pастопить ледяное сердцe

when, when we came home worn to the bones, i told myself this could get rough and when, when i was off, which happened a lot you came to me and said, that's enough

«День мог начаться намного хуже», – неутешительно думает Ромео, под проливным ливнем продолжая копать грядки для овощей, которые нужно было посадить именно сегодня. Вообще-то отец сказал закончить с этим еще вчера, но мальчик провел весь день в библиотеке, выискивая ответы на вопросы. Как и позавчера; как и за день до этого. Как и все предыдущие пять лет. Смирение никогда не было ему присуще, Ромео это знает. Может быть, именно поэтому он до сих пор не сдается и верит, что в один день парадные двери гильдии Хвост Феи распахнутся и в них войдут волшебники, так и не вернувшиеся с острова Тенрю. – Проклятый остров, – выплевывает он, не зная сам, ругательство это или просто второе название, которое теперь, разумеется, можно вполне считать за первое. Ведь этот чертов кусок земли отнял у них все! Ромео хмурится, сильнее сжимая лопату и упорно продолжая копать. Выходит не очень: на руки капают редкие слезы, всего лишь несколько капель – он уже взрослый и не может плакать. Сзади слышатся шаги, и мальчик быстро вытирает сопли, слегка размазывая их по лицу. Оборачиваясь, он уже знает, что ему скажут – независимо от того, кто бы там стоял. – Там это... – мнется Джет, теребя свою футболку. Ромео раздражает, когда ему не могут сказать прямо, поэтому он со злостью бросает лопату и шагает в сторону гильдии. – Они пришли, – заканчивает волшебник, смотря мальчику вслед. «Я надеюсь, ты найдешь в себе силы простить тех, кто слаб», – думает Джет и поднимает голову к небу, будто хочет его спросить о чем-то; но небо молчит, как и всегда, поэтому он лишь наблюдает за облаками, быстро плывущими, подгоняемые ветром. Солнце прячется за одним из них, и Джет возвращается назад, чтобы заступиться за других, если это вдруг потребуется. Это требуется каждый раз, ведь двери гильдии отворяются и наступает личный кошмар Фей: Сумрачный Черт орудует в их доме. Ромео еле сдерживает в себе весь огонь, а Макао с горечью смотрит на то, во что превратился их первый этаж: все столы и стулья перевернуты, некоторые сломаны («Снова придется чинить», – безнадежно вздыхает он); словно ураган прошелся. В подтверждении этому на улице начинает выть ветер, и через разбитые стекла окон они слышат одинокий вой. У Биски по коже идут мурашки, и она прячет за собой Аску, закрывая дочь от этих разбойников. Назвать их магами ни у кого язык не поворачивается: магии в них – ноль, но зато грубой силы и денег слишком много для таких людей, как они. Богатеют они от грабежей и разбоев, что устраивают далеко за пределами Магнолии, поэтому никто до сих не прознал об этом. Мастер выступает вперед: – Ну что, феечки, – в голосе сочится яд, и остальные бандиты поддакивают ему, противно хихикая, – готовы расплатиться? – у Ромео загорается синие пламя на руке, и он уже готов высказать этому типу все, что думает о нем, но Макао встает перед ним, заслоняя собой. Черт на это лишь гадко ухмыляется, но ждет ответа, топая ногой. – Не сегодня, – тихо говорит Макао, и у него начинают дрожать желваки на лице от перенапряжения: такие ситуации стабильно происходят каждый месяц, и каждый раз он выдает один и тот же ответ, которые не делает их врагов жалостливыми и сочувствующими. Они злятся, громят гильдию, разрушая в ней все до последней доски, а потом уходят, обещая вернуться ровно через месяц. Черт сплевывает прямо на пол и размывает свою грязную слюну по нему подошвой ботинок. А после кивает своим парням и машет рукой: те, как псы, сразу же накидываются на все, до чего могут достать: разбросанную мебель, посуду, даже столбы, удерживающие второй этаж. Макао хмурится, но ничего не может сделать: даже с магией они бессильны – дать отпор в этот раз значит нагнать на себя беду в следующий, когда они придут и не оставят и мокрого места от их священного здания. Он не мог допустить такого, как Мастер гильдии, но смотреть на погром было невыносимо. – Хватит! – кричит Ромео, когда дело доходит до стен и портретов, что он лично вешал несколько дней назад, но никто не останавливается, и рисунки падают на пол, мешаясь с мусором и грязью. Мальчик бросается к ним, но Ватанабе ловко хватает его и плотно прижимает к себе: не хватало еще, чтобы кто-то пострадал; гильдию они уже как-нибудь восстановят. Мальчик еще пару раз дергается, а потом обвисает куклой в его руках, больше не пытаясь вырваться. Хвостатые наблюдают за этим с болью, стоя в середине этого ужаса, но рядом, вместе, сплочённые общей бедой. Они всегда так – могут и драться, и крушить все вокруг, но стоит придти общей беде, и они объединяются перед ее лицом и сражаются вместе – друг за друга, за семью, за гильдию. – Мы здесь закончили, – вдруг говорит мастер Сумрачного Черта, и его маги застывают в удивлении: они могут найти еще много вещей, которые необходимо сломать. Но главный недовольно хмурится, и все остальные повинуются и выходят из гильдии, переступая через все обломки. – Но учтите, – напоследок бросает тот, оборачиваясь на пороге, – в следующий раз вам лучше отдать мне, что