Серые слёзы. Серая кровь

горный склон, укутанный в облака, увлекает мысли потоком вод. среди скал душа моя так легка, что вот-вот взлетит за небесный свод. о горах Мария Батрдок Чтобы выразить восхищение, наполнившее измученное сердце Йоль при виде Беорских гор, необходимо было бы подобрать тысячи слов из всех возможных языков Алагейзии, да и то их вряд ли бы хватило. Наверное, это невозможно — описать восхитительно нестерпимый, щемящий, пронизывающий все её существо восторг, заставлявший душу яростно трепетать и изо всех сил сдерживать крик бесконечного счастья. Она, наконец, смогла почувствовать себя дома. В безопасности. Здесь, где каждый камешек, каждая скала и ниша в обещали ей свою защиту, она смогла вздохнуть спокойно и залечить израненную со всеми накопившимися в ней тяжестями душу. Все, что с ней случилось — тюрьма, граф, смерть Клыка, душевные страдания юного баронета и, конечно, её верные палачи, ночные кошмары, — все это оставило её, позволив насладиться кровью обретенной свободой без бесконечных напоминаний об этой самой крови. Ирох шел за Йоль молча, и только неодобрительно и изумленно на неё поглядывал, когда она выкидывала особенно странные шутки. Вроде недавней выходки. Она тогда встала очень рано, но не потому что проснулась от кошмаров, рвавших на части её душу снова и снова, а просто открыла глаза и поняла, что больше не может спать, пока жизнь идет мимо, потому что ей необходимо вскочить и пойти в ногу с ней. И когда солнце уже почти поднялось, она набрала полные легкие чистого горного воздуха и закричала: — Беор! Привет тебе от Спайна! Ирох всегда странно на неё посматривал, посчитав, наверное, очередной богатенькой барышней, вздумавшей бежать от нежеланного, навязанного любимыми родителями жениха, или просто начитавшейся россказней о героях, которые спасают мир от злобных королей, и решившей тоже на радостях погеройствовать. И скорее всего, гадал, кто же она такая и за кого себя выдает, совершенно забыв о том, что она-то сама вообще себя ни за кого не выдавала, просто сыпала деньгами, чтобы заткнуть человеку рот прежде, чем он озвучит нежелательный ей вопрос. Кому она нужна такой, какая есть на самом деле? Йоль открыла глаза и попыталась скинуть слепое пятно, образовавшееся оттого, что она смотрела на солнце, путь даже и сквозь опущенные веки. Ей нравилось чувствовать энергию светила, проникающую глубоко в тело и обволакивающую душу. Шли они с весьма впечатляющей скоростью. Ирох привел с собой двух мулов, маленьких животных, чем-то смахивающих на небольших приземистых лошадок. Они почти не уставали и поэтому тащили всю необходимую провизию и остальные вещи, да и шли настолько быстро, насколько это вообще возможно. Иногда на одном из них горделиво восседал старик. А сзади послушно плелся Ночной Кошмар, совершенно не разделявший переливавшегося через край энтузиазма хозяйки — трава тут ему не нравилась, идти неудобно, солнце неправильно светит, птицы плохо поют. Хотя Черная рука больше не угрожала Йоль напрямую, у той все еще оставались опасения насчет сохранности её жизни. Тени больше не прятали таинственных шпионов в черных одеждах, она не вскакивала посреди ночи, чтобы обойти стоянку и убедиться в её безопасности, но все равно застрявшее в самой глубине её души беспокойство, назойливое, зудящее как комариный укус, гнало её вперед. Да и встреча с отцом, которой она ждала так долго, тоже её серьезно беспокоила. Она очень много думала об этом в последнее время, и решила, что не будет репетировать заранее свою речь, но картинки из предполагаемого будущего все же возникали иногда в её голове. Она представляла себе, какой внешностью