Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель

             Весь день калиф не мог найти себе места, предвкушая вечернюю встречу со своим новоприобретенным рабом. Он был рассеян, отвечал на вопросы невпопад, и, в конце концов, устав обсуждать государственные дела со своими советниками и визирем, распустил всех.       Лабиринт коридоров своего необъятного дворца Амир преодолел чуть ли не бегом, и только остановившись возле дверей в свои покои, глубоко вдохнул. Стражники, что стерегли вход в его опочивальню, смотрели прямо перед собой, и калиф их не замечал. Он давно уже привык считать их предметами обстановки. По его кивку они отворили двери, и калиф вошел в свои покои.       Дерзкий наложник не спал и при его появлении тут же поднял голову, настороженно глядя на калифа. Амир позволил себе усмехнуться.       — Ну как, еще не устал? — Скинув шелковую пурпурную мантию с золотыми узорами и высоким воротом, калиф остался в одних белых шароварах и расстегнутой жилетке, расшитой жемчугом.       Мужчина ничего не ответил. Амир был уверен, что ему жутко хочется пить и есть. Что касается его запястий и лодыжек… Калиф сомневался, что раб успел себе натереть кожу, если, конечно, не пытался вырваться. Шелк достаточно деликатен.       Сняв жилетку, он оседлал бедра строптивого наложника и погладил смуглую грудь ладонями.       — А вот теперь я тебя накажу, — облизнув губы, заявил Амир ехидно и, наклонившись к нему, легонько поцеловал в подбородок.       Раб резко отвернул голову, поджимая губы.       — Все еще брыкаешься, — усмехнулся калиф. — Ничего, сейчас ты запоешь у меня по-другому, шоколадка моя.       Узкие ладони калифа неторопливо огладили широкую грудь и подтянутый живот мужчины, нарочито задев соски, затем он наклонился и вобрал один из них в рот. Невольник лишь сильнее сжал зубы. Калиф неспешно ласкал его, покрывая поцелуями тело, потом, взяв со столика вазочку с кубиками льда, достал один из них и положил на живот. Мужчина вздрогнул, а Амир, широко ухмыльнувшись, принялся водить этим кубиком по его соскам и мышцам пресса, резко выделявшимся на животе. Поскольку мужчина все еще не издавал ни звука, он лизнул один сосок и взял в рот. После обжигающего холода льда рот калифа показался рабу почти горячим, и он невольно выдохнул.       Но калиф не собирался останавливаться на этом. Следующий кубик льда он взял в рот и, наклонившись, захватил в плен второй сосок раба, заставив того шумно втянуть в себя воздух через нос.       — Нравится? — промурлыкал донельзя довольный Амир. Его игривый тон, впрочем, как и взгляд темно-зеленых глаз, не обещал мужчине легкой расправы. Наказание должно было быть очень «жестоким».       — Прекрати, — процедил он.       — О, ты уже осмеливаешься приказывать самому калифу? — Откинув голову, Амир звонко рассмеялся.       Третий кубик льда опустился на напряженный живот раба. Калиф медленно провел им вдоль полоски кожи над поясом его шаровар, и ему пришлось втянуть живот. Он все еще молчал, но когда калиф проследил этот же путь горячим языком, выдохнул громче прежнего.       — Я дам тебе этот кусочек льда… — Амир поднял почти растаявший кубик и поднес к своим губам, медленно облизнув. Капелька воды стекла по его подбородку вниз, прочертив влажную дорожку вдоль шеи, — …если ты назовешь мне свое имя.       — Неужели могущественного калифа Джавахир Абаля интересуют мелочи, подобные этой? — чуть хрипло ответил мужчина, вскидывая бровь.       — Вопрос в том, насколько сильно ты хочешь пить, — усмехнулся Амир и, подавшись вперед, также медленно провел прохладным после льда языком по губам раба. Когда он отстранился, мужчина невольно облизнул влажные губы. Он действительно очень хотел пить. — Ну вот видишь…       Взяв из вазочки новый кубик льда, Амир скользнул им по его губам, и снова раб облизнулся, инстинктивно потянувшись за ним. Но коварный калиф отстранил руку с живительной влагой.       — Нет, нет, нет. Не так быстро, сладкий мой, — пропел он и сам лизнул кубик. — Сначала имя…       — Нет, — упрямо поджав губы, ответил раб.       — Ну что же, тогда мне ничего не остается, кроме как продолжить экзекуцию.       Амир опустил тающий лед на его грудь и провел им вдоль живота вниз. Затем проследил этот путь языком. Раб ощутимо вздрогнул и задышал чаще. Улыбнувшись уголком губ, калиф потянул вниз его шаровары, и хотя мужчина даже не подумал помочь ему раздеть его, он справился сам. Раб уже был наполовину возбужден, что весьма порадовало тщеславного калифа. Он снова взял в рот тающие остатки кубика — кожа невольника была горяча — и, подождав, пока тот совсем растает во рту, вдруг наклонился и взял в рот его член. Воздух со свистом сорвался с губ мужчины, и он дернулся, кажется, с трудом удержав свои бедра на месте. Калиф плотно обхватил головку крупного и разгоряченного члена губами, натянулся своим ротиком почти до самого основания, даже не подавившись. Глаза мужчины невольно слегка расширились, казалось, он был впечатлен такими умениями.       Амир поймал взгляд черных глаз. Он бы ухмыльнулся, но рот был занят. Поэтому он так же медленно поднял голову, выпуская его член изо рта, и лизнул головку. По-женски полноватых, весьма чувственных губ юноши коснулась издевательски-ехидная усмешка. Он скользнул вверх по телу невольника и поцеловал его в губы.       — Кажется, нам нужно немного остудить твой пыл… Пока еще рано.       В вазочке оставалось еще много ледяных кубиков, и раб прикрыл глаза, сжимая зубы и моля всех богов дать ему сил выдержать «экзекуцию» калифа. Он был уверен, что так его еще точно никто не наказывал, хотя у него и напрочь отшибло память. Коварный калиф долго сжимал в ладонях лед, пока тот не растаял, и затем обхватил холодными мокрыми пальцами его обжигающе горячий член и сжал, сделав несколько резких движений вверх и вниз.       На этот раз мужчине с трудом удалось сдержать стон.       — О, тебе это нравится? — засмеялся Амир. — А не подскажешь, что больше? Может, все-таки мой рот?       Не дождавшись никакого ответа, он взял в рот еще один кубик льда и, наклонившись, обхватил губами член мужчины. Холод и жар смешались в тесном пространстве, и раб не выдержал: с губ его сорвался низкий хриплый стон. Он двинул бедрами навстречу калифу, пытаясь погрузить член между его губами как можно глубже, и Амир позволил ему это. Лед у него во рту стремительно таял, холодными каплями стекая по стволу члена. Несколько минут Амир старательно доставлял рабу удовольствие, но когда его бедра почти вошли в ритм — отстранился.       — Ты же не думаешь, что я позволю тебе кончить просто так? — спросил он с усмешкой.       Мужчина с тихим стоном отвернулся, сжимая зубы так, что по смуглым скулам заходили желваки. И все же не сказал своего имени и не попросил продолжить.       — Я люблю упрямцев, — выдохнул калиф ему на ухо, скользнув острым язычком в раковину.       Раб вздрогнул, невольно пытаясь прижаться к нему. Что и говорить, юный калиф оказался довольно искусен в постельных играх.       — Поцелуй меня, — приказал Амир.       И он подчинился, но когда потянулся к нему за поцелуем, жадно глядя в восхитительные чарующие зеленые глаза калифа, Амир приложил к его губам указательный палец.       — Что я говорил тебе утром? — спросил он шепотом.       