Частично бесчеловечность компьютера заключается в том, что как только он полностью запрограммирован и работает как следует, он полностью честен. — Айзек Азимов The Moth don't care when he sees The Flame. He might get burned, but he's in the game. And once he's in, he can't go back, He'll beat his wings 'til he burns them black... — "The Moth" by Aimee Mann
Курт никогда не планировал работать бета-тестером видеоигр. Он бы предпочел быть каким-нибудь модным дизайнером, но между оплачиваемым волонтерством вместе с новобранцами, которые расквартировались возле его кампуса, и преимуществами благодаря способности к изучению языков, профессия бета-тестера была неплохим выбором. Неудача на дизайнерском поприще была всего лишь очередной галочкой в списке сожалений за всю его короткую жизнь. То, что Курт совершенно не разбирался в видеоиграх, его работодатель, исследователь по имени Уэс, даже посчитал плюсом. — Не люблю проводить тесты с геймерами, — с жёсткой прямотой объяснил он в их первый рабочий день. — Во-первых, они хотят взрывов побольше и девчонок в откровенных шмотках, а эта игра — не шутер от первого лица, в ней нет инопланетян или паззлов. Я психиатр, и у меня гораздо больше забот, чем будущие продажи. Если исключить практически полную неосведомленность о такой вещи как личное пространство, Уэс был хорошим боссом и выглядел всего-то на двадцать лет из своих тридцати. Пожалуй, это было связано не столько с его азиатскими генами, сколько с привычкой каждый день проводить всего три часа на солнце. Он рассматривал относительно небольшой опыт Курта в видеоиграх как что-то ценное, а с Куртом такое происходило нечасто. Обычно Курта вводили в игру как контролера — то есть человека, которому видеоигры были непривычны, — чтобы составить противовес тем, кто жил и дышал чит-кодами и стратегиями боя. Курт часто умирал и подвергался насмешкам за свои довольно скудные игровые умения, но с Уэсом контракт получился самым легким: «откинься назад и скажи, насколько реальным ощущается мир, который ты видишь». Виртуальная реальность — уже не просто мечта, ну или прекратит ею быть, если Уэс и его команда исследователей заставят программу работать как следует. Теоретически игра функционировала бы, как и любая другая, — с заданиями, которые надо выполнить, и связями, которые необходимо установить с неигровыми персонажами в порядке их продвижения по уровням, но технология, позволяющая полное погружение сознательного разума в установленную вселенную, всё еще находилась в разработке. В своем нынешнем виде прибор, с которым экспериментировал Курт, был прост: мониторы, которые отслеживали активность его мозга, нейроинтерфейс и визор, чтобы получать отклик от самой программы, ну и очень удобное кресло, в котором Курт проводил по несколько часов в день. — Ты готов? — спросил Уэс, склоняясь над Куртом, когда тот взял визор. — Как всегда, — ответил он и надел визор, так что обзор затянуло чернильно-черным. Какое-то время — пока Курт слушал, как Уэс отступает к компьютерной консоли, чтобы запустить его в систему, — было тихо. Для Курта это был момент тишины перед погружением — время, когда он наблюдал за цифрами и буквами, которые начинали вертеться перед глазами, время, чтобы привыкнуть к проводам от мониторов, впившимся ему в лоб, и ровным жужжащим давлением нейроинтерфейса, прикрепленного к его виску. — Доброе утро, Блейн, — сказал Уэс где-то сбоку. — У тебя посетитель. Как и всегда, когда Уэс готовил программу "Далтон" к взаимодействию с пользователем, код, на который смотрел Курт, изменился. Он не мог объяснить, откуда знал это, разве что легкая линия, обвивавшая экран визора, когда символы изменились, свидетельствовала об этом. Однажды Уэс объяснил, что это нормально, — отдельные части программы, в другое время никак не проявляющие себя, приходили в действие, чтобы Курт мог войти в программу в качестве дополнительных исходных данных — но Курт думал об этом, как о "пробуждении Далтона". — Ты готов, Курт? — позвал Уэс из-за консоли, но ответа ждать не стал. — Погружение через три... две... одну... Удар. Пальцы Уэса выбивали по кнопке Enter на клавиатуре. Тяжелый рывок где-то на периферии мозга, будто прямо за его черепом поселился вакуум, — настолько тяжелый, что Курту каждый раз приходится зажмуриваться — и тогда, так же внезапно, ничего. Курт открыл глаза.***
Программа "Далтон" была простой. Она вращалась вокруг школы — закрытой школы для мальчиков — и имела довольно интуитивный геймплэй и много не игровых персонажей, с которыми приходилось взаимодействовать. Переход от реальности к игре для Курта всё еще был немного резковат, хотя дело было не столько в совершенно разном окружении, сколько в том, что его "аватар" был примерно на восемь лет моложе его обычного тела. Несколько мгновений Курт просто рассматривал всё, заново знакомясь с Далтоном. Дизайн Уэса был по меньшей мере прекрасен: деревянные полы и такие же невысокие панели на стенах, остальная часть стен оклеена обоями в стиле эпохи Ренессанса, высокие окна и зеркала между ними, чтобы создать иллюзию большего пространства, а также большая винтовая лестница, ведущая к выходу из игры. Он вел рукой по перилам, пока спускался вниз и впитывал в себя эту странную и сказочную теплоту, излучаемую обстановкой школы Он уже миллион раз говорил Уэсу, что Далтон больше похож на фантазию, чем нечто реальное, но каждый раз Уэс просто кивал: "Если сделать слишком реалистично, никто не будет играть. Далтон должен был быть мечтой, которую игроку удастся прожить. Эта игра не из тех, где улучшенная реалистичность окупается. Далтон другой." Когда внизу лестницы Курта встречала теплая улыбка, он не мог не соглашаться с утверждениями Уэса. Далтон был другим — потому что тут был Блейн. По сути, Блейна можно было считать основой программы "Далтон" — исходным кодом, из которого возникала каждая деталь их окружения. По мнению Курта, впрочем, Блейн был намного больше, чем просто код. Наверное, Уэс этого не планировал, когда впервые выбрал Курта бета-тестером, но все, что ему было сказано делать — это проверить, как программа выдержит технический контроль. Блейн был основой окружающего мира, так думал Курт. Блейн был именно тем главным героем, которого Курт и ожидал увидеть в видео-игре. Он был красив, очарователен и забавен. Говорить с ним было легко, потому что он был полностью открыт разговору, предлагая возможные варианты, которые делали прохождение так называемых уровней легким, и всегда поддерживая решения Курта. Но в то же время он был и соперником Курта за геймплэй, пытаясь открыть большее количество песен. Курт помнил, какой была его первая встреча с Блейном, когда тот был еще "скелетом" программы — пустым, обнаженным сгустком фактов. Блейн приветствовал Курта внизу лестницы, будто это — нахождение игрока — было для него сюрпризом, и проводил его к начальному уровню игры без подсказок — через холл со сбоями в программе, хотя Курт был единственным, кто понимал, что есть проблемы с медленным потоком времени и нехваткой неигровых персонажей. Видеть Блейна таким, со всеми этими воспоминаниями, расширениями и дополнениями к его коду, было невероятно. Теперь у него была глубина. За последние несколько месяцев он стал персонажем, который стоил эмоциональных привязанностей, а его поддерживающий характер с каждым уровнем все меньше был гарантией, превращаясь в необходимость. Блейн вел Курта вниз по лестнице, держа за руку, улыбаясь с такой теплотой, что у него на щеках проявился румянец. — Рад видеть тебя снова, Курт. Тебя долго не было, — сказал он, как и всегда зная, сколько времени прошло с момента их последней встречи. — Тебе понравился визит к друзьям в Лайме? Об этом Курт не собирался рассказывать Уэсу — хотя, вероятно, он уже и так знал, наблюдая за программой во время работы. Маленький секрет Курта заключался в том, что о прохождении уровней он заботился меньше, чем о самих персонажах. Возможно, дело было в том, что легко было остановить Блейна прямо посреди его запрограммированной болтовни и просто стоять посреди коридора, пока пальцы Блейна будут нежно сжимать его ладони, и удивляться, насколько реальным он казался с тех пор, как отклонился от стандартного геймплэя. — Что не так? — склонил голову Блейн. Курт поменял положение их рук так, чтобы он мог сжать пальцы Блейна и огладить их большим пальцем. Блейн был на ощупь словно настоящая плоть и кровь — и его кожа совсем не отличалась от кожи Курта или имплантатов из другого проекта Уэса, которые можно было пощупать. Если бы Курт сжал его ладонь достаточно сильно, чтобы сделать больно, и можно было бы заметить небольшую рябь исходного кода под кожей Блейна. Будто кровь, бегущую по венам. Неважно, каким реальным порой казался Блейн, Курту нужно было помнить о том, что он был всего лишь программой — и ничем большим. — Я в порядке, — в конце концов произнес Курт. Оторвав взгляд от рук Блейна, он увидел, что в его невозможных янтарных глазах было лишь любопытство. — Я просто думал об истории для тебя. Вся суть Блейна, казалось, засветилась радостью от одной перспективы узнать что-то новое, и Курт попытался вспомнить все те небольшие вещи, которые он заметил в прошлый свой визит в Далтон — вещи, которые делали программу менее реальной, — но их уже не было. Во время предыдущего визита Курта зрачки Блейна не расширялись при смене освещения, а его реакции