The Piano

— Привет, Леви. Как ты сегодня? Ничего не хочешь? — ласково произнесла Ханжи, входя в его палату. Эрвин настороженно притаился в дверях. Он никак не мог объяснить причину своего прихода. — Опять ничего не съел, — обиделась доктор, смотря на наполненные тарелки. Вся посуда была сделана из особого гибкого пластика. — Неужели тебе так нравится вместо пищи питаться жидкими белками? — захватив поднос, произнесла она. Леви сидел в самом углу необычайно светлой палаты. Здесь были стены, обитые белым войлоком; потолок, похоже, тоже. Окон не было. Спать можно было практически на полу — парень как раз сидел на развёрнутом футоне. Он прислонял спину к стене. Ноги были вытянуты, голова безвольно склонена вниз. Всё тот же пустой взгляд и расслабленные приоткрытые губы. Он был в белой рубашке и брюках. Запястья оставались до сих пор перевязанными, а на локтях виднелись свежие гематомы из-под уколов. — А может, всё-таки попробуешь? — Ханжи присела вровень с ним и, зачерпнув еду в ложку, поднесла к его рту. Тот даже не пошевелился, хотя в глазах что-то отразилось: Эрвину показалось, что Леви хотел отбить руку доктора, но отчего-то не сделал этого. — Почему ты такой упрямый. Может, тебе не нравится? — Ханжи сама отхлебнула из ложки. — Вроде ничего… Ах, да. К тебе посетитель, — она снова поднялась на ноги и направилась к выходу. — Оставлю вас наедине. — Еду тоже оставь, — шепнул Эрвин, забирая с подноса булку и сок. — Неужели ты думаешь, что у тебя получится? Или сам есть хочешь? — протараторила Ханжи. — Кто знает… Леви чуть развернул голову, услышав знакомый голос. В его глазах пронеслось еле заметное удивление. — Полагаю, ты раздумываешь над тем, зачем я пришёл, — когда Ханжи вышла и закрыла дверь, Эрвин прошёл в палату и опустился рядом с Леви на пол. Тот снова отвёл глаза, прижимая голову к углу между стенами. — Тот парень… твой сосед. Он ко мне в больницу ещё раза три приходил. Всё спрашивал, где тебя можно найти. Странно, что живя с подобным человеком так близко, ты не смог подружиться с ним. Даже мне он понравился, — проговорил Эрвин, заполняя невыносимую тишину. В палате было очень тихо. Ни шорохов, ни шагов, ни звуков машин, что он привык слышать за окном. А ещё эти белые стены… буквально давят со всех сторон. Такое ощущение, что здесь не хватает воздуха, хотя вентиляция работает отлично. — У меня есть друг, который работает в полиции. По моей просьбе он собрал всю информацию о тебе. У тебя было несладкое детство. Ханжи — твой врач — полагает, что именно это могло стать причиной твоего состояния. Если ты не поможешь ей, то тебя никогда не смогут вылечить, — Эрвин повернул голову, смотря на парня. Казалось, тот стал напряжённее. Глаза раскрылись шире и будто остекленели. Похоже, он взволнован. Испугался, что может остаться тут до конца своих дней? — Тебе не стоит ненавидеть Ханжи. Может, она и кажется слишком навязчивой и чересчур… увлечённой своим делом, но на самом деле она хороший человек. Ей не наплевать на больных. Она действительно хочет, чтобы всё шло только в лучшую сторону, — попытался объяснить ему ситуацию Эрвин. — Я специально отправил тебя к ней, потому что в других клиниках ты бы уже перестал мыслить разумно и понимать, что происходит вокруг. Вновь не получив ответа, Смит заскользил глазами по больному и остановился на до сих пор перевязанных запястьях. — Раны давно зажили. Почему ты не снимешь повязки? — доктор осторожно протянул руку и коснулся его запястий. Потом замер, пытаясь понять реакцию Леви. Казалось, тот не обратил на это внимание. Сделав ещё одно движение, Эрвин обхватил его руку и начал медленно снимать повязку. — Ты любишь играть… — едва касаясь шрамов на коже, протянул Смит. — Когда ты резал запястья, то мог серьёзно повредить связки. И не смог бы нажать ни одной клавиши в течение тех нескольких минут. Ты не думал об этом? Эрвин не надеялся получить ответ на вопрос, но Леви внезапно едва заметно мотнул головой из стороны в сторону. Теперь напрягся доктор. Впервые, хотя бы жестом, но Леви ответил ему. Значит, он прекрасно понимает, что происходит вокруг. Смит почувствовал некоторое волнение внутри себя. Его речь стала более напряжённой и взволнованной. Надо действовать. — Ты знаешь… Если ты будешь хорошо себя вести, тебе разрешат выйти отсюда. Ненадолго и под контролем, но ты сможешь получить то, чего желаешь, — Эрвин заговорил быстрее, чувствуя, как в голове родился план. — Ты не хотел бы… сходить на концерт? — затаив дыхание, спросил он. Возможно, это не самое лучшее предложение, но что-то подсказывало ему, что