Раб поджал губы, ладони его сжались в кулаки, Амир выжидающе замер. Подчинится ли он на этот раз? Колебание невольника длилось всего несколько секунд, и вот черные ресницы покорно опустились, он поднял голову. Тогда Амир убрал палец от его губ и наклонился ниже, прижимаясь к ним своими. Тут же язык мужчины решительно раздвинул их, буквально врываясь в его рот. Он целовал его яростно, слегка прикусывая его губы, жестко, почти до боли, но калифу нравилось именно так, и он с упоением отдавался этому поцелую. Не прерывая его, Амир заскользил ладонью вдоль живота мужчины и снова обхватил его член рукой, начиная двигать по нему сжатой ладонью. Когда раб застонал ему в рот, сладкое чувство торжества охватило калифа. Сам он был уже возбужден до предела, ему не терпелось ощутить в себе член, что он ласкал сейчас рукой, но он все еще выжидал.       С трудом отстранившись от губ невольника, Амир жарко выдохнул и прикрыл глаза.       — Скажи мне, — произнес он мягко, и это было почти похоже на просьбу.       — Нет.       Калиф поджал губы, удивленный таким ответом, но не разозлился, а лишь хмыкнул. Его ладонь сильнее сжалась вокруг члена раба, заставляя его шумно выдохнуть сквозь крепко стиснутые зубы. Он отстранился на несколько секунд, снимая свои шаровары, и снова оседлал бедра мужчины, почти распластавшись на его груди так, чтобы его член терся о горячую расселину между ягодиц.       — Ты уверен, что не хочешь сказать мне, как тебя зовут? — мягко спросил Амир.       Раб ничего не ответил, приподнимая бедра так, чтобы теснее прижаться к входу в его тело своим пылающим естеством, и тут уже калиф сам едва не застонал, прогнувшись в пояснице и закусив нижнюю губу.       — Ты уверен, что сам не кончишь первым? — насмешливо спросил мужчина в тон ему. — Может, все-таки еще не поздно применить обычное наказание старыми добрыми плетьми?       — Нет… — выдохнул калиф.       Их маленькое противостояние полностью захватило его. Он чувствовал настоящий восторг и экстаз от того, что сейчас происходило. Двинув бедрами несколько раз так, чтобы тереться своей дырочкой о член раба, он подался вперед и прильнул к его губам, запуская пальцы в роскошное черное золото его волос.       Неожиданно Амир перестал хотеть нагнуть его под себя, сломить его волю, победить. Теперь он твердо был уверен, что хочет, чтобы этот пылкий яркий огонь никогда не угасал в его новом наложнике. Ведь именно это самое пламя делало его таким привлекательным для калифа. В глазах цвета темной арабской ночи он видел стальную волю, читал холодную насмешку и вызов. И ему хотелось принять этот вызов, но Амир не желал, чтобы погасла его воля.       — А если я попрошу? — вдруг спросил он, приподнимаясь над рабом и заводя руку себе за спину, чтобы направить член в себя.       Но насадился калиф не полностью, позволив ему войти в себя лишь головкой и сжав коленями бедра мужчины, чтобы тот не смог приподнять их. И все это время он наблюдал за выражением его лица.       Раб приподнял бровь, и уголок его губ тронула скептическая усмешка.       — Я слышал, что калиф Джвахир Абаля не идет на уступки.       — Это не уступка.       — Тогда почему ты предпочитаешь попросить меня, а не приказать?       — Потому что сейчас мне не хочется тебе приказывать, — лукаво ответил Амир, упираясь в его грудь ладонями, чтобы сохранить равновесие, и опустился на его член еще на несколько сантиметров, словно дразня. — Но я уверен… — наклонившись вперед, выдохнул он ему в губы, — что тебе очень хочется мне подчиниться.       — Я не могу тебе лгать, калиф, — глядя Амиру в глаза, ответил мужчина. — Очень хочется.       — Тогда пойдем на компромисс? — улыбнулся калиф, неторопливо целуя его в губы. — Ну скажи мне, пожалуйста…       Теплые, чуть влажные губы мягко прикасались к губам невольника, целовали его подбородок, шею, скулы, — сейчас калиф был почти нежен. И прекрасен. Черные, словно ночь, длинные волосы рассыпались по его плечам и изящной спине, щекоча кончиками грудь раба, мягкая улыбка на красивых губах вызывала желание целовать ее бесконечно, и этот призывный блеск в малахитовых глазах…       — Касим, — наконец выдохнул раб. — Меня зовут Касим.       В ответ калиф приник к его губам, по-хозяйски скользнув юрким язычком в его рот, и полностью насадился на его член. Их поцелуй был страстным и почти свирепым, но в то же время нежным, — они теперь не пытались перехватить друг у друга инициативу, калиф не хотел наказать его, а раб не защищал свою гордость.       — Отвяжи меня, — хрипло произнес Касим, когда калиф наконец оторвался от его губ.       — Нет, — чарующе мурлыкнул Амир, плавно двигаясь на нем. — Еще рано.       Касим стиснул зубы, не имея возможности обнять, задать ритм, хоть как-то отреагировать на происходящее, и это злило. Но постепенно Амир сам стал двигаться быстрее, почти до конца снимаясь с его члена и тут же резко насаживаясь. С губ его срывались вздохи и стоны, он запрокинул голову, прикрывая глаза длинными пушистыми ресницами. Зрелища прекраснее в своей жизни Касим не видел, а если и видел, то не помнил. Больше всего завораживало то, что калиф совсем не стеснялся демонстрировать свою бешеную и неутолимую страсть, не сдерживал себя, он брал и отдавал одинаково. И Касим был готов кончить уже просто оттого, что имел возможность смотреть, как меняется лицо его любовника по мере приближения оргазма. Это был словно танец, и с последней завершающей нотой их мелодии страсти калиф рухнул на его грудь, выплеснувшись ему на живот струей семени. Мышцы его прохода судорожно сжимались вокруг члена раба, горячо пульсируя, и Касим кончил почти одновременно с ним.       Более или менее придя в себя, Амир отвязал своего наложника. Насытившись их любовным поединком, калиф разомлел и захотел спать. Но ведь нужно было позаботиться о своем рабе, который целый день пролежал на кровати и теперь наверняка хотел есть, пить… Поэтому Амир позвонил в колокольчик и вызвал стражу.       — Отведите его в верхний гарем, пусть о нем позаботятся, — велел он сонным голосом.

*  *  *

      В гареме было много мужчин, и когда стража вела его в одну из комнат для наложников, что располагались в правом крыле дворца, Касим ловил на себе их изучающие взгляды. В свою очередь он сам рассматривал их, привыкая к обстановке и запоминая на будущее расположение комнат и коридоров во дворце. Касим уже был здесь вчера, когда его только привезли во дворец. Снова рабыни его накормили, напоили, натерли всякими ароматными маслами, подготавливая к следующей встрече с калифом, которая, судя по всему, должна была произойти очень скоро. И затем ему наконец дали отдохнуть, оставив наедине с самим собой. Первым делом он обследовал свои покои, которые вчера осмотреть ему не удалось. В комнате имелся выход в сад, но он был заперт. В соседнем помещении была купальня. И еще одна дверь вела в коридор, который выводил в общую залу. Эту дверь вообще-то никто не должен был сторожить, чтобы наложники могли спокойно передвигаться по коридору в свои комнаты или ходить в гости друг к другу, если у них возникало такое желание. Но вот лично двери в покои Касима стерегли двое дюжих рабов. Наверное, это должно было польстить ему. Калиф всерьез им заинтересовался?       