Апата — в древнегреческой мифологии богиня лжи и обмана.
***
Для Подвздошной кости. Спасибо, что ты есть.
***
Мэри была чудо как хороша. Милая Мэри, светлая Мэри, нежная Мэри, смешливая, умная, добрая, нежная - вся такая хрупкая и с едва заметным несгибаемым стержнем внутри. Наверное, это-то и привлекло Джона в ней: возможность действительно опереться на ее плечо, зная, что она выдержит. Такая реальная Мэри против такого эфемерного Шерлока. И Джон никогда ей не признается, что она была единственным доступным логичным объяснением для него того факта, что он все еще достает из сушилки для посуды две чашки, чтобы налить чаю, кофе, молока. Ну и что, что она почти не пила молоко. Он стоял на кухне, замирая от непереносимой боли в груди, едва дыша, и смотрел невидящим взглядом на две пустые чашки, чувствуя, как холодное, колючее, живое будто, склизкое отчаяние ползет по пищеводу, ложится в районе диафрагмы упругим тугим комком чего-то страшного, и говорил на удивление дружелюбным и спокойным тоном: - Мэри, тебе чай или кофе? Она улыбалась, благодарила его, целовала в щеку за то, что он приготовил для нее чай. Большей противоположности тому самому человеку и придумать было нельзя, но Джон не придумал, он нашел. И только глухая, тоскливая боль будто бы окликала его с кухни, заставляя оборачиваться чуть и видеть, как на кухонном столе стоит одна чашка. Она, разумеется, была его чашкой, и он сам ее там оставил, когда отошел, чтобы принести Мэри чаю. Но раньше он брал обе и садился рядом, не слышал и слова благодарности, принимая сам факт чужого глотка как невысказанное спасибо, Джон. А теперь чашка остается на столе, как намек, как упрек, как напоминание о непроходящем одиночестве. И боль по эфемерному такая реальная, как эта самая Мэри, что Джон чуть морщится, потирает двумя пальцами переносицу и спрашивает: - Ты не знаешь, куда Ш... - Он сглатывает, делает вид, что шипит от особенно резкого спазма, морщится, а потом договаривает правильно: - куда делся анальгин? Мэри улыбается; она заботлива и нежна, она теплая, мягкая, она внимательно слушает и интересно говорит. Боль усиливалась, когда Джон ловил себя на мысли, будто и правда верит, что Мэри - реальнее того эфемерного, что у него было, потому что его ум и сердце знали, что в жизни отставного военного врача не было ничего и никого важнее, чем тот самый человек. Мэри была чудо как хороша. Шерлок был хорош, как чудо. Джон наливал чай, спрашивал про анальгин и делал вид, что не замечает этой разницы. Мэри не замечала не тронутую аптечку.