Жизнь пролетает моментально, А мы живём, как будто пишем черновик, Не понимая в суете скандальной, Что наша жизнь — всего лишь только миг. Мы ссоримся, друг друга обижаем, Размениваемся по мелочам, И улетаем друг от друга, уезжаем, И некогда остановиться нам. Не будет время исправлять ошибки, Жизнь быстротечна, словно горная река, И как порою не хватает нам улыбки, В надежде тянется к руке рука, А мы галопом пролетаем мимо, Опомнись, милый друг, остановись! Не ценим этот миг неповторимый С названием красивым, ёмким — жизнь. Людмила Бугрова
Плеск вся извелась, пока нарезала круги по душной детской. Тёмно-серая Клыкозубка, недавно заглянувшая к ней, чтобы успокоить, беспрестанно повторяла одно и то же, от чего страх только сильнее вспыхивал в душе полосатой королевы: — Вот увидишь, с Родничком всё хорошо, он жив и здоров! «Если бы оно было так…» Плеск злилась, злилась до невозможности — на своего неугомонного сыночка, который постоянно норовил куда-нибудь убежать, но в первую очередь на себя, ведь она не доглядела, она ненадолго покинула детскую, дав малышу время ускользнуть! Да ещё и этот проклятый пожар… Едва Плеск, немного придя в себя, собиралась пуститься на поиски Родничка, как ушедший на охоту Гладкошкур, ещё ничего не знавший о пропаже сына, примчался обратно в лагерь и заявил, что видел дым на территории Речного племени возле границы с Сумрачными котами. Плеск была настолько шокирована сообщением друга, что онемела, не в силах ничего ему объяснить, — впрочем, такое состояние и до сих пор не отпускало её. От ужаса лапы полосатой кошки дрожали, а на сердце у неё с каждой томительной секундой становилось всё тяжелее; чутьё подсказывало ей, что Родничок попал в беду… Прибрежная Звезда, сохранявшая спокойствие в любой ситуации, распорядилась отправить два патруля на поиски сына Плеск, причём выпускать из лагеря саму королеву предводительница наотрез отказалась, объяснив это тем, что переживающая кошка запросто погубит себя, к примеру, не раздумывая бросившись за Родничком в самую гущу пожара. Многих котов заботило и распространение огня, но Гладкошкур пресёк на корню зарождавшуюся панику: — Ветер слабый, дует в сторону племени Теней, нам ничто не угрожает… — Направление ветра может измениться наравне с его силой, — бросила Прибрежная Звезда, задумчиво щуря светло-зелёные глаза. Наконец, она изрекла: — Приготовьтесь покинуть лагерь. Пятнонос, Припрыжка, выведите старейшин из палатки на поляну, Пыльца, присмотри за оруженосцами, а ты, Гладкошкур, останься со своей подругой. — Палевая кошка искоса взглянула в сторону глашатая, и Дождегрив, пронзительно заголосил: — Булыжник, Камушек, Мятнолапа, осмотрите всю территорию ближе к границе с племенем Ветра! Янтарь, Песчанник, Водокрыл, идите к Гремящей Тропе, возможно, наш котёнок сейчас именно там… «Нет, не думай об этом, не думай, не думай…» — Плеск нервно переминалась с лапы на лапу. Чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей, она принялась разглядывать темнеющее небо. Часть ярких звёзд скрылась за вереницей туч, медленно приближающихся к лагерю и направляющихся в сторону пожара. Свирепый ветер, завывая на разные голоса, трепал шерсть Речных котов, они, столпившиеся на тесной поляне, то и дело ёжились от холода. Никто больше не ощущал прежней жары. Когда отряды отправились осматривать местность, Плеск юркнула обратно в детскую. Королева успела не раз пожалеть, что не пошла вместе с ними; неведение стало её верным спутником на ближайшее время, и оно же заставляло её сердце волноваться, тревожно стучать в предчувствии плохих новостей. Ей казалось, будто она как наяву слышала, что её единственный сын, чьё появление на свет они с Гладкошкуром так ждали, истошно звал на помощь, а рядом не было никого… «Я виновата, только я», — стучала в голове Плеск одна и та же мысль, словно дятел по дереву. — Плеск, что с тобой? Плеск! — воскликнул Гладкошкур. Его подруга с трудом заставила себя вернуться в реальность, и звуки с поляны снова непрекращающимся потоком хлынули в её уши. Плеск помотала головой и увидела Гладкошкура, который, как и испуганная Клыкозубка, склонился над упавшей королевой. Плеск сама удивилась, осознав, что не удержалась на лапах, однако её друг находился здесь, с ней, и от того на душе королевы было намного легче, пусть переживания за Родничка и не исчезали насовсем. — Подождите, я приведу Росянку! — Клыкозубка метнулась к выходу из детской. Гладкошкур, прижавшись боком к боку подруги, горячо зашептал ей на ухо: — Не волнуйся, милая, с Родничком всё будет в порядке. Разве сердце не подсказывает тебе, что он жив? Плеск промолчала. Мать всегда могла почувствовать опасность, угрожающую