Полчаса до весны

Heisei Ishin – Ruru

      Этот день с самого начала обещал быть странным… и грустным. Солнце не пришло встречать нас и пряталось за пеленой туч, а те с едва слышным шепотом лили свои слёзы на мир…       Хотелось закутаться в одеяло, прижать к себе любимого посильнее, не просыпаться до тех пор, пока погода не станет лучше, пока унылый день вновь не раскрасится солнечным светом, но… погода была не на нашей стороне. Я, наверное, слишком сильно сжал объятия, забывая о хрупкости тельца в руках, и Минами проснулся, поворачиваясь ко мне и сразу безошибочно улавливая мой настрой, как привык это делать всегда. Вместо обычных дурачеств и будничных шуток он посильнее обнял меня в ответ, прижимаясь к груди, вызывая тем самым легкую щекотку.       Я пригладил его сбившиеся ото сна волосы и легонечко поцеловал прямо в макушку. Это была моя слабость, целовать его так, не пошло и в тоже время слишком интимно, до покалывания в кончиках пальцев, до замирания сердца в груди.       И сегодня, в законный выходной, мы могли принадлежать друг другу столько угодно, ещё вчера строили планы как проведём этот день, куда сходим, но… Пробуждение, словно бы в другом, лишенном красок мире, решило всё за нас. А последней каплей уныния, в которое я всеми силами старался не скатиться, стал глухой удар в стеклянную дверь балкона. Учитывая, что мы жили на девятом этаже, это не могли быть соседские мальчишки или кто-то ещё, слишком буйный. Мина, сразу же оторвался от кровати и бросился в сторону непонятного звука, моя просьба накинуть что-нибудь на себя и не мёрзнуть, потонула в отчаянном возгласе, когда приоткрыв дверку и упав на колени, он склонился над причиной шума.       Я конечно, сразу же поспешил следом за ним, а потому, теперь отчётливо видел, как Минами осторожно берёт на руки птицу. Из её клюва уже успела проступить струйка крови. Напуганные глаза... Крохотная грудка, продолжающая вздыматься и опадать от быстрого сбитого дыхания несчастной.       - Мэро, нужно помочь ей, - Минами поднял на меня испуганный взгляд, в нём читалась мольба и смятение. – Отвезём её к ветеринару.       Я лишь кивнул в ответ. Было бесполезно убеждать его в том, что до ближайшего ветеринарного пункта более часа езды, он бы совсем не принял доказательств, что пока мы будем ждать такси и собираться, пройдёт ещё больше времени, а потому как птица безвольно лежала в руках вокалиста, можно было понять, что ей осталось совсем недолго. Но в Минами проснулся ребёнок, это случалось не так часто, но я привык, а потому без лишних споров принялся одеваться, попутно разыскивая и его одежду тоже. И в этой наивности и вере в чудо что-то особенное, за что мне хотелось ещё сильнее любить этого крохотного светлого человечка.       Он что-то нашептывал дрожащему крохотному комочку жизни ещё какое-то время, а после, положил птицу на стол на найденный платок и тоже стал приводить себя в порядок. Я уже вызвал машину, когда заметил, что Мина ненароком задел мышку, чем вывел компьютер из режима ожидания. На экране загорелось позабытое вчера окошко сайта с новостями J’музыки и невольно вглядевшись в последние новости, я поспешил отойти прочь. Но то ли на лице моём всё было написано, то ли отошел я недостаточно быстро… Справляясь с последними пуговицами, Минами тоже заглянул в монитор, и его и без того печальное выражение стало ещё более обречённым.       - Ещё две группы прекращают деятельность… - проговорил он не своим голосом новость, прочитанную мной только что. Я знал, как он на это отреагирует, а потому жалел, что оставил вкладку с новостями развёрнутой. Да и самому от прочитанного становилось немного не по себе. Мы не знали участников этих групп лично, но знали их песни, были неплохо знакомы с их творчеством и успели полюбить, а от того терять их было ещё больнее, особенно сейчас – в день, когда каждое новое событие ещё одним тоном сумрака накладывалось на былую светлость. – Мэро!       Отчаянный оклик вырвал из рассуждений – передо мной вновь стоял Минами с платком в руках, вокалист был как и я одет и готов к поездке, но… птица уже не трепыхалась. Её тельце неподвижной тушкой лежало в дрожащих ладонях Минами, и глаза птахи были прикрыты – наша помощь не пришла достаточно быстро, да и могли ли мы сделать что-то в этой ситуации?       - Она мертва, - тихо, едва слышно прошептал парень, и моя рука легла к нему на плечо, я никогда не умел приободрять людей от уныния, а от того ощущал себя сейчас совершенно бесполезным.       - Но мы хотели ей помочь…       - Одного желания было недостаточно! – выкрикивает на пределе эмоций, когда те, зашкаливая, льются через край, и спохватившись замолкает, так и не выпуская из рук безжизненное тельце.       - Мы не могли ничего сделать, Мина… - чуть сильнее сжимаю его руку в ладони и чувствую, как он дрожит. – Я позвоню, отменю заказ такси…       - Нет! – из-за густой челки совсем не видно глаз, но я уверен, что сейчас в них плещется нестерпимо много печали. – Едем в парк. Ближайший. Похороним её…       Я бы мог сказать, что всё это глупо, мог бы отказаться и обвинить любовника в излишней сентиментальности, но и сам поддавался на неё. Наверное, всё дело было в дне, сложившемся так странно с первых же своих строк. Помогаю мужчине одеться и спуститься вниз, он всё так же не желает отпускать платочек с несчастной птахой и мне приходится открывать перед ним двери и придерживать зонт над его головой, по пути до подъехавшей машины.       Вместе садимся на заднее сидение и называем нужное нам место. Водитель кивает недовольно, посматривая на нас, и причина его негодования сразу становится ясна – я не могу перестать обнимать дрожащего Минами, а этот незнакомый человек попросту не умеет принимать отношения иные от принятых большинством стандартов.       Пока я был отвлечён рассматриванием всех масштабов катастрофы от идущего дождя, Минами продолжал молчать, но упавшие на руку горячие капли подействовали сильнее любых слов.       - Мина… Ты чего… - я хотел сказать много разных вещей, что нельзя так расстраиваться из-за смерти крохотного, пусть и красивого, создания. Нельзя так раскисать, но…       - Прибавьте, пожалуйста, радио! – обратился он к водителю, и только теперь, когда тот последовал просьбе своего клиента, я смог расслышать песню, так растрогавшую моего вокалиста. Это были Heisei Ishin – жизнерадостный голос Таку нельзя было перепутать ни с чьим иным, светлые нотки одной из его популярнейших песен буквально наполняли душу, вливаясь в неё таким тёплым и обволакивающим ощущением. И в тоже время они были разбавлены грустью – тоской по человеку, который жил теперь лишь в наших сердцах, в нашей памяти. Было страшно подумать, как молод он был и сколького мог бы добиться будь и сейчас с нами, но Судьба распорядилась иначе…       Я прекрасно понимал чувства Минами, а потому ещё сильнее прижал его к себе, стараясь передать хотя бы частичку силы, лишь бы только он не впадал в уныние слишком глубоко. Эта песня и печальные воспоминания, дополнили день ещё одной каплей искренней грусти.       - Есть вещи страшнее простого распада группы, - огласил Мина едва слышно, как только мы вышли из машины у железных ворот, за которыми нас ждала череда хаотично разросшихся деревьев и поросших травой дорожек.       Шагая вперёд, он невидимой силой тянул меня следом, и я шел, не забывая придерживать зонт над поникшим мужчиной. Я не знал что ответить на очевидную правоту, и лишь молча кивнул. Действительно, во всей этой информации о распадах групп не было настоящего ужаса – расходясь, собирая новые коллективы, сменяя деятельность, все они оставались музыкантами. Живыми музыкантами, которых можно было при желании лично поблагодарить за их труд, в отличие от тех… кого больше с нами не было.       Он всё шел вперёд, прижимая к себе светлый клочок ткани с птицей, и можно было подумать, что его перемещение хаотично, но нет. Слегка помедлив, он остановился под одним из деревьев с особенно густой кроной, не пропускавшей дождь к земле – место было выбрано.       - Минами, мы ведь не взяли ничего, чем бы можно было вырыть… - я не успел договорить запоздало пришедшее озарение, потому как вокалист уже присел на корточки и, отложив свёрток в сторону, принялся прямо руками разгребать пожухшую прошлогоднюю листву и вместе с ней землю. Он, увлечённый своей целью, не обращал внимания на марающиеся руки, и я чувствовал потребность присоединиться к этому, несомненно важному для моего возлюбленного занятию.       Неизвестно сколько времени прошло прежде чем импровизированные похороны состоялись, но наверное, это длилось не очень долго, потому как руки замёрзнуть окончательно не успели. Мы ещё какое-то время стояли перед свежей насыпью могилки, и Минами вновь молчал, уйдя в свои размышления, и продолжая смотреть на результат наших трудов. А я же, не смел прервать эту тишину чередой банальных вопросов о том, что мы будем делать теперь, лишь старался оттереть пальцы вокалиста найденной в кармане салфеткой. Он не сопротивлялся, и вообще никак не реагировал на это проявление заботы до того момента, пока я не остановился, более или менее довольный результатом.       - Идём, - тихо проговорил он, и взяв меня за руку отправился прочь, изредка оглядываясь на покинутое нами место, а после, уже у выхода из парка в более его оживлённой части мы замерли как вкопанные, видя небольшой лоток со всяческими мелочами и незначительными сувенирами. Я бы мог поклясться, что наши мысли сейчас совпали, и наши взгляды одновременно попали на фиолетовые шары, стремящиеся улететь в небо, несмотря на дождь.       - Какое сегодня число? – Минами задал этот вопрос, когда я уже глядел в телефонный календарик – в суете рабочих дней не помнить день и месяц было вполне частым явлением.       - Девятое августа, - проговорил я не своим голосом, понимая, что наши с вокару мысли вновь совпали и мы одновременно подумали об одном и том же – воспоминание что в этот день, несколько лет назад, умер замечательный музыкант, поразило нас вновь. Ещё одна капля в капели событий безумного дня.       Жасмин Ю… И эти фиолетовые шарики, словно бы напоминание о цвете так любимом басистом в своих изысканных образах, и напоминание о некой традиции – запускать их в память о прекрасном человеке, который навечно остался участником столь же прекрасной и великой группы.       Не сговариваясь, мы поспешили к лотку, чтобы выкупить у растерявшейся женщины под зонтом все шары этого цвета, что имелись в наличии. Охапка получилась немаленькой, это могло бы показаться глупым, но я боялся, что миниатюрный вокалист просто взлетит вместе с ними, с его-то детским весом. Но он упрямо стоял на ногах, смотря на меня, слегка растерянно. Мы оба не знали что говорить, да и не нужны были скупые слова, чтобы выразить то отчаянное и взаимно понятное чувство сожаления и горечи. Легкий кивок и мы отпускаем шары в небо. На выходе из парка деревьев практически нет, а оттого полёт шарам ничего не затрудняет. Они взмывают в небо, вопреки дождю, и каждый из них – это память не только о Кагейаме Юичи, но и о других, оставивших нас слишком рано.       Позабыв про зонт, мы ещё какое-то время стоим под дождём рассматривая рассыпь яркого фиолета, исчезающую в пасмурном небе.       А после, уже дома, мы пытались согреется под шерстяными пледами и пили травяной чай, пересматривая записи всех тех, кого вспомнили и продолжали вспоминать, их было много… даже слишком.       - Мне страшно, - оповестил Минами, и страх действительно слышался в его голосе. Но не яркий испуг, а какое-то тихое обречённое состояние, которое я вновь был не в силах предотвратить. Я мог лишь прижиматься к мужчине ближе, целовать его осторожно в висок и не желать отпускать, показывая, что я здесь и разделю с ним все беды и страхи, он же, тем временем, продолжал: - Я боюсь, что мы однажды тоже уйдём, вот так… исчезнем. И всё.       Минами не отрывал взгляда от монитора, где мелькали кадры очередного выступления. На этот раз Хидэто, которого большее количество людей знало под псевдонимом hide. А я не мог перестать смотреть на Минами, такого спокойного, но говорящего столь страшные вещи. И мне тоже становилось страшно, когда я осознавал – речь идёт совсем не о распаде группы. Хотелось заставить его замолчать, надеяться что не признавая очевидного, можно сбежать от реальности, и я тоже боялся, но страх за состояние вокалиста превышал все иные боязни.       - Мы никогда не умрём… - сказал я спокойно, не своим голосом, и даже Мина вздрогнул от него, впервые за вечер прямо смотря на меня, глаза его округлились от удивления и стоящие в них слёзы покачнулись содержимым переполненного бокала.       - Ч-что? – не верит услышанному, да я и сам бы не поверил, если бы не был вдруг так неожиданно заражен пришедшим осознанием.       - Мы никогда не умрём, - повторяю более чётко и уверенно, отворачиваясь к монитору не в силах терпеть на себе больше этот пронзительный взгляд, - мы живы, пока жива наша музыка, пока есть хоть один человек, который, слушая твои тексты, проникается ими, чувствует их и любит. Так же живы и остальные музыканты, они всё ещё с нами, слышишь? Их душа вложена в песни, которые мы слушаем, в музыку, тексты, они всегда будут здесь…       С последними словами я касаюсь его груди в области сердца и он судорожно выдыхает, заставляя меня молить всех богов, чтобы он не сорвался на плач – я не выдержу тяжести его слёз и тоже сломаюсь. Но он не плачет, разворачивает моё лицо к себе и даже улыбается. - Я жив, пока мы вместе, пока ты ещё любишь меня и продолжаешь беспокоиться обо всех мелочах меж нами, - шепчет едва слышно и этот шепот и есть моя жизнь – тёплая, нежная и настоящая, такая, что я не могу не улыбнуться в ответ. И пусть в наших глазах стоит боль потери за ушедших, мы знаем, что они не покинут нас по-настоящему никогда.       Этот день с самого начала был странным, заставляющим задуматься о множестве вещей сразу и начать смотреть на жизнь несколько иначе, напоминая, что нужно ценить каждый день, каждый миг, наслаждаться им, и знать, что мы никогда не умрём…