Подари мне солнечный свет

      Влад задумчиво рассматривал забор — чёрная кованая решётка выше человеческого роста уходила в ночь в обе стороны, ещё и острыми зубцами скалится, чтобы злоумышленник, буде подобный извращенец отыщется, наколол зад. Интересно, от кого вообще в таком месте можно ставить забор? Туда народ не рвётся, оттуда тем более никто не выйдет. А вот дружелюбно распахнутые по ночи ворота навевают куда более унылую картину. К ним Влад подходил замёрзший и злой, но заехать на джипе не решился — оставил недалеко, у женского монастыря, чтобы не мозолил глаза и не выдал раньше времени. Была бы хоть другая машина, но под рукой оказалась только Витина, а её Вацлав знал.       Мрачно опустил лицо в ворот куртки, спрятал озябшие руки в карманы. Куртка тоже была не его — кожанка приставленного к нему головотяпа, потому в плечах болталась, край с утяжкой-резинкой, который должен был заканчиваться на поясе, плавно съехал на задницу и не особо чего утягивал, противно хлопая по задним карманам, а в широкий не по размеру ворот задувал ночной ветер. И всё же пришлось натянуть именно её, потому что родное пальто было толще и им Влад обмотал руку, пока уговаривал запертую в джипе собаку свалить с салона. Руку паскудная тварь всё же тяпнула, но не так фатально, как могло бы быть, а вот пальто пошматовала и вообще его пришлось натянуть псине на башку и быстро удирать в машину.       В кладбищенские ворота Влад заходил с мрачным упоением. Не сказать, чтобы он свято соблюдал правила приличия и относился к последнему месту упокоения с трепетом или пересмотрел фильмов про зомби-апокалипсис и боялся мертвяков, он сюда и в детстве не постеснялся по ночи прийти. Ха-ха, именно. Сюда! Дима так и не понял, почему Влад расхохотался, когда тот сказал ему про боголюбовское кладбище. Родич Вацлава жил в посёлке возле Владимира, по месту прописки его и зарыли. Может, он и с отцом Яна познакомился именно потому, что Ян когда-то здесь провёл лето, кто знает. В любом случае, как попасть на чёртово кладбище, Влад знал, а увидев отжатые по ночи створки ворот, окончательно уверился, что Зорька права про планы Вацлава — на ночь ворота закрывали и отпёр их явно не приставленный к кладбищенской сторожке старик.       Кладбище было старым и, не будь это именно кладбищем, можно было бы назвать это место… уютным. По крайней мере, летом, когда кусты и деревья стоят налитые листвой, а не тянут к тебе голые ветки. Здесь, в отличие от большинства погостов, земля покойников не перенимала их смерть и природа буйствовала так, как не в каждом саду под специальным уходом. Сейчас не было ни листвы, ни уюта, а тощие деревья сами нарядились в саван из снега и когтили небо длинными крючеными ветвями. Старое, ветхое, кладбище соединило череду поколений, здесь современные гранитные плиты соседствовали со старыми деревянными конусными конструкциями, которые ставили ещё в начале прошлого века. И даже если доски сгнили от старости и почти развалились, веяло от этих могил не меньшей тоской, чем от засыпанного свежими венками неошкуренного новенького креста. Здесь больше не делали новых захоронений — только в семейные могилы или склепы, а старые не всегда стояли отсечёнными от прочей земли оградами, и Влад не сразу сообразил, что хрустящие под ногой сугробы вовсе не сугробы. Ночь, снег и десятки, сотни молчаливых укоризненных взглядов — ни один покойник, чей портрет был выбит в граните или закатан под стекло на табличке, не оставил без внимания непрошеного ночного гостя. Не глядя на привитый современностью скептицизм, по коже продрало морозом, куда более трескучим, чем опустившимся вместе с ночью. Боги, и в этом жутком месте Ян провёл сутки?       В этот раз он бродил между могил куда дольше. Сначала осторожничал, старался меньше хрустеть снегом, переступал, где видел, или обходил могилы. Потом усталость и ночь стали медленно тянуть силы — он всё сильнее спотыкался, набредал на кустарники, кололся об ограды. Идея, что какой-то псих забрал Яна и решил высокопарно разделаться с ним на могиле родственника всё больше отдавала чушью. Заряна просто пересмотрела фильмов или перечитала книжек, дурочка малолетняя. А он взрослый дурак, раз ломанулся к чёрту на рога за одной только «догадкой». Мрачно выдохнул клуб пара изо рта, развернулся назад и напоследок от души наподдал по валяющемуся на дороге суку. Ветка улетела куда-то за старую берёзу, прошила голый кустарник и проскребла об плиту. В натянутом мёртвой тишиной воздухе хруст получился оглушительным.       — Б-блять, твою мать, — ещё один оглушительный звук, хотя говоривший едва просипел, клацая зубами то ли от холода, то ли от страха.       — Zamknij się i kop, idioto.¹ Влада будто кипятком окатило. Если бы он не гупал, как слон, может, издалека засёк скрип лопаты или пыхтение копателей. Осторожно шмыгнул в заросли рябины, в отличие от большинства товарок сохранившей листья и форму. С другой стороны была небольшая вытоптанная площадка. Луна заливала её холодным неровным светом, открывая дивную картину: двое здоровых мужиков, дёргаясь и беспрестанно озираясь, рыли стылую кладбищенскую землю. Яма росла возле залитой бетоном могилы, с надгробия которой смутно мерцала затейливая вязь «Мрочек».       