Единственная

Утро началось с трапезы. Шехзаде и его некогда наставник начали трапезу, перед отъездом. Он жадно сглатывал еду со стола, Паша в свою очередь пытался словить каждый взгляд соперника. Первый же еле глотая щербет, пытался не вцепится в горло бывшего наставника, сдерживал эмоции в кулаке. — Паша, давайте не будем медлить с возвращением. — неожиданно сказал наследник, чем вызвал удивление на лице визиря. — Хюррем султан. — неожиданно вымолвил Паша. — Она вернётся в столицу. Точнее, обязана. Шехзаде сжал кулак и отвёл взгляд в сторону, не понимая почему Паша решил, снова вернуть ее в столицу. Его взгляд напоминал серую Луну при затмении. Ни в коем случае, он не хотел, чтобы султанша вновь возвращалась в гарем, если не туда, то в какой нибудь дворец. Паша схватывал каждую эмоцию Шехзаде и внутри ликовал от победы. Трое сели в карету безмолвно, будто впервые друг друга видят. Хюррем сидела возле наследника, до сих пор вспоминая их разговор. Она была очень обижена и унижена словами любимого человека. Прокручивая диалог в голове, она поняла, что не в силах простить сию клевету в ее сторону. Вдруг карета остановилась. Ибрагим Паша вышел из кареты и направился вдоль затора. Султанша не побоявшись, кинулась выйти из кареты, как вдруг сильная рука остановила ее. — Что ты делаешь? — спросил первый наследник, взяв ее за ладонь. Она лишь ухмыльнулась , но вышла из кареты. — Ничего опасного. Это наши люди. — сказал он ей вслед. Служанка сидевшая рядом с Пашой отвела взгляд и поглядывала в маленькое окошко, снова насмехаясь над благородством Паши. — Хатун, чего ты улыбаешься? — вопросительно спросил Мустафа. Служанка посмотрела на него, и тут же опустила свой виноватый взгляд. — Шехзаде, против вас идёт война. Просто знайте это. — произнесла она и тут же в карету зашли Паша и султанша улыбаясь всем присутствующим. Наследник насторожился и принял решение, допросить Хатун по приезду во дворец. Дорога была безмолвна. Они прибыли во дворец к полуночи. Рыжеволосая султанша решила принять хаммам одна, не напрягая своих слуг. Поливая себя тёплой водой и наслаждаясь запахами масел хаммама, она ощутила холодную руку на своём плече. Обернувшись, она увидела перед собой своего горячо любимого Шехзаде и широко улыбнулась. Он же начал мягко ласкать ее тело, приближаясь к краям ее молочных желёз, не прикасаясь к эрогенной зоне. Султанша желала и надеялась на сближение, но наследник был холоден. Он мягко опустил свои руки ближе к низу еле сдерживаясь, но не давал волю своим желаниям. Вдруг она резко схватила его ладонь и помассировала свой живот и чуть ниже, Шехзаде понял, чего она добивается и вдруг забрал свою руку. Она встала напротив и посмотрев в его карие глаза, начала будто читать его насквозь. Резко Госпожа схватила его предплечье и начала его массировать, опускаясь чуть ниже и ниже. Султанша посадила его на мраморную поверхность и будто нависла над ним, полностью обнажая своё тело от тонкого материала. Шехзаде глубоко вздохнул и закрыл глаза, чтобы не допустить непристойностей. Гробовая тишина. Она начала лить на него тёплую воду, лаская его тело ладонью. Шехзаде всхлипывал от наслаждения, но сдерживал себя изо всех сил. — Аллах, что же ты делаешь?! Александра начиная от груди до конечностей начала проводить руками по телу, от чего вызвала у него мурашки. Он не мог сопротивляться, уж слишком он хотел и желал ее. Султанша опустила голову и прошептала ему: Я никогда тебя не прощу тебя. То оскорбление что ты мне нанёс, не сравнится ни с одной моей болью. Шехзаде провожал ее взглядом, но в глубине души ни капли не пожалел о своих словах. Султанша моего сердца предала меня.

***

Спустя месяц Рыжеволосая Госпожа, будучи обиженной ни разу не стучала в двери любимого господина. Шехзаде углубился в дела государства, все время презренно смотря на своего наставника и в то же время молясь о здоровье своего отца, зная какая участь ожидала его при его сознании в жизнь. Паша не упускал возможности присылать весточки любимой султанше, та же отвергала всевозможные встречи и взгляды Паши. Он подговорил некоторых слуг, которые докладывали Шехзаде о вестях в гареме, донося о встречах Ибрагима и Александры. Он утратил надежду. Не ел, не спал, страдал так горько, что ни о чем другом не мог думать. Наследник пытался забыть любимую, но вспоминая свои лучшие моменты, впадал в глубокую депрессию. — Сюмбюль ага, — вызвал главного евнуха Мустафа. Слуга тут же ворвался в покои поклонившись, ожидая указаний господина. — Требую доложить, что происходит в гареме и привести в порядок кабинет Великого визиря. — В гареме не происходит ничего, Шехзаде. Тишина, я лично слежу за этим. — ответил евнух. — Зачем же прибирать покои Паши, если он там вовсе не ночует? Девушки каждую ночь следят за этой комнатой. — удивленно, но при этом уверенно ответил он. — Разве Паша не проводит здесь ночи? Я уверен, что каждую ночь он выходит в сад и затем возвращается сюда. — подозрительно спросил наследник. Сюмбюль удивился. Он понимал на что намекает Шехзаде, при этом сохраняя верность своей должности он должен отвечать перед господинами честно, ничего не скрывая. — Как же? После бесед с вами он ни с кем не видится и уходит в свой дворец, Шехзаде. Пусть язык мой отсохнет, если я вам солгал. Мустафа ушёл в раздумья, переваривая сказанные слова главного евнуха и слуг при дворе. Он быстро приказал обыскать комнату Паши, чтобы те разыскали какие-либо письма. Спустя несколько часов, ага приносит несколько бумаг писем и приносит их временному государю. Первое письмо, чей почерк показался ему знакомым, он решился прочитать в первую очередь. Ибрагим Паша, ваш коварный план в скором времени раскроется. Вы оклеветали меня своими злыми интригами, очернив меня перед Мустафой. Если вы думаете, что вам сойдёт это с рук, то вы ошибаетесь. Так низко опустить меня могли только Вы. В тот день я выгнала вас из своих покоев, тем самым задев ваше самолюбие. Я могу умереть от тоски, от боли, и пусть это будет во имя любви. Ведь, моя совесть чиста, я искренно и всем сердцем дорожу своими чувствами к Шехзаде. Пусть меня казнят, что толку? Они не убьют мою любовь. Это мой первый и последний ответ на ваши письма. Мустафа сжал письмо в руках, сдерживая гнев своего сердца.