Одна вершина тесна для двоих

Усталой походкой, поддерживаемая под руку служанкой, Ещиль Хатун медленно брела по дворцовым коридорам, не замолкая при этом ни на миг. Её спутница молчаливо кивала, всеми силами стараясь заставить фаворитку двигаться быстрее, но та, не переставая, лишь бросала куда-то вскользь очередной разочарованный взгляд. — Будто я им вещь какая. Не могут дополнительное содержание выдать! Ах, кабы не был шехзаде так занят, я непременно рассказала бы ему о том, какие лишения терпит его будущий сын. — Наш шехзаде всегда находит для вас время, госпожа, — ответила девушка. — Но, увы, не столь часто, как хотелось бы. Говорят, будто бы те женщины, которые лишь по ночи бывают у него — помеха нашим отношениям. Я так не считаю. Их место каждый вечер занимала бы я, если б не беременность. Но династии нужны наследники, и порой ради высшей цели приходится чем-то жертвовать. — Но если дело не в вашей беременности… — Ну, конечно же, в ней! — чуть повысила голос Ещиль. — Будь уверенна, вскоре после рождения моего милого шехзаде, Мустафа будет проводить время только со мной! Прислужница уже привыкла к речам подобного рода, поэтому не видела смысла возражать. — Ах, когда же станет совсем тепло? Повитухи обещают, что мой мальчик появится на свет в середине лета. *** В середине лета прошлого года Селим вблизи столкнулся с тем, о чём раньше лишь абстрактно размышлял. Как-то зайдя поговорить к дражайшей сестрице в её покои, за спиной Михримах он приметил занятную особу. С виду — обычная служанка, не более. Но она была совсем ещё юна. Светло-русые вьющиеся волосы девчушка заплетала в тонкие косички. Кроме этого, в глаза бросалась аккуратная родинка справа над верхней губой. Во время всей недолгой беседы Селим, смотревший на сестру, боковым зрением уловил несколько беглых взглядов девчонки, направленных на него. Возможно, этот эпизод быстро стёрся бы из памяти шехзаде, но спустя два дня служанка Михримах вновь напомнила о себе. Они случайно столкнулись в коридоре, когда она неловко вывернула из-за угла прямо под ноги шехзаде. Селим ничуть не рассердился, напротив, помог бедняжке подняться. Она, тараторя, не переставала извиняться и просила не гневаться на неё. Тогда юноша и спросил её имя. «Хасана» — прозвучало в ответ. Вскоре Селим попытался встретиться с ней в безлюдном(в редкие часы) уголке гарема. Но его постигло разочарованье. Вместо Хасаны на встречу пришла Михримах. Сестра рассказала, что по неосторожному поведению служанки узнала всё и не позволила ей покидать покои. Султанша объявила брату, что не позволит своим личным рабыням принадлежать ещё кому-либо. Селим, охваченный обидой, начал было затевать ссору, но быстро утих, как только Михримах пригрозила, что расскажет обо всём матери. Именно поэтому первые взаимные чувства, уже проверенные временем и расстоянием, оказались столь всепоглощающими для шехзаде. И пусть объектом его интереса была самая простая рабыня, как человек она таила в себе ещё немало манящих загадок. Именно поэтому Селим нетерпеливым взглядом в который раз окидывал дверь своих покоев. Время идёт слишком медленно, ждать всё тягостнее с каждым мгновеньем. За окнами уже давно воцарилась темнота, приближалась ночь. Мерцание свеч, освещавших покои шехзаде, немного успокаивало его, хотя чувство некой тревоги всё равно не отпускало. Вот уже почти сутки, как султан Сулейман вместе с многочисленными спутниками прибыл в санджак своего старшего сына Мустафы. Из-за дорожных проволочек падишах добрался до дворца Сарухан лишь к ночи. Но это ничуть не огорчило Селима, ведь с каждой минутой он приближался к своей цели. Прямо и неукоснительно. Один лишь Бог знает, сколько мыслей посветил юный шехзаде той, что с первой встречи приковала его взгляд. День за днём всё больше думал он о ней, и вот, когда время их встречи настало, она опаздывает. Прошло ещё не менее получаса, как раздался условленный стук в дверь. Селим тотчас подскочил с места, но тут же оправился и не спеша подошёл к порогу. Без лишних слов он тихо отпер дверь, и внутрь проскользнула Румейса. Кивнув в знак благодарности проводившей девушку калфе (ранее подкупленной им самим), шехзаде всё так же спокойно повернул ключ в замке, прислушался, и только тогда позволил себе взглянуть на Румейсу. Её счастливые глаза неумолимо притягивали к себе. Лёгкий белый платок спадал с головы, открывая взору волосы, сплетённые в тугую косу. Нелепо сцепленные у груди руки выдавали волнение, заставлявшее сердце биться чаще. Оба стояли как в оцепенении и не могли насмотреться друг на друга. Внимательно всматриваясь в лицо Селима, девушка сначала чуть нахмурила выразительные брови, потом скривила губы, и наконец, с рыданиями бросилась на грудь шехзаде. Из невнятных фраз, вырывавшихся у неё между всхлипами, нельзя было разобрать и слова, но он всё понял. Как она скучала, плакала, ждала, переживала, надеялась, отчаивалась и снова верила. Долго они стояли, обнявшись, Селим гладил её по голове, пытаясь успокоить, но Румейсе не нужно было утешение, ей лишь хотелось выговориться. Потом они перешли к софе у окна. Девушка без умолку тараторила обо всём, что приходило ей в голову, а шехзаде лишь кивал в ответ и изредка переводил взгляд на сияющий в ночи серп месяца. Но чем