Следующее утро ознаменовалось прекрасной новостью: потрёпанный, помятый итальянец, с мешком на голове доставлен в Лондон и заточён в "пыточную" комнату на цокольном этаже моего дома.
— Нет, с полицией проблем не было. Я умею с ними договариваться, вы же знаете, — сонным голосом рассказывает по телефону Кристоф Ренар о событиях на Сицилии сразу же, как только пленил Ачиля. — Его людей было немного, но они занимали оборонительную позицию, а защищаться всегда проще, чем наступать. К тому же, нам благоприятствовал эффект неожиданности. Может, именно поэтому потери с нашей стороны такие незначительные – чего не скажешь о людях Дамико.
— Кстати, что касается потерь, — приостанавливаю тему, листая «Дэйли Ньюс»*, принесённую лакеем. — Сколько?
— Четверо.
«А Джон?» — хочется спросить напрямую, но вместо этого хожу кругами:
— Если Джон освободился, передай, чтобы заступал на прежний пост. Я сейчас в Нью-Йорке, отель «Ритц-Карлтон».
А в ответ слышу:
— Я бы передал, если бы он не был среди тех четверых.
И я зависаю.
Ренар, по-видимому, воспринимает молчание по-своему, списав его на неуместную привязанность босса к телохранителю, поэтому спешит утешить:
— Если бы не Джон, ещё неизвестно, чем всё закончилось. Это был не человек – боевая машина! Вы бы видели, как он…
— Мне неинтересно.
— Разделался… Ну, хорошо. Так, значит… Будут какие-нибудь распоряжения по поводу пленника?
— Да… — неуверенно бормочу в трубку и уже корю себя за предательскую слабость. — Пригласи доктора Райта. Пусть он поговорит с Дамико о Норме и о недавнем покушении. А уже завтра об этом поговорю и я. И ещё…
— Позвольте мне? — перебивает.
А что, если Ренар, организовав нападение на бордель, среди сотен шлюх узнал свою дочь? Что, если он хочет "поговорить" с Дамико не о Норме, а о Николь? Что, если он выпытает у него информацию о том, как она попала в притон? Поэтому:
— Нет. У тебя будет другое задание: найти и доставить в Лондон Дамико-младшего. И чтобы с него не упал ни один волос. Будешь отвечать головой.
— Будет сделано, — со сменившейся интонацией голоса ставит точку Кристоф и сбрасывает соединение. А я, подперев голову рукой и позабыв про раскрытую на коленях газету, ухожу в себя. Не потому, что скорблю о смерти единственного телохранителя, в преданности которого не сомневался ни на секунду… А потому, что с его кончиной приблизилась и моя.
В голову лезут не самые приятные воспоминания о покушениях, печальный исход которых предотвратил именно Джон. Заметив опасность, он не задумывался ни на секунду. Не боялся собственной смерти, будто ему нечего было терять. Хотя, в какой-то степени так оно и было: досье рассказывало не только о боксёрском прошлом преданного телохранителя, но и о жене, погибшей из-за гордости мужа. Так сказал
сам Джон, когда я спросил его о причине смерти, и только потом выяснилось, что это была расплата бывшего начальства за неповиновение. За отказ сойти с ринга. За победу над соперником, которому Джон должен был проиграть.
— Сэр, к вам гости.
Поднимаю голову на лакея, сбоку от которого, сияя лучезарной улыбкой, стоит мужчина. Судя по тому, что радость искренняя, возникает ощущение, будто мы знакомы. А судя по тому, что одет он ничуть не хуже меня, становится странно, что я его не знаю.
— Вилли! — восклицает гость, на ходу протягивая руку. — Встретил бы на улице – честное слово, не узнал бы!
— Не встретил бы, — огрызаюсь, но руку всё-таки пожимаю.
— И то верно – кто из нас ходит по улице?
Голос.
Очень знакомый голос.
— Не понимаю, почему те десять лет тебя не могли найти? Я нашёл сразу же, как только заселился в «Ритц-Карлтон», — присаживаясь в кресло и не обращая внимания на то, что я стою́, продолжает "знакомый незнакомец". И я не нажимаю кнопку вызова охраны только потому, что догадываюсь, кто он такой:
— Макс?
