Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель

             — Вот мы и встретились наконец, Касим, — свирепо усмехнулся громила, поигрывая цепью.       — Я тебя не знаю, — отозвался Касим, настороженно следя за цепью в его руке. Он не сможет уклониться, если этот громила вздумает ударить его цепью. Потому что в подобном случае он откроет Амира, и тогда весь удар будет направлен на него. Нет, ни в коем случае. Значит, нужно придумать что-то другое.       — Знаешь. Ты отлично меня знаешь. Что, пригрелся под крылышком у калифа, дружок? — цепь в руках врага опасно раскачивалась все больше.       — Я не знаю, кто ты и что тебе от меня надо, — процедил Касим снова.       — Брось. Не притворяйся. Тебе все равно не избежать драки, подлый трус, — прорычал здоровяк. — Ты не мог забыть мое имя, ибо я твой самый главный и опасный соперник! Я Мурат. Неужели не помнишь, а, дружочек? — с сарказмом процедил он.       С этими словами Мурат размахнулся цепью и направил ее вперед, метя в лицо Касима.       — Пригнись! — успел предупредить он калифа, прежде чем цепь достала его.       Касим подставил руку, не смея пригнуться сам из опасений, что калифа может задеть. Цепь обвилась вокруг его руки, и его рвануло вперед. Он стиснул зубы, пытаясь перетерпеть это — рука взорвалась ослепляющей вспышкой боли, а потом почти мгновенно онемела. Упершись в землю сапогами, Касим обхватил цепь обеими руками и потянул на себя, но Мурат был явно сильнее его.       — Схватить калифа! — рявкнул он.       — Не смей! — прорычал Касим, выпутывая руку из цепи, и, выхватив из сапога кинжал, набросился на него с яростным оскалом.       Он не успел добраться до Мурата, тот размахнулся цепью, раскрутив ее над своей головой, и снова нанес сокрушительный удар. Касим успел уклониться, отскочил в сторону. Ему пришлось сделать это еще несколько раз, потому что цепь вращалась с неистовой скоростью, а ее длина позволяла достать его. Краем глаза он успел заметить, как метнулись к калифу соратники Мурата, и стиснул зубы.       Он отступил к нему, лихорадочно пытаясь придумать, как же поступать дальше, но Мурат не давал ему времени. Первым делом Касим решил, что нужно лишить его цепи, однако тот слишком хорошо с ней обращался, чтобы дать хоть малейшую возможность подступиться. Меж тем двое разбойников надвигались на Амира, который прижался к стене, абсолютно беззащитный.       Касим разрывался, видя, что его господину угрожает опасность, но был не в силах помочь ему, потому что собственный противник отвлекал все его внимание. Однако в это мгновение калиф выхватил из ножен свою саблю, которую вроде как носил для украшения, и сделал выпад. Это было так же неожиданно для Касима, как и для нападающих, и один из них получил весьма ощутимую царапину. Дальше Касим уже не мог увидеть происходящего чуть позади него, его внимание снова отвлекла цепь.       Пытаясь добраться до своего противника, он вскинул руку с кинжалом, в отчаянной попытке поймать цепь. Та, звеня, захлестнула его кинжал, высекая искры из металла, и Касим рванул его на себя, обхватив цепь рукой. Мурат такого не ожидал, потому что вынужден был сделать несколько шагов вперед. Они бы снова начали соревноваться в бессмысленном перетягивании «каната», но Касим понимал, что тут ему не победить, поскольку Мурат был явно большей весовой категории, чем он сам, и поэтому он, как обычно, пустился на хитрость. Неожиданно ослабив натяжение цепи так, что та провисла, он схватил ее и захлестнул удавкой на бычьей шее своего врага, ринулся вперед, взбежав прямо ему на грудь и спрыгнув с его плеч сзади, принялся затягивать цепь на его шее.       Мурат стал задыхаться, пытаясь содрать с себя удавку, его соратники надвинулись на Касима, намереваясь помочь своему главарю. Касим тянул цепь на себя с такой силой, что на его руках вздулись вены, а узлы мышц явственно выделились под смуглой кожей. Теперь он имел возможность увидеть, что происходит с Амиром. Как ни странно, калиф умудрялся довольно-таки прилично парировать атаки двух громил, которые наседали на него с саблями. Касим знал, что Амир частенько занимается королевским фехтованием, но ему еще ни разу не доводилось нормально понаблюдать за его тренировками.       