дальше, тем ближе становилось их общение. Сначала Селим намеренно взял в ладони её руку, затем Румейса, словно случайно, склонила голову ему на плечо. В какой-то момент оба поняли, что их взгляды, сначала бросаемые лишь вскользь, стали всё чаще и пристальней. Разговоры стали сбивчивей, и наконец, умолкли вовсе, уступив место чувственным поцелуям и восторженным объятьям, из-за которых ушла тишина. *** Ушла тишина ещё тогда, тогда в покои Махидевран Султан пришла Фидан Хатун — пожелать госпоже спокойной ночи. Но заскучавшая под вечер султанша велела поверенной остаться. Махидевран Султан лениво потянулась к вазочке с сухофруктами и захватила пару фиников. — Надеюсь, в гареме всё спокойно? Не хватало нам каких-нибудь происшествий. Особенно, когда здесь султан. — Я слежу за порядком, госпожа. Не беспокойтесь. — Конечно, это большая честь, что повелитель снова изволил гостить в нашем дворце, но его присутствие несколько напрягает. Хорошо, однако, что в этот раз он не привёз Хюррем, — завела Махидевран любимую тему. — От неё точно ничего хорошего ждать не стоит. Как у неё хватило дерзости творить открыто свои тёмные дела в гареме падишаха? — Вы про то, как она выдала замуж наложниц? — Это просто невероятно! Раньше такое позволялось только Валиде Султан, и то, не так массово. Конечно, эта женщина всеми силами стремится удержать султана подле себя. И надо признать, это ей удаётся с блеском, — по лицу Махидевран пробежала тень печали. — А каким необычным способом избавилась от крымских наложниц! Теперь одна из них в гареме моего сына. С годами я понимаю, что все мои попытки противостоять Хюррем тщетны. — Не говорите так, госпожа, — поспешить утешить её Фидан. — В конце концов, Хюррем Султан не представляет для вас серьёзной опасности. — Не представляет опасности? — воскликнула Махидевран. — Да она только и ищет возможность подобраться к моему сыну, а Мустафа — самое дорогое, что у меня есть, — отпив из стаканчика виноградного сока, султанша на некоторое время задумалась. Фидан не смела её прерывать. — Необходимо поддерживать связь с теми, кто так же, как и я, сделает всё для Мустафы. Шах Султан и Лютфи Паша сейчас имеют при дворе большое влияние. Лишь им удаётся уравновешивать влияние Хюррем на повелителя, а значит, и на его решения. — Верно, госпожа. А как вы думаете, идея отправить младших шехзаде в санджаки к старшим братьям также принадлежит ей? Если да, то я не понимаю, чем ей это выгодно. — Совершенно очевидно, что Баязида и Селима эта женщина любит меньше Мехмеда. И всё потому, что он главный среди рождённых ею наследников. Теперь, когда Мехмед управляет провинцией, ставки в игре повысились. И нам важно не упустить свой ход… — О чём вы, султанша? — непонимающе смотрела на неё Фидан Хатун. — Теперь ещё и Селим будет жить здесь… Удивительно, но из всех детей Хюррем этот мальчик наиболее приятен мне. Как странно! Внешне он больше всех походит на мать, но по характеру совсем ей не ровня. Вежливый, обходительный, скромный… — Наш шехзаде будет только рад пребыванию рядом брата, — вставила Фидан. — Да и повелитель будет доволен. — Султан, при всём влиянии на него Хюррем, всё же поддерживает идею единства в своей семье. Хотя о каком единении может идти речи, если он запросто может отдать под удавку палача своего близкого друга, родственника? Прошло три года, но все мы не можем забыть про смерть Ибрагима Паши. Это был колоссальный удар. По отношениям Сулеймана с Хатидже, с приближёнными и даже с сыном. Мустафа ещё юн и верит в справедливость, любит отца. Но когда происходят такие страшные вещи, надежды молодости сменяет осторожность опыта. Сулейман всегда ставил свои взгляды выше чувств кого бы то ни было. Я не дам ему разлюбить Мустафу, какие бы средства для этого не потребовались. Всё осложняется тем, что в отношения отца и сына всегда влезала Хюррем. Своими методами она внушает падишаху то, что ей нужно. Надеюсь, что Сулейман не погрязнет окончательно в расставленных ею сетях. Султанша с горечью подумала о прошлом. Ах, если бы Хюррем никогда не было в их жизни! Всё было бы иначе. Но прошлого не вернуть, как и заполненных слезами и обидами годов Махидевран. Но её сын всё ещё молод, полон сил и амбиций, желания жить и делать что-то нужное и важное. Во что бы то ни стало, его стремления должны исполниться. Заметив, что госпожа снова замолчала, Фидан завела интересующую её тему: — Шехзаде Мустафа сегодня вечером отослал обратно отправленную к нему на хальвет девушку. Так он поступает уже несколько дней. Возможно, ваш сын нашёл себе более интересное занятие. — О чём ты? — нахмурилась Махидевран. — Нет-нет, ничего особенного султанша. Я не могу знать, о чём думает шехзаде. — А что думаешь ты? — султанша настороженным взглядом следила за Фидан. — Зачем завела этот разговор? — Право, госпожа, это лишь предположение. Однако в прошлый раз было то же самое. Ну, тогда, когда он увлёкся этой гречанкой. — Хелена… — прошипела Махидевран. — Тогда шехзаде тоже не принимал девушек и часто охотился. — Но сейчас он не покидает пределов города! И вообще, с чего ты вспомнила эту девицу? Я до сих пор благодарю Аллаха, что она не задержалась в жизни Мустафы. Однако своей смертью она обрекла безвинное дитя на взросление без матери. Ну, ничего, с нами