— А я уже и не надеялся!
В отличие от Ачиля, связь с которым не обрывалась ни после университета, ни после бегства от закона, Максима Бессонова я не видел с вручения дипломов. Тогда это был высокий худощавый юнец, придерживающийся золотой середины между оптимистичным непоседой и морализованным занудой. Он умел как поддержать затухающую беседу, так и направить на "путь истинный". Умел воззвать к совести и помирить поссорившихся друзей.
Умел.
Теперь никакой Макс не сможет помирить меня и Ачи.
Сын мелкого русского банкира, он не стыдился того факта, что учёба в Кембридже стоила их семье целого состояния. «Цель оправдывает средства», — поделился с нами, однокурсниками своего сына, Бессонов-старший, прибывший в Лондон лишь на вручение. «Если отец банкир, то и сын будет банкиром», — подумал про себя я.
И вот – бывший студент, не подающий никаких надежд – сидит напротив, нога на ногу, в тёмно-сером костюме от Борелли. На запястье – «Улисс Нардин»; на пальце – золотой перстень. Подтянутый, холёный и гордый, Макс хитро щурится в мою сторону и будто бы читает мысли:
— Рассказать, кем стал?
И на его фоне – уставший, невыспавшийся, в домашнем халате – чувствую себя Ачилем.
— Может, слышал по телевидению или читал из газет о смерти главного акционера российской нефтегазовой компании? Юрий Попов. «БиПи-Групп», — приняв молчание за знак согласия, начинает бывший однокурсник, и мне ничего не остаётся, кроме как приземлиться на свободное место и неуверенно вспомнить:
— Отец сотрудничал с ним некоторое время. Ещё до того, как…
— Так вот, — перебивает; тянет паузу, следит за глазами и всё-таки признаётся: — Я занимал пост заместителя.
Но я не выдаю эмоций, хотя и успел предположить,
кто способствовал смерти Попова.
— Ты не подумай! — оправдывается. — Ты же знаешь – я и мухи не обижу. Просто стечение обстоятельств. Не самое удачное для Юры, конечно, но… Но в этом есть и свои плюсы, чего уж лукавить. И – как ты уже, наверное, догадался – на протяжении последних шести лет пост президента компании занимаю именно я.
И вправду – в этом есть плюсы. Только
своих я пока не вижу.
Безразлично пожав плечами, мол, «рад, что ты рад», поднимаюсь с места, чтобы вызвать лакея и заказать алкогольный напиток. При этом успеваю подумать, что в последнее время слишком пристрастился к спиртному… Но однокурсник тут же понимает намерения и спешит меня остановить:
— Не надо, не зови. Я буквально на пару минут – хотел стать сюрпризом. И, судя по твоему внешнему виду, мне это удалось, — беззлобно улыбается, но это вызывает лишь раздражение. И только теперь, кажется, понимаю, что испытывали Стив и Ачи в момент нашей встречи. — Ну, и по делу, — подаётся вперёд, и, наконец, переходит на серьёзный тон: — Слышал, «Фостер Индастриз» заинтересована в разведке юго-запада норвежского сектора Баренцева моря. Как и «БиПи-Групп». Как и ещё одна российская компания – «Ойлтэк». И сейчас, во времена низких цен на нефть, важно подумать о сотрудничестве. О совместном участии в расходах для более экономичной геологоразведки. Для этих целей уже разработан проект строительства платформы «Деймос», которая будет сконструирована специально для работы в тяжёлых климатических условиях Арктики. Семьдесят процентов «Деймоса», как оператору месторождения, принадлежит «БиПи-Групп», то бишь – мне, — Макс на секунду замолкает, чтобы я переварил информацию и приготовился к цели визита, которую он тут же выкладывает: — И я готов с тобой поделиться.
