая держать все в себе. Ведь мне не хотелось прослыть нытиком: что если мои слова покажутся ерундой? В детстве я уже имел неосторожность рассказать свой секрет Минсоку — сейчас, правда, уже не вспомнить, что за тайна это была, но в десять лет она казалась какой-то особенно сокровенной. Правда брат таковой ее не посчитал, и поднял меня на смех, сказав, что я выдумал сущую ерунду. Я в итоге расплакался и убежал в свою комнату, спрятался за шкаф и не выходил оттуда несколько часов — вообще я в детстве много плакал, поэтому сейчас каждый раз корил себя, если вновь начинал утирать слезы. Однако на самом деле это совсем не означало, что я плакал меньше, потому что решительно ничего не мог сделать со своей природой, которой почему-то взбрело в голову создать меня таким чувствительным. Через несколько минут боль в пояснице начала утихать, словно давая мне передохнуть, и я вздохнул с облегчением. За это время у бассейна я успел порядком замерзнуть, поэтому в конце концов, поднялся и направился к выходу, решив, что на сегодня приключений достаточно. Тогда я даже не предполагал, что они только начинаются, и для меня эта ночь станет по-настоящему бесконечной.

***

По пути к номеру я встретил МинХёна. Вокалист шел по коридору с бутылкой гречишного чая — вероятно, он спускался за ней в мини-маркет. МинХён выглядел сонным, черные волосы растрепались, как бывает всякий раз после мытья головы, когда забыл сделать укладку, но черная футболка от известного японского дизайнера уравновешивала его уютный внешний вид оттенком неизменного лоска. Увидев меня, он сначала улыбнулся, но потом, оценив цепким взглядом мой помятый вид, вопросительно склонил голову. Я помахал ему рукой и, подойдя ближе, остановился, перекидывая через плечо небольшую сумку с вещами. — Ты идешь из спорт-клуба? — Спросил МинХён удивленно. — Разве он еще не закрыт? Я еле заметно улыбнулся, разводя руками. — Как видишь, все работает, и похоже, круглые сутки. Я хотел еще немного позаниматься. Хван смерил меня недоверчивым взглядом, словно чувствуя, что я лукавлю. — А почему у тебя волосы мокрые? — Спросил он, искренне удивившись. Действительно, из-за длины волос влагу скрыть практически не удавалось, тем более, что я не хотел задерживаться и сушить их. На мои плечи спадали капли воды, удивительно, как я не замечал этого, пока МинХён не обратил внимание. Я напряженно выдохнул, продолжать разговор совсем не хотелось, еще и настроение было паршивым. — Я купался, — сдержанно ответил я, после чего попытался обойти МинХёна, но вокалист схватил меня за руку, останавливая. Я вновь взглянул на него: Хван выглядел обеспокоенным, недоверчиво прищурив свои красивые миндалевидные глаза — такая особенная форма была только у него. — Ты же не плаваешь… — удивленно поначалу и неуверенно выговорил он, вглядываясь своими большими карими глазами в мои, — почему ты был там, МинКи? — Очень даже плаваю… — Я отвел взгляд. Выносить это давление было невозможно, — точнее, в детстве плавал. Я запнулся на секунду, словно окончательно решая, что нужно прояснить недавнюю ситуацию с фотосессией в Инчхоне, и добавил: — Послушай, — я понизил тон голоса, как делал всякий раз, намереваясь сказать что-то важное, — то, что ты видел ранее — всего лишь случайность. Пожалуйста, не придавай этому особого значения, просто так получилось, бывает… В этой жизни вообще много чего случается. У меня нет панической атаки при виде воды, просто тогда так получилось. Я выговорил последнюю фразу намеренно медленно, словно это могло помочь отвязаться от дальнейших расспросов. К слову, сказал я абсолютную неправду, но в надежде, что в нее поверят, однако этого не произошло. МинХён нахмурился, обводя меня с ног до головы