Он прошёл кладбище насквозь и упёрся в другой его край — за могилой, копателями и стынущим авто была мусорка, которая всегда появляется на окраинах подобных заведений. Да и машину по могилам не прогонишь — только объездной дорогой между забором и захоронениями. Влад прищурился, присмотрелся к полянке. Подручные Вацлава копали, да так долбили лопатами, что ломящегося сквозь ночной погост человека тоже не слышали. Сам Вацлав — высокий худощавый мужчина с непотребно длинными, до плеч, волосами — стоял у свалки, рассматривая кучу бурелома, потом что-то каркнул на своей тарабарщине, пнул кучу и пошёл к своим работникам, хотя им он тоже не особо помогал, в основном из-за грубо перевязанной прямо поверх кожанки правой руки — видать, сучка от души тяпнула, защищая шкуру Вити. Мужчина обошёл трудяг, присел у залитого бетоном участка и принялся расставлять поваленные искусственные цветы, вазу и венки.       —  Przestańcie się trząść, gnojki, duchów niema.² — Раздражённо каркнул поляк.       — Клянусь, я одного только что видел!       Влад усмехнулся, сообразив, о ком разговор.       — Mówiłem że, zabiję za pijaństwo.³ — Он в те кусты шагнул! И плавно так, ни один листик не шевельнулся! — Обиженно возразил подчинённый и показал на ту самую рябину, в которой побывал Влад. Луна светила всё так же обманчиво ярко и шорох в кустах воспалённый мозг, подстёгнутый соответствующей обстановкой, вполне мог принять за привидение. Вацлав поперхнулся ругательством, словно сам что-то разглядел. Вряд ли он уверовал в призрачного посетителя, а вот в нагрянувшего по их душу кого-нибудь — вполне. Счёт пошёл на минуты.       Вацлав включил фонарик, прошил пучком света подозрительную растительность. Выросшая от фонаря тень подняла дыбом волосы даже знающему, кто копошился в кустах, Владу. Поляк буркнул под нос ругательство, отставил фонарь, но не выключил, хотя ночью на кладбище громче выдать себя просто невозможно. Мужики веселее заработали лопатами. Покопался в кармане, достал нож, прищурился и запустил в раздражающие его заросли. Не глядя на то, что запустил с левой руки, лезвие серебристой рыбкой уверенно прошило ветки, сшибло листву. И ужужжало дальше, ляпнувшись куда-то в снег.       — Kretyni przerażeni,⁴ — констатировал главный и уже совсем безбоязненно пошёл искать улетевшую собственность.       Влада прошиб холодный пот — продолжал бы торчать в тех кустах и на этом можно было бы ставить точку в его биографии. Сам он уже давно отгрёб за могилы и чуть не по-пластунски дал круг, обползая мародёров и тихо радуясь включившемуся фонарю — свет от лампы может и придавал людям уверенности, но за пределами светового пятна они стали слепыми котятами. Пробрался к машине. Чёрная бэха стояла с распахнутым багажником и хотя сейчас была полностью выключенной, чтобы не привлекать лишнего внимания мимопроходящих, всё равно напоминала отожравшегося, но оттого не менее опасного, хищника. Влад осторожно заглянул в нутро, но Яна там не было, как будто машина и правда на досуге подзакусила человечинкой. Он вспомнил, как Вацлав пинал что-то на мусорке. Или кого-то. Где, где, где? Парень спешно шарил глазами по бурелому, запорошенному снегом и кладбищенским хламом. За такое разведение грязи штрафуют, и уборщики регулярно рыскают по периметру, убирая скинутый с могил хлам, но кучи опять вырастают — невозможно убирать и не отбросить в сторону выпаленный солнцем венок или треснутый пластиковый стаканчик. Раньше здесь не было столько мусора — не глядя на более чем бодрящий мороз, воздух оставался спёртым и каким-то… стоячим. Так бывает, когда речка в отдельном русле забивается и в остановившуюся воду спускается весь сор, и вонь, то ли приплывшая вместе с ним, то ли родившаяся из гнили, аж вышибает слезу. В детстве не было запаха, который сводил скулы, в детстве были только въедливо скрипящие деревья. Почти смешно — он опять пришёл за Яном на кладбище и опять ищет его среди унылых крестов. Он бы даже улыбнулся. Если бы не увидел дикие жёлтые глаза, со страхом глядящие на него с валежника.       Лицо залито кровью, сам белый, чуть не меловый, без куртки, трясётся… и медленно отползает. От него. Плевать, что за спиной в десяти шагах потенциальные убийцы, и яму роют явно не в поисках сундучка с монетами. Полубессознательный, Ян тем и спасся — всё ещё ослеплённые фонарём, люди у могилы просто не заметили его слабые путаные движения. Только бы не заорал, как в прошлый раз, только бы продержался и не отключился — теперь его от беды на своём горбу не утащишь. Влад осторожно потянулся к своему перепуганному побитому мальчику. И замер, обжёгшись его ужасом. Тонкое, лишённое красок, лицо вообще выцвело, исказилось. Отчаяние, обида, злость. И влажная тонкая дорожка по щеке из широко открытых немигающих глаз.       Влад очень хотел поверить, что Ян просто вспомнил их последнюю размолвку.       …что Ян просто вспомнил…       _____       1. Заткнись и копай, идиот. (польск.)       2. Хватит трястись, дурачьё, призраков не существует. (польск.)       3. Я же обещал, что прибью за пьянку. (польск.)       4. Придурки шуганные. (польск.)