это верный путь. — По дороге я видел афишу — приезжает известный пианист. Кажется, он будет исполнять Шопена и Брамса. Полагаю, ты был бы не против послушать эту музыку? — сжимая его разбинтованные запястья, с жаром спросил Смит. Леви снова замер, вглядываясь в белые стены. Он уловил что-то тёплое в словах незнакомого доктора. За всю эту неделю с ним говорила только Ханжи, вгоняя парня в ещё большее уныние. Он не мог слушать никого и ничего, кроме музыки и тишины. Тишиной и этими белыми стенами он был сыт сполна. Прошла всего лишь неделя, а уже было невыносимо сидеть здесь, чувствуя пустоту не только внутри, но и снаружи. И неизвестно сколько ещё ему предстоит просидеть здесь, лишённым возможности что-либо делать. Быть может, это предложение не так уж и плохо? Но снова видеть людей, слышать их разговоры и читать отвратительные мысли, что отображают их лица. А шум дождя, который наверняка идёт на улице вновь напомнит ему о том, что было. О том, что он перестал существовать уже давно. — Леви? — Эрвин осторожно коснулся его плеча, с беспокойством отмечая, что в глазах больного застыл ужас. — Если ты не хочешь, я не заставляю тебя. Оставайся здесь… Пациент снова вздрогнул, покосившись на доктора. Его имя, звучащее из чужих уст. Уже второй человек обращается к нему по имени. Сначала Ханжи, теперь Эрвин. Прошло столько безмолвных лет, когда он не слышал собственного имени. Так странно теперь воспринимать его. Зачем они говорят с ним? Разве им не всё равно, что будет с чужим незнакомым человеком? — Что ж, раз ты не хочешь, тогда мне здесь больше нечего делать, — чувствуя, что опять не добился своего, произнёс Смит. — Может быть, я даже зря пришёл. Я не психолог, поэтому не знаю, как разговаривать с людьми, которые постоянно молчат. Но я спасал твою жизнь не для того, чтобы ты просто гнил в этих стенах. Может тебе и не нужна жизнь. Зато представь каково мне — видеть подобный результат работы, — он неприязненно посмотрел в угол, где сидел больной. Потом поднялся на ноги. — Просто подумал, что ты захочешь вернуться к тому, что любишь, — пробормотал Смит, направляясь к выходу. Но внезапно остановился. Что-то не давало ему выйти. Какое-то давление. Развернув голову и опустив глаза, Эрвин с удивлением увидел протянутую худую бледную руку, которая слабо цеплялась за края его пиджака. Леви не смотрел на него, но удерживал явно по своей воле. — Это… знак согласия? — осторожно спросил доктор. Парень коротко кивнул, так и не переводя глаз. — Тогда… попрошу у Ханжи разрешения, — всё ещё не веря, что больной хоть чем-то заинтересовался, заторопился Эрвин. ***  — Ханжи! — Смит буквально ворвался в её кабинет.  — Хм? Он тебя укусил? Набросился? Попытался свернуть шею? — захлопав глазами, с интересом спросила она. Эрвин затормозил.  — Нет. С чего бы это? Он даже не пошевелился, пока я с ним говорил, — этими словами психиатр была явно разочарована. — Ханжи, ты можешь… выпустить его ненадолго? Под мою ответственность? — Что? Выпустить? Зачем? — удивилась доктор.  — Я тут подумал… Если учитывать его состояние, люди вряд ли помогут ему разговориться. Он не хочет говорить с нами, но может быть, захочет поговорить с ней? Или хотя бы о ней… — пробормотал Смит.  — С кем? — Неважно. Просто хочу вывести его на прогулку в город. Естественно, я с него глаз не спущу и доставлю обратно в целости и сохранности. Если после этого он не заговорит, то можешь оставить его себе и делать с ним всё, что хочешь, — заявил Эрвин. Глаза психиатра тут же загорелись. — Всё что угодно? — переспросила она, хищно скривив губы.  — Для его выздоровления, — процедил Эрвин.  — Хм… Мне ничто не мешает сделать это сейчас, но раз уж ты так просишь, — она вздохнула. — Но если он сбежит, всё что угодно я буду делать с тобой, — предупредила доктор, выписывая Смиту бумагу. — Хорошо. Я приду за ним послезавтра. У меня как раз будет свободное время. Да и билеты надо купить… — Билеты? Я надеюсь, ты его не на фильм ужасов поведёшь? После этого он вообще может… — Не волнуйся, — улыбнулся Смит. — Это не фильмы ужасов. Просто концерт классической фортепианной музыки. — Ах, как скучно… Я-то думала. Ладно, мне пора проводить вечерний осмотр, — Ханжи поднялась на ноги. — И проконтролировать процесс некоторых процедур, — зловещим шепотом добавила она. — Не хочешь посмотреть, Эрвин? — с энтузиазмом предложила психиатр. — Может, что тебе пригодится. — Нет, спасибо. Мне уже пора, — заторопился Смит, поскорее выходя из её кабинета. Ханжи опечалилась. — Зря ты так. Это ведь интересно, — пробубнила она, закрывая дверь.