были немного замедленными. Уэс наверняка устранял все эти маленькие несостыковки, пока код Блейна не стал гладким, как шелк. Конечно же, Блейн не имел ни малейшего понятия, хотя время от времени выражал неопределенную благодарность за то, что встреча с Куртом изменила его к лучшему. — Расскажи мне свою историю, — настаивал Блейн. — Я хочу знать о тебе все. Это Курт бы тоже утаил от Уэса — то, что они с Блейном могли устроиться на кожаных диванчиках в гостиной для старшеклассников и говорить. Курт мог говорить обо всем, что ему нравилось, без страха, что его осудят. Блейн не ждал чего-то определенного, а его лицо выражало достаточную степень сочувствия, чтобы Курту не хотелось отвернуться. Этот Блейн был набором цифр и символов, и для Курта это все упрощало. Неважно, каким реальным он казался, неважно, насколько искренне он подавался навстречу прикосновениям Курта, неважно, насколько часто Курт мог обернуться и увидеть, что Блейн следил за ним с серьезным выражением. Когда доходило до того, что Курт мог сказать себе, что Блейн нереален, — это единственная вещь, позволявшая ему открыться. — Я когда-нибудь рассказывал тебе о моей матери? — спросил Курт, хотя совершенно точно знал, что не рассказывал. — Нет, — ответил Блейн. — Иначе я бы запомнил. — Лжец, — со смешком сказал ему Курт, и в уголках его глаз сбежались лучики, когда он бездумно потянулся, чтобы коснуться руки, лежавшей у Блейна на колене. — Ты не можешь помнить все, Блейн. Ты же просто... — голос Курта застрял в его горле, и Блейн склонил голову в этом своем невозможном выражении любопытства, хотя что-то в его глазах было невыносимо грустным. Усилием Курт заставил себя снова улыбнуться, и на этот раз он потрепал Блейна по щеке, наслаждаясь теплом его кожи, прежде чем убежденно сказать: — Ты просто такой замечательный, Блейн. Блейн опустил голову, определенно покраснев, а потом поднял взгляд, и его глаза сияли заботой — Расскажи мне о своей матери, Курт. Я обещаю, что запомню каждую деталь.***
Возвращение к реальности после часов, якобы проведенных в Далтоне, оставляло после себя ощущение холода. Это был полноценный холод — гусиная кожа, озноб и все такое — но ему приходилось ждать, пока Уэс не снимет визор, не уберет нейроинтерфейс и мониторы, прежде чем сможет выйти. Он не знал, почему так случалось. Наверное, после насыщения успокаивающим теплом благоприятной обстановки Далтона, его мозгу было немного сложно приспособиться к горькой правде. Курт сел, потирая руки. — Надо что-то сделать с пост-игровыми эффектами. Игра будет не очень-то популярной, если игроки будут страдать от гипотермии каждый раз, когда покидают виртуальную реальность. Уэс установил нейроинтерфейс в адаптер на консоли и покосился на код, развернувшийся на весь экран. — Ты единственный, кто страдает от пост-игровых эффектов. Правда, я пока не понял почему, — он посмотрел на Курта поверх мониторов, — разве что у тебя самого есть какие-то соображения? — Ни единого, — соврал Курт и стал на ноги. Уэс просматривал код из нейроинтерфейса гораздо медленнее — видимо, читал, хотя Курт не знал, какую именно информацию можно было оттуда узнать. — Как сегодня Далтон? — спросил Уэс. Курт потер глаза ладонью и сказал: — Лучше. Всполохи с прошлого раза пропали. Ты хорошо поработал. — А других не было? — Уэс проницательно посмотрел на него. — Ты вообще играл сегодня, Курт? — Я улучшал свои социальные навыки, — это было почти правдой, подумал Курт. Теперь он медленнее потирал руки, согреваясь, и его тело вздрогнуло в последний раз, прежде чем приспособиться к прохладной температуре реальности. — Уэс? Игра запоминает все, что ей говорю? — Должна, — ответил тот рассеянно, — как и любая другая игра, я запрограммировал ее на автосохранение в определенных точках, чтобы нам не приходилось заново перезагружать игру каждый раз, когда ты пытаешься войти. Далтон — это место обучения, так он был создан. Мы с тобой не единственные, кто учится по ходу дела, — он подмигнул Курту и слегка улыбнулся. — А что? Нереально хорошая память Блейна обезоруживает тебя? — Он, кажется, и вправду знает все песни на земле, — заметил Курт, — но нет. Ничего подобного. Просто он сам сказал мне об этом. — Хах, — Уэс поскреб щеку и записал что-то в блокноте. — Расскажи мне о Блейне. Курт склонил голову, размышляя над ответом. Уэс каждый раз задавал одни и те же вопросы, но облечь наблюдения в слова было сложно, особенно потому, что он должен был быть объективен. Как можно было сухо описать Блейна, когда он — и весь Далтон — заставляли Курта снова почувствовать себя шестнадцатилетним, молодым и многообещающим, без всех этих сожалений, которые всем своим весом тянули его вниз? — Блейн хорош, — Курт развел руками, будто пытаясь вдохнуть слова вместе с воздухом. — Я имею в виду, он говорил меньше, чем обычно, но был более выразительным, — он передернул плечами, — это не обязательно плохо. — Но?.. — подтолкнул его Уэс, когда Курт замолчал. Он просто посмотрел на него, оторвавшись от записей, когда Курт не смог заставить себя снова заговорить. — Не нужно от меня ничего скрывать. Я думаю, мы близки к тому, чтобы интерфейс наконец-то работал как следует. Скоро мы сможем применить код не только к подобным системам. Курт приподнял бровь. — Да? Что ты задумал? Уэс улыбнулся во весь рот, обнажая зубы, — как акула, почуявшая жертву. — Это секрет, — поддразнил он. — Но, скажем так, эти имплантаты кожи, о которых ты уже знаешь, предназначены не только для пострадавших от ожогов. Я был бы идиотом, если бы создал нечто со столь ограниченными возможностями. Принимая преувеличенно недовольный вид, Курт упал в кресло рядом со столом Уэса. — Клянусь, я никому не скажу, — льстиво пообещал он. У Уэса всегда были самые интересные идеи. Его склонность к гениальности означала, что он мог взять блеклые ответы Курта и использовать их, превращая игру в нечто прекрасное, неуловимо лучше предыдущей версии. Это было фантастически весело — быть частью его работы, но когда Курт пытался добыть больше информации, даже насчет того, в чем он принимал участие, вроде программы "Далтон", Уэс молчал, как рыба. Он даже держал свои заметки так, чтобы Курт их не видел, когда был рядом, и даже теперь прижал папку, полную бумаг, к груди, чтобы Курт не мог ничего прочитать с того места, где сидел. — Хорошая попытка, — хитро ухмыльнулся Уэс, разворачивая кресло так, чтобы посмотреть на Курта. — И ты меняешь тему, Курт. Давай к ней вернемся. — Он постучал механическим карандашом по папке. — Блейн был менее разговорчив, но более выразителен. Неделю назад ты сказал, тебе нравилось, что он хороший слушатель, но ты чувствовал, будто его эмоциональный отклик ограничен. Это изменилось? — Не в этом дело, — сказал Курт. — Блейн идеален. Пожалуй, в этом и заключалась самая большая проблема, с которой он столкнулся. Блейн реагировал с неподдельной искренностью на историю о матери Курта — о ее ранней смерти, о трудностях, с которыми столкнулись Курт и его отец, пытаясь пережить трагедию, — и делал все правильно, пытаясь утешить и поддержать. После того, как Курт закончил говорить, Блейн даже мягко улыбнулся ему и поблагодарил за откровенность, будто это было подарком сродни сокровищу, будто Блейн хотел знать о любой части жизни Курта. Потом Блейн повел его в кафе, чтобы взять кофе, потому что Курта все еще потряхивало от воспоминаний. И пусть на вкус этот кофе был совершенно никаким, потому что Далтон пока не знал, каков он на самом деле на вкус. Кофе был теплым — таким же теплым, как и руки Блейна, как и его улыбка, — и Курт благодарно принял стаканчик, прежде чем с его губ сорвались самые неудачные слова в мире: — Ты вообще реален? Пальцы Курта сжали подлокотники кресла, пока он думал, как лучше объяснить, чего же он хотел от программы "Далтон". — Ты помнишь трилогию фильмов "Матрица"? — О, да ради бога, — воскликнул Уэс, водружая папку обратно на стол, — если ты не собираешься отвечать серьезно... — Клянусь, в этом есть смысл, — примирительно поднял ладони Курт. — Дело вот в чем. Помнишь, когда Архитектор объяснял, как они построили Матрицу, и роботы... — Компьютеры, — поправил Уэс. — Неважно, — отмахнулся Курт. — У компьютеров была проблема: они не могли заставить человеческий мозг принять фальшивый мир, потому что в нем не хватало изъянов. Всё было слишком мирно, а люди были слишком милыми. Человечество принимало фальшивку до тех пор, пока их подсознание не становилось подозрительным, а потом полностью отвергало Матрицу. Брови Уэса вздернулись, когда он поразмыслил над словами Курта. — Значит, ты говоришь, что Блейну нужны изъяны? — Ну... — Курт судорожно пытался подобрать пример, — взять хотя бы игры Final Fantasy. Они популярны — не только из-за геймплэя, но и потому что их персонажи привлекательны и вызывают сопереживание. Начинается всё просто, ну, знаешь, персонажи кажутся холодными или далекими, но по ходу игры ты узнаешь о них больше, о том, что делает их по-настоящему крутыми. Похоже на знакомство с новыми людьми. Нельзя знать все и сразу, иначе будет неинтересно. Уэс откинулся назад, поджимая губы. — Я думал, Блейн тебе интересен и сам по себе. — Он интересен мне, — Курт снимял нитку с колена и смахнул ее. — Он очень любопытный и умеет хорошо слушать, но порой мне интересно, что у него за предыстория в твоей голове. Что с ним такого произошло, что делает его столь сочувствующим