её чаду, но то, что ощущала она, ей не нравилось. Это был дикий, необузданный страх, и полосатая кошка порою терялась, не зная, чей он, — её или сына. Воин слегка отстранился от подруги, помогая ей подняться: — Выйдем на свежий воздух? Сил спорить с другом у Плеск не осталось, поэтому она послушно поплелась за ним; на пороге детской их встретили Росянка в сопровождении нервной Клыкозубки. — Что случилось? — деловито поинтересовалась кремовая кошка, обнюхивая шерсть Плеск, но той было ровным счётом всё равно, ибо мысли королевы витали далеко от того, что происходило вокруг неё. — Она упала без сил, — пробормотал Гладкошкур, неотрывно следя за действиями целительницы. — Всё ясно, — протянула Росянка, и облегчение отразилось на её морде. — Ты просто перенервничала, Плеск, ничего страшного. Хорошая доза ромашки поможет тебе успокоиться… «Я успокоюсь лишь тогда, когда увижу своего сына, живого и здорового», — подумала Плеск, но вслух ничего не решилась сказать. Время тянулось мучительно медленно, словно по капле. Ромашка была горьковата, но сносна, и Плеск нехотя прожевала нужную порцию, вот только эффекта от неё не наблюдалось. Гладкошкур сидел вместе с Плеск у детской, не отходил от неё ни на шаг и всё шептал ей разные утешительные слова; его подруга оставалась глуха к этому. Плеск огромным усилием воли отгоняла от себя жуткие картины возможного будущего, но тут же невольно рисовала в мыслях новые, ещё страшнее. Королева вздрагивала от каждого шороха, шёпота, прокатывающегося по толпе котов, которые слушали ветер и молились звёздным предкам, чтобы огонь не повернул в сторону лагеря. Погода заметно нахмурилась, но пока не обрушила на Речное племя ни ураган, ни град; Плеск была бы рада самому сильному ливню, ведь вода потушила бы полыхающий на границе пожар. Её сердце бешено колотилось, частота ударов то слабела, то резко возрастала. Гладкошкур же держался невозмутимо, как бы подавая Плеск пример. «Если Родничок пострадает, я никогда себе этого не прощу». Неожиданно новая светлая мысль проскользнула в её сознании, как лучик солнца сквозь тучи: возможно, она просто поддаётся страхам, и Родничок, до того беспечно гуляющий где-нибудь у озера, бежит домой в сопровождении соплеменников, очень расстроенный, что его очередная авантюра не удалась, но невредимый? Плеск чуть-чуть успокоилась, расслабившись, что не укрылось и от Гладкошкура. Тёмно-бурый кот, пряча улыбку, теснее прижался к подруге, уткнувшись носом в шерсть на её плече; тепло моментально разлилось по телу Плеск, она прикрыла глаза, отдаваясь во власть этим дарующим сладость прикосновениям… — Смотрите, идут! — взволнованно воскликнул кто-то из соплеменников полосатой кошки. Плеск подскочила, и Гладкошкур поспешно отпрянул от неё. Оба родителя, подгоняемые беспокойством, кинулись к выходу из лагеря, туда, где, шурша высокими камышами, цепочкой шли сразу оба посланные на поиски Родничка отряда. Светло-бурая шерсть Янтаря, что возглавлял второй поисковый патруль, сплошь пропахла дымом и гарью, а во взгляде его стояла душераздирающая тоска — Плеск не припоминала за обычно хладнокровным отцом ничего подобного. Её догадки прервал возглас: «Мама!». Путаясь под лапами Янтаря, в поле зрения растерянной Плеск попал Родничок. Её сын был счастлив до невозможности; бросившись к матери, он уткнулся заурчал так громко, что все соплеменники полосатой королевы, даже те, что заторопились к патрульным с другого конца лагеря, услышали это. Плеск склонилась над сыном и уткнулась носом в шерсть на загривке Родничка. Жив, слава Звёздному племени! От облегчения голова у Плеск закружилась. Гладкошкур, более не скрывая эмоций, чуть ли не расплакался от радости, обнимая сына хвостом; впрочем, и у матери Родничка на глазах прозрачными бусинами сверкали слёзы, которые она копила в течение всего того времени, пока ждала возвращения патрульных. — Всё хорошо, Янтарь? — напряжённо поинтересовалась Прибрежная Звезда, и поначалу Плеск не обратила никакого внимания на этот вопрос. Полосатый кот упорно молчал; было совершенно неясно, в чём заключалась причина его паршивого настроения, и такое поведение Янтаря не на шутку взбесило Плеск. Родничок цел, почему бы не порадоваться вместе со всеми? Зачем вечно портить окружающим праздник? Королева не сразу заметила, что скорбь читалась не только в бездонном взоре её отца, а также и на мордах большинства патрульных. Янтарь ответил предводительнице бесцветным голосом: — Мы нашли Родничка неподалёку от огня, и он передал нам, что его спасла Ледяная Ярость, а сама… Сама погибла. Плеск вскочила, будто ошпаренная, и не выдавила из себя ни звука — то, что сказал Янтарь, на миг