Последний роман гения

      - За Патрицию Хоуп Куинн, - провозгласил Ник, торжественно поднимая бокал шампанского.       - За Патрицию Хоуп Куинн, - синхронно поддержали Клаудия, Дженни, Питер, Сара, Хилари, Коннор, Эбби, Джесс и Джек.       Куинна, а уж тем более Хантер, здесь, естественно, не было, они находились в больнице. Счастливый Денни ни на шаг не отходил от жены.       Соприкосновение бокалов породило приятный гулкий звон. Обычно бывшие сотрудники ЦИА если и заказывали спиртное, то предпочитали лёгкое пиво, но ради торжественного события сделалось исключение. Как постоянным – по крайней мере, очень частым – посетителям, им подали лучшее шампанское из запасов бармена.       - Патриция. – В памяти Питера всплыли обрывки рассказов. – В честь брата Денни - Патрика?       Клаудия кивнула, добавив:       - Нина сама предложила. Денни настоял на втором имени Хоуп, ведь будущую жену он сначала узнал под именем Нина Хоуп.       - Да, - ностальгически и задорно вздохнул Коннор, - было время.       Грустить никто не собирался, потому что никто не мог пожаловаться на скуку или исчезновение близких друзей. Даже те, с кем не удавалось часто видеться, то есть в первую очередь Стивен и Мэтт с Эмили, постоянно присутствовали в судьбах и мыслях бывших коллег.       - Патриция Хоуп, - произнёс Питер, будто пробуя имя на слух. – Красиво.       - Да будет так! В том имени есть чары, чья власть сильней, чем время и пожары,* - Джек Уилкинсон был в своём репертуаре. [* Из стихотворения Джорджа Гордона Байрона, которое было написано в честь открытия театра Друри-Лейн; прим. авт.]       Грех было снова не звякнуть бокалами.       - Нельзя ли потише? – раздражённо попросил один из посетителей, сидящий неподалёку, за стойкой, и мрачно утыкающийся в свой стакан, который, по-видимому, всегда был наполовину пуст.       - Простите, - беспечно извинился лейтенант.       Бар сегодня вечером был полон, а Генри (так звали недовольного посетителя) многолюдность раздражала. При этом мужчина упорно не покидал заведения и всегда вёл себя так, будто остальные пришли к нему в гости и он милостиво их терпит. На самом же деле терпели его. Генри любил поворчать и побухтеть, чаще в пустоту – ни на кого конкретного; за напитки он платил исправно и в целом был безобиден. Правда критиковать любил громко и всё подряд – от внешней политики до нового дизайна городских клумб.       Сегодня Генри был раздражённее обычного.       - Эта пенсионная реформа – отборная чушь! – вещал он. – Власти ищут способ снять с себя как можно больше ответственности. Эй вы, я же просил – потише.       - Не нравится шум – идите домой, - пока что мирно посоветовал Беккер. Их компания вела себя прилично, незнакомец явно придирался.       Генри развернулся на стуле, найдя для критики объект получше пенсионных перемен.       - Кто ты такой, чтобы указывать мне, куда идти?       - А кто Вы такой, чтоб указывать нам, как веселиться? – поинтересовалась Дженни.       Ворчун не собирался доводить дело до драки, за долгие годы он научился определять и не пересекать грань, до которой можно допекать собеседника, но при этом не схлопотать по физиономии. Порча настроения была любимым занятием Генри.       - Я обычный работяга, который после трудного дня пришёл в бар немного выпить и расслабиться.       - Мы пришли отметить радостное событие, и сожалеем, что у Вас всё так невесело. – Сама того не зная, Клаудия своей полунебрежной репликой задела Генри сильнее, чем любым ругательством.       - Значит, ваш праздник – уважительная причина похабить вечер окружающим? – Мужчина быстренько прикинул, что бы ещё сказануть и не пересечь ту самую грань. Ничего особо умного в голову не пришло, но это не значило, что Генри собрался смокнуть. – Такие, как вы, всегда найдут способ напакостить простому человеку.       - Сэр, не стоит утрировать, - максимально вежливо проговорила Сара, надеясь поскорее отвязаться от неприятного типа.       - Однозначно, не стоит, - подтвердил Беккер.       - Вы, очевидно, перепили, - предположил Ник.       - Идите домой и проспитесь, - посоветовал Питер.       Но Генри конкретно завёлся.       - Знаю я таких – хлебом не корми, дай кому-нибудь показать, какие вы крутые.       - Генри, уймись, - сурово велел бармен и, взяв пульт, увеличил громкость большого телевизора, закреплённого на стене. На экране отображались спортивные соревнования. – Извините, - бросил работник бывшим сотрудникам Центра.       Этого было достаточно, чтоб Генри понял: его не постесняются выпроводить, если он продолжит в том же духе. Вместе с тем мужчина уже слишком разгорячился, чтобы просто заткнуться, и неизрасходованную злость он перенаправил к действу на экране. По телевизору показывали репортаж о крупных соревнованиях по нескольким видам спорта, в том числе среди людей с ограниченными возможностями.       - Выскочки! – презрительно гаркнул Генри, когда появились кадры заезда на инвалидных колясках. – Строят из себя что-то, кричат миру, типа, смотрите, какие мы крутые, сколько всего мы можем. Показуха и только. Если остался без ног – не будь кретином и не выставляй себя на посмешище. Не можешь ходить – сиди дома и не выпендривайся!       В углу зала женщина, сидящая за столиком вместе с шестилетним сыном, прикованным к инвалидной коляске, вскрикнула от возмущения и обиды, боясь взглянуть на своего ребёнка, и не зря – лицо мальчика окаменело, и детское недоумение прочно переплелось с недетской болью.       Со своего места поднялся лейтенант Уилкинсон, столь быстро и резко, что в унисон звякнула вся покоящаяся на столешнице посуда.       - Джек! – воскликнула бывшая Паркер, поднимаясь вслед за мужем.       - Уилкинсон, - Беккер взглянул на подчинённого. – Не марайся. – Голос был полон холодного отвращения и унизительного презрения, целиком предназначавшихся Генри.       Одним полукивком в своей обычной манере Джек дал понять, что принял всё к сведенью, но поступит по-своему и не надо волноваться. Блондин вышел из-за стола. Джесс попыталась остановить лейтенанта, вцепившись в его плечо.       - Уилл. – В лучистых синих глазах искрилось волнение, забота. Шатенке были глубоко безразличны слова и мнения посторонних. – Не лезь. Пожалуйста. Если человек придурок, это его проблемы, а не наши.       - Всё хорошо, - улыбнулся Уилл, мягко высвобождаясь из «захвата» жены.       Парень подошёл к стойке, остановившись перед Генри, который, внешне оставаясь каменно непробиваемым, про себя недоумевал, чем настолько разозлил мальчишку.       - Давай-ка выйдем, - ровным голосом предложил Уилл.       Генри пришлось подняться. Он был на две головы выше рыжеватого блондина, но того это, кажется, ничуть не смутило.       - Никаких «выйдем»! – строго вмешался бармен. – Никаких драк в нашем заведении – ни внутри, ни снаружи.       - Джек, - координатор уже стояла рядом с лейтенантом.       Остальные друзья тоже поднялись и приблизились.       - Что ж. – Блондин наклонил голову вправо, затем влево, потом быстро снял рубашку, под которой была светлая майка. – Джесс, отойди.       - Уилл!       - Отойди, - попросил военный настолько ласково, что контраст с его взглядом, упирающимся в Генри, получился воистину фантастическим.       Скандалисту стало не по себе. Потенциальный противник и в рубашке не выглядел хлюпиком – так, обычным парнем, но сейчас было ясно, что доля мускулов в телосложении блондина превышает среднестатистическую.       - Лейтенант Уилкинсон! – попробовал употребить служебное влияние Беккер.       - Мы не на службе, майор. – По-прежнему не отрывая взора от Генри, Уилл отдал рубашку жене.       - Никаких драк! – не то напомнил, не то попросил бармен.       - Как скажете, - усмехнулся Уилл и сделал то, чего не ожидал никто.       Встал на руки. Вытянулся стрункой, выпрямив ноги, теперь устремлённые к потолку. Пару секунд балансировал, регулируя равновесие, а затем стал отжиматься – опускаться и подниматься на руках, продолжая держать ноги прямо. Отжался раз десять и с лёгкостью вернулся в нормальное положение, встав на ноги.       - Сможешь повторить? – осведомился даже не запыхавшийся Уилл у притихшего Генри.       Тот лишь медленно покачал головой.       - В таком случае, извини за выпендрёж, - фыркнул лейтенант, нагнулся, закатал правую штанину и постучал по протезу.       На полминуты единственным источником звука в небольшом баре остался телевизор.       Джек повернулся к мальчику в инвалидной коляске.       - Запомни две вещи, парень. Первая – никогда не слушай идиотов. Вторая – в мире очень много идиотов, зато очень мало действительно невозможных вещей.       Спустя минуту Генри и след простыл.