обладает этот человек, как он примет её, что скажет, а потом приходила в ужас оттого, что ей снова придется осуществлять поиски, расспрашивать, льстить, узнавать. «Там будут люди, много людей, — с грустью подумала она. — Наверное, я опять буду бояться. Хотя, нет. Слишком много я пережила. Никого нет за спиной, но я услышу, если кто-то подойдет. Наверное… Но в конце концов, думаю, не следует многого ожидать. Я ведь слишком много ждала от встречи с Джейлин, а она вон оказалась мертвой. Кто знает, может и отца уже нет в живых…» Но она тут же ужаснулась подобным мыслям, немедленно выкинула их из головы и занялась приготовлением ночлега. В течение дня они останавливались на привал три раза, что сильно её беспокоило. Ей не нравилось, что они так медленно плетутся, так быстро устают, так много едят. Не нравилось, что старик вечно сидит на муле, хотя умом-то она понимала, что его тщедушное тело неспособно вынести такой нагрузки, и это послужило причиной затаенного недовольства. Но больше всего её злило то, что Ирох вечно болтал. Причем не просто так, а именно о своей внучке Мире. В первый день их путешествия, когда они во весь опор поскакали к маленькому городку у подножия Беорских гор, чтобы там уже запастись всем необходимым, она узнала о ней абсолютно все: как она выглядит, что ест, с кем дружит. К концу дня у Йоль голова гудела от объема ненужной информации, но на следующее утро она к великой радости забыла все, что ей вчера с таким восторгом сообщил старик. Ночи в горах всегда были страшно холодные, воздух остывал быстро, и вот уже трава покрылась ледяной росой, а через некоторое время кристальные капельки растеклись по траве затейливыми узорами инея. Подул пробирающий до костей горный сквозняк, так что Йоль поспешила развести огонь с помощью магии, стащила с одного из мулов большой спальный мешок, изнутри обшитый овечьей шерстью, и принялась умиротворенно ужинать. Вяленое мясо и сухари отдавали плесенью, но она постаралась на это не обращать внимание. Куда больше её беспокоило то, что её прежняя тревога вновь усиливалась. Она не хотела этого, она так долго от неё бежала, что теперь уже не знала, что ей делать. Неужели она всю жизнь проведет в вечном беге от призрачной угрозы? Мысли её прервал довольный голос Ироха, который вновь начал повествование о единственном своем родном человеке. Йоль внезапно подумала, что он решил просто доконать её своими рассказами в отместку за то, что она вытянула его из тепла родного дома в пробирающий до костей холод Беора. — Все, пора спать, — не терпящим возражений голосом заявила Йоль. — Завтра надо проснуться рано, чтобы поскорее продолжить путь. — Эта… госпожа…, а чего нам так спешить? Не удерут же эти… вардены от тебя! Ну чего мы как оголтелые несемся… Да и поостеречся нам след бы, а то того и гляди, душегубцы нагрянут… Йолле презрительно усмехнулась: — Не будет тут твоих душегубцев, старик! Но Ирох, видимо, ей не поверил, потому что покачал головою, поохал и принялся возражать: — Ну, госпожа, может я и дурак последний, да только пока шли мы, я заприметил стоянку. Брошенную давно, но видно, останавливались там эти ротозеи. Обождать бы нам чуток, поразведать, где да что, а потом и дальше идти, а то чем боги не шутят. Им-то только в радость посмеяться над нами, а нам горе. — Хватит, Ирох, — уже злобно огрызнулась Йоль. — Видела я это кострище, и кто знает, от кого оно осталось. Мало ли кому понадобился ночью огонь — это могли быть и простые охотники, и путешественники вроде нас. Нельзя точно увериться, что там ночевали именно разбойники! А богов твоих нет, старик. Долго ты им молился? И что? Услышали они