заставило её потерять дар речи, однако королева не собиралась так быстро верить патрульным. — П-погибла? А… — пробормотала она, растерянно глядя на Родничка. — Я застрял в ежевике, — пристыженно пискнул котёнок, опустив взгляд вниз, и поражённая Плеск еле разобрала его слова. — Огонь окружил все-все кусты на границе. Ледяная Ярость… вытащила меня, когда ещё оставалась узкая прореха в пламени, через которую можно было проскочить. Тут дерево, горящее дерево упало прямо на нас… Я успел отпрыгнуть в сторону и выбрался из огня, а она… Дерево преградило Ледяной Ярости дорогу. Я попробовал к ней подобраться, но у меня не получилось. Больше её не видел… — Котёнок весь дрожал, его голубые глазки блестели отчаянием. Вздох вырвался из пастей Речных котов. Клыкозубка, вырвавшись вперёд, чтобы лучше расслышать рассказ Родничка, выглядела до глубины души потрясённой этой ужасной новостью. — Как же так? — сорвалось с уст старейшины Космача, бывшего сварливого наставника Ледяной Ярости, в жёлтых глазах которого светилось неверие, и произнесённая им фраза накрепко засела в голове Плеск. Она машинально погладила Родничка хвостом по спинке, почувствовав рядом присутствие резко помрачневшего Гладкошкура. Друг Плеск, неслышно подойдя к подруге сзади, прижал её к себе и холодно процедил: — Вы обнаружили тело, раз делаете такие выводы? — Нет! — рявкнул Янтарь, и в его глазах зажглась настоящая злоба. Впрочем, он мгновенно взял себя в лапы: — Кругом всё полыхало, о чём ты вообще говоришь? Мы при всём желании не подобрались бы к ней… Плеск прекрасно понимала: отец резок, потому что ему тоже нелегко — нелегко признать, что он потерял одну из дочерей, что он не смог даже попытаться вызволить Ледяную Ярость из огня… — Она точно не выбралась бы самостоятельно? — севшим голосом спросила Клыкозубка и уставилась на Янтаря с такой мольбой, что тот нехотя отвёл взгляд в сторону. Родничок опять заговорил — на этот раз громче и твёрже: — Понимаете, дерево, ну, то, которое упало, оно как бы заперло Ледяную Ярость внутри пожара. Ей некуда было деваться… Я сам с трудом унёс оттуда лапы, — Плеск, не сводившая глаз с сына, хорошо ощутила, как Клыкозубка вздрогнула, а затем испустила судорожный вздох. В подтверждение своих слов Родничок зашёлся в кашле, и Плеск бросилась вылизывать ему грудку, чтобы облегчить дыхание. От неё не укрылось, что котёнок был очень удручён, а также сильно нервничал, пристукивая полосатым хвостиком по земле. Родничок, сам того не заметив, разбил последнюю надежду Плеск — она знала, что сын не сочинял и не преувеличивал, ведь он сам видел всё произошедшее. Вина всколыхнулась в душе королевы с утроенной силой; никакое успокоительное не сдержало бы её рыданий, они вырывались наружу, как реки из берегов. Плеск прокручивала в уме всё, что когда-либо случалось с её сестрой, — слабой, странной и замкнутой, никогда не походившей на нормальную Речную кошку. Она вспомнила, как вместе со многими оруженосцами дразнила сестру, бывшую когда-то ученицей Снеголапкой, как столкнула её в воду с валуна, их короткую драку на границе, закончившуюся для Ледяной Ярости тяжёлой травмой; вспомнила, как на очередном Совете, уже став воительницей племени Теней, та отвергла её, не желая выслушивать поток нелепых, жалких извинений, которые ни-че-го бы не смогли исправить… Плеск вмиг оказалась рядом с Клыкозубкой, Родничок, чуть помедлив, последовал за матерью. Тёмно-серая кошка как-то отрешённо прижалась щекой к щеке Плеск, стараясь успокоить её, хотя сама пребывала на грани срыва. Захлёбывающаяся собственной болью королева понятия не имела, что именно заставило её броситься к соплеменнице в поисках поддержки — наверное, то, что Клыкозубка в какой-то степени считала их с Ледяной Яростью своими детьми. Плеск так и не поговорила с сестрой, как хотела, и пускай для неё их ссоры остались в прошлом, она знала: Ледяная Ярость ничего не забыла и по-прежнему была на неё обижена. Теперь Плеск винила себя за всё — и за упущенный шанс, и за то, что позволила сыну сбежать из лагеря, ведь если бы не она, Ледяная Ярость осталась бы жива… — Думаю, племя Теней обнаружило пропажу Ледяной Ярости и само позже найдёт труп. — Плеск почему-то захотелось наброситься на Прибрежную Звезду — ровный тон предводительницы донельзя раздражал полосатую королеву. — Ветер не изменился, мы можем быть абсолютно спокойны. — Предупредим соседей…? — осторожно спросил Дождегрив. Судя по необыкновенно мрачному виду глашатая, и для него смерть Ледяной Ярости что-то, да значила. — Каким образом? — скептически хмыкнул Булыжник. — На границе бушует пожар, без риска его не обойти! Или ты предлагаешь нам по воздуху лететь? Дождегрив