Айшель будет хорошо. Она ни в чём не будет нуждаться, я всегда буду рядом, как и Мустафа. Только бы она в мать не пошла. — Внешностью она уже как Хелена… — Да, я знаю. Этого не изменишь. Но мы воспитаем её так, как следует. Всё-таки она дочь Мустафы, — султанша вновь отпила из стакана. — Я правильно сделала, что распорядилась забрать малышку у Айше. Она не может уделять достаточно внимания сразу двум детям. Вообразила себя матерью-героиней, как вторую дочь завела. Нет, она никогда не полюбит Айшель как родную. Ей бы с собой справиться — она всё ещё надеется завоевать внимание Мустафы! Вообще-то Махидевран симпатизировала девушке и в чём-то даже жалела её. Но сейчас Айше нестерпимо раздражала, что госпожа не могла себе объяснить, от чего ещё больше злилась. — Ну чего ей не хватает? Живёт в довольстве, ни в чём не нуждается, имеет подле себя такое золотце, как Наргизшах — и всё ей мало. Грех жаловаться — я её привечаю, вниманием не обделяю, — султанша выразительно покачала головой. — Вон Джамал — диво, а не невестка! Целыми днями с Ахмедом занимается. Недовольства не выказывает, когда беру я его к себе. Приветлива всегда, немногословна. Хотя тоже, бывает, вообразит себе что-нибудь, и начнёт мечты выстраивать. Тоже хочет Мустафу заполучить безраздельно, хоть и скрывает. Но я вижу всё по её зелёным ведьмовским глазам. Будь её воля — следа бы соперницы не было в гареме. Я, конечно, тоже не приветствую поведение Ещиль, однако считаюсь с мнением сына — Мустафа сделал её фавориткой, и я, как могу, забочусь о ней. Хоть и чувствуется — натерпимся мы с ней лиха. Если сына шехзаде родит — корона до потолка вырастет. Махидевран вдруг подумалось, что Ещиль ни за что не стать заботливой матерью. Эта самовлюблённая девица даже не будет стараться, ей будет важно лишь количество детей, рождённый от шехзаде. Без сомнений, она ни капли не любит Мустафу, видя в нём лишь возможность подняться выше по лестнице гаремной иерархии. Да, если у Ещиль появится шехзаде, она возгордится ещё больше, подняв голову, словно гидра. *** Словно гидра оплетала голову Айше навязчивая мысль: приближается буря. Она редко была в курсе свежих новостей, не по всем вопросам имела чёткое мнение, но в последнее время привычный мир начал непреодолимо меняться. Началось всё ещё в конце осени. Девушка, сидя в покоях Махидевран Султан, в очередной раз жаловалась госпоже на свою воспитанницу. Айшель, внешне очень привлекательная и милая девочка иногда вела себя, словно сущий бесёнок. Несмотря на маленький возраст, султанша уже не слушалась, капризничала и размахивала кулачками в сторону сестрёнки Наргизшах. — Наверняка Айшель просто нелегко свыкнуться с непривычной обстановкой, новыми лицами, ведь мы все для неё как чужие, — поясняла Махидевран. — Но ведь ей только три года, а она уже проявляет свой отнюдь не девичий характер, — сетовала Айше. — Тебе нужно с этим мириться, моя дорогая. Она же ребёнок. Да и при том дочь Мустафы. Разговор госпожей был прерван сообщением о происшествии в покоях Айше. Обе женщины тотчас направились туда. Оказалось, малышка Айшель, найдя где-то осколок стекла, порезала щёку до крови. Гневу Махидевран Султан не было предела: — Айше, как могло такое произойти? Я считала тебя хорошей матерью, я доверила тебе свою внучку, а ты отнеслась к этому без всякой ответственности! Мало того, что у тебя не хватает ума достойно воспитывать Айшель, чтобы она вела себя, как положено, так ещё и её здоровье подвергается опасности из-за твоей халатности! Моё доверие к тебе пошатнулось. Я долго закрывала глаза на это безобразие, но теперь не допущу такого ужаса! С этой минуты ты больше не прикоснёшься к Айшель, я забираю её отсюда, — глаза взволнованной султанши гневно сверкнули. — Да как вы можете?! Старалась любить её, словно родную дочь, делала всё… — в отчаянии выкрикнула девушка. — Ни слова больше, иначе ты лишишься и Наргизшах, — зловеще прошипела Махидевран и, подхватив Айшель, скрылась за дверью. Некоторое время пребывая в расстроенном душевном состоянии, Айше усилием воли заставила себя постепенно успокоиться. Да, позже Махидевран Султан дала понять, что жалеет о сказанных в сердцах словах, но их отпечаток всё ещё оставался в памяти Айше. Первая дочь Мустафы отныне воспитывалась отдельно, под особым надзором матери наследника. Айше в последний раз взглянула на спящую дочь и легла в постель, шумно вздохнув. *** Шумно вздохнув, Ещиль перевернулась на другой бок: сон ней явно не шёл. В который раз ей не давала заснуть беспрестанно ноющая поясница. Ничего нельзя было поделать, оставалось лишь терпеть, что и было самым ужасным. Решив хоть немного развеяться, девушка накинула на плечи шаль и вышла из комнаты. Гарем спал. Тишина и мерное свечение факелов на стенах. Изредка расставленные стражи тихо дремали на своих постах: Ещиль аккуратно обходила их. Вообще-то ей нельзя без дозволения вот так среди ночи гулять по коридорам. Но кто об этом узнает? Девушка, медленно шагая, придалась своим мыслям. Скоро, очень скоро начнётся новый, лучший этап её жизни. Подождать лишь лета. Вот появится на свет сын… В том, что родится именно мальчик, Ещиль не сомневалась. Ведь по-другому и быть не могло! Ей говорили об этом приятельницы, уверяла зашедшая однажды в гарем