я вежливо прошу у вас, – и Феи только и могут, что смотреть ему в спину и ждать, пока вся толпа скроется за поворотом. – Ах он су... – Макао закрывает ладонью рот Ватанабе, чтобы тот не сказал ничего лишнего. Тот кусает его за палец, но когда его рот полностью свободен от плена, он ничего не говорит, лишь обводит взглядом гильдию. Состояние плачевно и даже хуже; им понадобится где-то две недели, чтобы восстановить все. Из оставшихся людей половина отправилась на торговое задание – первое за месяц! – и они с нетерпением ждали, что они вернутся с него вместе с наградой, чтобы они смогли купить новую крышу. «Видимо, с крышей придется подождать», – размышляет Макао, устремляя взор на несколько дырок в стене: их было бы хорошо заделать сегодня, чтобы ветер не натворил больше дел за ночь. Пока все разбредаются по этажу, чтобы оценить ущерб и посмотреть, что можно сделать сейчас, Ромео идет собрать рисунки, все еще надеясь, что их можно спасти. Они, по сути, волшебные, и их в любом случае можно спасти, но такого восторга от них уже не будет. Мальчик помнит первую радость от них, словно это было вчера: они рисовали их все вместе, а после оживляли их, и гильдия озарялась разными цветами, сверкая и искрясь. Он подбирает портреты с пола, один за другим, немного промокшие, но не порванные. «Можно высушить и повесить обратно», – думает он, все еще ища последний (его любимый, если честно), где он и Нацу летят на большом огненно-красном драконе, Игниле. Ромео шарят рукой по полу, но никак не может найти его, щурясь и вертя головой. Он замечает его рядом со входом и бежит туда: ветер может унести его далеко за пределы города, и он уже больше никогда его не найдет. Он призвал присаживается на корточки, беря бумагу в руки, и рассматривая его: на нем след от ботинка, некрасиво проходящий через всю картину, но Ромео все еще улыбается от одного взгляда на нее. Макао подходит к нему со спины и кладет руку на плечо, не сильно сжимая, лишь показывая свою поддержку. Тот лишь ведет плечом, и мастер убирает ладонь. Отца он уже давно не воспринимает как авторитет – его бездействие хоть и должно идти на благо гильдии, но Ромео этого совершенно не чувствует. Хвост Феи чахнет, и он вместе с ним. «Я так больше не могу», – решает мальчик и, вскакивая с колен, выбегает из распахнутых дверей, но врезается в кого-то, не пробежав и десяти метров. Рисунки снова валятся из его рук, и теперь ветер подхватывает их своими порывами и точно собирается унести их далеко-далеко. Ромео орет, что есть мочи, на того, в кого врезался: – Тебя что, смотреть не учили, куда прешь? – глаза у него закрыты, голос злой, того и гляди, сейчас сломается. Такое бывает, когда сил уже совсем нет, и ты думаешь, что сдашься вот-вот, секунд через пять, может. Но в ответ на свой грубый комментарий мальчик слышит лишь хриплый, отдаленно знакомый смех. Он, не веря, открывает глаза и поднимает голову, видя перед собой листок бумаги. А потом слышит: – А ты подрос за это время, да? – говорят ему голосом Нацу, и из-за рисунка выглядывают сначала его розовые, такие же яркие как и пять лет назад волосы, а потом и его лицо, освещенное улыбкой от уха до уха: Драгнил только так улыбаться и умел. Ромео не может пошевелиться, у него трясётся рука, пока он тянется к парню, стоящему перед ним, желая дотронуться и убедиться, что он настоящий. Краем уха он слышит, как кричат его имя, и сбившееся дыхание позади себя; это его мало волнует, особенно сейчас, когда тут, рядом, только прикоснись... – Ромео!.. – раздается хрип Макао, и мальчик чувствует, как отец впадает в ступор – значит, ему не кажется, и Нацу настоящий! – Настоящий, самый что ни на есть настоящий, – из-за его спины выходит Макаров, и для того чтобы увидеть его, Ромео приходит опускать голову. – Ну и вымахал же ты, малец, – ласково говорит дед, и мальчик кричит, только на этот раз от счастья и эмоций, ради которых он жил все это время. – Я же говорит, отец, я говорил! – кидается он на шею Драгнилу и чуть ли не душит его; тот, весь в бинтах, распахивает свои объятия для него, едва удерживаясь от падения. За его спиной раздается смех, и Макао видит всех волшебников Хвоста Феи, что уехали от них в тот роковой день пять лет назад. Он не знает, что чувствовать, и теряется, одновременно хотя позвать остальных, но и сохранить этот момент для себя. Мастер падает на колени, хватаясь за волосы, и Макаров подходит к нему, успокаивающе проводя старческой рукой с морщинами по его макушке. – Не плачь, Макао, – шепчет он, – ты хорошо постарался, – и волшебник поднимает взгляд на своего учителя, зная, что это не так, но боясь признаться. – Простите меня, Мастер, – сквозь слезы сипит он, вытираясь рукавом. – Я подвел вас, – но Макаров лишь продолжает гладить его, даря свое человеческое тепло, что, кажется, лечит все раны. Ромео же обнимает остальных по очереди: и Эльзу, непривычно стоящую без доспех, и Люси с растрепанными волосами, и Грея, и вообще всех-всех-всех, и от этого становится потрясающе радостно на душе. Там, под сердцем. А заходя в гильдию и одной рукой держась за Нацу, а другой – маша всем остальным, Ромео гордо улыбается и говорит: – Добро пожаловать домой!