Но Касим не особо радовался подобной «удаче». Оставшись один, он сел на кушетку и принялся обдумывать свое положение. Впервые у него появились мысли о побеге, но особого желания сбегать он у себя пока не наблюдал. Что ждало его на свободе? Он ведь даже не знал, кто он и откуда. Что же так отшибло ему память? Странно, очень странно. К тому же пойманных рабов либо казнили, либо ослепляли, либо кидали в голодную яму, названную так потому, что в ней обычно умирали голодной смертью под палящими лучами беспощадного восточного солнца.       Но и быть игрушкой калифа ему не улыбалось. Касим не желал для себя подобной участи, однако что-то зацепило его сегодня в этом надменном, высокомерном, избалованном, капризном и беспощадном мальчишке. Юнец был жесток, в этом Касим не сомневался. Он был наслышан о калифе, ведь месяц в плену у работорговца не прошел даром — слухи доходили и до него. Что было до того, как он очнулся у жирдяя, он не знал.       Может ли он выйти? Стоило бы поговорить с кем-нибудь из здешних наложников и рабов, может быть, узнает какие-нибудь ценные сведения. Касим поднялся и прошелся по комнате, начиная машинально разминаться, и только через десять минут остановился, осознав, что выполняет комплекс боевых упражнений. Причем он знал наверняка, что эти упражнения не входили в обучение городской или дворцовой стражи. Основы рукопашного боя? Откуда он мог знать их?       Касим озадачился еще больше. Вопросов только прибавлялось и прибавлялось… А ответов — ни одного. Он открыл дверь, собираясь выйти. И стражники, к его удивлению, не стали ему мешать. Тогда зачем они тут стоят? Может быть, чтобы наложники не могли входить в его комнату? Причина была достаточно очевидна — чтобы не тревожить его. Мужчина иронично хмыкнул, выходя в большую светлую залу, по которой эхом разливалась приятная мелодичная музыка. Повсюду были разбросаны цветные кушетки, столики с различными яствами, журчал фонтан, раздавалось пение птиц из золотых клеток.       Почти все наложники, по крайней мере большинство, имели крепкое телосложение. Для Касима давно уже не являлись загадкой вкусы калифа. Тот определенно предпочитал пассивную роль в постели, — слухи об этом ходили по всему городу уже давно. Тем не менее Амир вряд ли давал своим наложникам забывать, кто тут господин и повелитель.       Касим огляделся, ища свободное место, чтобы присесть. Он нашел неподалеку у стены не занятую никем кушетку и попытался быть как можно более незаметным, надеясь узнать местные сплетни.       Какое-то время это ему вполне удавалось. Никто не подходил, не донимал вопросами, зато он отовсюду слышал чьи-то разговоры. Тренированный слух зацепился за пару слов, и вот он выделил речь каких-то двоих наложников, находившихся почти рядом, за кадками с пышными растениями, что скрывали самого Касима от взора говорящих. Их не было видно, но зато отлично слышно.       — Я понятия не имею, когда он в следующий раз соизволит явиться сюда и выбрать себе шлюху, — проворчал низкий мужской голос.       — Перестань ты так остро на это реагировать, — фыркнул его собеседник. Его голос был несколько выше, еще юношеский, но уже ломавшийся. — Калиф сам шлюха, потому что каждый раз стелется под кого-то из здешних. Тот, кто подставляет зад — подстилка.       — И все равно меня бесит тот факт, что какой-то юнец распоряжается мною, словно я проститутка из борделя! — прорычал первый мужчина. — Бесит! Бесит! Ужасно бесит! Я не мальчик по вызову, черт возьми! Какого хрена я вообще тут торчу уже четвертый месяц и все никак не могу свалить! И эти прозрачные тряпки, в которых нас принуждают ходить, тоже бесят!       — Да ладно тебе… — засмеялся второй. — Он тебя вызывал-то всего один раз, видно, ты не пришелся ему по вкусу! — Он снова захохотал.       — Пошел к черту. — Басовитый, чуть хриплый голос, прибрежный акцент…       Касим внезапно понял, кому принадлежал этот голос. Кажется, это был какой-то матрос, и, судя по легкому акценту, — европеец. Возможно, англичанин. Они все так разговаривают, смешно раскатывая, почти глотая звук «р», хорошо, что хоть не картавит, как французы.       — Я собираюсь наконец свалить отсюда. И если удастся, перережу нашему калифу глотку.       — Ты рехнулся.       — Никому не позволю меня так унижать!       — Да будет тебе, что ты такой дикий? Тебе ведь понравилось?       — Что, трахаться в жопу с калифом? Да пусть он хоть папой римским будет! Я не педик. Если бы его стражники мне свечку не держали, хрен бы я согласился!       — Ты потише… нас могут услышать, и тогда точно повесят, — забеспокоился его собеседник.       Мужчина что-то проворчал. Они вышли из уголка, окруженного цветами, и хотели было уйти, но тот, что успокаивал матроса-англичанина, заметил Касима, тихонько сидевшего в уголочке.       Как и подозревал Касим, мужик оказался европейцем — здоровенный такой громила-брюнет с бычьей шеей и зверским видом. Каким образом он попал в гарем калифа, для Касима оставалось загадкой. Его собеседник был более хрупкого телосложения, но тоже весьма колоритный персонаж со смазливым лицом. Блондин с голубыми глазами. И явно не араб.       — Так, так, так. Подслушиваем? — спросил он, ухмыльнувшись.       — Этот черный… наверняка сдаст высочеству с потрохами, — не стал разбираться европеец. — Пришить его надо.       — Да ты новенький, верно? Тебя вчера сюда приводили, — проигнорировав реплику своего друга, произнес блондин.       Касим ничего не ответил, спокойно глядя на этих двоих, но внутренне собрался и сжался, словно пружина.       — Как тебе калиф? — ехидно поинтересовался блондин. — Понравился?       Касим хотел было подняться и уйти, не собираясь заводить сейчас новых знакомств, но громила толкнул его в грудь, заставив плюхнуться обратно.       — А может, он… этот… шпион его высочества, — хмуро произнес он. — Помнишь? Как тогда? Зашла такая шавка в гарем под видом нового наложника, все хихикала, а потом настучала калифу на некоторых, и их повесили утром. Это же араб. Точно его пес.       Блондин нахмурился и оглянулся. Растения с пышными цветами скрывали их от взора пары стражников, что стояли у дверей с этой стороны и следили, чтобы наложники не натворили чего-нибудь.       — Давай преподадим ему пару уроков, подслушивать чужие разговоры нехорошо, — согласился он.       Громила без предупреждения замахнулся и ударил бы Касима кулаком в солнечное сплетение, но тот среагировал мгновенно, соскользнув с кушетки вниз, бросился им обоим под ноги и сразу же вскочил. Блондин успел отпрыгнуть, а вот громила-европеец, не удержав равновесие, грохнулся; правда, тут же поднялся. Вдвоем они окружили его и попытались оттеснить к стенке, и снова громила неудачно замахнулся, но Касим успел присесть, и его здоровенный кулак ударился в стену. Посыпалась расписная штукатурка, англичанин приглушенно рыкнул от боли, прижав руку к груди, потому что пальцы онемели, и она отнялась, ведь он метил в полную силу. А меж тем Касим, присев на корточки, сбил его подсечкой и, тут же оказавшись сверху, разбил лицо метким ударом кулака. Хрустнул сломанный нос, европеец взвыл и выругался, схватившись за переносицу.       Касим инстинктивно обернулся, и вовремя: блондин занес над ним трехногую табуретку, которая стояла рядом с кушеткой. Он скатился со здоровяка и дернул табуретку на себя. Блондин вцепился в нее, не желая отдавать оружие, и тогда Касим просто хорошенько приложил его табуреткой по голове со своей стороны. Взвыв от боли, мужчина уронил табуретку на пол, бровь его оказалась рассечена, а все лицо заливала кровь, и тут же получил хук в скулу. Голова его дернулась в сторону, и он рухнул на кушетку позади себя. В глазах у него потемнело, сознание помутилось. На несколько минут или больше этот противник был выведен из строя.       