38. Ян
28 ноября 2015 г. в 17:21
Лето расплескалось жарой, расплавило воздух морщинистым маревом. Их шумную стаю вывезли за город двумя автобусами да так и не удосужились загнать в новый дом, отданный местным начальством на разграбление малолетним беспризорникам — детвора распылилась по отведённой территории. Воздух терпко пах пылью, она вихрилась от десятков ног, сухая и лёгкая, взвивалась даже от самого слабого ветерка, забивала своим запахом два куда более сочных — травы и реки.
К реке вытоптали тропинку в первый же день, она извилисто ползла через березняк и заросли лопуха, соединяя старое общежитие, где их расквартировали, и широкий пологий берег Нерли. Ещё одна тропа, ещё только наметившаяся, убегала через пролесок к дороге, уводила в дачи.
Вот её Ян боялся, как огня — в первый же день с той стороны пришёл демон. Выглядел он как обычный мальчишка, их сверстник, может, даже не такой рослый, как хотя бы соседи Яна по комнате — костлявый, острый — что фигурой, что на поступки. Поначалу новоприбывшие не сильно обратили внимание на какого-то встрёпанного задиру — ну подрались, ну огребли, мало ли — утомительный переезд из города, одуряющая свобода после замкнутого серого здания, куда их, бездомных щенков, поскидывали со всего города и округи. Ян следил за знакомством этих придурков из кустов, в которые сунулся за земляникой, он видел, как точно лупит черноволосый. Несильный, вроде бы, хлопок по кадыку, резкий тычок по колену, удар ребром ладони по локтю — не со всей дури, но рука у его жертвы потом распухла и пришлось накладывать лубки, хотя, по уму, нужно было тащить в больницу на гипс. Он успел отделать и Веньку, общепризнанного «главного» — самого здорового и злобного из шайки, и его дружка, прежде, чем детдомовские сообразили, что это не выяснение, кто тут сильнее, а обычное избиение, и напали уже всей кучей малой. Вот тогда Ян с этим зверёнышем и познакомился — нос к носу, покатившись по ягоднику чуть не в жарких объятиях друг друга — пацан нырнул в кусты, спасаясь от кодлы, и нарвался на прячущегося там Яна. Даже то, что незнакомый задира поколотил Веньку, не остудило буйные головы и назавтра смельчака искали уже все мальчишки, не только дружки побитого.
А нашёл его Ян — этот тип преспокойно бултыхался в речке в компании своего подпевалы, мелкого угловатого пацана с улыбкой лисы и взглядом побитой дворняжки. Его пацанва так и не поколотила, хотя следовало бы, чтобы не скакал во время потасовки вокруг драчунов и не подначивал дружка воплями: «Так его, крысу, с ноги двинь, а то шевелится ещё!».
— Ух ты, — присвистнул белобрысый дружок, первым заметив Яна. — Правда красивая, то-то ты мне все уши про неё прожужжал.
Из воды вынырнул вчерашний вояка, с любопытством покосился в сторону новоприбывшего.
— Как тебя зовут?
Вот тогда Ян и попал. Он знал, что в этом мире есть те, кто бьёт и кого бьют, но каждый раз для этого была причина — его пытались отлупить за непохожесть, за апельсин или потому что он подслушал, как соседи по комнате стащили в лазарете медицинский спирт. И пускай причина была глупой, но она хотя бы была, а вот этому извергу оказалось достаточно того, что он спутал мальчика с девочкой. Ох и смеялся его приятель, когда чернявый, красный как рак, выбирался из воды. Вот только он не собирался удирать от позора в кусты, как сделал тот же Венька, тоже в первый вечер принявший новенького за новенькую — он полез бить объект страсти, наказывая за своё плохое зрение! Не смог, конечно, привычный Ян удрал быстрее ветра, и всё же тогда он и попал.