и желающим помочь? — Курт прикусил губу в сомнении. — Ты вообще думал об этом? Слава богу, Уэс кивнул. — У него есть предыстория, — он отвернулся от Курта, закрывая лицо рукой, и когда снова заговорил, его голос прозвучал жестко. — Я не думал о том, чтобы сделать это более очевидным, но это хорошая идея, — он откашлялся, открывая папку, и нацарапал внутри заметку. — Будет готово к осмотру на следующей неделе. Тебе подходит? — Вполне, — согласился Курт. — Это все? На сегодня мы закончили? — Да, это все, — коротко ответил Уэс. Нахмурившись, Курт встал и взял куртку и сумку у двери в лабораторию. Уэс не отрывался от записей и был нетипично тихим. Курт сомневался, стоило ли уходить. Вместо этого он подошел к столу Уэса и спросил: — Ты в порядке? — Да, — легко сказал Уэс, его голос теперь звучал отвлеченно, и Курт нерешительно потоптался на месте, замечая напряженную линию плеч Уэса. Тот посмотрел на него с улыбкой, почувствовав, что Курт все еще стоял за его спиной. — Я в порядке, — повторил он. Курт оперся рукой о край стола. — Ты уверен? Улыбка Уэса стала значительно шире. — Абсолютно, — произнес он и махнул в сторону двери, — а теперь иди домой или на учебу, или куда там ты обычно ходишь, если ты не здесь. Доктор Берри будет с минуты на минуту, и у меня полно работы. Курт ушел, но неохотно, с силой ухватившись за лямку рюкзака и отходя от стола Уэса. Пусть тот и постарался сделать вид, что все в порядке, Курт был уверен, что затронул какую-то чувствительную точку в том разговоре. Единственный вариант, пусть и логичный, заключался в том, что дело было в истории, которая случилась с персонажем Блейна. В какой-то момент Курту захотелось вернуться в лабораторию и утешить Уэса, хотя тот этого, кажется, не хотел. И только приличия удержали его от этого. Если Уэс не хотел говорить об этом — и принять хоть каплю сочувствия — значит, Курт не будет умалять его решение, снова поднимая этот вопрос. Он вернется через неделю, чтобы поработать, отчитаться и снова уйти, и, он надеялся, на этом все закончится.***
Через неделю Уэс выглядел более изможденным, чем обычно, но поприветствовал Курта с удвоенной радостью, будто пытался компенсировать. Он болтал, готовя Курта ко входу в систему, говорил без умолку, подключая клейкие электроды к его лбу. — Его персонаж теперь полностью разблокирован, — сказал он. — Не знаю, как это отразится на вашем взаимодействии, но он может быть другим, Курт. Не хочу, чтобы ты удивился, если он вдруг окажется не таким идеальным — будь он замкнутым, злым или полным идиотом. Курт состроил гримасу, когда Уэс приложил нейроинтерфейс к его виску сильнее, чем обычно. — Помни, что ты сам хотел этого. — Я уверен, что все будет в порядке, — произнес Курт. — Да, но, — Уэс подошел к компьютерной консоли, пока Курт опускал визор на лицо. Часть его слов последовала за Куртом прямо в игру, — если ты вернешься и будешь в бешенстве, я запрещаю говорить, будто я тебя не предупреждал. *** Сказать, что Курт бросился по лестнице с определенными опасениями насчет того, что встретит его внизу, было огромным преуменьшением. Неигровые персонажи проходили мимо него, когда он достиг нижней ступеньки, но Блейна там не было. Его пришлось поискать, но, к счастью, почти каждый персонаж, которого Курт встречал в коридорах, был интерактивен и потому мог указать ему нужное направление. Ему следовало догадаться. Блейн стоял в гостиной старшеклассников в окружении Соловьев, и когда Курт проскользнул в комнату, Блейн повысил голос, чтобы его услышали. — Порядок! — прокричал председатель совета Соловьев, сидящий за столом. У него было значительное сходство с Уэсом, и Курт заметил, что Блейн смотрел на него, а потом так же резко отвернулся. — Порядок! — он несколько раз постучал молоточком, прежде чем в комнате воцарилось молчание. — Блейн Соловей, твое предложение смены гардероба достойно восхищения за целеустремленность, но мы не вносили столь значительных изменений в форму одежды с 20ХХ года, когда решение сменить обычные галстуки на галстуки с обратной полоской было единственным, что спасло нашу команду от публики, которая хотела стащить нас со сцены. — Я понимаю, — сердито сказал Блейн, — но я думаю, что именно наше нежелание меняться и расти принесло нам столько неприятностей в наших предыдущих выступлениях. Мы превратились в привилегированных фарфоровых птичек! — он развернулся, произнося это, пытаясь посмотреть каждому из Соловьев в глаза. Заметив Курта, он заметно почувствовал себя увереннее. — Мы можем быть учениками очень престижной школы, но мы все еще подростки. Это должно быть временем исследований и экспериментов. — Блейн сделал паузу — драматичную, подумал Курт, и наверняка ради эффекта — прежде чем продолжить гораздо мягче. — Разве никому из вас не хочется выбраться отсюда? Закончив говорить, Блейн посмотрел в окно, пока голоса Соловьев разрастались вокруг него в споре. Поскольку большая часть памяти программы была посвящена самой школе, за стенами Далтона было довольно ограниченная среда — ничего, кроме травы и камня во дворе, а дальше ровный забор академии. Для Курта вид из окна никогда не менялся, но взгляд Блейна был далеким и тяжелым. Курт не мог не интересоваться, видел ли Блейн что-то другое теперь, когда у него под кожей слоились дополнительные характеристики. Когда они остались вдвоем — Соловьи разошлись, как только Курт встрял, чтобы повлиять на окончательное решение, что было в природе игры, — Блейн в мгновение оказался рядом с ним, локоть к локтю, осторожно касаясь пальцами изгиба его руки, и сказал: — Пожалуйста, скажи, что у тебя есть для меня еще история. Курт довольно улыбнулся. — Ты сегодня забавно ведешь себя, Блейн. Раньше ты никогда не просил. Блейн кивнул. — Я знаю. Я знаю. Просто сегодняшний день был ужасен. Это было Курту в новинку. За все время их взаимодействия Блейн всегда был исключительно вежлив — идеален с головы до ног, Стэпфордская Жена с обеспокоенным и сочувственным выражением лица. У Блейна не было плохих дней или дней получше. Течение времени он чувствовал только в рамках сменяющихся чисел, поэтому его признание, что он что-то чувствовал, заставало врасплох. — Но ты только сейчас поругался с советом Соловьев, — сказал Курт. — Обычно ты не бунтуешь. Из коридора послышались крики, и лицо Блейна приобрело раздраженное выражение, прежде чем он встал, чтобы закрыть дверь. Он потоптался на месте, прислоняясь головой к полированному дереву, и внезапно стал выглядеть до смерти усталым. Курт подумал, не было ли это очередным последствием разблокировки характера — если каждая из их встреч после этого будет демонстрировать ему милого, но усталого Блейна, зависимого и сильного, молодого и старого одновременно. — Сегодня все по-другому, — сказал Блейн, возвращаясь к Курту, прежде чем привычно сел на диван. Он устроил руку на обивке рядом с ногой и оставил ее там, будто приглашая Курта присоединиться к нему. Когда Курт так и сделал, Блейн немного наклонился к нему — недостаточно, чтобы коснуться, но в самый раз, чтобы оказаться в зоне комфорта, — и сказал: — Пожалуйста, расскажи мне историю. Поэтому Курт рассказал ему о старшей школе — о Карофски, об издевательствах и о том, что Курт так и не смог понять, почему ему доставалось больше других, о Новых Направлениях и о том, что дружба с ними была источником самых лучших и самых худших дней его детства, и о тихой правде, которую раньше никому не говорил: что он никогда не чувствовал себя таким одиноким, как тогда, в Лайме, Огайо, и что ему всегда хотелось что-то изменить в этом сумасшедшем провинциальном городке. Блейн тонул в его словах, наслаждался ими, реагировал на его слова так, что это заставило Курта переоценить его в целом — его губы понимающе сжимались в ответ на шокирующие и мрачные признания, а выражение глаз смягчилось, когда Курт рассказал о своих самых глубоких переживаниях. Блейн не выражал каких-либо других чувств, которых у него не было раньше. Но прежде он выражал их словами, а теперь они легко проносились по его лицу, и видеть их для Курта было все равно, что наблюдать за распускающимся цветком, отражающим все большую глубину персонажа. Когда история была окончена, Блейн не сразу прокомментировал, как делал раньше, и Курт подпер подбородок и наклонил голову. — Блейн, — начал он, — ты выглядишь... Он открыл рот, не зная, как описать то, как Блейна трясло. Сердце Курта преисполнилось сочувствия к нему. Что за историю ему придумал Уэс, что она добавила такую душераздирающую реакцию? Курт не был уверен, что желает знать, но, возможно, было честно спросить Блейна, не хотел ли он поделиться. — Ты выглядишь так, будто у тебя есть своя история, которую стоит рассказать, — заметил Курт, пытаясь звучать беспечно, но не был уверен, удалось ли. Он накрыл руку Блейна своей. — Я выслушаю. Если ты захочешь. Блейн несмело улыбнулся. — Наверное, ничего такого, — он бросил взгляд на закрытую дверь, которая вела в коридор, а потом опустил его на место между их коленей. Казалось, он нервничал, поворачивая ладонь под ладонью Курта и соединяя их кончики пальцев. — Ты когда-нибудь замечал, что люди в Далтоне не... Они не такие, как мы. Они ничего не делают сами. Бывает, они даже не разговаривают до тех пор, пока кто-то не заговорит с ними первым, и когда ты не здесь... — он замер на мгновение, а потом сделал глубокий вдох и выпалил остаток правды, — когда ты не здесь, мне кажется, что я здесь совсем один. Курт сжал ладонь Блейна. — Звучит так, будто ты одинок. — Одинок, — эхом повторил Блейн, пробуя это слово на вкус. — Одинок. Да, я... я одинок, когда тебя нет.***