непонимающим взглядом. Похоже, для него все то, что я сейчас сказал, звучала как сущая несуразица. — ДжейА тогда сказал, что ты не плаваешь с детства, разве это не правда? Сомневаюсь, что он не знает истины, — МинХён недоверчиво вскинул бровь, а я нервно сглотнул, сумбурно подбирая в голове отговорки. — ДжонгХён… — я улыбнулся на секунду, но эта улыбка была далека от радостного жеста, — он слишком старается заботиться… обо всех. Роль лидера ему отлично подходит. Я горько усмехнулся, понимая, что бормочу сущую бессмыслицу, но углубляться в подробности своей биографии хотелось меньше всего на свете. Я, напротив, старался половину забыть, поэтому намеренно вспоминать и делиться — не хотелось. МинХён, дослушав меня, подождал несколько секунд, после чего спросил то, о чем сначала, похоже, сомневался заводить разговор, но все же решился: — Это что из-за него? Ты так изводишь себя из-за него? Этот вопрос прозвучал как гром средь ясного неба. Тело забило мелкой дрожью, я не мог поверить своим ушам. Неужели, уже все знают, что я влюблен в ДжонгХёна, раз даже МинХён задает такой вопрос? — Не понимаю, о чем ты. — Я с обидой одернул руку, а мой голос испуганно дернулся. Захотелось побыстрее добраться до своей комнаты и запереться там, но Хван не давал мне этого сделать, продолжая: — Почему ты так на нем помешан? Ты уже выглядишь как живая мумия, Рен. — Хван схватил меня за плечи, в конце концов повышая голос. — Я не знаю, что тебе ответить на это, МинХён. Могу сказать только то, что ДжонгХён здесь не причем, он ни в чем не виноват. Я делаю в своей жизни то, что считаю нужным вот и все. А если я выгляжу, каким-то определенным образом, это не из-за кого-то, а потому что у меня просто нет сил выглядеть по-другому. Не нужно винить в моих ошибках других. — Обреченно и как-то чересчур горько выговорил я, освобождаясь от захвата. — Ты вообще слышишь себя? — МинХён смотрел на меня как на инопланетянина, и я успел пожалеть, что сказал лишнего. Похоже, это сильно задело старшего, и теперь мне точно просто так было не отделаться от этого неприятного разговора. — Тебе нравится страдать из-за него, да, МинКи? Разве он давал тебе надежду? Может, ты обратишь внимание, наконец-то, на себя, иначе ты так долго не протянешь и попадешь в больницу с каким-нибудь внезапным обострением. Рен, очнись! Кто бы мог подумать, что МинХён был таким провидцем, но тогда его слова меня лишь раздражали. — Прекрати! Ты ничего не знаешь, МинХён! — В конце концов я не выдержал и перебил его. Слушать правду иногда бывало просто невозможно, особенно, когда она была такой резкой, без шанса на что-то светлое. — Я не извожу себя, ты ошибаешься, со мной все в порядке. — Он давал тебе надежду? — Повторил негромко свой вопрос вокалист, и я замер, опуская голову. Его слова били по самому больному, хотелось закрыться от них, прижать ладони к ушам и ничего не слышать. Я знал, что и без того жил в собственном выдуманном мире, но только так мне не было больно. Каждое утро я вставал с мыслью, что увижу его, ДжонгХёна, за завтраком и буду тихонько наблюдать, как он дует на горячий чай, чтобы хоть немного остудить кипяток, но в итоге все равно не дождется и сделает первый глоток слишком рано, морщась, и непременно обжигая кончик языка. В этих мелочах я и находил свое счастье. Давал ли ДжонгХён мне надежду? А что вообще значит «давать надежду»? Быть может, для меня одно его присутствие рядом и была та самая надежда. — Он ни о чем не знает, — выговорил я, наконец, опустив взгляд в пол, и не решаясь поднять глаза, словно зачарованный. Как наш разговор с МинХёном в итоге перешел в это русло, я уже не помнил, но вернуть все назад уже было невозможно. Хван тоже молчал, кажется, догадываясь