Команда, без которой нам не жить

- Убить? Да, разумется, - Хосе Вальдес, примостившийся на груде ящиков, с хрустом надкусывает яблоко; капля сока сползает по его подбородку, путаясь в щетине, - но не сразу. А как же веселье? Смуглые громилы с автоматами наперевес понимающе ухмыляются, а Хосе, обменявшись взглядом со своим братом-близнецом Эрнандо, понимающе кивает. Эти двое явно понимают друг друга без слов. На небольшом неприметном складе на окраине Венесуэлы неимоверно душно; тошнотворный запах подгнивших фруктов и овощей висит в неподвижном воздухе удушающей пеленой, забивает ноздри. Би Эй осторожно шевелит затекшими запястьями, силясь растянуть веревку; пот стекает по его позвоночнику под грубой тканью комбинезона цвета хаки. Ганнибала он видит краем глаза – тот сидит на полу, скрестив ноги, слева и чуть позади, и даже ссадина на лбу и кровоподтек на левой скуле не умаляют выражение исключительного самодовольства и самоуверенности на его лице. Мердок прямо перед ним – лежит на полу, у ног Хосе, в позе зародыша, подтянув колени к подбородку, опустив голову, и его лица не видно. - Сыграем в русскую рулетку? – предлагает Эрнандо. Хосе слегка морщится. - Это уже было, давай что-нибудь новенькое. Сползает с груды ящиков, хватает Мердока за шиворот, резко вздергивает на ноги. Би Эй умом понимает, что сейчас не место для какого бы то ни было проявления беспокойства за друзей, ибо его эмоции лишь сделают его уязвимее в глазах бандитов, но он не в силах отвести от Мердока глаз. Тот секунду стоит, пошатываясь, удерживаемый волосатой пятерней Вальдеса, его голова болтается, будто у китайского болванчика. Потом он поднимает голову, слизывает кровь с разбитой губы и слегка улыбается, поймав взгляд Би Эй. У того отчего-то переворачивается все внутри, а веревки на запястьях начинают ощутимо трещать от неимоверной силы напора. - Поиграем в Вильгельма Телля, - как-то буднично произносит Хосе. Вынимает из ящика яблоко, кладет на голову Мердока. Шагнув к Ганнибалу, садится на корточки, глядит на него с издевкой, сверху вниз. - Надеюсь, умник, ты, хорошо стреляешь? Ганнибал не дурак, отнюдь. Для него расклад ясен – по четыре ствола, направлено на каждого из них; одно слово вожака этой шайки, и они будут напичканы пулями почище, чем рождественская индейка изюмом. Поэтому когда его руки освобождают от пут, он, сперва, пару минут разминает затекшие запястья, а затем без слов берет предложенный Хосе револьвер с одной пулей, стараясь не делать при этом резких движений. Би Эй поначалу почти уверен, что Ганнибал не станет стрелять. Он не станет участвовать в этом жутком фарсе, нет, только не Ганнибал. У него наверняка есть план в запасе. Например, всадить пулю в сердце Хосе Вальдеса, и будь что будет. Хотя бы так. Что угодно, только не это. Но Ганнибал медленно поднимает ствол на вытянутой руке, целясь в Мердока; глаза у него потемневшие, сосредоточенные, цепкие. Глаза человека, который принял неприятное, но необходимое решение. «Целься выше! – мысленно кричит Би Эй, - выше!». У него отчего-то возникает уверенность, что даже если Ганнибал возьмет выше, то пуля все равно угодит прямо в лоб Мердоку, точнехонько между широко распахнутых глаз орехового цвета, и лицо Мердока сделается по-детски удивленным, когда он начнет медленно заваливаться лицом вниз. Звучит выстрел; сбитое яблоко падает на пол, а Би Эй шумно втягивает в себя воздух сквозь стиснутые зубы, но этот звук не привлекает ничьего внимания, заглушенный возгласами удивления, досады и одобрения со стороны зрителей этого маленького спектакля. Ганнибал прошел первое испытание, а это означает, что у них появилась отсрочка, немного времени, чтобы Красавчик мог успеть. А он должен успеть, будь он проклят. Он должен успеть, иначе гореть ему в Аду, это ведь он втянул их в это предприятие. Они трое были вовсе не в восторге от мысли связываться с колумбийским наркокартелем, но Красавчик потрясал у них перед носом кипой счетов и прайс-листом от их поставщика оружия, говорил про то, что если они продолжат заниматься благотворительностью, то их ждет полный финансовый крах, а эта миссия сулит сказочный гонорар, и был чертовски убедителен. Сейчас он должен успеть их спасти. И Красавчик успел. Как раз к тому моменту, когда Би Эй сумел, наконец, освободиться от веревок, чтобы принять участие в схватке. А спустя час он вел обшарпанный фургон, ранее использовавшийся для перевозки овощей и фруктов, по направлению к аэропорту, и впервые за долгое время его почти не беспокоила перспектива оказаться в самолете. Отвратительный запах подгнивших овощей преследовал Би Эй словно наваждение, слегка заглушенный запахом сигары Ганнибала, сидевшего рядом. На заднем сидении Красавчик накладывал повязку на плечо Мердока, которого слегка зацепило в перестрелке. Рана пустяковая, сказал Ганнибал перед тем, как сесть в машину, пуля прошла навылет и даже кость не задета. Ганнибалу можно доверять в подобных вопросах, это Би Эй знал точно. Сам Мердок был нарочито весел и беззаботен; он сидел, слегка сгорбившись, будто встрепанная птица на ветке, и болтал без умолку. Про то что, что ему, наконец, удалось проверить свой дар на практике, и теперь, благодаря его способностям шамана, они навеки заговорены от пуль и вообще любого оружия. А время от времени он бросал взгляды в стороны Би Эй. Те самые. Он словно ждал чего-то и не терял надежды дождаться. А Би Эй ни разу его не одернул за все время пути, из-за чего Красавчик и Ганнибал время от времени озадаченно переглядывались. Это началось месяца четыре назад, может больше. Когда по дороге в Лос-Анджелес у них кончилось горючее, Красавчик с Ганнибалом отправились пешком к ближайшей заправке, а они с Мердоком остались вдвоем. Би Эй приготовился к шквалу болтовни, но Мердок был непривычно тихим и задумчивым. Стоя на обочине, он покачивался с носка на пятку, засунув руки в карманы и неотрывно глядя, как алый диск солнца медленно и торжественно уползает за горизонт. Когда Би Эй приблизился, он произнес, не оборачиваясь: - Знаешь… Кажется… я люблю тебя. Его тон был каким-то… совершенно особенным, без намека на шутовство, и Би Эй потом довольно долго удивлялся собственной реакции на его слова. Кровь бросилась ему в лицо; он стиснул челюсти, будто подавившись бранными словами и призывами заткнуться, перестать, наконец, нести чушь. Он просто развернулся и ушел к фургону. Открыл капот, начал зачем-то копаться в двигателе, хотя еще неделю назад делал капитальный ремонт, ворча по привычке, что ему до чертиков надоело выковыривать пули из кузова. И до возвращения Ганнибала и Красавчика не произнес ни слова. «Боско, в твоей душе так много любви и доброты, - говорила ему мама, - Позволь этим чувствам проявиться!». Би Эй неотрывно глядит на дорогу, его руки мягко и уверенно лежат на руле, а губы слегка шевелятся. «Ты ведь не это имела в виду? – шепчет он беззвучно, - Ведь правда, мам?».