гадалка, да и сама будущая мать не переставала убеждать себя в этом. Вдруг Ещиль замерла на месте от страха: из темноты прямо на неё двигался чей-то тёмный силуэт. Мгновенно припомнились все истории о призраках, духах и привидениях. От нахлынувшего ужаса сжалось сердце, и Ещиль в страхе завопила. На её крики отовсюду сбежались люди. Раздались голоса, зажглись факелы. Естественно, вокруг не оказалось никаких призраков. Перед всеми стояла лишь старая калфа, дежурившая сегодня. Как обычно, она делала ночной обход, когда заметила Ещиль. Но старая женщина уже была слаба глазами, а потому не узнала фаворитку и молча пошла навстречу, чтобы разобраться, кто перед ней. Разволновавшуюся Ещиль под говор собравшейся толпы повели в покои. — Девушки, посмотрели — будет вам. Ничего больше не случится, отправляйтесь спать, — разгоняла разбуженных рабынь пришедшая Фидан Хатун. Не прошло и нескольких минут, как главная калфа уже была в комнате Ещиль. Девушка, сжав перед собой руки, молча сидела на краю ложа, склонив голову, пока над ней стояла крайне недовольная поверенная Махидевран Султан. — Мало тебе неприятностей, хатун? Сама их создаёшь? Знаешь же, что нельзя делать всё, что тебе вздумается. Словно маленькая! — Фидан укоризненно покачала головой. — Вы всё султанше скажете? — поникшим голосом спросила Ещиль. — Это мой долг. И будь уверена, госпоже не придётся по нраву твоя выходка. Она и так тебя недолюбливает, ты же знаешь. Я тебе не единожды говорила: одумайся! Посмотри, в каком положении находишься! Сколько девушек мечтает забеременеть от шехзаде, а удалось тебе. Живи, да радуйся! А ты будто нарочно неприятностей ищешь, госпожу злишь! — Она относится ко мне несправедливо. — Молчи! — замахнулась на неё Фидан. — Как не совестно такое говорить? Возьмись, наконец, за ум! Шехзаде тебе не поможет — далёк он от тебя. Смирись с этим. — Никогда! — в отчаянии крикнула Ещиль вслед уходящей калфе. «Он будет моим. Да, сейчас не самое лёгкое время для нас, но с рождением сына всё изменится. Тогда я стану султаншей». Решив, что теперь вряд ли скоро уснёт, девушка придвинулась к столику близ окна. Зажгла свечу, потянулась за игольницей. Перед ней была разложена куча тряпок и ниток. Научившись у одной из гаремных мастериц, Ещиль мастерила тряпичную куклу — оберег для ребёнка. На мгновение представив себе будущее, она подумала о малыше с нескрываемой любовью. *** С нескрываемой любовью смотрела Румейса на Селима. Приглушённым голосом он объяснял ей суть своей мысли. Девушка внимательно слушала его и молча поддакивала. Шехзаде не скрывал досады, когда Румейса отвлекалась или перебивала. Времени оставалось не так много: до рассвета они должны расстаться. — И тогда я сказал себе: это всё неспроста. С началом тех конных тренировок что-то изменилось. Михримах всегда как можно непринуждённее говорила о своих занятиях с Рустемом, но на самом деле её это страшно волновало. Я-то сразу всё заметил, как и матушка. — Хюррем Султан — прозорливая женщина. Селим усмехнулся. — Особенно, если учитывать, что Рустем Паша — её ставленник. — Правда? — удивилась Румейса. Ей были неведомы придворные новости, потому она с интересом слушала шехзаде, делившегося с ней своим мнением. — Мне нравится Рустем. Он умён. Всегда знает, что нужно предпринять и где выход. К тому же он, как цепной пёс, предан матери. Когда я был в походе, он часто со мной разговаривал. Знаешь, так уважительно, но в то же время наставлял меня. С Баязидом он тоже вёл беседы, но тот его особо не слушал. А я внимал. То, что он рассказывал, было действительно интересным. О предыдущих войнах, политике, условиях похода, истории, — Селим задумался на некоторое время. — Медленно, но верно он идёт свой дорогой к цели. Велики шансы, что добьётся желаемого. — И какова же его цель, желание? — Как и у других: власть. — Как-то это банально, — рассмеялась Румейса. Селим усмехнулся в ответ и добавил: — Ты права, это совсем не ново. Они помолчали, созерцая друг друга. Селим оглянулся и ближе придвинулся к девушке, положив руки ей на плечи. Взглянув возлюбленной в глаза, он заговорил, пытаясь подобрать слова: — Румейса, я тебя… Ты и.… Между нами… — она жадно внимала каждому его слову. — Скажу честно, ты дорога мне. И я надеюсь, что мы достаточно близки, что я могу доверять тебе. Всё, что я сказал и скажу, должно остаться между нами. Ты понимаешь? — Как же мне этого не понять! — отозвалась Румейса. — Всё, что происходит между нами, между нами и остаётся. Какое тёплое мгновенье! Селим с нежностью прижал девушку к себе. Но вскоре она вырвалась и начала вновь расспрашивать шехзаде: её любопытство никуда не делось. — Моим мнением, конечно, никто не интересуется, но вот что я тебе скажу: мне сразу видны все их комедии, трагедии, спектакли. Михримах и Рустем могут пожениться: это факт. Что он этого хочет — тоже факт, хоть и не выставляемый напоказ. Чего хочет сестра не знает никто, даже она сама. Что тут добавить? Повелитель будто в неведении, валиде это всё и организовала, собственно. Тётушка Шах с Лютфи Пашой любой ценой будут вмешиваться, — шехзаде повёл плечами. — И все, абсолютно все делают вид, что ничего не знают, и вокруг ничего не происходит. — А тот царевич, из Крыма… Что ты о нём думаешь? — Тебе, я вижу, страсть