по тому, как я сник, что он перегнул палку, поэтому ничего добавлять уже более, кажется, не собирался. Хотя по его виду я понимал, что он еще многое мог бы сказать, но решил промолчать, понимая, что нагружать мое сердце не имеет смысла — оно полностью отдано ДжейА и уже более не сможет биться так же сильно по отношению к кому-то другому. МинХён понимал это и, кажется, принимал правду лишь с легкой философской грустью: то, чему суждено было случиться, уже произошло, и глупо требовать невозможного, ведь чудеса бывают только в сказках. Ведь так? — Я не знаю, что будет дальше, но то, что происходит сейчас — это не мало. — С минуту подумав, выговорил наконец я. Голос дрожал, как осиновый лист, и я не знал, как его успокоить — снова я подводил сам себя. — Совсем не мало… В конце концов я поднял голову и посмотрел на МинХёна своим измученным взглядом. И мне действительно, так казалось: то, что происходило сейчас было уже достаточно, чтобы побаловать мою душу. Удивительно, что я понял это лишь, когда МинХён вывел меня на этот разговор. Я вспомнил мармеладных мишек в аэропорту, теплый плед и фотосессию в Инчхоне: в моей голове за долю секунды ожил настоящий калейдоскоп из воспоминаний, сжимающих что-то внутри до боли в груди, но одновременно способных заглушить эту боль — словно заклеили пластырем. Только теперь я понял, что ДжонгХён был очень близко ко мне, где бы я не находился, он всегда появлялся в нужный момент: словно мой ангел-хранитель. Он был совсем рядом… но я даже не представлял, насколько на самом деле это было правдой. Ведь в ту минуту он слышал весь мой разговор с МинХёном. Мы стояли в коридоре, пересекающимся с другим, и в момент моего откровения ДжейА проходил по соседнему, намереваясь повернуть туда, где были мы с МинХёном. Он остановился в последний момент, услышав надорванные, словно после долгого спора голоса, и замер, прислушиваясь. Он был не из тех, кто любил подслушивать, но сейчас словно само проведение шепнуло ему на ушко, что нужно остановиться, не спешить сию минуту… и послушать, что будет дальше. Проведение знало, что ДжонгХён захочет в тот же момент броситься ко мне, но оно вовремя схватило его за руку, останавливая. Для всего существовало свое определенное время, и оставалось подождать совсем немного. Нужно было дать еще немного времени израненным душам: ведь спасать такие души эффективнее всего, когда они провалились в окончательную пучину отчаяния. Я был близок к такому падению. ДжонгХён замер, прислоняясь спиной к стене и прислушиваясь со всей чуткостью, которая только у него была: — Но если ты спрашиваешь, я могу ответить: да, я действительно люблю его. — Сказал я, не в силах больше говорить загадками, устав от тайн и страха их разоблачения. Я произнес это, закрывая лицо ладонью, словно мне в глаза светили ярким светом, который в момент осветил все потёмки души, где прятались самые опасные тайны. МинХён покачал головой, смотря на меня поникшим взглядом. Он не выглядел удивленным, скорее, немного подавленным, но ничуть не ошарашенным. Мы молча стояли и смотрели друг на друга, и никто не решался прервать эту тишину первым. Где-то вдалеке раздавались чьи-то голоса, но никому до них решительно не было дела. ДжейА поднял голову, до боли прикусывая губу, и смотря на изящный узор потолка с каким-то ненормально счастливым взглядом: в его янтарных глазах плескалась бесконечная благодарность вперемешку с эмоциональным потрясением — словно он только что увидел ангела. — МинКи, неужели, это правда… — Прошептал он, еле шевеля губами, и сжимая рубашку в области сердца. Вот так сбываются мечты? Наши с МинХёном голоса стали тише, и он уже ничего не мог разобрать, но самое главное он уже точно знал.