То лето было слишком коротким… Войнушка между местными и приезжими затянулась, хотя должна была закончиться ещё в первые дни, а всё из-за того драчливого типа — не сказать, чтобы он был как Венька у детдомовских, его тихо ненавидели и те, и другие, и всё же слушались, если он появлялся. Без него обе толпы могли мирно плескаться в одной речке, ловить рыбу и даже относительно весело играть в ловитки, но стоило прийти этой сладкой парочке, как народ вокруг просто сходил с ума.
— А что, Мих, тебя уже мамка выпустила из дома?.. и задница уже не болит от ремня?.. Да нет, не моё дело, хотя конечно я не думал, что вы с бездомниками такие друзья, чтобы втихую по ночи жрать с вашего участка черешню… ну вот и я думаю, что тебя там не было… Ну так что, не ноет уже задница за съеденную черешню?
Крики, обзывания, перекидывание илом, а то и той самой рыбой. Ян, привыкший к зуботычинам ещё с прошлого приюта, в эту компанию так и не влился, потому все склоки всегда наблюдал из кустов. Чернявый стравливал две своры и просто упивался их ругнёй, он словно упырь насасывался их ненавистью. Он внушил местным, что речка должна принадлежать им, потому что они тут живут и вообще нечего всякой бесприютной шантрапе качать свои права. Он как-то вложил в башку Веньки, что детдомовцы могут шляться ночью по посёлку, не за решётку же их попрятали, да и родители с ремнями не караулят, и те, счастливые барашки, распробовали вкус ночных проделок. Он пакостил исподтишка, а Ян, который был сам по себе и отлично всё видел со стороны, только сильнее ненавидел этого упыря. И тот это знал. Больше драк и стравливания своих-чужих ему хотелось достать Яна, даже натравил на него всю ораву, опять заставив грызться между собой — кто же имеет привилегии лупить желтоглазого выродка, в итоге Яна гоняли и свои, и чужие — его преследователь был счастлив.
Ян видел, как тот скрипит зубами, когда они пересекались, но Ян был быстрее и Ян не собирался давать себя побить, чтобы от него наконец отцепились… Яну нравилось, как злобно сужались серые глаза, когда удравшая жертва оборачивалась у безопасного общежития и без страха смотрела на преследователя, и как перекосило его лицо, когда даже загнанный в тупик, Ян не проронил ни слова — его тогда здорово отходили всей толпой, хотя загнал в ловушку именно этот упырина. Это был презент обеим бандам, кость собаке, чтобы не рычала на хозяина, а то в погоне за Яном он совсем забыл о прочей своре и народ опять принялся дружно удить рыбу.
И всё же Яну нравилось, что у него завёлся кто-то, кто без брезгливости смотрит в его уродские глаза. И даже то, что вместо имени ему приклеили «Лучика» раздражало бы куда сильнее, если бы выплыло в массы, но либо Яну везло и ребята в детдоме попались исключительно глухие, либо Лучиком его называли наедине. И он всё чаще удирал по той самой жуткой тропинке к дачам, выискивал чернявого и следил из кустов, как тот с другом, таким же щуплым и светловолосым, как сам Ян, бегает по крышам или дразнит соседских собак, или играет в ножички… или потерянно бредёт по вечерней улице, злобно вытирая катящиеся слёзы. Может, если бы рядом был тот самый, светловолосый с хитрым лисьим взглядом, Ян и вспомнил, что место рядом занято, но он так часто представлял себя вместо того друга, что совсем забылся, вышел из ракитника.
Ян привык к колотушкам. Они всё равно не были друзьями. Но и враг не станет приклеивать кличку и называть ею только с глазу на глаз. Может поэтому Ян верил, что рука сейчас опустится, что замах был последним, и удар был слабее предыдущего. А его палач всё бил и бил, что-то орал и вытирал кулаком уже слёзы Яна. А потом схватил за волосы и куда-то поволок.
И уже когда его протащили в усеянное крестами и надгробными плитами место, Ян понял, как глупо заигрался с этим диким страшным существом.
— Я никому не расскажу, что ты плакал!