Касим ни на секунду не задумывался над своими действиями. Тело его вдруг ожило и начало действовать почти само по себе. Увернуться, ударить, отклониться, присесть, сделать подсечку, вскочить… Это как танец. Стремительный, яростный и жестокий. И он знал все его па наизусть. Сознание оставалось кристально чистым и холодным, сердце билось почти спокойно, а дыхание оставалось ровным, и это позволило ему быстро и эффективно уложить двоих своих противников, которые оказались неготовыми к такому отпору.       Их потасовка наконец привлекла стражников. Те подоспели как раз вовремя: Касим все еще стоял над двумя поверженными противниками, один из которых валялся на полу, держась за сломанный нос, а второй на кушетке, тихонько скуля. Лица обоих были залиты кровью, правда, у второго больше: угол табуретки довольно сильно врезался в кожу. Наверняка останется шрам, который разделит ему бровь.       Один из стражников подскочил к Касиму и попытался скрутить его руки за спиной, но тот, будучи разгоряченным дракой, так просто не дался: вывернувшись из захвата, он ударил его кулаком в живот, заставив согнуться в приступе боли.       — Стража! — заорал его товарищ, бросаясь на Касима. — Дебош!       В зал тут же ворвались остальные стражники во главе с капитаном, что стерегли с той стороны дверей. Пока они пересекли зал и растолкали столпившихся вокруг места драки наложников, Касим уже уделал второго стражника: скрутив его руки со спины в профессиональный захват, Касим со всей силы толкнул его в стену, схватив за волосы второй рукой, и тот хорошенько приложился головой. Продолжая удерживать стражника за волосы, он наклонил его и ударил коленом в живот, судя по хрусту, сломав пару ребер.       Тут здоровяк пришел в себя и вскочил на ноги, кинувшись на Касима снова, разозленный тем, что тот сломал ему нос, но тот припал к полу, выхватив из ножен только что поверженного стражника саблю, и выставил ее перед собой.       Все это произошло за какие-то пару секунд, так что лишь капитан стражи Расул, вбежавший первым, успел заметить, как Касим приложил об стенку второго стражника, схватив его сзади.       Остальные стражники, растолкавшие улюлюкавших полуголых мужчин-наложников, хотели было кинуться на Касима, но капитан гаркнул:       — Отставить! Не трогать этого наложника!       Касим напряженно замер, почти прижавшись спиной к стене, словно зверь, загнанный в угол, и перевел взгляд с капитана на здоровяка, который тихо рычал, с ненавистью глядя на него.       — Этого скрутить — и в камеру, — кивнул Расул на европейца и повернулся к нему. — Отдай саблю.       Касим настороженно посмотрел на него, сильнее сжимая рукоятку кривого лезвия. Капитан отвечал ему прямым взглядом. Их маленькое противостояние длилось всего пару секунд, но вот Касим решил уступить. Крутанув саблю, отчего первые ряды зрителей и охраны опасливо отшатнулись, он перехватил ее за тупую сторону лезвия и протянул рукояткой капитану. Тот кивнул и забрал ее.       — Возвращайся в свою комнату. Вы двое, проводите его и оставайтесь с Хазатом и Мухаммедом у его комнаты, пока калиф не проснется.       Касим хмыкнул.       — А не маловато ли будет четырех стражников оставить меня стеречь?       — Напрашиваешься на весь патруль? — Капитан вздернул бровь. — Я тебе устрою.       Касим ничего не сказал и отступил от стены, направившись в свою комнату. Пара стражников облепили его с двух сторон.