И я автоматически забываю и про Ачиля, ожидающего приговора за убийство Нормы и покушение на меня; и про Краша, с которым необходимо налаживать контакт и приучать к семейному бизнесу; и про Келли, которую нужно удачно выдать замуж, чтобы не потерять лидерство в компании; и про Джона, о котором я забыл почти сразу после телефонного разговора с Крисом.
Я слишком захвачен перспективой будущего сотрудничества.
— По глазам вижу – заинтересовал, — улыбается Бессонов, встаёт с кресла, опускает руку в нагрудный карман пиджака и протягивает визитку. — Пара минут прошла – пора и честь знать. Остальное предлагаю обсудить в более… деловой обстановке.
И прежде, чем он скроется за дверью, задаю вопрос, крутившийся в голове с самого начала:
— Неясно только, зачем ты выцепил меня в Нью-Йорке вместо того, чтобы обговорить всё с Томпсоном.
— А Томпсон – это…?
— Заместитель.
— Видишь ли… С некоторых пор я не доверяю заместителям.
* * *
Не опасаясь быть пойманным врасплох, я не имел привычки запирать дверь в кабинет, когда ко мне приходила секретарша Томпсона. Достаточно было того, что в приёмной сидела Лиза и через громкоговоритель оповещала о званных и незваных гостях. Так, она оповестила о Сьюзен, вызванной мной якобы для дела. И хотя большинство сотрудников прекрасно знало, какие отношения связывали высшее руководство с секретарём заместителя, мы старательно играли свои официальные роли.
В тот раз она пришла якобы для дела, как всегда захватив с собой синюю папку. Как всегда, положила её на край стола, подошла ближе, развернула кресло – а вместе с ним и меня – от двери, игриво провела пальцами по ноге и остановилась в области паха. И пока шаловливая рука девушки стимулировала половое влечение, никто из нас не заметил загоревшуюся и тут же потухшую красную лампочку на телефоне, свидетельствующую об отмене входящего вызова. Да и о какой лампочке может идти речь, когда вслед за интимным массажем Сьюзен как-то неловко, но быстро расстегнула ширинку? И в тот момент, когда она опустилась на колени, а я повелительно пригнул её голову, надевая ртом на привставший член, за спиной послышалось робкое:
— Уилл?..
Увлекшись процессом, мы и не заметили, как вошла Норма. А если бы заметили, было уже поздно. Обиженная и униженная, она не стала выяснять отношения и пулей вылетела из кабинета, а я, вопреки её ожиданиям (и ожиданиям Сьюзен, полагаю), не кинулся вдогонку.
Вечером того же дня, не изменив своим правилам приходить раньше одиннадцати, я не застал супругу в спальне. Дворецкий услужливо указал на дверь соседней комнаты.
— Не спишь? — бесцеремонно включив свет, холодно поинтересовался у жены, лежащей под одеялом и при появлении блудного мужа укрывшейся по самую голову. — Не спишь. Хорошо, — подошёл ближе, отогнул уголок с её лица, и пока Норма не успела спрятаться снова, стыдясь то ли меня, то ли себя, агрессивно спросил: — Будем говорить об этом?
— Нет…
Меня это устраивало.
— А о разводе?
Который мне был невыгоден, во-первых, потому что мог лишиться поддержки мистера Плеттера – её отца, сыгравшего не последнюю роль в становлении «Фостер Индастриз»; во-вторых, не все дороги были открыты холостякам. Тем более разведённым. Тем более по причине измены. И, наконец, в-третьих – пришлось бы делить совместно нажитое имущество поровну, несмотря на то, что Норма была, что называется, домохозяйкой.
Но в ответ немое молчание.
— Не слышу!
— У нас… будет ребёнок… — нехотя всплыла причина, по которой Норме развод был также невыгоден.
* * *
— Эта платформа будет давать до ста тысяч баррелей в день, — подзывая официанта, заканчивает рассказ Бессонов, смакует сигарный дым и выдыхает его уголком рта. — Неплохо, правда? А первоначальная сумма заказа на строительство составит всего девятьсот миллионов евро.
— Первоначальная?