Его не услышали. Ян брыкался, но его ловко и жёстко привязали к кресту. Он орал до хрипоты в опускающуюся ночь, он смотрел, как растут тени от могил, и всё ждал, что его мучитель придёт за ним… хоть кто-нибудь вспомнит, что он есть в этом мире. Глупо было придумывать дружбу, людям вообще нельзя верить, ему бы следовало усвоить этот урок ещё в колыбели, когда первой его бросила родная мать… но это было так интересно — представлять себя на месте смешливого светлого мальчишки, придумывать, что это именно вы с другом бежите по крышам или стравливаете глупую ребятню у речки, а пока они лупятся, безнаказанно выкатываете из их костра печёную картошку.
Он терял сознание или проваливался в наполненные кошмарами сны, где из могил выползали мертвецы или бродили между крестов призраки, а потом приходил в себя и боялся взглянуть вокруг, чтобы не увидеть нечисть воочию, потом опять выпадал из реальности и опять возвращался, он потерялся в кошмаре и давно забыл, как выглядит солнце. Тело затекло и не чувствовало хотя бы холод от земли, Яна колотило только от страха. Час. Два. До рассвета. До обеда. До…
Луну будто выключили, спёртый затхлый воздух с трудом проталкивался в лёгкие и к диким крикам вплетался надрывный стон сыча.
Страх.
Отчаяние.
Ненависть.
Злость.
Слабость.
И тонкая нота собачьего лая на околице, перетекающего в длинный заунывный вой.
— Спаси-и-и-те-е!
Чем громче кричишь, тем сильнее сковывает испуг. Перед глазами повис прозрачный призрак с грустным взглядом, и Ян уже не знал, спит он или это по-настоящему.
— На по-о-омо-о-ощь!!!
Хрустнуло вбитое в землю старое бревно, наполняя сердце суеверным ужасом.
— Ааааааааа!!!
— Ян?
Тогда его впервые назвали по имени.
— Ян! Янка!!!
Чудовище, которое до этого всегда только измывалось, склонилось, рассеивая призрачное видение, протянуло руки. Или это Ян уже совсем потерялся между кошмаром, реальностью и своими мечтами? Тот монстр не может вернуться, не будет орать, выискивая его среди могил, и уж точно не будет так облапывать лицо, заглядывать в глаза и облегчённо утыкаться ему в грудь. И по имени они друг друга не называют — один «Лучик», второй «упырь».
— Янка, какого чёрта ты не освободился, я же не сильно затянул.
Это у тебя, идиот, пальцы железные, а Ян не резиновый, чтобы так тянуться.
Понял, побледнел. Зубами разжевал затянувшиеся узлы и когда Ян опять отключился, достал из кармана мятый пахучий апельсин, очистил кожурку и провёл сочной долькой по потрескавшимся губам.
— Ещё, — Ян обессиленно закрыл глаза и опустил голову на плечо своего мучителя. Тот не расслышал, продолжал сжимать лёгкое слабое тело, растирать пережатые запястья. — Влад, ещё…
Он тоже раньше не произносил его имени, и Влада это тоже задело, Ян чувствовал, как вздрогнул его обидчик и спаситель.
Долька скользнула в рот, но Ян был слишком слаб, последние силы он вложил в крик, когда услышал, что его кто-то зовёт, и теперь даже шептал одними губами. Влад скорее на уровне интуиции понял, что от него хотят. Взял следующую дольку, надкусил и осторожно припал апельсиновым ртом к губам Яна. Сладко. И совсем не так противно, как когда-то на речке…
Потом он опять провалился в бессознание, а когда пришёл в себя, рядом была медсестра и саднящий апельсиновый вкус на языке.
То лето пролетело слишком быстро. Он его даже не запомнил…
Примечания:
...ииии, в связи с входом Крыма в каменный век и безэлектрические будни, доступ к свету вообще и интернету в частности у меня теперь будет (аааалиллуйя, он у меня теперь хотя бы будет!!!) всего 3-4 часа в день - смотря как совпадут графики включений с моим оператором. Так что скорость у меня резко падает с чем я себя и поздравляю.