*  *  *

      Впервые Касим стоял на коленях, представ перед грозными очами калифа в тронном зале. Повелитель Амир восседал на своем троне на бархатных подушках и, хмурясь, разглядывал своего наложника. Мантия с высоким воротом придавала его облику той самой величественности, которая в покоях исчезала без следа.       — Касим, ты испортил мое имущество, — спокойно произнес повелитель Джавахир Абаля, постукивая кончиками своих изящных пальчиков по подлокотникам трона. — Итак, что мы имеем: два моих наложника и два стражника. Итого четыре, я ведь не ошибаюсь?       Он лениво взглянул на капитана своей охраны, который стоял рядом с Касимом, вцепившись ему в плечо так, чтобы он не мог подняться. С другой стороны стоял еще один стражник.       — Все верно, мой господин.       — За что ты побил моих наложников? — спросил Амир.       — Я защищался.       — Они пытались напасть на тебя? Почему?       На этот раз вопросительный взгляд был обращен к Расулу — он следил за порядками в общей зале наложников.       — Пытались выяснить, у кого член длиннее, — буркнул Касим себе под нос.       — Что-что? — Калиф наклонился вперед.       — Я сказал: благосклонность калифа ко мне пришлась им не по вкусу, мой господин, — уже громче ответил раб.       — Вот как… — Амир задумчиво прикусил нижнюю губу. — Ну что ж, если верить твоим словам, то виновниками драки были они… Свидетели есть?       — Да, мой повелитель. Мы опросили остальных наложников. Почти все говорят, что первым начал он. — Расул кивнул на Касима. — И только несколько подтверждают его слова.       — Выходит, ты лжешь мне? — Амир поднялся со своего трона и спустился по ступенькам вниз, длинные полы пурпурной мантии, расшитой золотом, потянулись за ним.       — Как угодно калифу, — ядовитым тоном отозвался Касим, опуская взгляд.       Амир вскинул бровь, остановившись перед ним.       — Значит, так, — начал он, но капитан негромко произнес, осторожно перебивая его:       — Повелитель, я склонен поверить этому наложнику. Я видел, как ваш наложник… Нэд, здоровяк, он кинулся на него. Уверен, он был зачинщиком драки.       Калиф задумчиво покачал головой.       — Тех двоих подержи в темнице несколько дней. Десять плетей каждому за нарушение порядка в моем гареме. Ну а ты, Касим… — Амир сделал паузу, прикрыв глаза. Вот его бы он отхлестал сам, лично, и с превеликим удовольствием… привязав к кровати. — Поскольку я доверяю капитану своей стражи…       — Повелитель… — снова вмешался Расул и сделал шаг вперед, опустившись на одно колено, низко наклонив голову и прижав правый кулак к сердцу. — Дозвольте сказать вам несколько слов наедине.       Амир нахмурился, но кивнул и отошел к подножию своего трона. Расул, поднявшись с колен, подошел к нему и зашептал на ухо:       — Ваш новый наложник не так прост. Кажется, он обученный боец. Я видел, как он двигался. Его движения были немного резкие, но отточенные. Он просто долго не тренировался.       — Обученный боец? — Калиф повернул к нему голову, с сомнением глядя на Касима.       — Повелитель, таких обучают на Песочной Арене. Помните, я докладывал вам о незаконных боях, что проводят в подполье? Вы велели не закрывать их притон. Я наведывался туда пару раз. Мне кажется, он оттуда.       — Вот что, Расул. Найдите-ка мне того торговца, у которого я покупал Касима. Надир расскажет вам, как он выглядел.       — Да, мой повелитель. Дозволите дать вам совет?       — Разрешаю.       — Я беспокоюсь о вас. Оставаться наедине с этим типом опасно. Если он нападет, стража может не успеть защитить вас. А что, если он захочет вас убить?       Амир задумался, не сразу ответив на вопрос капитана.       — Мне думается, что если бы он захотел меня убить, то сделал бы это еще в первую ночь, — хмыкнул наконец калиф, пожав плечами. — Нет, Расул, не беспокойся обо мне. Делай свою работу.       — Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель, — низко поклонившись и прижав кулак к сердцу, смиренно ответил араб и отошел на свое место возле Касима.       — Расул!       — Да?       — Устрой ему спарринг на вашей тренировочной площадке. Я хочу это видеть.       И Касим, и капитан стражи — оба удивленно уставились на него.