сузил голубые глаза, и нахальный серый воин, напротив, под его тяжёлым взором растерял весь пыл. — Можно пойти в обход, и если будем действовать быстро, то… — Что ж, тогда ты туда и отправишься, — отрезала Прибрежная Звезда, похоже, не до конца одобрившая идею Дождегрива и в то же время принявшая решение не спорить с упорным котом. — Забери с собой Камушка. Дождегрив, коротко кивнув палевой кошке, помчался к выходу из лагеря, а легколапый Камушек опрометью кинулся за глашатаем. Плеск чудом удалось прийти в себя. На спину ей шлёпнулось несколько прохладных капель — начался мелкий дождик. Вскоре крохотные капельки забарабанили по пожухлым листьям деревьев и кустарников, обагряя траву и засохшие камыши, даруя им долгожданную влагу. Тучи принесли в лес прохладу, которой так не хватало всем его обитателям, и в воздухе повис запах бодрящей свежести, мгновенно наполняющий лёгкие… Но Плеск была чужда к радости соплеменников. Она видела в дожде нечто другое: ей казалось, будто сами небеса прослезились, оплакивая её сестру. Ни один кот в Речном племени, даже самый оптимистичный, больше не надеялся на то, что Ледяная Ярость выжила, — такой исход опровергли и патрульные, и Родничок. Плеск с горечью понимала, что все обстоятельства сложились против её сестры: Ледяной Ярости помешало упавшее дерево, отряд Янтаря не подобрался к ней из-за пламени, дождь начался слишком поздно, чтобы позволить ей спастись… Дождегрив и Камушек всё не возвращались, хотя давным-давно покинули лагерь. Путь в обход озера был не близок, и глашатай наверняка прилагал все усилия, чтобы быстрее добраться до племени Теней. Плеск, Гладкошкур и Родничок расположились на краю поляны, под кустом боярышника, защищающим их от косых струй, — дождик перерос в буйный ливень; неподалёку от них сидела Клыкозубка. Все четверо хранили молчание, но, как считала Плеск, думали об одном и том же. Камыши, прикрывающие вход в лагерь, вновь расступились, и мокрый Дождегрив на всех парах ворвался в лагерь одновременно с Камушком. Речные коты все как один повернули к ним головы, а Прибрежная Звезда замерла напротив глашатая, внимательно глядя на него. — В племени Теней забеспокоились насчёт пропажи Ледяной Ярости ещё до того, как мы к ним заглянули, — отдышавшись и отряхнув шерсть, поведал серый кот. — Пожар не коснулся их, поначалу о нём никто не догадывался, потому что все собрались в лагере и не приближались к Гремящей Тропе. Дым дополз до Сумрачных котов раньше нашего с Камушком появления, тогда Ослепительная Звезда отправила отряд к границе, и мы решили дождаться его возвращения. В общем, от былого пожара почти ничего не осталось, благо ливень помог, но… обнаружили тело. — Дождегрив вздрогнул, очевидно, вспоминая, как Сумрачные воины со скорбными мордами заносили на поляну труп Ледяной Ярости. Плеск передёрнулась, подавляя подступившую к горлу тошноту; Гладкошкур, заметив это, крепче обвил хвостом её бока. — Благодарю, Дождегрив, — безэмоционально обратилась к глашатаю Прибрежная Звезда. — Расходимся, Речное племя! Нам всем пора спать. Коты загалдели, обсуждая события минувшего вечера, и двинулись к палаткам. Плеск не тронулась с места — после такого спать ей не хотелось абсолютно. — Мне надо сходить к озеру. — Собственный голос показался полосатой кошке сухим и безжизненным, как пустынная почва. Сейчас она нуждалась в одиночестве больше, чем в чём-либо другом, поэтому собиралась уйти немедленно. — Ты уверена? — удивился Гладкошкур. — Не лучше ли дождаться утра? — Не волнуйся, ливня я не боюсь, а от огня уже ничего не осталось, да я туда и не пойду, — убеждала Плеск Гладкошкура, готовая к тому, что её друг будет возражать. Их сын, приняв до невозможности забавный серьёзный вид, выдал: — Я с тобой, мама. Плеск во все глаза уставилась на Родничка, но тот отнюдь не шутил. «Зачем ему это?» Насколько она знала, котятам было запрещено покидать лагерь. Прибрежная Звезда заслышала слова Плеск и уверенно зашагала к соплеменникам. Сурово взглянув на Родничка сверху вниз, так что котёнок съёжился от страха, она обратилась к Плеск: — Тебе обязательно тащиться куда-то на ночь глядя? — Я хочу побыть одна, — упрямо заявила королева и неожиданно для самой себя закончила: — А с Родничком ничего не случится под моим присмотром. Прибрежная Звезда на удивление легко согласилась с полосатой королевой. Гладкошкур заторопился к выходу из лагеря, но его подруга преградила ему путь хвостом: — Останься здесь, пожалуйста. — Но почему? — прошептал обескураженный тёмно-бурый воин. Плеск остро чувствовала: она хочет побыть в тишине и покое, чтобы поразмыслить над многим и полностью дать волю своим чувствам. Конечно, она оставила бы