тебя? Осуществили твою просьбу? Нет! Готова спорить на что угодно, что нет! А теперь… ты мне страшно надоел, так что я ложусь спать, и только попробуй хоть звук произнести! Ирох оскорбленно замолчал и только покрепче сжал свой искривленный меч, легкий и быстрый, как раз для слабеющей старческой руки. Йоль закрыла глаза и постаралась заснуть, как вдруг странный шорох привлек её внимание. Холодок маленькой змейкой пробежал вдоль позвоночника, и она вскочила как ужаленная и принялась оглядываться по сторонам. Никого. Но кто-то был! Она все явственней это чувствовала, ощущая чье-то присутствие какой-то непонятной, темной частью своей души, где не было места ничему человеческому, где существовали только первобытные звериные инстинкты, помогавшие выжить первым людям, мало отличимым от зверя. — Кто здесь? — негромко произнесла она, сдерживая все нарастающее беспокойство. В то же время она осторожно, без лишних движений потянулась за своим луком и колчаном, и тихонько вытащила Даут. — Советую выйти, пока я не пустила тебе стрелу в лоб! — рявкнула она, краем глаза замечая, как Ирох сжимает свой меч. Ожидание вытянулось в звенящую струну, тихонько подрагивающую от любого прикосновения. Полузабытые страхи, которые девушка так отчаянно прятала в новообретенном счастье, вдруг всколыхнулись и маленькой, но ретивой змеёй скользнули в трещину, мгновенно пересекшую стену из ложной безопасности. Это не Спайн, где ей знакома каждая тропка. Это место она не знала. Это не дом. И вдруг её проводник захрипел от страха, да и она сама нервно передернулась от того, что увидела во тьме — два горящих красным глаза. Мулы в ужасе задергались и наверняка убежали бы, если бы загодя не были крепко привязаны, и даже Ночной Кошмар, тот, у кого на роду написано бросаться в битву, сделал шаг назад, тяжело дыша — на свет выступил огромный, размером с лошадь черный волк. Лапы у него были размером с две ладони, самый маленький из клыков — длиной с указательный палец, а шерсть до того темна, что представлялась продолжением ночи, из которой он возник. Зверь молча, без единого звука осмотрел застывшие в ужасе фигуры, и взгляд его остановился на дрожащих мулах, мышцы под жесткой шерстью налились силой, морду украсил голодный оскал, да и вообще его мощное тело все изготовилось к прыжку, как вдруг Йоль заговорила на Древнем языке, и в голосе её проскальзывали нотки истинного восхищения и преклонения перед единственным идеальным творцом — природой: — Если ты ищешь тепла — вот наш огонь, если ищешь одиночества — иди с миром, но если ищешь смерти — уходи прочь и охоться в другом месте, ибо в моей власти сделать так, что твое могучее сердце разорвется на тысячу мелких кусочков. Сегодня это моя территория. Гигантский волк внимательно оглядел сумасшедшую девицу, но язык более древний, возможно, чем его звериный род, не позволил ей солгать и донес до его звериного сознания саму суть слов двуногой добычи, донес угрозу, исходившую из её сверхъестественных способностей, и инстинкты подсказали ему, что даже если они и сразятся, то единственным исходом в этой битве будет его смерть. И хищник, прежде никогда не убегавший от опасности, в этот раз с достоинством развернулся и спокойным шагом прошелестел обратно в ночную тьму. Йоль облегченно выдохнула. Ирох все еще сидел в шоке и смотрел туда, где совсем недавно за спиной волка сомкнулась темнота. Пока девушка успокаивала животных, старик не переставал что-то нашептывать, и только подойдя поближе к нему Йоль смогла разобрать, что: — Ведьма! Ведьмовские слова! Ловушка… Убить… Хочет меня убить… Ведьмовские слова… Проклятия, наговоры… — Ирох! — позвала Йоль. Он кинул