интересно… — Ну, у нас же тут совсем почти ничего вовсе и не происходит. — Совсем почти ничего вовсе? — захохотал юноша. — А ты умеешь подбирать выражения. — Не стоит смеяться! — отвернулась Румейса. Но сама не выдержала, и первая повернулась. — Та девушка, что привезли в гарем шехзаде Мустафы, Гюзиде — я видела её. До чего же странная! Только оглядывает всё, а сама молчит. — Ты бы так не смогла… — прыснул Селим. Девушка хотела было напустить тень обиды, но желание выговориться взяло верх: она тут же начала пересказывать все гаремные сплетни, наиболее интересные ей. К счастью для терпения Селима, монолог был недолгим: настала пора прощанья. До подъёма всего несколько часов, и им обоим нужно хоть немного поспать. Ах, как не хотелось расставаться! Но в условленное время в дверь раздался осторожный стук, и приходившая ранее калфа поспешила увести Румейсу обратно в гарем. Зевнув, уставший, но довольный Селим отправился спать, решив непременно встретиться с девушкой этим вечером. *** Этим вечером Айше была несказанно счастлива: ей казалось, что вокруг неё сказка, а не действительность. Но нет, всё до предела правдиво: вечер за окнами, комната, в которой тепло и светло, её собственный смех, весело блестящие глаза Наргизшах и даже руки шехзаде, поддерживающие дочку. Да, обычно не часто уделяющий им время Мустафа сейчас посвящал всё своё внимание Айше и Наргизшах. Наследнику было чем заняться, но вот уже второй вечер он звал в свои покои фаворитку с дочерью, чтобы насладиться простым общением с семьёй в непринуждённой обстановке. Айше грела мысль, что теперь она видит его чаще. Мустафа замечает её. Возможно ли? Что бы там ни было, отношения их изменились. Незаметно, как-то сами собой. Виделись, конечно, в основном при дочке. О ней и вели разговор. Но вот девушка стала замечать, что шехзаде беседует с ней дольше обычного, и не только о Наргизшах. Вчера они ненароком встретились на улице перед входом во дворец, когда Айше была без дочери. И только она посетовала на то, что не взяла малышку с собой, потому что та могла бы увидеть папу, как Мустафа неожиданно предложил прогуляться с ним до конюшни, обещая кое-что показать. В одном из стойл девушка увидела удивительного коня: чёрного, с белой гривой и таким же хвостом. Окрас не самый диковинный, но поражало другое: недавно няня рассказала Наргизшах сказку о чёрной лошади с белой гривой. Малышка так впечатлилась, что сразу же захотела покататься именно на таком животном. И вот вечером в своих покоях Мустафа рассказывает дочке о заветной лошадке. Уже поздно, малышка хнычет, но никак не хочет уходить. Мама уверяет Наргизшах, что если та ляжет спать, то ей обязательно приснится белогривка. Папа добавляет, что если дочка будет хорошо себя вести, то завтра лошадка сама придёт к ней. Чуть успокоившаяся девочка вынуждена согласиться и идти спать. Провожая малышку, уже в дверях шехзаде добавляет так тихо, чтоб слышала только Айше: — Пусть няни уложат её. А ты собирайся и возвращайся сюда. Я буду ждать. С трепетом в груди девушка шла до своих покоев. Велев служанкам заняться укладыванием ребёнка, она хотела было переодеться в новое платье, но раскапризничавшаяся Наргизшах отвлекла её: с криком и плачем требовала к себе маму. Подумав, что много времени это не займёт, Айше сама попробовала уложить дочь. Но та, как назло, долго не засыпала и баловалась. — Мне это надоело! — раздосадованная фаворитка резко встала с ложа. — Гюрай, сделай так, чтобы она уснула! Меня, в конце концов, шехзаде Мустафа ждёт! — Госпожа… — изумлённо протянула служанка. — Шехзаде вас позвал на хальвет? Не без тени гордости Айше промолвила: — Это так. А потому мне быстрее нужно переодеться! Ещё одна девушка подошла к своей госпоже, чтобы помочь. Айше в лихорадочной спешке меняла одежду, причёсывала волосы и выбирала украшения. Как по закону подлости всё валилось из рук, и фаворитка в запальчивости даже обругала прислужницу. Обиженная девушка молча вышла из покоев, но тут же вернулась: — Булут Ага приходил — шехзаде всё ещё ждёт. Вам следует поторопиться, — девица коварно усмехнулась. Растерявшаяся Айше, собрав остатки уверенности, продолжила сборы. И вот она, наконец, готова. По дороге до покоев наследника у неё трясло руки, а голова кружилась от счастья. До заветной двери оставалось всего ничего, но вдруг ей навстречу вышел главный евнух. — Айше Хатун? Куда это ты направляешься? Самодовольно улыбнувшись, девушка изрекла: — К нашему шехзаде. Куда же ещё? Он ожидает меня. — Сожалею, но нет, — объявил насупившийся ага. — Нет? — растерялась Айше. — У нашего шехзаде немало занятий: день расписан по часам. И он не может позволить ждать себе каждого, кто опаздывает, — красноречивый взгляд евнуха стыдил девушку не хуже слов. — А ты, хатун, вернись в свои покои и займись дочерью шехзаде. Так ты больше пользы принесёшь ему. Развернувшись, Айше вынужденно побрела обратно. В груди неприятно засаднило. Что пошло не так? Она смела надеяться на лучшее, гордилась собой, но не получила ничего, кроме чувства стыда и брошенности. Верно, у него в покоях другая, а о ней самой он и думать забыл. Вспоминает лишь в связи с дочерью. А она смела надеяться! Но сегодня, что-то изменилось сегодня! Вернее, должно было. Но всё случилось не так. *** Не