и Родничка в лагере, вот только малыш был настроен решительно и ни за что не оступился бы от своего желания. В конце концов, Плеск должна была разубедить Родничка, утешить, и она сделала бы это лишь вдали от дома, в том месте, где никто, кроме вездесущего дождя, не услышал бы их. — Мы идём одни, прости, — как можно ласковее сказала Плеск Гладкошкуру, — не тревожься за нас. — Её голос дрожал, но она постаралась вложить в него как можно больше уверенности. Гладкошкур сдался. Подождав, пока его подруга и сын скроются из глаз, кот нырнул под ветви воинской палатки и скрылся из глаз. Плеск неторопливо шла позади унылого Родничка. Холодная вода лилась ей на спину с камышей и кустов боярышника; полосатая королева не останавливалась и не заостряла на этом внимания. Плеск беспокоила лишь боль, что поселилась в её душе с того самого момента, как убитый горем Янтарь сообщил ей весть о гибели Ледяной Ярости. Её никогда не отпустит вина за случившееся, и никогда не ослабнут безжалостно терзавшие её угрызения совести… Наконец, впереди тёмным полотном засияло озеро. Нависшее над ним чёрное небо с одной стороны заслонили тучи, а с другой — густые клубы дыма, рассеивавшиеся по мере усиления дождя. Осторожно спустившись к берегу, Плеск застыла на месте, хвостом указав сыну на песок подле себя. Притихший котёнок обратился к ней шёпотом, словно боялся нарушить царившую кругом тишину, прерываемую только ударами хрустальных капель о листья кустов: — Зачем мы пришли сюда, мам? — Чтобы подумать… и поговорить. — Слова давались Плеск с трудом, но она знала: после беседы на душе у них обоих обязательно станет легче. Наблюдая за хмурыми небесами, она приметила, что ни призрачный лик луны, ни Серебряный Пояс по-прежнему не показывались из-за туч. «Я не увижу, зажглась ли среди своих ночных сестёр новая звёздочка…» — О чём? — недоумённо пискнул Родничок, с мнимым увлечением осматривая собственные лапки. — О том, что сегодня случилось, — Плеск подметила, как её сын вздрогнул. — Скажи, Родничок, что ты сейчас чувствуешь? — Я? — Родничок задумался. — Ну, мне почему-то нехорошо, — неожиданно признался котёнок, смущённо поведя ушками. Плеск обняла его хвостом: — Выскажи всё, что думаешь, ничего не тая. — Ладно… Если бы не я, то Ледяная Ярость не пошла бы спасать меня, — на одном дыхании выпалил Родничок и замолчал, уставившись прямо перед собой пустым взглядом. — А ещё мне её жаль. — И мне, сынок, очень жаль… — Сердце Плеск болезненно сжалось. — Помнишь, я говорила, что Ледяная Ярость приходилась тебе тётей? — Помню. Но почему она ушла от нас? — разочарованно пробурчал Родничок. — В прошлый раз ты мне так и не рассказала. Этого вопроса Плеск боялась больше всего, хоть и предугадала, что он обязательно прозвучит. Набрав в лёгкие побольше воздуха и собравшись с силами, она объяснила сыну: — Я виновата перед ней, Родничок, причём сильно… Она отличалась от наших соплеменников — ненавидела воду и терпеть не могла рыбу, — На этих словах голубые глазки котёнка округлились от непонимания. — Когда мы были маленькими, оруженосцы, в том числе и я, очень часто напоминали ей об этом, даже оскорбляли. Признаться, в ту далёкую пору моя сестра раздражала меня одним своим присутствием, и я часто срывалась. Однажды я пошутила над ней: в тот день нас учили плавать, а Ледяная Ярость никак не могла войти в воду — боялась. Тогда я подкралась к ней сзади и толкнула её с валуна прямо в реку… — Перед глазами Плеск один за другим проносились отрывки из её детства, и тягучее чувство сожаления вместе с ностальгией о былых временах сменяли друг друга в её душе. — После мы с ней подрались, наставники еле нас разняли; тем же вечером Ледяная Ярость ушла из племени, потому что ей надоело выслушивать обидные слова и придирки… У Сумрачных котов ей стало гораздо лучше жить. Пока Плеск приоткрывала любопытному Родничку часть собственного прошлого, малыш не издал ни звука, не смея перебивать мать. Вскоре тишина снова завладела берегом озера, и котёнок, заглядывая королеве прямо в глаза, протянул: — Вы с ней не помирились? «Как он догадался?» — Плеск озадаченно посмотрела на сына. Сообразив, что мама удивлена, Родничок беспечно пропищал: — Просто я заметил, что ты была расстроенная и… настороженная, что ли, когда Ледяная Ярость поймала меня на своей территории… «Наблюдательный у меня, однако, сын». — Плеск незаметно для Родничка сморгнула выступившие на глазах слёзы и согласилась с ним, опустив голову, словно ученица, опозорившаяся на последнем испытании: — Да, я не извинилась перед сестрой и всю жизнь буду об этом жалеть. Зато я хочу, чтобы по крайней мере один из нас не возлагал тяжкий груз вины на свои плечи. — Плеск