Когда Курт вышел из игры, его била дрожь. Он завалился на сторону откинутого кресла со вдохом, игнорируя головную боль, которую причинял визор. Уэс тут же оказался рядом, придерживая его и прощупывая пульс. Курт ошеломленно отсоединял мониторы, прикрепленные к его лбу, пока последний не упал на пол вместе с нейроинтерфейсом. Когда Уэс взял его под локоть, он с силой сжал его плечо, позволяя поставить себя на ноги и провести к одному из кресел. — Я в порядке, — сказал он Уэсу, который все еще отсчитывал его пульс, и тревожная складка пролегла между его бровей. — Правда, я в порядке. Честно. Просто, — он засмеялся, прикрыв глаза ладонью, — о боже, Уэс. Блейн просто потрясающий. Ты должен его видеть. Он совсем не такой, как раньше, — теперь у него будто появилась личность. Он так прекрасен, — Курт ухватил Уэса за руку и держал её в ладонях, — Уэс, ты создал кого-то настолько прекрасного. — Я знаю, — ласково сказал Уэс. Курт попытался подняться с кресла. — Я хочу обратно. Уэс потрясенно толкнул его назад в кресло. — Что ты такое говоришь? Ты только что оттуда. — Неважно, — ответил Курт, привычно дрожа после возвращения в реальность. — Дай мне пятнадцать минут, Уэс. Просто позволь мне... что-нибудь поесть, сходить в уборную. Я ненадолго. — Но мы все равно поговорим о том, что только что произошло, — заявил Уэс, фыркая, когда Курт все равно протолкнулся, поднимаясь на ноги, и бросился к рюкзаку, чтобы выудить оттуда злаковый батончик. — Что случилось с Блейном? Ты так и не сказал мне. Курт снова засмеялся, разрывая упаковку батончика и выбрасывая ее в мусорную корзину. — Это фантастика! Ты не знаешь, какой он. Он тот же парень — все еще чудесный и такой очаровательный — но в нем теперь кроется нечто намного большее. В нем теперь столько всего, о чем я не знаю... — и разве это было не замечательно? — Я имею в виду, ты не можешь понять, потому что ты заложил в него всю эту информацию. — Курт... — Наверное, это значит, что я могу спросить тебя о его истории, — продолжил Курт, бурно жестикулируя в приступе энтузиазма, — но это будет нечестно, верно? Я должен сам узнать. Что я и собираюсь сделать — прямо сейчас, — он откусил немного от батончика, — ну или после того, как доем. Он доел батончик, роясь в рюкзаке в поисках еще одного. Уэс затих, но Курту было все равно, потому что его мозг теперь наводняли возможности — воображаемые сценарии, воображаемое удовольствие от такого основательного знакомства с кем-то. — К тому же, я думаю, он начал осознавать, что он не такой, как другие персонажи в Далтоне... Как он и подозревал, Уэс обратил на это внимание. — Что? — резко спросил он. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, он знает, что он другой, — пожал плечами Курт. — Блейн смотрит на меня и на Соловьев, сравнивает и решает, что больше похож на меня. Захватывающе, разве нет? И это всего за пару часов разблокировки! Что если это чувство только усилится со временем? Что будет, если ты дашь ему пару дней, неделю, месяц? Он будет таким же реальным, как мы с тобой. Уэс покачал головой. — Его ждет безумие. Когда Курт двинулся к откинутому креслу, отряхивая руки от крошек батончика, Уэс схватил его за запястье. — Подожди секунду, Курт. Подумай, о чем ты говоришь. Блейн — компьютерная программа, хорошая, очень хорошая, если я могу судить, но он никогда не станет чем-то большим. То, как он это сказал, заставило Курта возмутиться. Он никогда не слышал, чтобы Уэс загонял себя в рамки. Для Уэса всегда было к чему стремиться, еще один шаг к совершенству. И слышать, как он тихо отказывается, было ужасно, и часть его — та, которую он не слушал в тот момент — интересовалась: была ли цель, которую Уэс себе поставил, настолько глобальной, что даже компьютерная программа, столь сложная и впечатляющая как Блейн, не могла сравниться? — Ну да, не с таким отношением! — бросил Курт вместо того, чтобы спросить, почему Уэс казался таким отчаявшимся. — Ему там одиноко. Он чувствует. Грусть, раздражение, жажду — я видел все это. Скажи мне: ты и правда думаешь, что компьютерная программа вроде Блейна не может выйти за рамки установленного? Когда Уэс промолчал, не желая говорить, Курт настоял: — Возможно. Я знаю, что это возможно. Казалось, Уэс сомневался. Его пальцы сжались вокруг запястья Курта, а потом отпустили. — Курт, ты хороший парень, — сказал он. Небрежный тон Уэса заставил Курта застыть, но он не мог отвернуться от его лица, которое исказило волнение. — Ты упорно работаешь и всегда приходишь вовремя. Но у тебя есть проблемы. Я никогда не слышал, чтобы ты говорил о друзьях или семье. Ты всегда говоришь только об играх, и это было бы нормально для других игр, которые ты тестируешь, Далтон — другой. Курт усмехнулся. — Конечно, он другой. Это виртуальная реальность. Это более сложная игра, чем другие, которые выходят на рынок, и... — Да, — мрачно прервал Уэс. — Далтон другой, потому что это виртуальная реальность. Задумайся об этом на секунду, Курт, — он потянулся и сжал плечо Курта. — Я хочу, чтобы ты помнил об этом, потому что это очень важно: Далтон нереален. Блейн нереален. — Курт закрыл глаза и отвернулся от Уэса и его слов. — Неважно, насколько человечным он кажется, — продолжил Уэс, — он всегда будет лишь продуктом компьютерной программы. Курт не был уверен, почему эти слова сделали ему больно, — но так оно и было. Они застряли в его костях, наполняя его яростью, в ответ на сочувствующее прикосновение Уэса он только стиснул зубы. Раньше Курт очень долго повторял про себя его совет, но Блейн смотрел на него с таким интересом, удивляясь, что у чувства, которое он испытывал, есть название — боль в душе от того, что он стоял в толпе людей и страстно желал общаться с ними, пусть и знал, что это стремление никогда не будет взаимным. Блейн существовал только потому, что набор цифр и символов позволял ему это, но Курт просто не мог оставить его наедине с этим чувством. Он знал, что такое одиночество — вдоль и поперек — и хотя оно было первой эмоцией Блейна, он не собирался позволять ему стать последней. Он медленно открыл глаза. Откинутое кресло манило его к себе через всю комнату, и Курт заставил себя отвернуться. — Ты прав, — сказа он. Уэс издал мягкий звук облегчения, достаточный чтобы больше не наседать. Этого хватило Курту, чтобы понять, что он больше никогда не скажет Уэсу, что думает на самом деле. — Нет. В смысле, да. Конечно, ты прав. Я не... Я не знаю, о чем я думал, — он рассмеялся, поворачиваясь к Уэсу, но этот смех был неестественным. — Просто... — он беспомощно пожал плечами, — ты должен гордиться, наверное. Ты создал невероятно точную копию реальной жизни. Уэс снова потянулся к нему, но Курт направился к своей сумке, возвращая второй злаковый батончик на место, в один из маленьких карманов. — Курт, — произнес он, — я не хотел тебя обидеть. — Ты не обидел меня, — ответил Курт. — Правда. — Он застегнул сумку, резко дергая язычок замка, и закинул ее за плечо, выпрямляясь. — Слушай, возможно, мне просто надо прочистить мозг. Заняться делами из реального мира, прежде чем я вернусь. Увидеться с друзьями и семьей. Выражение лица Уэса не стало менее мрачным, но он кивнул, когда Курт направился к выходу. — Тогда увидимся через неделю? Курт улыбнулся. Он не был уверен, доводилось ли ему раньше улыбаться настолько фальшиво. — Через неделю, — пообещал он. — Я приду.***
Курт покинул исследовательское учреждение с огромным желанием спасти Блейна от заточения в виртуальной реальности. Весь путь до машины он прошел именно с этими мыслями, которые ураганом вертелись в его голове, и уже на полпути домой понял, насколько глупой была эта идея. Что он собирался сделать — записать его на флэшку? Часть его все еще негодовала от того, насколько настойчиво Уэс отвергал Блейна, но и это улетучилось к тому времени, как Курт открывал дверь квартиры. Это была изящная однокомнатная квартира в паре кварталов от кампуса. У него были деньги, чтобы оплатить жилье получше, благодаря отцу и работе, но он копил на поездку в Европу, которую обещал себе еще со школьных времен. Ему все равно не требовалось много места и хватало находчивости много делать малыми усилиями. И все-таки, дома было тихо, когда он закрыл за собой дверь, — тихо и пусто. Идеально, сказал он себе, чтобы немного позаниматься. Проблема — как он обнаружил час и три чашки кофе спустя — заключалась в том, что работы было мало. У него было достаточно занятий, чтобы считаться полноценным студентом, но по утрам он был свободен, чтобы Уэс мог позвонить ему, если понадобится. Его вызывали не чаще двух раз в неделю, поэтому оставшееся время он тратил на учебу и выполнение домашних заданий. Что значило, что, когда он был дома вместо работы, дел было немного меньше, чем казалось на первый взгляд Проблема была и в том, что все мысли Курта сейчас были о Блейне — Блейн и его улыбки, Блейн и его дружеские прикосновения, Блейн и то, как наивно он осознал собственное одиночество. Он работал с Блейном уже почти полгода. Он видел, как тот прогрессировал от плоского и клинически выразительного персонажа до личности, которую почти ожидаешь встретить на улице. Жаль, что он был обречен