так просто было выдержать эти бесконечные поездки по провинции с отцом и братом, но внешне Селим не разу не выказал недовольства — султану бы это точно не понравилось. Но это и правда было утомительным занятием. С самого приезда они только и делали, что осматривали мечети, угодья, фермы, медресе, казначейства, верфи, рынки. Селим толком не успевал заняться своими делами или просто отдохнуть. Но сегодня — выходной, и можно было целый день не выходить за пределы дворца. Селим с чистой совестью бездельничал полдня, но потом покои всё же пришлось покинуть — Мустафа звал на прогулку. В окрестностях дворца Сарухан веяло весной. Природа расцветала после долгой зимы, словно невеста перед замужеством. Юной красоте свежих листьев на деревьях и кустарниках вторили птицы, начавшие под пение вить гнёзда на кронах. Ручьёв под тёплым солнцем почти не осталось, разве что кое-где в тени у дороги. Лёгкий ветер трогал ветви, шевелил ткань шатра в саду и капюшоны на головах гуляющих. В саду и правда было хорошо, хоть и не было ещё в должном количестве его непременных атрибутов — цветов. Такая атмосфера не могла не вдохновлять поэта в душе Селима, ценителя красоты Мустафу и настоящего поэта — Ташлыджалы Яхью. Вот уже некоторое время троица неспешно прогуливалась вдоль дворцовых стен, мирно беседуя. — До лета планируется закончить новое стрельбище для дворцового гарнизона, — поделился старший шехзаде. — В этом году нужно обязательно пополнить его состав новобранцами. Ташлыджалы, ты уже подобрал кандидатуры тех, кто будет руководить их тренировками? — Шехзаде, я встречался с главой янычарского корпуса Манисы, Улуч Агой. Он порекомендовал двух своих подчинённых, которые непременно справятся с возложенной на них задачей. Это некие Явуз Ага и Атмаджа. — Справятся они или нет, я могу решить, лишь увидев их в деле, — возразил Мустафа. — Я не могу назначать людей на такие должности, довольствуясь лишь их устой рекомендацией, пусть и от Улуч Аги. Лицо Яхьи в этот момент приняло выражение чрезвычайного беспокойства. Он поспешно объявил, что шехзаде может взглянуть на Атмаджу и Явуза хоть сейчас, стоит только посетить янычарский корпус. Перспектива снова выезжать в город совсем не прельщала Селима, поэтому он под благовидным предлогом покинул брата и Ташлыджалы, решив поскорее вернуться в свою комнату, дабы перекусить. Проходя мимо тисовой аллеи, шехзаде издалека увидел отряд служанок, круживших возле поворота к фонтану. Такое количество девушек в этом дворце могло окружать лишь одну особу — мачеху Селима. И верно, вон виднеется богато украшенный узорчатый платок на голове Махидевран Султан. Пока наследник раздумывал, стоит ли ему поздороваться с госпожой или пройти мимо, та уже заметила его приближение. Теперь сделать вид, что его здесь нет, было бы совсем не вежливо. Приблизившись к султанше, Селим увидел, что кроме рабынь здесь присутствует ещё кое-кто: маленький шехзаде Ахмед. Мальчик сидел на руках бабушки, удивлённо глазея по сторонам. Он то и дело хлопал ресничками от каждого дуновения ветра и смешно морщил носик, когда солнечные лучи светили прямо на него. — Махидевран Султан, — поприветствовал её Селим. — Сегодня замечательный день, не правда ли? — Именно так, — сдержанно улыбнулась султанша, — В такую хорошую погоду грех не выйти из дворца на свежий воздух. Вплоть до недавнего времени было довольно холодно, и Ахмед всю зиму пробыл во дворце. — Надеюсь, со времени той болезни с ним не случалось ничего серьёзного? — Аллах милостив — мы бережём здоровье Ахмеда, — Махидевран тихо вздохнула. — Те осенние события изрядно взволновали нас всех. До сих пор вспоминаю о них с содроганием. Мой мальчик тогда ещё долго не мог окончательно выздороветь — мы с его матерью совсем извелись. Но теперь, слава Всевышнему, все беды позади, — помолчав, госпожа заметила: — Признаюсь, и случай с шехзаде Баязидом взволновал меня тогда. Он быстро оправился после пережитого? — Быстро ли оправился Баязид? Поверьте, султанша, он не пережил и тени того, что чувствовали все мы. По своему обыкновению, он воспринял это лишь как очередное приключение. С ним часто бывает что-то подобное, однако в основном Баязид отделывается довольно легко. Тут же мелькнула мысль, что совершенно ни к месту весь этот разговор. Извинившись, Селим направился в свои покои. Дворец Сарухан по сравнению с его родным Топкапы был в несколько раз меньше. Не было в нём и грандиозности, присущей резиденции падишаха. Но в месте с тем, здесь было весьма уютно и приятно находиться. Не было длинных холодных коридоров, в отделке преобладало дерево. Вместе с малыми размерами, дворец санджакбея Манисы не был густо заселён. Судя по здешним декорациям, местная жизнь казалась Селиму простой и бесхитростной: всё шло своим чередом. Северный Дворец Мехмеда, хоть и отличался внешне от этого, производил столь же спокойное впечатление. Наверное, дело в далёкости от Стамбула - центра всего, центра власти и борьбы за неё. После обеда шехзаде был приглашён посетить дворцовую библиотеку, где уже были отец с братом. Войдя в помещение, Селим отметил, что и это место - не ровня столичному аналогу. Здешняя библиотека походила скорее на чью-то домашнюю коллекцию, тогда как книжное собрание Топкапы насчитывало тысячи