склонилась над сыном и, глядя в его затуманенные грустью глаза, прошептала: — В том, что Ледяная Ярость погибла, виновата её судьба, Родничок, но никак не ты, запомни это, прогони прочь все дурные мысли… И впредь не сбегай от меня из лагеря, договорились? — Хорошо, мама. — На мордочке котёнка отразилось небывалое облегчение. Плеск не спешила уходить. Она велела сыну спрятаться от ливня, и Родничок уселся между передних лап матери — наружу торчала одна его голова с огромными чуткими ушками. Королева поглядела на себя, в воду, по чьей глади то и дело стремительно разбегались круги, ничего толком не рассмотрев из-за ряби. Но Плеск и без того прекрасно знала, что её мокрая полосатая шерсть облепила тело, усы поникли, а заплаканные глаза потускнели. Испустив вздох, Плеск мысленно обратилась к умершей сестре; и звук шлёпавшихся наземь капель, и далёкий грохот приближавшейся грозы стихли для неё, отойдя на второй план: «Не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, Ледяная Ярость, но я всё же скажу тебе то, что не успела, не осмелилась сказать раньше. Я виновата во многих твоих несчастьях — по моей милости ты ушла из Речного племени, из-за меня потеряла глаз. Я не заслужила прощения, ведь забывать обиды всегда сложно, и всё-таки…» Плеск моргнула, чувствуя, как внутри у неё что-то рушится от двух преисполненных сожаления слов, случайно вырвавшихся из её горла, — настолько тихо, что их можно было принять за игру ветра: — Прости меня… Родничок не расслышал этого: сморённый усталостью котёнок задремал, и мерное дыхание сына Плеск колыхало молодую травинку, пробившуюся из-под земли рядом с его лапками. Зато сама Плеск встрепенулась, стоило до боли родному запаху защекотать её ноздри. Переведя взгляд на озеро, полосатая кошка приметила ещё одно отражение рядом с собственным. Оно странно светилось, искрилось тысячью звёзд, вплетённых в шерсть кошки, стоявшей у королевы за спиной. Спустя миг Плеск с замиранием сердца услышала голос Ледяной Ярости — спокойный, негромкий, и в нём не было ни капли гнева или ненависти, только вливающееся в душу тепло: — Я давно простила тебя, сестра. Позади себя Плеск разглядела только блестящие от влаги кусты и редкие деревья, оставленные далеко позади, а когда развернулась обратно, то не увидела в воде никого, кроме них с сыном. Плеск смело списала бы всё это на разыгравшееся воображение, если бы не запах её сестры, который почувствовал даже сонный Родничок: — Мам, я чую что-то… знакомое. — Тебе кажется, — Плеск не стала говорить сыну о своём видении, посчитав, что Родничок ей не поверит. — Пойдём в лагерь, поздно ведь… Плеск бросила прощальный взгляд в сторону племени Теней, туда, где разгорался страшный пожар. Полосатая кошка содрогнулась при мысли о том, что совсем недавно где-то среди этих обгоревших деревьев и выжженной травы одиноко лежала Ледяная Ярость — обугленная, вся в копоти, мёртвая… Полосатая кошка сглотнула, чувствуя, как её сердце разрывается от боли утраты, однако отчаянная надежда на то, что дух Ледяной Ярости действительно был здесь и простил её, немного успокаивала Плеск. Позже, вернувшись в родной лагерь и поговорив с отцом утром, королева пришла к выводу, что ей нельзя опускать лапы. Из-за смерти Ледяной Ярости жизнь Плеск пусть и потеряла прежние краски, но не закончилась. — Я помню, как умерла Снежнолика, — молвил Янтарь, уставившись в стену детской, — и никогда не забуду тот чудовищный день, но я всё же научился жить без неё, без её поддержки, без её присутствия. Тебе сейчас тяжело, Плеск, но… у тебя осталась замечательная семья. Не повторяй моих ошибок. — Он аккуратно притянул к себе Родничка, который мирно сопел под боком у матери. «Ты прав, папа, у меня есть любящий друг, мне нужно воспитывать единственного сына, поэтому я должна быть сильной», — постоянно твердила Плеск про себя, как молитву. Наверное, пройдёт некоторое время, и боль чуть-чуть отступит; Родничок повзрослеет, его посвятят в оруженосцы, потом — в воины, а они с Гладкошкуром будут помогать ему на нелёгком жизненном пути… И, быть может, тогда всё станет, как прежде.***