вечно жить в школе, которая никогда не менялась, и внешностью, которая никогда не состарится. Курт подумал, что он немногое может с этим сделать. Даже если бы он украл код, из которого состояла программа Блейна, и поставил его в систему, которая это потянет, это было бы просто сменой одного фальшивого окружения на другое. Он постарался не думать об этом, заказал тайскую лапшу из ресторанчика рядом с медицинским районом города и прокатился туда и обратно к ресторану, чтобы забрать ее. Курт ел на террасе с открытой книге на колене, которую даже не читал, а просто положил, чтобы было на что смотреть, пока он будет размышлять, и не придется смотреть на того парня, который сидел перед телевизором с едой на вынос. То, что он употреблял еду на вынос, было плохо само по себе. А делать это, смотря Судью Джуди, значило достичь следующего уровня жалости. В Далтоне не было телевизора. Были порталы к бонусным игровым площадкам — торговый центр, стадион, кофейня под названием Лайма Бин и территория школы-противника Маккинли — но телевизора не было. В школе была библиотека и компьютерный класс, хотя их обычно не было видно. Что делал Блейн, когда в игре рядом с ним не было игрока? Курт улыбнулся про себя, представив, как Блейн уговаривал Соловьев на большее количество импровизированных выступлений, чем обычно — просто чтобы не было скучно — но быстро образумился, когда понял, что Блейн, скорее всего, ничего не делал. Какой был смысл в том, чтобы тратить время? Блейну не нужно было есть, спать или отдыхать. Любая его цель была дана ему игроком. Что еще Блейн мог делать помимо ожидания? Эта мысль осталась с ним до конца вечера — пока он все-таки не обратил внимание на книгу, пока липкое летнее солнце не опустилось за крыши домов и читать стало невозможно. Эта мысль пульсировала где-то на периферии сознания, пока он разогревал остатки тайской лапши на ужин и говорил со своим отцом по телефону. Положив трубку, Курт подумал о том, какие у Блейна могли быть родители, и это... это было просто смешно. Однозначно - последняя соломинка. Он позвонил Мерседес. — Хей, — поздоровался Курт, когда она ответила. Судя по голосу, она торопилась. — Не хотел беспокоить тебя, но мне нужно вмешательство лучшего друга. Мерседес рассмеялась. — Моя рука всегда в твоем распоряжении, милый, сожми ее покрепче и рассказывай. Он оставил лапшу в микроволновке. Надел что-то подходящее для вечера в городе, и, когда Мерседес заехала за ним на своей детке, — горячей, ярко-красной и с откидным верхом, — к которой испытывала поистине, как казалось Курту, нездоровую любовь, Курт благодарно плюхнулся на переднее сиденье. Мерседес бросила на него обеспокоенный взгляд, прежде чем завести машину. — Выглядишь помято, — заметила она. — Дело в парне? Курт хмыкнул. — Можно и так сказать, — он бы хотел все объяснить ей, но не был уверен, что она поймет. — Я не хочу об этом говорить, — вместо этого сказал он. — Отвлеки меня, а? Мерседес сделала все, что в ее силах. Она накормила его по-настоящему королевским обедом с кусочками сладкого бисквита вместо хлеба и стейком, настолько нежным и сочным, что даже грибной соус показался лишним, и вином. Мерседес заполнила тишину новостями о своей жизни за последние пару недель, что они не виделись, — ее церковь, маленькие театральные роли, занятость работой, которая усложнила их отношения с Сэмом, но все налаживалось. Курт отвечал с энтузиазмом и беспокойством, которое от него требовалось. Не то чтобы ему было неинтересно, просто часть его сознания была занята мыслями о том, насколько прекрасной была еда, а другая часть — о том, что Далтон не знал настоящего вкуса кофе. Он задумчиво размазывал вилкой остатки еды по краям тарелки, когда Мерседес спросила его о работе. — Хорошо, — на этот раз он, кажется, перебрал с дозой энтузиазма в голосе, судя по ее скептическому взгляду. — Все хорошо. Уэс — отличный босс. Я прихожу, четыре часа играю в видеоигры, и все. Как такое может не нравиться? Мерседес приподняла бровь. — Понятия не имею. Ты хотел, чтобы я отвлекла тебя от чего-то, но мы оба знаем, что если ты не будешь говорить об этом, то не посмотришь в глаза тому, что беспокоит тебя, и будешь хандрить дальше. — Она протянула руку, чтобы накрыть его ладонь своей. — Что происходит, Курт? — Есть один парень, — начал он, поддаваясь тяжести истории, которую собирался ей рассказать. — Его зовут Блейн. — Коллега? — предположила Мерседес. — Вроде того, — кивнул Курт. Мерседес состроила гримасу, но он отмахнулся. — Все не так. В любом случае, Блейн очень милый. Честность — это в его природе. Я могу сказать ему все что угодно, и он не станет меня осуждать. — Все осуждают, Курт, — сказала Мерседес. — Таковы люди. — Блейн другой, — Курт не мог заставить себя рассказать ей, что дело было как раз в том, что Блейн не был человеком. — Он не такой, как все, кого я встречал раньше. Это просто... — он опустил взгляд, пытаясь найти в себе силы объяснить все, что чувствовал, когда был с Блейном. — Ты когда-нибудь смотрела на человека, понимая, что он может гораздо больше, чем делает сейчас? Когда он поднял взгляд, Мерседес смотрела на него тепло и внимательно. — Он умный и любознательный, и смотрит на мир с таким оптимизмом, — продолжил Курт. — Я говорил о нем с Уэсом, но он, по сути, сказал мне, что я перехожу границы. Расширение обязанностей Блейна меня не касается. И это его право, наверно. Мерседес кивнула, отпивая из своего бокала, пока Курт жевал нижнюю губу, размышляя. — Он рад быть на своем месте в каком-то смысле, но это потому, что он не видел ничего лучше. Он не имеет понятия, в каком заточении находится, и каждый раз, когда я смотрю на него, меня это раздражает. Как сказать кому-то, что он тратит себя понапрасну? Мерседес поджала губы в неуверенности. Она воспользовалась моментом, отставляя их тарелки в сторону, и устроила их с Куртом руки посреди стола. — Позволь мне кое-что сказать тебе. Мы с тобой были друзьями долгое время. Я люблю тебя, и ты это знаешь, но, — ее пальцы сжались вокруг его, — ты говоришь, что он счастлив на своем месте. Ты уверен, что демонстрация его потенциала сделает его счастливее? Курт пожал плечами. — Я не знаю, — признался он. — Правда в том, что после сегодняшнего дня я совсем не уверен, что знаю его столь хорошо, как считал. — Что ты имеешь в виду? Он усмехнулся, когда воспоминание встало перед глазами. — Он сказал мне, что одинок, — Мерседес издала тихий звук, и Курт снова пожал плечами. — Я хочу, чтобы он был не таким одиноким. — Дорогой, — Мерседес чуть склонила голову, чтобы поймать его взгляд, — ты не рассматривал вариант, что для того, чтобы почувствовать себя не таким одиноким, Блейну не нужно ознакомиться со своим потенциалом? Возможно, ему просто нужен друг или человек, который сможет его понять. — Я не хочу, чтобы он проснулся однажды утром и пожалел обо всем, что упустил, — слабо улыбнулся Курт. Мерседес отпустила его ладони, чтобы принять чек от официанта. — Знаешь, — начала она, доставая бумажник, — если бы я была на твоем месте, я бы задумалась о том, не просыпаюсь ли я по утрам с сожалениями. А не Блейн. Курт приподнял бровь. — Что ты хочешь этим сказать? Ее глаза забавно расширились, когда она положила купюры под счет. — Ничего, правда. Просто это уже не первый мой разговор о парне, чей потенциал позволяет столько всего сделать в жизни. Но если честно... Пока ты счастлив, я тоже счастлива, — она погладила его руку и сунула сумочку под мышку. — Так как насчет того, чтобы отвлечься?***
Мерседес сдержала слово. Отвлечь — означало помочь ему войти в квартиру и добраться до дивана, пока он, спотыкаясь, ковылял рядом. Как только она убедилась, что с ним все в порядке, — он, конечно, был пьян, но не в стельку, — она поцеловала его в лоб и наказала позвонить ей завтра и не забыть запереть дверь, прежде чем отрубиться. Когда за ней закрылась дверь, Курт уже чувствовал себя немного протрезвевшим, глядя в потолок квартиры. Господи, чем он занимался в свои двадцать два? Когда он был в возрасте Блейна, он ожидал, что к этому моменту его жизнь уже будет на подъеме. Детский энтузиазм и оптимизм дарили ему мечты о мировых турне и стажировках, где он блистал, несмотря на огромную конкуренцию, в Нью-Йорке, Франции или Милане. Вместо этого он изучал язык и потерял возможность столкнуться с лучшими, безжалостными соперниками. Он заполнял свое время, работая тестером, играя в видеоигры, в которых ничерта не понимал. Он рассчитывал, что у него по крайней мере начнут завязываться отношения. В школе это было невозможно из-за окружавшей его гомофобии, но он говорил себе, что в колледже все будет по-другому — лучше. И окей, в колледже действительно было по-другому и точно лучше, но он думал, что достигнет куда большего к этому моменту. Сегодня он думал о себе столько же, сколько и о Блейне. Блейн был так… молод. Он так стремился учиться, жить, что Курту было больно смотреть на него - и видеть себя в том, кто вроде как был просто программой, знать, что из-за этого Блейн фактически застрял в развитии, что его вечно будут держать на уровне бесконечного потенциала, но без надежды на его реализацию. У Курта было столько возможностей, а он позволил им всем пройти мимо. По крайней мере, Блейн мог сказать, что он всего лишь компьютерная программа, чьи действия ограничивала окружающая среда. Единственными реальными его знакомыми были бета-тестеры, помогавшие Уэсу. То есть только Курт. Он сел на кровати и начал рыться в сумке, отыскивая пропуск в лабораторию Уэса. — Быть другом? — размышлял он вслух. — Это я могу.***