на неё полубезумный взор. — Кто это был, Ирох? Точно ведь не разбойник! Он снова посмотрел на неё и задрожал, но бормотать не прекратил, начав несильно раскачиваться. Йоль пожала плечами, плюнула на все это и улеглась спать. Утро выдалось на редкость пакостным — проводник налетел на неё с ненужными расспросами: — Кто ты такая? — гневно вопрошал он, потрясая кулаками. — Что тебе надобно от варденов, ведьма? Погубить их вздумала, колдовщица проклятая?! Вспылив, Йоль выхватила кинжал и приставила к горлу старика: — Не твое дело, старый дурак, что у меня на уме! Пока тебе ничего не грозит, настоятельно советую не совать нос не в свое дело. Твое — проводить меня туда куда надо, остальное — лишь моя забота, тебе там делать нечего! — Знаю я таких как ты! И смотри, угрожать мне вздумала! — взвыл он, не обращая ровно никакого внимания на оружие у своего горла. — Стали не боишься, — усмехнулась она, — а вот слов испугаешься. Знаешь, что я тогда ему сказала? Что разорву его сердце на тысячу кусочков. Твое, конечно, поменьше будет, но и с ним я такой фокус проделать сумею. Побледневший Ирох отступил, опустив руки. Ужаленная его страхом, Йоль решила смилостивиться: — Я не собираюсь причинять вреда ни тебе, ни варденам. К ним я вообще хочу присоединиться. А теперь скажи мне, что это был за зверь? Насупившийся было старик решил, видимо, поверить её словам, и с готовностью выдал все, что знал. — Это был шрргн, госпожа, — ответил он. — На гномьем языке называется. Большой волк. Они всегда одни живут или по двое, потому как большой стае таких огромадин тут не прокормиться. Потому люди и боятся в Беорские горы соваться — слишком уж тут опасно. Нападет такая вот зверюга, и все, поминай как звали, останется от тебя… да ничего и не останется! — И часто они здесь встречаются? — Нет, совсем редко. Особенно в последнее время. Что-то их волнует, что они куда-то дальше уходят. Я только молюсь, чтобы на этих проклятущих разбойников такой вот набрел. Тогда уж они нас точно не побеспокоят! Йоль вздохнула и отдала приказ двигаться дальше. Им нельзя стоять. Разбуженные вчера страхи неприятно шевелились у неё в душе, шептали, шебуршали, оставляя противный осадок, заставляя идти все быстрей и быстрей. Через два дня они забрели в широкое ущелье, переходящее в небольшую долину, и Ирох довольно сообщил, что гномий город совсем близко, полдня пути. Её спешка сделала свое дело — двигались они на удивление расторопно. Что-то привлекло внимание Йоль. С деревьев, корчащихся среди гор совсем недалеко от странников, вдруг с громким криком взметнулась стая птиц с очень странным окрасом — черно-зеленым оперением и красными отметинами на крыльях. Йоль прежде таких никогда не видела. Но беспокоило её вовсе не это. — Привал, — спокойно сказала она. — Как привал? — удивился Ирох. — Так быстро? Если станем тут сейчас, к вечеру города в горах точно не отыщем! — Мулы устали, ты устал, а в темноте мы и заблудиться можем. После сделаем еще один переход, заночуем, а с утра дойдем до города. Проводник искренне оскорбился: — Это я-то и заблужусь?! Да я по этой тропе уже который год хожу! Да я тут все знаю! Да я… — И все же мы остановимся, — тихо, но жестко ответила ему девушка. — Ты приготовь еды, а я пойду… поищу родник. Вода кончается. И она, не сказав больше ни слова, неслышно скользнула меж скал, и вскоре её фигуру скрыли массивные валуны. Птицы, птицы, очень странные птицы. Она поспешила в том направлении, где только что кружилась перепуганная стая, поднималась все выше и выше, пока не услышала голос, распевающий непристойные куплеты. Сжав лук, Йоль вытащила Даут, шагнула вперед и увидела разбитый