экземпляров и несколько залов. Бродя между полками, Мустафа рассказывал отцу: — Совсем недавно нам посчастливилось приобрести несколько томов румелийских поэтов прошлого столетия. А вот на этой стороне собрания сочинений арабских философов и мыслителей. — В юности, живя здесь, я был знаком с одним философом, — заметил падишах. — Некоторые называли его безумцем, но в словах этого человека был некий смысл. «Потерянное однажды дважды не вернётся». — И что же философ хотел этим сказать? — вставил Селим. — Спустя годы ты поймёшь смысл этого высказывания, Селим. Я тоже не сразу разобрался. Время поможет расставить всё на свои места. Шехзаде мои, сегодня вы только учитесь постигать суть вещей. И поверьте, начав понимать, вы не почувствуйте себя легче, а напротив... — Султан задумчиво оглядел детей. — Вы — моё будущее, будущее нашей страны. Я верю в вас, и хочу, чтобы вы постигли то, без чего впереди не обойтись. На нас всех лежит ответственность за судьбу государства перед предками и потомками. Династия Османов была и будет величайшей из династий, — закашлявшись, Сулейман прервался, но вскоре продолжил: — Я надеюсь что ты, Мустафа, и ты, Селим, вместе будете не только находиться, но и учиться, развиваться, совершенствоваться. Это время пойдёт обоим на пользу. Очень надеюсь, что не буду разочарован результатами. — Мы сделаем всё от нас зависящее, повелитель, — заверил Мустафа. — Постараемся оправдать ваги надежды, отец, — добавил Селим. Обняв сыновей, падишах вымолвил: — Идите, я побуду здесь один. Переглянувшись, братья вышли из комнаты. Оказавшись за дверью, Селим поинтересовался: — Что это сегодня с повелителем? Обычно ему не свойственна такая сентиментальность. Или это воздух провинции так на него повлиял? — Не говори так, Селим. Ты забываешь, что он не только правитель, но и человек со своими слабостями. Не часто бывая в Манисе, наш отец всё ещё помнит годы, прожитые им здесь. Не так-то легко подавить воспоминания... *** Воспоминания о ночи, так и не проведённой вместе с Мустафой, будоражили сознание Айше. Она старалась не думать о печальном, но снова и снова перебирала в голове всё это. Да, она задержалась, но всё-таки почему Мустафа решил её не принимать, из-за чего? Из-за кого? Сегодня, в погожий весенний день, Айше Хатун и Джамал Султан решили вместе прогуляться со своими детьми. Взяв Ахмеда и Наргизшах, девушки направились в сад. Пробыли там недолго, решив, что неугомонным малышам безопаснее будет на террасе. Пока Ахмед был на руках у нянечек, а Наргизшах играла со своей няней Гюрай по всей террасе, Джамал и Айше мирно наблюдали за всем этим, ведя беседу. Молодая султанша при этом мечтательно рассматривала окружающий пейзаж, а её собеседница тревожно оглядывала детей. Тема разговора перешла к деяниям Ещиль Хатун. Начала её, вестимо, Джамал: — Ещиль слишком много думает о себе. Ей не мешало бы оглядеться вокруг и заметить, что есть и другие люди, у которых иные мысли и чувства. Айше, презрительно скривив губы, не преминула вставить: — Она мне никогда не нравилась — чересчур самоуверенная. Я бы никогда не решилась и на половину того, что она себе позволяет. — Сейчас она держится ото всех в стороне. Водится лишь с компанией девиц, лояльных к ней. Что ж, теперь и это общение ей недоступно — сама виновата. — Да, я не поверила своим ушам, когда мне сказали, что ночью Ещиль переполошила гарем просто так, ещё и находясь вне покоев в неположенное время. Правильно Махидевран Султан приказала её в комнате запереть — неповадно будет в следующий раз что-то такое творить. — Ты не знаешь её, — вздохнула Джамал, — Ещиль упряма, и будет стоять на своём. К тому же, ей не ведом страх — никого не боится. Махидевран Султан она совсем не уважает, шехзаде лишь пользуется, а служителей гарема слушается с едва скрываемой злобой. Окажись в её руках власть — всё бы сделала по-своему, никого бы не щадила. Как эта девица не понимает, что своим глупым поведением может разрушить собственную жизнь? Будто и правда, не страшиться ничего. — Такого просто не может быть, — заметила Айше. — Все чего-то бояться. Вот я до жути пугаюсь того, что за гаремом. Я ведь много лет уже в рабынях, с детства. И все эти годы живу под крышей, за стенами, оградами. Как представлю себя посреди города, на улице, в толпе — аж голова кругом идёт. У всех есть страхи, даже у самых могущественных из нас. Мне говорили, что шехзаде Мустафа очень боится пожаров. С ним в детстве один случай был, когда они с братом чуть в огне не погибли… А наша султанша, я своими глазами видела — высоты боится, — девушка пристально взглянула на собеседницу: — А чего боишься ты? — Того же, что и любая мать — потерять своё дитя. Даже боюсь подумать о том, что будет со мной, если с Ахмедом что-то случиться. То, что я пережила в то время, когда он едва не отдал душу Аллаху, не пожелаешь пережить никому. И потому для меня нет большей радости, чем изо дня в день наблюдать за ростом и развитием моего мальчика. Ахмед и правда быстро растёт! Только недавно я радовалась его появлению на свет, и вот ему уже полгода. Скоро совсем большой будет. — И всё же, он младший из детей Мустафы, — заметила Айше. Недоверчиво взглянув на девушку, Джамал резонно заметила: — Но единственный сын. Тёмные глаза Айше с тревогой