Проработав с Уэсом столь долгое время, Курт отлично знал его расписание. По вечерам он работал с Рейчел Берри, которая была замечательной певицей, что помогло с разработкой системы распознавания речи и созданием голосовых паттернов. Когда они заканчивали работу, Уэс забирал с собой бумаги и ноутбук и шел домой, чтобы уже в восемь утра вернуться готовым к серьезной к работе над Далтоном. В двенадцать Уэса уже не было, лаборатория была пуста и закрыта для всех, у кого не было пропуска с кодом доступа. Какая удача, что допуск был у Уэса, Рейчел, парочки компьютерных техников и самого Курта. Еще большей удачей было, что здание, в котором располагалась лаборатория, было открыто круглосуточно из-за иностранных партнеров, так что, когда Курт объявился в полпервого ночи, размахивая пропуском перед охранником, его пропустили без комментариев. Когда Курт добрался до лаборатории, внутри было темно. Совсем не так, как днем, — слишком тихо, и только компьютерная консоль освещала комнату бледно-голубым светом. Дверь закрылась позади него с мягким щелчком, и Курт прошел вглубь комнаты, оставив у входа сумку, которую захватил с собой, чтобы, по крайней мере, было похоже, что он пришел по делу. На столе не было привычного беспорядка, который устраивал Уэс, — все документы были либо спрятаны, либо он забрал их домой, — и, хотя компьютер был включен и гудел, система была заблокирована. Чувствуя легкое раздражение, Курт открыл по очереди ящики стола, надеясь, что Уэс был из тех людей, что записывали пароли на стикерах, но все, что он нашел, - это парочка бланков, которые Уэс использовал для проекта с Рейчел. В них были записаны вопросы, которые Курт ожидал услышать скорее от врачей, а не от Уэса. Что-то про температуру, рефлексы, реакции органов чувств, но, насколько Курт знал, Уэс никогда не был обычным врачом. — Странно, — пробормотал он, возвращаясь к стопке бумаг и запихивая ее обратно в шкаф. — Но это не поможет мне достать пароль. Он бросил взгляд на свое кресло. Рядом стояли две коробки, в которых хранились проводы к нейроинтерфейсам и мониторы мозговой активности, а над ними был устроен визор в режиме оффлайн. Подойдя ближе, Курт заметил, что экран визора был светился белым шумом. Подумав, что ему показалось, он подошел к креслу, чтобы получше рассмотреть, и засмеялся, когда понял, что код Далтона бежал через весь экран. Он не собирался думать о том, почему программа до сих пор работала. Возможно, Уэс просто забыл отключить ее после того, как Курт в панике покинул игру в последний раз, но, насколько он знал, Уэс всегда оставлял ее включенной, даже когда не ждал Курта. Так или иначе, подумал он, это неважно. Это была возможность, на которую он надеялся. И он не собирался ее упускать. С улыбкой Курт надел мониторы и нейроинтерфейс, прежде чем откинуться в кресле и натянуть визор. Пришло время сыграть по-настоящему.***
Как и в реальном мире, на Далтон опустились сумерки, лишенные активности. Курт почувствовал странную спешку, перескакивая сразу через две ступеньки и оглядываясь в поисках лиц, движения — чего угодно, что могло бы подсказать, откуда ему начать. Так ничего и не найдя, он направился к гостиной старшеклассников, подумав, что это хорошее место для начала, и с радостью увидел Блейна, который сидел за небольшим столом у дальней стены. Блейн выпрямился от удивления, услышав, как Курт вошел, и выглядел он уже не так несчастно, как в последнюю их встречу. — Курт! — воскликнул он, откладывая книгу, которую читал до этого, так что она теперь лежала страницами вниз. Он встал, чтобы поприветствовать Курта теплым объятием. — Что ты здесь делаешь? Тебя не должно было быть, — он склонил голову, — еще шесть дней. — Пришел в гости, — ободряюще улыбнулся Курт, надеясь, что этого хватит, чтобы удержать любопытство Блейна на грани. — Хотел посмотреть, как ты тут. Блейн легко улыбнулся в ответ, возвращаясь к столу. Он потянул Курта за собой. — Я нашел эту книгу прошлым вечером, — сказал он. — Это краткая биография — немного грустно, потому что его отношения с родителями не особо сложились, но он милый. Надеюсь, так оно и будет дальше, но не это делает книгу хорошей, верно? Я почти закончил, если ты захочешь взять почитать. Курт взял книгу, когда Блейн поднял ее со стола и вручил ему. — Она появилась у тебя прошлым вечером? Блейн кивнул, пока Курт листал страницы. В ней не было текста — только код в отражении света — и Курт подумал, не разблокировал ли Уэс персонажей, просто давая им их истории в виде книг. — Она не такая уж длинная, как для биографии. — Не знаю, — ответил Блейн, указывая рукой на их традиционный диван, чтобы они могли сесть рядом. — Я впервые читаю биографию. — Но тебе нравится? — спросил Курт, и Блейн энергично кивнул. — Почему бы тебе не рассказать мне, о ком она? Блейн замялся на мгновение. — Сложно сказать. Он рос нормально. Старший брат. Младшая сестра. А впереди маячил синдром среднего ребенка, — засмеялся он, хотя взгляд его остался далеким, пока он смотрел на шахматную доску на другом конце комнаты вместо Курта. — У него было многообещающее детство с обучением игры на пианино и скрипке — и так далее — и много друзей. Его родители думали, что он станет адвокатом, когда вырастет, но ему больше нравились музыкальные инструменты. Он даже создал группу с парой друзей, которые жили по соседству! — Впечатляет, — прокомментировал Курт, и Блейн посмотрел на него. Черты его лица смягчились от воспоминаний. — На чем он играл? — На клавишных, — мечтательно улыбнулся Блейн. — Он бы играл и на гитаре, но уже знал, как играть на пианино, а у Уэса уже была гитара. Курт немного напрягся от упоминания имени Уэса, и Блейн послал ему испытующий взгляд. — Ничего такого, просто у меня тоже есть друг по имени Уэс. Это немного странно. — Да? — переспросил Блейн. — Ну это не может быть один и тот же человек. Тебе сколько... — он осмотрел Курта с ног до головы, — ты не можешь быть старше, чем я. Шестнадцать? Семнадцать? Сжав пальцами колено, Курту пришлось напомнить самому себе, что тело, которое видел Блейн, было подходящим для Далтона вариантом, — версией помоложе, дополненной школьной униформой и безупречной прической. — То есть, ты хочешь сказать, что у меня не может быть друзей старше? Блейн застенчиво посмотрел на него. — Конечно, нет, но это было бы странно, разве нет? — он приподнял книгу и потряс ею. — Уэс здесь, — Блейн снова склонил голову, — сейчас ему было бы около тридцати. Он не может быть твоим другом. Курт попытался сохранить спокойствие на лице, но даже когда он попросил Блейна рассказать больше об этой книге, он пытался вспомнить точно, сколько же лет было Уэсу. Ему было тридцать или он просто вел себя, будто ему тридцать? Курт не мог вспомнить, а Блейн продолжил рассказ. Он рассказал Курту о пристрастии к старым классическим автомобилям и музыкантам из топа Billboard в младших классах. О разговорах на других языках, единственных словах, которые он выучил благодаря музыке разных культур. Были и поездки в большие города и тайная любовь к фильмам ужасов. Несмотря на все это, говорил Блейн, дружба оставалась сильной, даже когда сама идея создания группы потеряла для них интерес, и даже когда они перешли в старшие классы. Потом был выпускной, проблески осознания своей ориентации вместе с тихой зарождающейся привязанностью, которая была глубже, чем дружба. — На этом месте я остановился, — сказал Блейн. — Он не вышел из шкафа, но, думаю, скоро выйдет. Его друзья хорошо к нему относятся, даже если все остальные в школе — не очень. — Он огладил рукой обложку книги. — Наверное, они чувствуют, что он не такой, понимаешь? Так же, как я смотрю на Соловьев и любого другого студента здесь и знаю, что они отличаются от нас с тобой. — Похоже, эта книга тебя увлекла, — заметил Курт. — Да, — кивнул Блейн, снова и снова вертя биографию в руках, будто проверяя ее вес. — Я пытался найти объяснение тому, что я чувствую. Раньше ты научил меня, что такое одиночество, но это только одно из самых сильных чувств. Их целый спектр, и ни одно я не могу объяснить простыми словами, как счастье, или беспокойство, или гнев, или... — он поднял взгляд, чтобы посмотреть на Курта, — любовь. — И он тут же отвернулся. — Но, кажется, я чувствую связь с этой историей. Когда я читаю, я будто оказываюсь внутри, вижу все его глазами, все, что он думает, все, что он говорит. Все, что он чувствует. Блейн снова поднял взгляд, на этот раз более уверенно — без стеснения — и улыбнулся. Курт видел, что он опять изменился, даже по сравнению с сегодняшним утром. Эти изменения были не так заметны, но были гораздо глубже, чем просто под кожей. Курт храбро потянулся к руке Блейна, чувствуя любопытство. Он огладил пальцами косточки и сухожилия, а потом перевернул руку, чтобы прижать пальцы к мягкой коже на его ладони. Прикосновение было тяжелым, и кожа Блейна покраснела, но он не сказал ничего, чтобы его остановить. Он отложил биографию и придвинулся поближе, но так и не попытался остановить Курта. Единственным его вопросом было: — Что ты ищешь? Курт согнул руку, чтобы обнажить хрупкую кожу на запястье. — Доказательство, что все это настоящее, — ответил он. Блейн придвинулся еще