Ледяная Ярость очнулась на незнакомой поляне. Едва придя в себя, воительница с изумлением обнаружила, что не чувствует ни усталости, ни головокружения — будто это не она только что побывала в самом пекле. Солнце, пробиваясь сквозь изумрудные кроны деревьев, усеивало траву пятнышками света, яркие блики играли на поверхности весело журчащего ручейка, что прозрачной змейкой вился меж зарослей кустарника. Пока Ледяная Ярость осматривалась, мысли пчелиным роем жужжали в её голове. Она точно помнила, что видела Плеск: та сидела, печальная, потерянная, на берегу озера, и просила у неё, Ледяной Ярости, прощения… «Я ответила, что давно её простила, — И те слова были отнюдь не пустым звуком, а правдой, которую белая кошка не желала ранее принимать, — хотела подойти ближе, но не смогла… Не смогла… Интересно, почему, и каким чудом я оказалась на территории Речного племени, когда потеряла сознание в огненной ловушке? Что вообще происходит?!» — Страх начал медленно разрастаться в её груди. За спиной Ледяной Ярости раздался заботливый голос: — Вот мы и на месте. Оглянувшись, воительница заметила… Сероспинку. Да-да, это была она! Её короткая серая шерсть светилась, а глаза сияли от переполнявшей кошку радости. Ледяная Ярость в немом изумлении уставилась на подругу. Откуда Сероспинка здесь взялась? И где сама она находится? — Сероспинка, а… ты что тут делаешь? — непроизвольно вырвалось у Ледяной Ярости. Серая кошка громко заурчала, подавшись вперёд и прижимаясь к Ледяной Ярости всем телом. Недоумевающая одноглазая воительница не отстранилась, наоборот, прильнула к ней лишь теснее. Сквозь шерсть подруги Сероспинка пробурчала: — Тебе бы лучше узнать, что тут делаешь ты! — Она отошла на шаг назад, с восхищением оглядывая Ледяную Ярость. — Сколько же лун я тебя не видела… Так, давай сначала растолкую, что к чему. Ты, наверное, поняла, что находишься в Звёздном племени? — Догадка молнией мелькнула в голове Ледяной Ярости, и она словно окаменела, не в силах сдвинуться с места. — Получается, я у-умерла? — пробормотала Ледяная Ярость, однако заранее чувствовала, каков будет ответ Сероспинки. Та утвердительно кивнула, и её голубые глаза затуманились пеленой печали. Подруга Ледяной Ярости сочувственно похлопала её хвостом по плечу, и только тогда воительница заметила, что в её длинной белоснежной шерсти тоже запутались крохотные звёздочки: — Все когда-то умирают, Ледяная Ярость, разве что одни раньше, а другие — позже. Мы с тобой рано ушли из мира, а что поделаешь? Назад пути нет… Не будем о грустном, ладно? — Сероспинка перевела тему. — Если тебе предстоит проводить всё своё время в этих охотничьих угодьях, то стоит с ними ознакомиться. Пойдём, кругом столько всего интересного! Кстати, как поживает моя мама? — Н-неплохо, — заикаясь, отвечала белая воительница, — только по тебе скучает… — Да, я знаю, — неожиданно тихо отозвалась Сероспинка, на миг задумавшись, и тут же снова приняла прежний беззаботный вид. Всё ещё находившаяся в шоковом состоянии Ледяная Ярость поплелась следом за подругой, которая стремительно кинулась к ручью. Она указала кончиками ушей на воду и ухмыльнулась: — Ну-ка, взгляни. Приблизившись к ручью, Ледяная Ярость склонилась над быстро утекающей вдаль водой. Каково же было её изумление, когда она поняла, что шрамы от когтей на её правой щеке будто испарились, а на месте пустой глазницы вновь светился яркий жёлтый глаз. — Вот это подарок, — прошептала она, чувствуя, как непомерная радость плещется в её душе. «Значит, не зря я, очнувшись, приметила, что с моим зрением произошли поистине чудесные изменения!» — Нравится? — хохотнула Сероспинка, шуточно пихнув подругу в бок. — Жаль, при жизни не случается таких чудес… — Доченька! — Смутно знакомый голос вернул Ледяную Ярость в реальность. Из высоких папоротников напротив птицей выпорхнула пушистая белая кошка, внешне очень похожая на неё саму. — Мама? — Синие глаза Снежнолики засветились от счастья, она бросилась через ручей, подбегая к Ледяной Ярости вплотную. Воительница несмело ответила на материнские объятия. — Ты так выросла, — со слезами в голосе прошептала Снежнолика, переплетая свой хвост с хвостом Ледяной Ярости. — Спасла моего маленького внука, пожертвовав собой… Ты не представляешь, насколько я благодарна тебе! Сероспинка весело наблюдала за тем, как морда Ледяной Ярости вытягивается от удивления. «Откуда она узнала?» — пролетело в голове белой кошки, но она вспомнила, что коты Звёздного племени могущественнее живых, и не стала заострять внимание на мелочах, ведь для Ледяной Ярости была гораздо важнее встреча с матерью. — Я за тобой всё это время следила, — ответила на немой вопрос дочери Снежнолика, — и очень тобой горжусь, что бы ты о себе ни думала. Янтарь, ты и Плеск — всё, что у меня было… — Мама, ну не надо… — простонала Ледяная Ярость, видя, что Снежнолика вот-вот ударится в слёзы. — Я не могу видеть, как ты плачешь! — У неё самой на сердце было тяжело после расставания с племенем Теней, сестрой и Гладкошкуром, а тут ещё и мать пыталась разжалобить… «Я сейчас не выдержу и разрыдаюсь вместе с ней!» — недовольно думала кошка. — Как-то там мои соплеменники? — еле слышно прошептала Ледяная Ярость, стараясь тем немного отвлечь мать. Тревога