На время отбросив беспокойство за калифа, он с последним усилием рванул на себя цепь, намереваясь покончить с противником раз и навсегда, но вдруг голову его пронзила острая боль. Перед глазами все помутнело, и он выпустил цепь из рук, свалившись на землю. Боль была так сильна, что он на несколько секунд потерял зрение, схватившись за голову.       — Сегодня отличная публика, верно? Народа много. Думаю, ставки будут большие, — хмыкнул Мурат, зачерпывая ладонями воду из тазика, что стоял на стуле в углу.       — Да, это верно, — пробормотал Касим, осторожно натягивая на раненое плечо кожаную жилетку.       — Совсем расклеился? — сочувствующе спросил друг. — Может, отменим сегодняшний бой?       — Нет.       — Ты морщишься при каждом движении.       — Мурат, ты же знаешь, что я ни за что не пропущу сегодняшний бой. Мне позарез нужны деньги.       — Как и мне… — хмыкнул тот. — У нас бой друг против друга. Что будем делать? Опять сыграем на публику, а потом поделим выигрыш?       — Да, — рассеянно отозвался Касим, думая о том, как бы поскорее оказаться дома. Он оставил Данияля совершенно одного практически на весь день, и теперь очень переживал, как там братишка без него справляется. Ведь, кроме него, некому было подправить ему одеяло, открыть окно, если было жарко, подать воды, помочь подняться с постели…       Мысли о брате отошли на задний план, стоило ему выйти на арену.       Приглушенный свет, рев сотен надрывающихся глоток, от которого звенит в ушах, посыпанный песком пол и ставки, ставки, ставки… Сценарий был продуман от начала и до конца, и Мурат завязал бой первым, как они и делали обычно. Касим сегодня сражался не в полную силу: раненое плечо не позволяло ему драться так, как обычно, и зрители замечали это — ставки на Мурата поднимались.       Он уворачивался от атак друга, пытаясь сам ударить его. Мурат иногда раскрывался, как они и договаривались, но он по большей части развлекался сегодня. Касим понимал, что в этот раз ему придется сыграть роль «поверженного», но смутное беспокойство, что терзало его все эти дни, заставляло его колебаться и уклоняться от атак Мурата всерьез, все не давая ему возможности нанести решающего удара, который положит конец их выступлению. Брат. Его больной брат, которому требовались баснословно дорогие лекарства. Он смотрел на своего псевдо-противника и видел перед собой возможность купить эти самые лекарства. Надо только наступить на горло своей чести.       Мурат незаметно улыбнулся ему, бросив вопросительный взгляд. Касим заметил, что тот совсем расслабился, и… наверное, в него вселился бес, потому что то, что он сделал в следующий момент, никак нельзя было оправдать.       Правила арены не запрещали использовать оружие, и Касим воспользовался кинжалом, с которым редко расставался, незаметно вытащив его из своего сапога. И вонзил в бок Мурата, когда тот раскрылся в очередной раз. Истекая кровью, друг упал на пол.       — Касим! — Отчаянный крик калифа заставил его раскрыть глаза как раз в тот момент, когда сапог Мурата оказался прямо над ним.       Он успел увернуться и, откатившись в сторону, вскочил на ноги. Еще чуть-чуть, и Мурат бы наступил ему на горло.       Амира уже прижали к стенке и обезоружили, заставив смотреть, как Мурат расправляется с ним, но Касим, к счастью, очнулся вовремя. Похоже, прошло всего несколько минут, даже меньше.       Его кинжал валялся в пыли на земле рядом с Муратом. Касим, задыхаясь, вскинул руки.       — Подожди! — воскликнул он. — Мурат, подожди.       В синих глазах его противника мелькнуло странное выражение, быстро сменившееся неистовой яростью.       — Подождать?! — прорычал он. — Как тогда, на арене, когда ты меня предал, друг? — издевательски процедил он.       — Мурат… Умоляю, отпусти калифа и делай со мной то, что тебе вздумается, только отпусти его. Я прошу тебя.       — О, он тебе дорог? — елейным голосом произнес мужчина и, подцепив носком сапога кинжал, подкинул его в воздух и поймал. Он любовно провел пальцем по остро отточенному лезвию и направился к калифу, припертому к стенке.       Амир мгновенно выпрямился, вздернул подбородок и бросил на приближающегося врага полный ледяного пренебрежения и презрения взгляд, хотя только что бился в руках двух своих пленителей, пытаясь добраться до Касима и предупредить его или спасти.       — Нет! Постой! Мурат, не смей! — Касим метнулся вперед, хватая его за руку и дергая на себя. — Он ни в чем не виноват. Не надо мстить мне так, прошу тебя.       — Но ведь это единственный способ причинить тебе такую же боль, какую ты причинил мне, — прошипел Мурат, перехватывая его руку за запястье и отрывая от своей руки. — Я действительно считал тебя другом… Но теперь я ненавижу тебя, подлое отродье шакала.       Касим стерпел это оскорбление, но выдержал взгляд бывшего друга, как и его железную хватку, которая буквально выворачивала ему кисть.       — Подумай сам, — спокойно произнес он. — Если ты посягнешь на жизнь калифа, тебя найдут и повесят. А если ты отпустишь его, я пойду с тобой, и ты сможешь меня убить.       Глаза Амира широко распахнулись, и он рванулся из рук удерживавших его разбойников.       — Не смей! — яростно выпалил он Касиму, но тот не обратил на него внимания.       Мурат несколько мгновений смотрел в его глаза, но когда он уже хотел что-то сказать, раздались крики стражников, появившихся внезапно на улице.       Наверняка кто-то успел сбегать в особняк и предупредить капитана калифовой стражи, а может быть, Расул сам вернулся и, заметив отсутствие калифа, поспешил его отыскать.       Двадцать стражников мгновенно окружили разбойников. Амир не растерялся, пнул коленом одного из своих противников между ног, врезал кулаком в нос второму и метнулся к Расулу, который тут же передал своего повелителя в руки стражников.       — Касим? — настороженно спросил он у телохранителя калифа.       — Схватить его! — приказал Амир, указав на Мурата. — Он и его люди напали на нас, когда мы возвращались с базара.       — Нет! — отрезал Касим, делая знак остановиться стражникам, уже намеревавшимся выполнить приказ калифа.       Он оглянулся на Мурата, и вовремя: тот ринулся на него, не дожидаясь, пока охрана калифа кинется на него всем скопом. Зарычав, он схватил Касима в смертельные объятия, сдавливая так, что, казалось бы, послышался хруст ребер. Калиф издал какой-то звук, от которого вздрогнул даже Расул.       Касим уперся ладонями в грудь своего противника в тщетной попытке высвободиться, но напрасно, конечно. Он уже начал задыхаться, в глазах помутнело. Может быть, он и смог бы освободиться или не дать Мурату схватить себя, если бы действительно этого хотел. Но он ощущал перед ним ужасную, тяжелую вину, которая давила ему на плечи, и, раскаиваясь, сражался лишь вполсилы.       — Касим! — зарычал внезапно Амир. — Немедленно возьми себя в руки, или я тебя сам сейчас придушу! Если ты умрешь, я тебя убью!       Касим даже вздрогнул — столько ярости и ревности было в голосе его маленького господина. А почему ревности — он даже немного не понял, но отчетливо ее услышал.       Мурат скалился ему в лицо, сдавливая все сильнее, и с последним глотком воздуха он схватил его за голову, вдавливая пальцы ему в глаза. Упрямство обоих длилось еще около целой минуты, оба не желали сдаваться, терпели боль до последнего, но отскочили друг от друга одновременно. Мурат схватился за голову, пытаясь проморгаться, а Касим жадно хватал ртом драгоценный воздух.       Еще не успев толком восстановить зрение, противник Касима снова кинулся на него, выхватив саблю из ножен, что висели у него на боку. У Касима оружия не было — даже кинжала он лишился.       Он отскакивал, уклонялся, уворачивался от смертельного лезвия, пока в ярости мужчина пытался его достать. Расул выхватил свою саблю и кинул ему с криком: «Лови!»       Но Касим не поймал или не захотел поймать. Амир в отчаянии закусил губу.       — Подними ее, трусливое отродье, — прорычал Мурат, на пару секунд остановившись и перестав атаковать. Касим настороженно замер. Калиф побагровел от ярости, возмущения и унижения, услышав, как оскорбили его телохранителя. Глядя на него, Расул решил, что повелитель сейчас сам кинется в бой и порвет этого здоровяка голыми руками за нанесенное его возлюбленному оскорбление, и на всякий случай пододвинулся вперед, чтобы удержать господина, если понадобится.       — Подними ее и сражайся как мужчина! — приказал Мурат, подцепив валявшуюся в пыли саблю Расула носком сапога и подкинув ее вверх по направлению к Касиму.       Тот поймал ее, продолжая настороженно смотреть в глаза своего противника.       — Я не хочу с тобой сражаться, — хрипло пробормотал он.       — Зато я хочу! Хочу вонзить кинжал в твое лживое сердце! У тебя нет ни чести, ни гордости, ни моральных принципов, и я до сих пор не пойму, как мог считать другом подлого шакала! — разъяренно проорал Мурат. — Сражайся, или я убью тебя.       И он снова напал, и начался танец двух сабель. Противники кружили вокруг друг друга, словно двое оголодавших волков: Мурат все искал уязвимые места Касима, а тот в свою очередь уклонялся от его атак, блокировал их, не пытаясь нападать сам. Амир в отчаянии закусил губу, зная, что сильная сторона его телохранителя в рукопашной схватке, но с оружием в руках он скорее уязвим, чем действительно опасен в качестве противника, ведь недаром же он не взял сегодня с собой ничего, кроме кинжала. Тем не менее Касим неплохо справлялся, обращаясь с саблей весьма умело, но его рука не поднималась, чтобы нанести решающий удар, даже в те моменты, когда Мурат ненароком открывался.       — Да прикончи же его, — словно заклинание, шептал калиф, неосознанно стискивая холодными, вспотевшими от волнения и страха пальцами ткань своей жилетки, надетой поверх длинной туники до колен. — Убей, Касим, убей.       Касим не мог слышать его, но спиной ощущал присутствие своего повелителя, который переживал за него всей душой и сердцем, надеялся и верил в него. Разве мог он подвести?       К тому же Мурат сам подначивал его, цедя сквозь зубы оскорбления, за которые порядочный человек давно бы уже намял бока и оставил обидчика валяться в пыли и скулить от боли.       Решающими стали слова противника:       — Победа на стороне правого. Сражайся в полную силу, тварь, или я убью тебя.       До этого момента Касим только уклонялся от его атак, кружа по импровизированной песчаной арене, которую образовали невольными зрителями стражники калифа и соратники Мурата. Но после этих слов темные глаза мужчины наконец-то зажглись злым огнем. Град ударов посыпался на Мурата, Касим буквально взорвался серией атак, превратившись в смуглый серебристый вихрь, несущий смерть. Мурат едва успевал блокировать все его атаки. Расул восхищенно присвистнул, заметив, что Касим применяет не только те приемы, которым он его обучал лично, но даже те, которые тот видел только мельком или единожды, когда наблюдал за тренировками стражников на плацу позади дворца.       Калиф же все сильнее стискивал руками свою жилетку, грозя оторвать несколько жемчужин, что были рассыпаны затейливым узором по кромке его одежды.       Слышался лишь оглушающий звон стали о сталь. Касим задыхался, перед глазами стояла какая-то мутная пелена, он бил уже почти наугад, хотя со стороны казалось, что он целенаправленно атакует своего противника. В ушах громким набатом стучал пульс.       «Я виноват. Я виноват. Я виноват. Прости, прости, прости…»       Он так сжимал рукоятку своей сабли, что у него уже онемели пальцы. Для него самого момент, когда он припер Мурата к стенке, оказался каким-то смазанным, смутным, он даже не понял, когда успел разоружить его. Лезвие сабли запело возле горла противника, расчертив глубокий порез от его шеи до самого живота.       С диким рычанием зверя и яростным оскалом Касим уже готовился нанести решающий удар, но рука его дрогнула, остановившись возле смуглого живота противника.       — Я виноват, — прошептал он, искренне раскаиваясь в том, что так подло предал друга там, на арене.       — Это уже неважно, — хрипло пробормотал Мурат. Совсем неожиданно вся его злость, ярость и ненависть куда-то испарились. — Правда, видимо, на твоей стороне.       — Что? Нет, нет, это… просто…       — Убей.       — Я не могу, Мурат… Пожалуйста…       — Убей, — повторил мужчина и, не дожидаясь, пока Касим решится сделать это, усмехнулся. — Трус, — прошептал он и вдруг подался вперед, сам насадившись на лезвие сабли одним резким рывком.       Рука Касима дрогнула, он расширенными глазами смотрел в лицо бывшего друга, не в силах сделать ни одного вдоха. Кровь обагрила лезвие, стекая по нему вниз к рукоятке, пачкая его руки, делая пальцы липкими и мокрыми. Касим отшатнулся так поспешно, что едва не упал на землю, и с отчаянием переводил взгляд со своих окровавленных рук на Мурата, который уже заваливался вперед, падая в уличную пыль.       Мурат сказал, что он трус. И это было самой настоящей правдой.