— Уловил, — усмехается. — В этом и риск, — легонько касается сигарой пепельницы, и пепел тут же опадает. — Сумма весьма условная и впоследствии может значительно вырасти. В три, в пять раз – пока неизвестно. Именно поэтому нам нужен третий партнёр.
Протягивает банковскую карточку подошедшему официанту, и пока тот "прокатывает" её через мобильный терминал, достаёт из внутреннего кармана пачку денег, вытягивает из неё всего сто долларов и оставляет их на столе.
— Что ж, мне всё понятно, — заключаю я, и мы одновременно встаём со своих мест и принимаемся застёгивать пиджаки. — Предложение сомнительное, но от этого не менее заманчивое. Хотя я так и не услышал, какой долей платформы ты готов поделиться.
— Ровно половиной. Тридцать пять процентов против тридцати «Ойлтэка».
— Папа! Я не хочу сидеть в машине!
Синхронно оборачиваемся.
Неуклюже оббегая столики, девочка лет пяти семенит перед шестифутовым мужчиной, в общем-то и не пытающимся её догнать. И это, наверное, выглядело бы настораживающе, если бы в чёрном костюме и прикреплённому к его уху микрофоне не угадывался личный телохранитель, что, впрочем, не помешало им собрать на себе больше небезразличных взглядов, чем Джексону после операции по осветлению кожи.
Сделав шаг навстречу, Макс, словно она ничего не весит, подхватывает ребёнка на руки, и недовольная гримаса от сорванных планов сменяется искренней радостью, когда она обнимает его за шею и прижимается щекой к щеке.
— Не хочу, — отвернувшись от подошедшего следом верзилы-телохранителя, повторяет девочка ещё с большей жалостью. А тот, добродушно улыбаясь, непрофессионально оправдывается:
— Я сделал всё, что мог.
Но Макс и не думает его отчитывать. Для него сейчас вообще, кажется, не существует ни меня, ни непутёвого охранника, ни толпы толстосумов вокруг – только курносая малышка на руках. И он подтверждает догадки тем, что начинает говорить по-русски то ли потому, что девочка не знает английский, то ли понадеявшись на
моё незнание языка:
— Мы же договаривались, что ты дождёшься меня в салоне. К тому же, я почти закончил дела и собирался к тебе. Что я обещал купить, если бы ты потерпела?
— Большую куклу!
— Ну, всё – теперь только маленькую.
— Не думал, что в нашем бизнесе целесообразно быть молодым папой, — вклиниваюсь в беседу, вынуждая однокурсника спуститься с небес на землю. — Ну, ты понимаешь – вокруг столько недоброжелателей. Иной раз тяжело уследить даже за взрослыми детьми. Что уж говорить о малышах.
И теперь, когда Бессонов, лишившись превосходства, смотрит на меня с подозрением и не пытается язвительно улыбаться, чувствую себя в своей тарелке.
— Я знаю об этом, Уилл. А недоброжелатели знают, что если тронут мою дочь, будут иметь дело со мной.
Теперь язвительно улыбаюсь я.
— Мисс, позвольте представиться, — с лёгким акцентом, не выговаривающим букву "р", перевожу взгляд на притихшую девочку. — Меня зовут Уильям, но для вас просто Вилли.
— Так зовут моего щенка!
Ну, спасибо… И снова
его очередь насмешливо скалиться.
— А я Алиса, — отзывается Бессонова. — Но для вас просто Алиса Максимовна.
— Элис? — дразню.
— Алиса! Как в сказке!
Макс неуместно нервничает. Не выпуская из своей ладони маленькую ручку, он ставит дочь на пол и торопится распрощаться:
— В общем, об остальных формальностях поговорим на следующей неделе, в Москве. Можешь сразу брать своих заместителей. И заместителей своих заместителей… И если придём к компромиссу – в тот же день и подпишем. Осталось только выбрать тот самый день… Как насчёт понедельника?
— Созвонимся.
И он, не оборачиваясь, спешит покинуть ресторан вместе с телохранителем и дочерью, которая, и без того не поспевая за широкими шагами отца, оглядывается через плечо и машет на прощание рукой.