лагерь, откуда по невероятной случайности просматривалась вся тропа и особенно то место, где сейчас копошился старик. А у костра сидел грязный человек и примеривался к проржавевшему в некоторых местах арбалету. — Полагаю, вы нас тут не хлебом-солью встречать собрались, — насмешливо заметила Йоль у него за спиной. Он вздрогнул, поспешил обернуться, но не успел и повалился вбок, хрипя и плюясь кровью. Йоль вытащила Даут из его горла, обернулась и вся похолодела внутри — к мирно сидящему старику приближались трое… Проводник, горестно вздохнув, привязал животных, разложил вещи принялся разводить костер. Готовить, в общем-то, было и нечего, только вытащить из мешков солонину и сжевать. Не прекращая жаловаться на дурное воспитание нынешней молодежи, старик присел на поваленное дерево и принялся за свою часть обеда, как вдруг голос из кустов отдал команду не двигаться. Мужской голос. Йоль бежала все быстрей, к тем самым камням, куда завернула вначале своего пути, но слышала все прекрасно, воспользовавшись одним хитрым заклинанием, да и видимость сверху была неплохая. Она довольно хмыкнула и достала лук. Сегодня добыча будет человеческая. Будет бой. Неравный, но это их выбор и их затея. Вот только старик бы не помер раньше времени, а то она в Беорских горах одна заплутает. Ирох с дикой злостью в глазах наблюдал, как из кустов выныривают двое рослых мужчин, одетых в хорошие плотные костюмы серо-коричневого цвета, и гном с длинной рыжей бородой. — Гляди, Горркр, — обратился один из парней, обладатель темной короткой шевелюры к гному, — старикашка, да с какой поклажей! Наверняка ничего ценного, но хоть что-то! А то в последнее время вообще никого не появлялось. — Да только с ним еще девка была, — вальяжно заметил второй, лицо которого было более утонченно, а речь звучала чище, так, как говорят на севере Империи. — А девка, может, того пошла… — хихикнул первый. — Коли Твинк её заприметит, так в покое не оставит. Но эт ладно, главное, чтобы и нам хоть что-то досталось… Твинк? Отлично, так это он птиц спугнул. Для разбойника удивительно неуклюжий. А рыжий гном все это время молчал и только задумчиво оглядывал окрестности. Его крепкий взгляд ни на чем долго не останавливался, резко перескакивая с камешка к камешку, с дерева к дереву. — Где девка? — наконец произнес он, и Ирох ответил не сразу, от страха, кажется, совсем потеряв дар речи. — Где она, спрашиваю? Ты, собачье дерьмо, отвечай! Инстинкт жизни оказался сильнее — он заговорил, но в голосе скользило столько ненависти и презрения, что даже Йоль скривила лицо: — За водой пошла. Разбойники противно засмеялись: — Ну-ну, конечно. А скажи, старик, чем же вы с ней в дороге занимаетесь? Будь у меня девка, даже такая вот как твоя, так я бы не удержался и сделал чего-нибудь этакое! Ну, скажи, старик, ты что, совсем уже не «боеспособен»? «Даже такая вот как твоя?! Это что они в виду имеют, ушлепки?! Неужели я так плоха?» — гневно подумала Йоль, тут же решив заставить их страдать, страшно страдать, до потери сознания. Хотя, пожалуй, это займет слишком много времени. Они снова грубо расхохотались, повторяя особенно оскорбительные места. Желание унизить и растоптать сквозило в их голосе. Для их пленника это была смертная обида, для них же просто развлечение. Ирох мгновенно насупился, и осыпал их проклятиями, призвав небо и всех богов обрушить на их головы самые страшные кары, но разбойники только посмеивались, а боги и небо его жуткие просьбы исполнять не торопились. Тогда Ирох посмотрел Горркру прямо в глаза и произнес самые страшные для его расы оскорбления на его родном языке. Этого гном стерпеть не смог. С диким