Дневник времени

Иван Брагинский Я тяжело вздохнул и попытался сесть поровней, игнорируя боль в груди и животе. - Россия, перестань вертеться. Иначе умрёшь от потери крови, - раздражённо и одновременно обеспокоенно с хрипом произнес Германия, полусидевший-полуразмазанный по стенке рядом со мной. Что ж, ему досталось больше, чем мне... - Мне не привыкать, - через силу улыбаюсь я. Людвиг хмыкнул. Видимо, понял, что я хотел этим сказать.. - Эм... Германия... А знаешь, это ирония, - грустно улыбнулся. - Умираем вместе. - Да, я об этом же подумал. Мы находились в библиотеке. Штука напала неожиданно. Вообще, откуда она вылезла? Я судорожно вдохнул воздух. Дышать становилось все труднее. Всё-таки Штука знает толк в убийствах. Судорожный выдох. Видимо, смерть моя близка. Что за странная ирония судьбы! Ни Золотая Орда, ни Наполеон, ни преcловутый Германия - никто! - не смог убить меня. А какая-то хрень, Штука, смогла. Обидно. Очередной вдох дается мне с трудом. Я грустно улыбнулся. Действительно, обидно. - Прекрасное далёко, Не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, Жестоко не будь. От чистого истока В прекрасное далёко, В прекрасное далёко Я начинаю путь, - хрипло и негромко пропел я. - Что это? - удивленно спросил Германия, дыша с таким же трудом, как и я. - Песня. - Я понял. Говори конкретно. Зачем... - А ты вопрос задавай конкретный. Послышалось тихое шипение. Почему-то мне всегда нравилось доводить Германию своими "репликами". Ведь после войны ему ни вправо, ни влево не дернуться. По этой простой причине, мне дозволено (разумеется, разрешил я сам) подшучивать. - Зачем. Ты. Поёшь? - раздраженно спросил Германия. - Ну... - и что-то вдруг потянуло мой язык на откровение. - Эта песня для меня словно личная молитва. Она стала таковой с 90-х годов... Можно я продолжу? Ты ведь понимаешь мой язык, Людвиг. Подпевай. Слышу голос из прекрасного далёка, Он зовет меня в чудесные края. Слышу голос, голос спрашивает строго: А сегодня что для завтра сделал я? Прекрасное далё... - Прекрати. Перестань тратить силы попусту, - прервал меня Германия. - Я... Я не хочу больше отвечать за твои страдания и... твою смерть. Я хмыкнул. - Прекрасное далёко, Не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, Жестоко не будь. От чистого истока В прекрасное далёко, В прекрасное далёко Я начинаю путь. - Прекрати, Россия, - в его голосе горечь. - Я клянусь, что стану чище и добрее, И в беде не брошу друга никогда. Слышу голос - и спешу на зов скорее По дороге, на которой нет следа. И вдруг Германия запел. Хрипло и до жути грустно. - Прекрасное далёко, Не будь ко мне жестоко, Не будь ко мне жестоко, Жестоко не будь... Я улыбнулся и подхватил: -...От чистого истока В прекрасное далёко, В прекрасное далёко... Вдруг Германия захрипел... и затих. Я покосился (просто не мог повернуть головы) на Людвига и, улыбнувшись, закончил за него: В прекрасное далеко Я начинаю... путь... Уже почти полностью онемевшей рукой коснулся похолодевших пальцев Германии. Обычно он не позволяет касаться его физически (кроме, возможно, Италии, да и то - Венециано всех всегда обнимает). Но сейчас Германия был уже не способен отдёрнуть руку. Ведь он уже... мертв. - Жаль, что ты, Людвиг, так и не стал со мной един... Я вдохнул и со спокойной улыбкой закрыл глаза. Внутри словно что-то резко оборвалось. Я судорожно выдохнул и...