Одесские рассказы Джонни Ватсенберга

В один из погожих летних дней отставной военный эскулап Джонни Ватсенберг заглянул в госпитальную лабораторию, дабы перетереть с Шерли Холмсевичем, шоб вместе снять квартиру у тёти Марты. Не, ну, какой еврей не хочет сэкономить немножко денег? Холмсевич гордо восседал на табурете, аки царь возвышавшейся на столе горы пробирок и мензурок, и свысока взирал на опиравшегося на трость невысокого субъекта среднестатистической наружности. Увидев вошедшего, он холоднокровно продолжал потрошить лягуху, всем своим видом демонстрируя исключительную важность своего занятия и себя, единственного и неповторимого. «Ну, может, вся Одесса вас и знает, а я, так вижу в первый раз», — подумал Джонни и с независимым видом стал разглядывать интерьерчик помещения, плюя с высокой колокольни на самовлюблённого красавчика. — Кавказ или Балканы? — решил сразить медика своей дедукцией кучерявый Шерли, которого тоже давила жаба в одиночку оплачивать аренду апартаментов. — Таки да, Кавказ, — ответил, слегка огорошенный Джонни. — А откуда… — От верблюда. Тётя Фира всё об вас рассказала. Очень рекомендовала вас как весьма начитанного и написанного человека из хорошей семьи. Я тоже из очень приличной старой одесской семьи, поэтому буду каждый день играть на скрипочке, как того хотела моя мамочка. Могу долго и нудно трындеть и столь же долго и нудно молчать. А у вас какие дурные привычки? Будущие соседи должны знать все закидоны друг друга. — Азохен вей! Вы так спрашиваете, как будто замуж меня берёте, — сморозил Джонни. — Хм, я об этом не думал, но обещаю рассмотреть вашу кандидатуру в числе прочих, когда созрею жениться, — гордо тряхнув кудрями, ответил Шерли. — Однако боюсь, раввин нашей синагоги будет иметь возражения. За окном раздался гудок автомобиля, и Холмсевич, накинув на шею своё щегольское белое кашне, прошествовал к дверям. — Эй, так как насчёт хавиры? — бросил ему след Ватсенберг. — Бени Крика 221 Б сегодня вечером, тащите свои шмудочки, — обернувшись в дверях, с лучезарной улыбкой ответил Шерли. Обалдевший Джонни ещё долго стоял посреди лаборатории и думал, за что ему такое счастье сероглазое привалило. Из открытого окна донёсся голос водителя: — Шерли Виллевич, кудой? — Тудой, — раздался сочный и зычный голос нового соседа. — Ты, как впервые замужем. Наверняка пристав велел доставить меня в участок. Так чего спрашиваешь? Надо признать, Шерли говорил мало, но Шерли говорил смачно. Когда Джонни с двумя скромными баулами приехал на улицу Бени Крика и интеллигентно постучал в дверь молоточком, ему открыла пожилая тётя Марта Хадсон, монументальная, как свиток Торы. Она провела его через гостиную, где посреди царившего творческого бардака восседал в кресле Шерли в плюшевом домашнем халате, на третий этаж в небольшую уютную спаленку с видом на море и обратно. — Молодой человек, у меня приличный дом. И я попрошу вас строго придерживаться нескольких правил: не курить, не сорить, не материться и девушек не водить, — сурово заявила тётя Марта. — Я не курю, блюду чистоту, ну, а матом я не ругаюсь, я на нём разговариваю, — с улыбкой на лице ответил отставной козы барабанщик, пардон, отставной военный лекарь. — А как насчёт парней, тоже нельзя? Дабы не отвечать на провокационный вопрос, хозяйка предпочла ретироваться. Разложив нехитрые пожитки по шкафам, Ватсенберг спустился в гостиную погутарить с Холмсевичем о разделе сфер влияния в местах общего пользования (проще говоря, в кухне, ватерклозете и ванной