криком он выхватил свою булаву и рванул на старика. Мужчины в ужасе уставились на него. Ирох обреченно закрыл глаза. И тут в рыжебородый накинулся на него. Навалился всем телом вместо того, чтобы ударить. Ироха придавило, и он скрылся под телом гнома, видны остались лишь болтающиеся руки, а где-то впереди слышались жуткие стоны и возгласы: — Где ты, тварь?! Выйди и сразись со мн… И приглушенный звук падения. Йоль поторопилась к старику, опасаясь, что тот просто задохнется под такой ношей, и быстро стянула с хрипящего Ироха мертвого гнома. Йоль удостоверилась, что он дышит, и пошла собирать разбросанные вещи, осторожно перешагивая трупы и всматриваясь, нет ли чего полезного. У гнома стрела торчала из горла, у одного человека — в сердце, а второй вообще был утыкан ими как ёж — тот самый, что ляпнул про «девку». — Как ты изведала, что они тут? Откуда знала? И еще один где-то ходит, Твинком его кликали… Кто стрелял? Где наш спаситель? Йоль вздохнула и молча показала ему свой лук, а потом с ледяным спокойствием начала выдергивать стрелы из трупов. Ирох сообразил не сразу. — Так это ты? Ты их убила? Сама? Но… как узнала?.. — Птицы, — ответила она. — Что-то их спугнуло. И я пошла проверить, что к чему. Наткнулась на наблюдательный пост. Очень хорошо устроенный — с нашего места его не заметишь, а вот мы просматривались просто идеально. Там я встретила одного из них. Видимо, того самого Твинка. Потом быстро вернулась и застала такую вот картину. Зря ты их оскорблял. Они могли и убить тебя. — Как ты… да еще и луком… да еще и ведьма… Боги, упасите меня! — Ладно тебе, — миролюбиво ответила Йоль. — Все уже кончилось. Пошли быстрее, а то не успеем к городу. — Так мы и не успеем! — взвыл Ирох, потрясая кулаками. — Так я ж говорил! И сколько напастей в дороге, сколько огорчений! А я же сразу сказал, сразу! Другой дорогой надо было идти! Сказал же, пошли так, ну нет, надо же со старым мудрым человеком в споры вступать. Надо было идти через Ортхиад! *** Когда они подошли к заставе Далгона, то их там уже ждали. Гном на резвом федьднусте решительно преградил им дорогу и что-то требовательно произнес на своем языке. — Что он сказал? — Йоль подозрительно покосилась на проводника, после случая с разбойниками прекрасно осведомленная о том, что Ирох владеет их речью. — Как обычно, хочет узнать, кто мы, что надобно. И тут же принялся объяснять часовому их историю. Говорил он уверенно, почти без запинки произнося сложные гномьи слова, будто камнепадом катившиеся с его горла. Но голос старика все же был намного мягче чем у гнома, так что камнепад этот был сравнительно небольшой. Через минуту он замолчал. В таких случаях лучше ничего не утаивать. Их собеседник снова отдал какой-то приказ, и Ирох вдруг начал возмущаться, размахивать руками. Прения продолжались недолго, к ним стремительно приближался вооруженный до зубов отряд. — Что? Что такое? — Йоль обеспокоенно озиралась, когда воины их окружили. — Зачем это? — Они думают, мы шпионы! — убито произнес старик. — Они нас вздернут на ближайшем дереве! Ну, пришел, видно, мой час. Прощай, Мирочка, девочка моя, красавица ненаглядная, золотце мое ласковое… Йоль выхватила кинжал и прорычала: — Катитесь в Бездну, ушлепки! Битва явно была не равной. Она сопротивлялась как могла, но её быстро обезоружили и связали. — Тут тебе не разбойники, — совсем уж тихо прошептал Ирох. — Тут нам точно конец! — Да, конец, — мрачно подтвердила Йоль, покорно следуя за встретившим их разведчиком. «Я не хочу умирать!» — подумала она, вся холодея изнутри, когда их завели в холодную камеру и захлопнули решетку. Беорские горы солгали ей. Никакой это не дом.