ближе. — Нашел? — Да. Больше, чем требовалось, — сказал Курт, неспособный оторвать взгляд от местечка, где кожа Блейна натягивалась над сухожилиями и неотчетливыми голубыми венами. Там не было и намека на программный код. Он поместил пальцы под большим пальцем Блейна и почувствовал ровное, тяжелое сердцебиение. Когда ему удалось поднять взгляд, Блейн изучал его с улыбкой. — Что? — Курт, ты не похож ни на одного человека, которого я когда-либо встречал, — заметил он. Курт хихикнул, позволяя себя ослабить хватку, так что теперь он едва касался его кончиками пальцев. — Я единственный человек, которого ты когда-либо встречал. — А, так я был прав! — провозгласил Блейн, и тогда Курт понял свою ошибку. — Блейн... — Нет, все в порядке, — с облегчением выдохнул он. — Я уже давно об этом думал. Это место кажется таким нереальным. Странно, что я раньше не замечал, тебе так не кажется? — улыбнулся Блейн, до странного удовлетворенный тем, что сказал Курту об этом. — Не знаю, сколько раз я наблюдал за тем, как ты уходишь, прежде чем начал интересоваться, как это вообще возможно. Я всегда думал, о, он просто ушел домой, и долгое время не смотрел на дверь. Иногда я просыпался, зная, что ты уже здесь, и, открыв глаза, уже стоял внизу у лестницы. Блейн пододвинулся так близко, что они были на расстоянии дыхания, и теперь сидели, соприкасаясь коленями, и его глаза были широко распахнуты. Его спина была прямой, но он снова склонился в зону комфорта Курта и сказал: — Далтон похож на сон. Прекрасный сон, в котором я один посреди пустой толпы, а ты приходишь, чтобы составить мне компанию. Рука Блейна накрыла колено Курта и поднялась выше, касаясь его бедра. Вторая коснулась подбородка Курта, и его дыхание сбилось, когда он склонил голову, готовясь к тому, что будет дальше. Их губы встретились, и Блейн отстранился лишь для того, чтобы пробормотать: — Пожалуйста, не буди меня, — прежде чем снова податься вперед. Блейн целовался неуклюже, прижимаясь губами к губам Курта сильнее, чем надо было, и когда Курт приоткрыл рот, он попробовал на вкус сначала верхнюю губу, потом нижнюю. Он придвинулся к Курту еще на дюйм и провел рукой вдоль его бедра, в то время как Курт приложил свою свободную руку к щеке Блейна. Курт погладил щеку Блейна, удивленный своей готовности к этому. Он почувствовал головокружение, когда поцелуй продолжился и изменился, становясь мягче, чем предыдущий. Он и раньше об этом думал — что это место заставляет его почувствовать себя подростком, как и заставляло выглядеть, но правда в том, что это Блейн избавил его от лишних лет и сделал это намного эффективнее, чем Далтон. Он знал, как целоваться, но страх наполнил его сомнениями и заставил притормозить. Блейну было всего шестнадцать, пусть это и было в его голове, но Курт не хотел быть ответственным за его совращение всего парой поцелуев. Когда они оторвались друг от друга, Блейн блаженно улыбался. Удовольствие осветило его черты, будто солнечный свет, а ресницы щекотали Курту щеку, и румянец окрасил его скулы. — Вау, — сказал он, сжимая пальцы на бедре Курта. — Это было... — Да, — согласился Курт, который не мог не выпрямиться и не коснуться пальцами подбородка Блейна, чтобы снова увлечь его в поцелуй. Он прижался к его рту, и волосы Блейна вились вокруг его пальцев, и их дыхание звучало почти в унисон... А потом его тряхнуло, подбросило, и он будто отказался посреди арктических льдов, и перед глазами был только визор, на котором мелькал код, а через мгновение и это исчезло. Уэс замаячил перед ним со своего места. — Что ты, черт возьми, делаешь? — спросил Уэс, потянувшись, чтобы отключить мониторы. Когда Курт начал дрожать так, что зуб на зуб не попадал, он взял из кресла одеяло и накинул, подтыкая под руки и ноги, небрежно, будто медсестра в два раз старше его. — Сейчас почти три часа ночи, и ты знаешь, что не должен здесь находиться без наблюдения. Этому есть причина. — Он мрачно посмотрел на Курта. — Как ты собирался выходить, идиот? — Не собирался, — дрожащим голосом ответил Курт, и Уэс еще сильнее помрачнел. — Я не собирался выходить. Теперь выражение лица Уэса сменилось чистой яростью. Курт сжал одеяло дрожащими пальцами и стиснул зубы. Это был худший выход в реальность их всех. Лаборатория была едва освещена половиной ламп. Свет был мягким, спокойным, но и близко не напоминал теплоту света в Далтоне. Он даже не знал, какое освещение было в школе, помимо пары ламп, но Далтон по многим причинам отличался от лаборатории — не последней из них был сам Блейн. Курт осторожно облизал нижнюю губу, почти надеясь, что почувствует боль от поцелуев или вкус нервного пота. Ничего: губы на вкус были абсолютно нормальными. Неожиданно тело Курта снова прошило дрожью. Уэс был так зол, и Курт ожидал, что тот начнет кричать в любой момент. Вместо этого он укрыл его еще одним одеялом и начал растирать грудь, прежде чем сказать Курту самому этим заняться, а затем принялся за его ноги. — Ты полный идиот, — заговорил он. — Ты думаешь, я беру ноутбук домой, чтобы писать отчеты? Да пошел ты, Курт. Представь мое удивление, когда меня разбудил звонок по неверному номеру, я решил проверить активность Блейна, которая в это время суток должна быть низкой, но место этого подпрыгнула, потому что ты решил нанести визит. Уэс помолчал пару секунд. Его руки замерли на лодыжках Курта, которые все еще дрожали. — Ты больше не можешь этим заниматься. — Я буду в порядке, — заверил Курт. Дрожь почти сошла на нет. Еще пара минут и все. — Это ведь все в моей голове? На самом деле мне не холодно. — Я не об этом, — возразил Уэс. — Хотя да, теперь, когда ты об этом сказал, это еще один фактор. Я не могу позволить тебе прокрадываться к Блейну, когда тебе этого захочется, какими бы ни были причины. Разве наш разговор утром ничему тебя не научил? — Фыркнув, он достал тонкий фонарик и посветил Курту в глаза. — Тебе повезло, что ты в порядке, но я не настолько глуп, чтобы думать, что ты делаешь это ради проекта. Он сделал паузу, принюхавшись. — Господи, Курт, ты что, пил? Курт закрыл глаза, когда Уэс убрал фонарик, и потер их рукой. — У меня была встреча. Всего пара бокалов. И я ужинал. — Глупый, — пробормотал Уэс, отходя к столу, чтобы подобрать сумку Курта и пропуск. Сумку он вернул ему, а вот пропуск нырнул Уэсу в карман. — Поверить не могу, что нанял кого-то настолько глупого. — Эй, я думал, психиатры должны быть милыми, — приподнимаясь, заметил Курт и притянул одеяло к груди. Дрожь почти прекратилась. — Ты не пациент! — рявкнул Уэс. — Ты сотрудник и ты рисковал собой и этим проектом, потому что напился и хотел видеть Блейна, который, кажется, является твоим единственным другом. Ты понимаешь, какой обузой стал? — Да ладно, Уэс... — Далтон не одна из привычных тебе игр, Курт, — сказал он, вручая Курту его сумку и возвращаясь к столу. — Ты не можешь играть и случайно убить плохого парня или найти блок плазменных зарядов. Блейн учится, ясно? Он растет и меняется, и с каждым человеком, которого он встречает, он будет расти и меняться и никогда не будет таким же, как раньше. А теперь, конечно же, я даже не могу рассчитать, что ты наделал сегодня, потому что твоей пьяной заднице захотелось... Курт прошипел: — Он поцеловал меня. Оборвав себя на полуслове, Уэс повернулся к Курту ухом, слушая, потер рукой рот и подбородок. — Что ты сказал? — Он поцеловал меня, — во второй раз слова дались легче. — Он читал книгу, когда я появился. В ней не было текста, только код. Уэс смотрел на Курта через его отражение в мониторах. Освещение мешало Курту увидеть его глаза. — Я подумал, что это его предыстория. Та, которую ты разблокировал. — Да, — подтвердил Уэс. — Он еще не закончил, — продолжил Курт. — Дочитал до первого года в старших классах, но рассказал мне все о детстве, родителях и друзьях. — Курт скинул одеяло с ног и опустил их на пол. Он так крепко держался за подлокотники, что костяшки пальцев побелели. — Он не просто программа, Уэс. Больше нет. Раньше был, но теперь я вижу плоть и кровь, такую же, как у меня. — Я же говорил тебе, — в голосе Уэса звучало легкое сомнение. — Он учится. — Он учится из-за той книги, что ты дал ему, — стоял на своем Курт. Он позволил молчанию воцариться между ними, прежде чем нерешительно спросил: — Уэс, сколько тебе лет? Уэс посмотрел на него, но не ответил. Курт неуклюже потребовал объяснений, хотя знал, что нельзя слишком давить. — Просто он рассказал мне о друге — парне с таким же именем, как у тебя. Они выросли вместе и, кажется, были очень близки, и я подумал... Я подумал, возможно, история, которую ты дал Блейну... не знаю, больше, чем кажется на первый взгляд. Уэс натянуто ответил: — Убирайся. Курт замер, но Уэс указал ему на дверь. — Пожалуйста. Курт тихо стоял, закинув рюкзак за плечо. — Мой пропуск? Но Уэс уже повернулся к компьютеру. — Он тебе больше не понадобится. Ты уволен. Это был ужасный удар, и Курт не думал, что до этого дойдет. Он скользнул взглядом по креслу, визору и экрану, на котором все еще мигал код. Блейн все еще был внутри ненастоящих стен Далтона, и Курт даже не мог представить себе, как на нем отразится их внезапная разлука. Ему самому было плохо, поскольку он знал, что это навсегда. Было ли хуже быть оставленным в ожидании?***