за воинов племени Теней охватила всё её существо; она моментально устыдила себя за то, что вспомнила об опасности, нависшей над товарищами, лишь сейчас, когда могло быть поздно что-либо предпринимать… Но была ли у Ледяной Ярости такая возможность? Конечно, теперь она сама превратилась в звёздную воительницу, но и те были не всесильны… Снежнолика, всхлипнув, утёрла выступившие на глазах слёзы хвостом. — Никто, кроме тебя, не пострадал и не пострадает — дождь уничтожил огонь, — хрипло оповестила она. Ледяная Ярость облегчённо выдохнула, всецело веря словам матери, благодаря которой с её души словно свалился огромный, не дающий расслабиться камень. Окончательно успокоившись, Снежнолика более бодро продолжила: — Прогуляемся втроём по охотничьим угодьям? Заодно покажем тебе Звёздное племя. — Лично я с удовольствием, — вставила Сероспинка, нагло влезая между двумя кошками. — То, что ты видишь вокруг, Ледяная Ярость, — самая малая часть царящей в здешних местах красоты! Всё последующее время Ледяная Ярость в восхищении обходила земли Звёздного племени, где всегда властвовал жаркий сезон Зелёных Листьев. Сероспинка и Снежнолика показали ей каждый кустик, каждую тропинку, каждый водоём, и всё, что попадалось Ледяной Ярости на глаза, было прекрасным. Она шла, вдыхая полной грудью чистый свежий воздух, наслаждалась теплом, ярко-зелёным одеянием деревьев, мягкой травой, что пружинила под лапами, плеском протекающей неподалёку полноводной реки… В Звёздном племени любой уголок казался Ледяной Ярости необычным и одновременно с тем уютным. По пути кошкам встречались и другие умершие воины. Вот мимо Ледяной Ярости пробежала коричневая полосатая кошка, как выяснилось позже, Мягколапа из Речного племени, бывшая подруга Ивозвёзда; стремглав пролетел какой-то поджарый воин племени Ветра, прокрался за белкой Грозовой кот… Ледяной Ярости даже встретился Речной глашатай по имени Ржавобок. Он кинул на троицу мимолётный взгляд и тут же снова принялся увлечённо бросать в спокойную воду мелкие камешки, наблюдая за тем, как они уходят на дно. Сероспинка весело крикнула куда-то в чащу: — День добрый, пап! — И вам не хворать, — раздался доброжелательный ответ из-за куста орешника; присмотревшись, Ледяная Ярость поняла, что Ивозвёзд прячется в тени, растянувшись на траве во весь рост. — Добро пожаловать в Звёздное племя, — обратился он к Ледяной Ярости. — Ну, как тебе у нас? — шепнула на ухо подруге Сероспинка, когда территория вдруг поменялась на лес, чем-то напоминающий нынешнюю территорию племени Теней: с одной стороны кошек окружало болото, с другой — ежевичные заросли и тёмный ельник. — Замечательно, — не стала скрывать Ледяная Ярость. Странно, но боль из-за потери соплеменников начала потихоньку отходить на второй план, оставляя в её душе лишь небывалую лёгкость и удовлетворение. — Не поверишь, я даже не особо расстроилась, что… ну… попала сюда. В глазах Сероспинки мелькнула искорка понимания: — Не кори себя. Умирать, разумеется, страшно, и поначалу думаешь с ужасом: «Я никогда больше не увижу тех, к кому привык, как больше не увижу и этот мир». Но потом… Потом своя смерть предстаёт в совершенно ином свете. — Больше серая кошка не проронила ни слова, смотря, как стайка оруженосцев из племени Теней с криками перекидывала друг другу моховой мячик, то и дело прячась за стройными деревьями; Снежнолика, погрузившись в себя, молчала наравне с Сероспинкой. Ледяная Ярость невидящим взглядом уставилась на землю под лапами, сплошь усеянную иглами. Её тревожили разнообразные думы, как светлые, так и не очень; вскоре воительница отбросила прочь все переживания и сомнения, одолевавшие её с момента появления в Звёздном племени. Несколько мгновений Ледяная Ярость отрешённо наблюдала за ходом игры оруженосцев, что с визгом носились по утопающей в солнечных лучах прогалине, после чего в её уме пронеслась новая мысль, дарующая ей какой-то необъяснимо сладкий покой: «Что ж, Звёздное племя — это не конец. Да, на земле я прожила мало и не так, как хотела; многие мои мечты не сбылись, взять то же желание стать лучшей воительницей племени… Но я ни о чём не жалею. Отныне я поселюсь в этом вечнозелёном лесу, в доме для мудрых предков-воителей, и я буду жить, пока жива память обо мне в сердцах моих соплеменников — Речных и Сумрачных котов, а также в сердцах моей сестры и её сына…» Из потока размышлений Ледяную Ярость выдернуло предложение её подруги. Ткнув воительницу лапой в бок, Сероспинка хитро сощурила глаза: — А давай наперегонки за во-он той мышью? Поймав одобрительный взгляд Снежнолики, Ледяная Ярость почувствовала, как искренняя улыбка озаряет её обычно неприветливую морду: — Давай.