метались между дочерью и Джамал. Беседа, начавшаяся в мирном тоне, с каждой фразой теряла его. Хатун уже начинала тяготиться таким времяпровождением. Вообще-то с Джамал они неплохо общались, но само их положение подталкивало к конфликту: женщины одного мужчины. Взяв себя в руки, Айше попыталась отделаться улыбкой и перевела тему. Проскользнувшее было недоверие почти осело на дно, если бы не вмешались обстоятельства. Шехзаде — яблоко раздора между всеми гаремницами, заглянул на террасу. Мустафа был в приподнятым настроении. Поиграл с детьми, побеседовал с наложницами. В его присутствии Айше всё время держала на лице улыбку, а Джамал куталась в свою карминовую шаль. Одни лишь дети вели себя естественно: бросив игрушки, Наргизшах с интересом глядела на братика, а тот даже не знал, на кого смотреть. Девочке вскоре всё надоело, и она принялась капризничать. Как назло, не успокиавалась ни у няни, ни у мамы. — Айше, Наргизшах уже хочет спать, — промолвил Мустафа. Она всё поняла. Лишняя. Взяв дочь на руки, девушка поклонилась и направилась ко входу в гарем. В дверях она обернулась: Мустафа и Джамал сидели уже совсем близко, и он что-то шептал ей на ухо. Звонко рассмеявшись, фаворитка что-то сказала и прильнула к шехзаде. Тряхнув головой, словно пытаясь забыть страшный сон, Айше быстрым шагом направилась в свои покои. Брови её были сведены, а по щеке катилась слезинка. *** — Слезинка! — задорно вскрикнула Румейса. Селим пристально посмотрел на неё: — По-твоему, та туча похожа на... слезинку? Девушка довольно кивнула. Удивительная ночь: на тёмном небосводе видны и звёзды, и облака. Днём они казались лёгкими воздушными перьями, а теперь мягкими туманностями. Полная луна, не закрытая тучами, ровно освещала пространство под собой, дивно отражаясь в воде. Из высокого окна покоев Селима был отлично виден весь ночной пейзаж. Его созерцание шехзаде разделял с пришедшей к нему Румейсой. Больше четырёх дней им не удавалось увидеться, и теперь молодые люди наслаждались каждой минутой рядом. Происходили перемены: из простой рабыни Румейса готовилась стать калфой. Совсем загруженная в последние дни, девушка не могла найти свободного часа даже для себя, что уж говорить о тайных встречах. Обоим время в разлуке показалось страшно долгим: знать, что тот, о ком ты постоянно думаешь, живёт с тобой под одной крышей и не имеет возможности даже посмотреть на тебя — мука для влюблённого. Но были в этом и положительные стороны: теперь Румейса жила в отдельной комнате с другой калфой. Той самой, что помогала им встречаться. Теперь, соблюдая необходимую осторожность, венецианке было легче видеть возлюбленного. Чувствуя себя свежо и свободно, молодые люди то и дело ходили по комнате, переодически подходя к окну. — Видишь те три звезды, что будто встали в ряд? Это пояс Ориона, — объяснил Селим. — Правда? А кто такой Орион? — Об этом история умалчивает. — Ах, шехзаде, шехзаде! А я расскажу, кто он такой: это охотник, храбрый и сильный. Не было ему равных в красоте и мощи. А какие подвиги совершал! Но однажды возжелал он семерых красавиц Плеяд. Долго преследовал Орион беззащитных сестёр, пока боги в наказание не поместили его на небосвод, где ему уже никого не догнать. — Поправив платье и взглянув в глаза шехзаде, девушка спросила: — Понял? — Что я должен быть понять? — До чего доходит неконтролируемая полигамия, — захихикала Румейса. — К счастью, от шехзаде ни одна девушка не будет убегать, — парировал Селим. — Но дело же не в девушках, а в шехзаде. Как он себя поведёт. — А он себя поведёт как хороший хозяин гарема — каждой уделит внимание, — довольная ухмылка засияла на лице юноши. — Каждой? — протянула Румейса. — Каждой. Ты же знаешь — я люблю девушек. Особенно одну из них, — теперь довольно улыбалась она. — Ту, что сейчас пытается показать, что ни чуть не ревнует. — Да, не ревнует, — хатун подошла ближе. — Ревность, зависть, обиды — это всё не моё, мне больше любовь по нраву, — взяла его за руки. Юноша лёгким жестом отвёл в сторону её сбившийся на лоб локон. Рука чуть дрогнула. Девушка плавно повела плечами и свела руки у него на шее. Долгий взгляд глаза в глаза. И вдруг весь мир притих, словно ожидая чего-то важного. Лишь сердце стучит всё громче. — Где ты так долго был, Селим? Я столько тебя ждала. — Я тоже тебя ждал. Дождался. Медленно, но цепко обнимает её за талию. Перед глазами какие-то всполохи. Все чувства в разы обострились: она ощущает каждое его прикосновение. Магия. Он чувствует прилив небывалой энергии. Смелее прижимается губами к её шее. Телом настойчиво подталкивает вперёд Увлекаемая им, делает несколько шагов назад. Спиной прижимаема к стене. Охотно отвечает на поцелуй в губы, чуть поддавшись вперёд. Мысли смешались, чувства связались в одно, тело не слушается — действует само. Ещё сильнее прижимается к ней, давая понять, что поцелуй — лишь начало. Настойчивое: — Руми.... Поняв, к чему всё идёт, пытается замедлить схватку тел, но попытки тщетены. Она лишь сильнее сцеплена. Его руки уже бессвязно блуждают по её телу. Не отпускает и сдерживает её отнекивания. Даёт понять, что грядущее неизбежно. Сдавшись на его милость, сама теряет контроль над телом, которое уже подчинено не ей. Тело захлёстывает ответной волной. Нежное: — Руми...