ЖУРНАЛ ТРАНЗАКЦИЙ ДЛЯ [ИМЯ ОТРЕДАКТИРОВАНО], УЭСЛИ ВСЕ ВКЛЮЧЕНО; ДАТА: 20ХХ-05-15 - 20ХХ-06-04 ДАТА: 20ХХ-05-15 Прошло шесть дней. Легенда для Блейна полностью интегрирована, но количество багов, вызывающих сбои в Далтоне, увеличилось. Подозреваю, что Блейн ждал Курта, а не доктора Берри, которая любезно предложила взять на себя обязанности бета-тестера. Чтобы восстановить программу до прежнего состояния, была проведена установка связи между Блейном и доктором Берри, но это оказалось эффективным лишь отчасти. Боюсь, что, пока эта проблема не будет решена, прогресс Далтона приостановится. К счастью, проект "Азимов" с доктором Берри продолжается без проблем. ДАТА: 20ХХ-05-18 Доктор Берри проинформировала меня, что Блейн спрашивал о Курте. Мы оба обеспокоены этой продолжительной озабоченностью Блейна, но я стою на том, что будет лучше и дальше скрывать правду об отсутствии Курта. Учитывая полную разблокировку характера, предупреждение углубления эмоциональных связей будет наилучшим решением. ДАТА: 20ХХ-05-19 "Азимов" идет по плану. Программное обеспечение доктора Берри для распознавания голоса прекрасно работает. Скоро мы сможем разработать уникальный голосовой паттерн для "Азимова" и его последующих версий из комбинации образцов, предоставленных нам добровольцами. Я верю, что доктору Берри удастся создать что-то по-настоящему интересное вместо привычных компьютеризированных голосов – это же обычно катастрофа какая-то. ДАТА: 20ХХ-05-22 Нашел утром в почте голосовое сообщение от Курта. Он звучал пьяно и жалко. Я отправил ему номера других местных психиатров. У меня нет на это времени. ДАТА: 20ХХ-05-25 Снова оставил Далтон включенным на выходные. Не уверен, почему я все время забываю. Прошел как минимум месяц с тех пор, как я делал полную перезагрузку программы. Возможно, это все, что требуется, чтобы исправить сбои, которые продолжают случаться. Странно. Время перезагрузки Далтона заняло вдвое больше среднего. Еще странность: программу Блейна вообще не смог завершить. Потратил остаток дня на работу над "Азимовым". С макетом мозжечка пока проблемы, хотя рефлексы остаются мгновенными. Движения можно задать правильным программированием, но тогда они выходят неровные и неконтролируемые. Слава богу, это единственная вещь, которая работает не так, как надо. ДАТА: 20ХХ-05-26 Доктор Берри говорит, что Далтон никогда еще не выглядел таким несовершенным. Коридоры мигают, неигровые персонажи появляются из ниоткуда и так же исчезают. Услышав это, я ожидал, что с Блейном тоже будут проблемы, но все, кажется, в порядке. Интересно, имеет ли это отношение к тому, что, по словам доктора Берри, Блейн все еще носит с собой свою книгу. Проверка кода Далтона обнаружила большие удаленные фрагменты. МакКинли и Лайма Бин полностью отсутствуют, и подпрограммы, которые обеспечивали переход к ним, теперь содержат код выхода. Код не влияет на функциональность переходов, но я не единственный, кто может менять конфигурацию игры по собственному желанию. Любопытно, пытается ли Блейн мне что-то этим сказать. Хорошо, что я сохранил рабочий код Далтона на отдельном сервере в качестве резерва. Иначе пришлось бы начинать сначала. ДАТА: 20ХХ-05-27 Берри докладывает, что единственные места, доступные для игры, - это вход на лестницу, общая комната старшеклассников и соединяющий их коридор. Игра стабильна, но Берри также докладывает о резко возросшем количестве неигровых персонажей, с которыми приходится взаимодействовать. Ее отношения с Блейном вежливые, но ей не удалось достичь той глубины, которой достиг Курт за тот же отрезок времени. (Я бы позвонил, чтобы спросить, как он это сделал, особенно учитывая то, что ранние версии Блейна были очень ограниченными, но не думаю, что ему понравится идея помогать кому-то другому налаживать связь с Блейном, не говоря уж о Рейчел Берри.) Попытки запуска "Азимова" были отложены ради разработки аэрозоля, который превращается в плоть при нанесении на тело. Распылитель — это копия кожного трансплантата, который я видел на National Geographic. Он больше, но менее модернизирован, потому что мы работаем с поликоллагеновой смесью вместо стволовых клеток, но, кажется, он работает нормально. Последние испытания прошли хорошо. Полную установку придется произвести до того, как мы с доктором Берри сможем закончить. Учитывая все, что происходит с Далтоном, впрочем, я уверен, что это произойдет гораздо раньше, чем я буду готов. ДАТА: 20ХХ-05-28 Доктор Берри предложила мне самому посмотреть, во что превратился Далтон. Я так и сделал. Ни одно описание не могло бы полностью описать этот кошмар. Это совсем не то, чего я хотел для Блейна. Мне ясно — хотя доктор Берри вряд ли это понимает, — что книга — это единственная вещь, на которой держится программа. И, хотя недавние попытки перезагрузки могли создать впечатление, что Далтон и Блейн — это две взаимоисключающие программы, мне лучше знать. Блейн, в каком-то смысле, пытается проснуться. Думаю, что могу это понять. Мне бы просто хотелось, чтобы он послушал меня, когда я скажу ему остановиться. Потому что если он и дальше так продолжит, он уничтожит сам себя. ДАТА: 20ХХ-06-04 Удивительно, сколько может сделать человек, когда на кон поставлено что-то для него важное. К счастью, я планировал это с самого начала. Настоящая личность Блейна была смотрителем, так что идея наделить ею бота-проводника не требовала особой корректировки, хотя и не должна была быть реализована еще пару месяцев. В свете последних наблюдений, выполнение плана пришлось ускорить. Чтобы спасти систему Блейна, я обошел репликационный процесс и привил его кодировку боту-прототипу, над которым мы работали с доктором Берри. Пройдет некоторое время, прежде чем Блейн сможет не только двигать глазами. Потребуется время на обучение речи — как и ходьбе и нормальному регулированию моторики, — но я надеюсь, что замещение участков, где мы с доктором Берри использовали простое программирование, его гибкой системой, ускорит процесс. Ладно, стоит признать, что это было не лучшей идеей. Возникло множество проблем, о которых я даже не думал уже долгое время, проблем как этических, так и личных. Но если подумать, то я добился цели, которой хотел, когда встал на этот пусть. Друг, с которым я вырос, хотел свободы. Свободы жить. Свободы любить. Блейн никогда этого не узнает, но для меня было честью дать ему эту свободу.***
Прошло четыре месяца. Курт честно пытался перестать считать, но в итоге просто смирился. Это был способ оплакать — способ понемногу, маленькими шажками переступить через то, что могло бы случиться и не случилось. Он и переступил. Наконец-то получил стажировку в Нью-Йорке. Теперь он был занят — вещи, которые следовало сделать, люди, с которыми нужно было встретиться и бесконечные, изнурительные часы работы, с которой он иногда приходил домой в пять утра, и иногда — в восемь вечера. Если закрыть глаза на привычку следить за тем, сколько времени прошло, и выматывающе пустое ожидание по ночам, Курт мог сказать, что сделал кое-какие успехи. Никаких больше видеоигр, зато изучение языка наконец-то принесло пользу. Он мог использовать его, например, ругаясь по-французски с фотографом по поводу фона съемки, пока поднимался по последнему лестничному пролету к своей квартире. — Нет, нет, нет, ты не можешь так со мной поступить, Фредерик, — говорил он, — мне нужны фотографии вида сзади. В этом весь смысл. Ты не можешь снимать платье только спереди, потому что у модели красивое лицо. Я уверен, её задница выглядит не хуже. К несчастью для него, стажировка в Нью-Йорке — хотя она и была именно с тем уровнем конкуренции, о котором он мечтал, и такой же престижной, — шла в комплекте с дерьмовым чеком на оплату недвижимости. Счета и расходы на транспорт и прочее необходимое достаточно быстро оставили Курта с весьма ограниченными средствами к существованию. Поднявшись на свой этаж, он заглянул в коридор посмотреть, нет ли там его домовладельца, но увидел у своей двери тень человека, который записывал что-то в небольшой блокнот. Фредерик все еще орал на него в ответ, французский прорезался громко и отчетливо, даже когда Курт прижал телефон к груди. — Я перезвоню, придурок, и лучше бы тебе быть готовым к пересъемке, - быстро прошипел в трубку Курт, прежде чем нажать на сброс и спрятать телефон в карман Снова выглянув в коридор, Курт смог получше рассмотреть мужчину в мягком оранжевом свете ламп. У него были густые темные волосы и небольшие для его запястий ладони. Он был хорошо, хоть и немного простовато, одет: серые штаны и голубой свитер, — чего было явно недостаточно для Нью-Йорка в горькой прохладе ноября, но, казалось, его это не беспокоило. Курт раздумывал над тем, стоит ли дождаться в своем укрытии, пока тот допишет что бы он там ни писал, но мужчина убрал блокнот и достал тонкую книжицу, которую зажимал под мышкой, прежде чем устроиться напротив двери Курта. Фыркнув, Курт вышел из тени. — Если ты собирался меня подкараулить... Курт оборвал себя на полуслове, как только подошел поближе. Мужчина повернулся к нему лицом, когда он начал говорить, и — в какой-то момент янтарь его глаз напомнил Курту о чем-то невозможном. Он подумал, что дело наверняка в его воображении, но лицо мужчины светилось неподдельной радостью, словно видеть и слышать Курта — это всё, чего он ждал. — Прости, — сказал он. — Я не хотел тебя напугать. Просто, ну, — он склонил голову, улыбаясь, и Курт почувствовал, как что-то вроде узнавания начало разливаться в его груди, — я искал тебя целую вечность.