Предел прочности

- Всё готово, – произнёс ассистент, глядя на своего начальника. Мужчина в белом халате, стоявший у стеллажей с препаратами, бросил пренебрежительный взгляд через плечо и чуть заметно кивнул. Ассистент набрал в шприц прозрачную жидкость из маленького флакона и бережно положил его на полотенце. Вокруг на специальных передвижных подставках были разложены всевозможные медицинские приспособления, ампулы и пробирки. Посреди комнаты с блестящими белыми стенами стоял операционный стол. К нему кожаными ремнями был привязан взрослый обнажённый мужчина. Хирургические лампы лили свой беспощадный стерильный свет вертикально сверху вниз; не позволяли полностью раскрыть веки, пронизывали мозг острой, как игла, болью. Мужчина щурился, пытаясь разглядеть, что творилось вокруг. Ему было страшно, но понятие паники было ему незнакомо. Морской пехотинец, бывший капрал Джон Гримм из отряда специального назначения умел противостоять физической боли. Умел купировать её как ненужный атавизм, который мешал выполнению задачи. Ещё от боли спасали транквилизаторы, но сейчас надеяться на них было бы глупо. А то, что боли будет много, он понимал отчётливо и ясно, ведь, если приглашаешь человека на чай, то не привязываешь его ремнями к столу. Боковым зрением он различил чью-то спину в белом халате. С другого бока над ним возвышался типичного вида «ботаник». Сразу видно, он здесь не главный. А главный тот, от фигуры которого веяло какой-то удивительной безжалостностью. Той самой безжалостностью, присущей исключительно карьеристам-учёным. Спина в белом халате исчезла, уступив место вытянутому лицу с абсолютно бесстрастными холодными глазами и аккуратно уложенными светлыми волосами. Это был доктор Мэдиссон. Учёный, поставившей себе целью приблизиться по могуществу к самому богу. Он давно уже был вне закона за свои слишком бесчеловечные опыты, но всегда находились те, кто готов был платить большие деньги за его научные изыскания. Виктор Мэдиссон был властителем черепных коробок. Посредством изобретённых им препаратов он мог перекраивать чужие разумы так, как ему вздумается. Он сводил с ума подопытных сотнями, давно уже не объясняя это научной необходимостью. Даже самый развитый мозг после мозгового штурма доктора Мэдиссона превращался в бесполезное скопление серых клеточек. Он рассматривал человеческий разум в качестве посуды для микроволновки. Вроде бы не бьётся, но всегда найдётся такая точка, упав на которую, тарелка разлетится вдребезги. Нужно только нащупать эту ахиллесову пяту. Доктор этим и занимался. Нащупывал, надавливал, вскрывал. Тем, кому посчастливилось, погибали прямо во время эксперимента. Несчастные выжившие продолжали своё существование в качестве варёных картофелин и, терзаемые глубинными страхами, заботливо вытащенными доктором Мэдиссоном на поверхность, тоже надолго на этом свете не задерживались. Человек в белом халате окинул взглядом крепкую фигуру Джона. Задержался на зловещей татуировке на предплечье – черепе, объятом языками пламени, ехидно усмехнулся. - Три кубика, Орсон, - произнёс он решительно и начал натягивать перчатки. - Но.., - запнулся ассистент, зная, что такая доза может стать смертельной. - Никаких "но", - оборвал его начальник. - Ты разве не видишь? Этот парень крепкий орешек. Похоже, военный, причём, явно не секретарь у какого-нибудь генерала. Быстрое реагирование, или как оно у них называется? Таких тренируют безжалостно, делают из них машины для убийств, и один кубик его вряд ли возьмёт. А, заказчик – мистер Винсент – дал чёткие указания раздобыть всю информацию любыми способами. Или ты хочешь, чтоб я возился с ним вечно? Под фразой "любыми способами" подразумевалась мощная мозговая атака доктора Мэдиссона. Мистеру Винсенту было совершенно