комнате), однако не успел. Поскольку с внезапностью рояля в кустах в квартире появился пристав Лестрейд по кличке Моня Артиллерист. Он действительно когда-то служил в артиллерийских войсках и из-за этого был туговат на ухо. — Я имею вам сказать пару слов, — начал пристав. — Ну, и шо это за пара слов? — флегматично поинтересовался Шерли, пыхтя папироской и стреляя в стену холостыми и совершенно одиночными патронами. — На Молдаванке нашли новый труп. Это женщина в тошнотворно розовом платье. Судя по всем признакам, она тоже выпила эту отраву добровольно. — Ну, и шо я с этого буду иметь, кроме счастья, шо у кого-то случилось горе? — спросил Холмсевич. — Раскроете это дело, и получите полицейскую пролётку с мигалкой в единоличное пользование, — посулил ему Моня. — Ладно, Моня, будем посмотреть, — выпроваживая пристава, ответил Шерли. Вытолкав за дверь служителя Фемиды, Шерли возрадовался: — Эх, будет у меня сегодня чудный моцион, да ещё за казённый счёт. — Пардон, так это — то, чем вы зарабатываете себе на жизнь? Вы местный Пинкертон? — поинтересовался доктор Ватсенберг. — Нет, это я так, плюшками балуюсь, а на жизнь зарабатывает мой брат. У него есть один небольшой гешефт. Я иногда решаю его проблемы, а он выделяет мне немного денег. Сегодня дел у Холмсевича было по горло. Прежде всего, нужно было изловить зловредного отравителя, так что увязавшийся за ним отставной военный врач был ему нужен, как зайцу пятая нога. Но, что поделаешь, ежели работник красного креста предложил угостить его ужином, и меркантильный Шерли, пользуясь неосведомлённостью нового соседа, повёл его в самый дорогой ресторан Ирэны Адлер-Задунайской на Молдаванке, где и раскрутил по полной программе, заказав заливную осетрину, чёрную икру и фазана, фаршированного оливками. Надо сказать, что у пани Ирэны можно было заказать вечером не только вкусной еды, но и девочек на любой вкус. В разгар трапезы Холмсевич сорвался с места, оставив Джонни расплачиваться по астрономическому счёту. Но тот, кинув пачку денег, поспешил за ним, забыв, как хромать. — Эх, не догнали. Зато согрелись, — засмеялся Холмсевич, когда из-за слабой дыхалки они не смогли угнаться за двуколкой злодея. Он наклонился и поднял с булыжной мостовой нечто круглое и воздуха не озонирующее. — Ничего, по составу экскрементов его кобылы я вычислю, где находится ее стойло. Возвращайтесь домой, а я поеду в лабораторию. Нет, ну, Ватсенберг многое в жизни повидал, вправляя вывалившиеся кишки и штопая вспоротые животы на войне, но чтоб вот так после ужина, разминая пальцами, нюхать и разглядывать лошадиное дерьмо, так это надо было иметь железный желудок. Таки этот Холмсевич был интересным персонажем. Шерли свистнул, подзывая извозчика, а Ватсенберг решил пройтись домой пешком. Чем дальше он уходил от перекрёстка, на котором они расстались с Холмсевичем, подозрительно быстро поймавшем извозчика, тем муторней у него становилось на душе. Что-то явно было не так. Вскоре он решил догнать Холмсевича и тоже поймал извозчика. Он настиг их у Ланжерона в тот момент, когда бедный Шерли уже готов был под угрозой дружелюбного дула Люгера проглотить мутно-белую жидкость, явно изобилующую сивушными маслами и прочими вредными примесями. Джонни доказал, шо он не пальцем деланный, застрелив злодея с пятидесяти шагов из своего Браунинга. Прибывший вскоре на место происшествия пристав Лестрейд, посмотрев документы убитого, провозгласил: — Иван Петров. Хм, москаль, — пристав покачал головой. — Какое страшное самоубийство…