Огонь в твоих глазах

Голова нестерпимо болела, и я присела на пол, не в силах идти дальше. Моё самочувствие заставляло ожидать лучшего, но я была невероятно счастлива в тот миг. Мне казалось, что все договорились, чтобы сделать меня счастливой в этот день. Мама нашла какую-то книгу в коробках, братья закачали хорошей музыки мне на телефон, да и погода была вполне благоприятная. Для чего? Я не знаю, но мне хотелось сделать что-то необычное сегодня. Но голова нестерпимо болела. И я в тот момент думала о той оглушающей, невозможной боли, а никак не о погоде. Все мысли о счастливом дне сразу улетучились. Мысли смешались и мне хотелось только одного: подавить, подавить, подавить эту боль, заглушить, сейчас, прямо сейчас, немедленно. Я, схватившись за ручку двери, медленно встала и поплелась на кухню. Запивая таблетки, я подумала, что, может быть, счастливый день ещё не прошёл мимо, несмотря на плохое самочувствие? *** — Что ты рисуешь, Зейн? — спросила я после неудачной попытки вырвать листок из его рук. Парень смущенно улыбнулся. Отвернувшись от меня, он продолжил рисовать и сказал: — Рисунок не готов, пока ещё. Но когда нарисую, обязательно дам тебе посмотреть. Моё любопытство не было удовлетворенно, но я смирилась. Уткнулась в тетрадь, бездумно выводя узоры на полях. Мои темные кудрявые волосы сегодня были собраны в пучок, что не позволяло мне скрыться от взглядов сидящего рядом, от взглядов коротких, быстрых, вгоняющих меня в краску. Прозвенел спасительный звонок, и я уже собиралась сбежать от гнетущего чувства, которое предвещало что-то. Рука Малика схватила мою, и я беспомощно остановилась, смотрела в пол. — Я, конечно, понимаю, что это вообще не очень удобно, да и не привычно... Но я хотел бы позвать тебя погулять. Мне хочется с тобой поговорить, ты мне кажешься интересным собеседником. Я пойму, если ты откажешься, это решай ты. — Когда и куда мне приходить? - на моем лице появилась улыбка. *** — Будь хорошей дочерью, сделай милость, и расскажи, куда ты собралась, — мама пришла с работы раньше, чем обычно и сейчас стояла в дверном проёме, хмуро глядя на меня. — Я гулять, мама, — вздохнула. — Одна. Соврала маме во благо себе: чувствовала, конечно, угрызения совести, но по-другому отпроситься было просто не реально. Мама отстала от меня, а я, раздевшись, оглядела своё отражение в зеркале, которое я ненавидела всей душой. Не зеркало, а отражение в нем: худущая, тощая девушка с тусклыми редкими волосами, слишком пухлыми губами и красными от недосыпа или частого рыдания глаза. Мне хотелось измениться. Стать лучше. Красивее. Пухлее. С радостными, весёлыми глазами. Я вообще не понимала: «как я могла такой родиться?»