безразлично с помощью каких средств производится изъятие информации. Ему был важен конечный результат. И уж, конечно, он не обременял себя мыслями о чужих страданиях. Прозрачная жидкость влилась в кровяной поток и понеслась по направлению к мозгу. Сначала Джон не почувствовал никаких изменений в теле, но постепенно ему начало казаться, что кто-то вскрывает его череп, как консервную банку. Этих ощущений он не смог бы описать никакими словами. Чьи-то грязные руки залезли внутрь головы, начали перебирать извилины и вытаскивать на свет давние страхи и слабости, которые морской пехотинец так тщательно скрывал от себя и окружающих. *** Джон шёл из школы по пустынной улице. Небо и земля слились в единое чёрное беззвёздное полотно. Фонари обречённо качались, терзаемые сильным ветром. Дождь остервенело хлестал, подгоняя кутавшегося в промокшую куртку путника. Джон торопился, почти бежал, но ему казалось, что расстояние и не сокращается вовсе. Тёмные глазницы чужих домов провожали неприветливыми хмурыми взглядами. Парень мечтал поскорей добраться до своей уютной комнаты, укрыться одеялом и вздохнуть с облегчением. Внезапно чья-то неведомая рука ударила со стороны спины, проникла внутрь грудной клетки и что есть силы сжала сердце, заставив его на мгновение замереть. Через секунду пришло осознание страха. Того самого, граничащего с неконтролируемой паникой. Джон обернулся. Вдалеке в жёлтом круге фонарного света виднелась огромная фигура соседского пса, который терроризировал всю улицу, пока служба защиты животных не отобрала его у вечно пьющего хозяина. Эта зверюга пару раз пробиралась на задний двор семейства Гримм и даже чуть не отхватила Джону пальцы, когда тот попытался прогнать её палкой. Теперь же демон в собачьем обличии был абсолютно свободен в своих действиях и, кажется, узнал обидчика. Глядя прямо в глаза человеку, он начал медленно сокращать расстояние. Пасть оскалилась немыслимой злобной ухмылкой охотника, напавшего на след дичи. Джон почувствовал, как страх пробирает его до самых костей. Разум орал об опасности и посылал безответные импульсы ногам, так не вовремя прилипшим к тротуару. Очередной порыв ветра толкнул в грудь, и парень, опомнившись, бросился прочь. Дождь хлестал прямо в лицо, мешая дышать и смотреть широко раскрытыми глазами. Джон щурился и старался контролировать дыхание и расход сил, как учил их школьный тренер по американскому футболу. Но встречный ветер, казалось, был в сговоре с охотником, и стремительно сокращал шансы жертвы. Парень бежал, а улица всё не кончалась. Чужим калиткам и оградам не было конца. Джон уставал, но продолжал мчаться вперёд. Чудовище при желании могло догнать его в несколько мощных прыжков, но оно не спешило. Забавлялось с маленькой мышкой, попавшей в лабиринт. Вой играющего с добычей хищника мощным потоком разорвал дождливую завесу. Волосы на голове в прямом смысле слова встали дыбом. Нога предательски подвернулась, и парень кубарем полетел на асфальт. Для Джона, лежавшего в луже, секунды превратились в годы. Саднили ободранные ладони, а из разбитого носа капали крупные алые капли; мешались с дождём, ручейком стекая в водосток. Вой повторился с новой силой. Чудовище учуяло запах крови. Джона пробрал такой смертный ужас, что он не в силах был ни пошевелиться, ни обернуться. Он зажмурил глаза и стиснул кулаки, слыша за спиной приближающиеся гулкие прыжки. Казалось, ещё чуть-чуть и сама смерть обрушиться на него когтистыми лапами. Где-то справа в доме распахнулась дверь. Яркий свет разрезал ночную тьму священным клинком. Отчаявшееся сердце вдруг наполнилось радостью. Порция спасительных сил заставила ноги оттолкнуться от земли и внести своего хозяина в дом. Дверь захлопнулась и тут же содрогнулась под мощным ударом.