Серые слёзы. Серая кровь

Муртаг осторожно дышал, но в груди все равно ломило. В груди бесновалась ярость смешанная с кровью. Дес огляделся. Темно, сыро, противно. Скользкие стены из дешевого кирпича, тяжелая дубовая дверь с крохотным окошком. Он таких мест повидал столько, что даже слепой узнал бы темницу. Муртаг… он же вроде императорский пес, так почему он стоит на коленях в тюрьме, окровавленный и в разодранной рубахе? Впрочем, от собственных мыслей в Видении голову пронзила боль, что Дес застонал. И тут прямо из его груди выскользнул Гальбаторикс. — Так-так-так, Муртаг. Надеюсь, ты усвоил урок. Надеюсь, ты больше не будешь передавать варденам записки с просьбами остановить тебя же. Муртаг сплюнул кровь. Все напрасно. Все зря. Гальбаторикс слишком могущественный, чтобы хоть кто-то смог что-то от него скрыть. — Я понял, господин. Я подвел тебя, и все, что ты со мной сделал — заслуженно. Но повторения я не хочу. Я клянусь, этого больше не произойдет. Клянусь… О, он клянется. Клянется, что найдет способ разорвать эту мерзкую мразь на куски. Он знал, что это бесполезно, что ему не на что надеяться, когда в цепких когтистых лапах императора его истинное имя, но потом… «…истинное имя можно изменить…» Каким-то чудом ему удалось скрыть этот эпизод, скрыть даже малейший признак этой мысли, и это давало надежду. Пусть глупую, призрачную, и все же это единственное, что не позволяло ему сойти с ума. Это и Торн. — Впрочем, ты заинтересовал меня, Муртаг, и речь даже не о той девчонке Бранвен, которой ты помог сбежать. Ты правда думал, я не знал? Впрочем, мне плевать — ее отец обещал позаботиться об этом. Интересно другое. Мы можем вытащить кого-то из лагеря варденов руками самих варденов. Эта сестренка Энн… Хм, наверняка у Элистара найдется человек, который ему нужен, но обстоятельства и вардены посадили этого человека в клетку. Эй, ты, — Гальбаторикс крикнул в маленькое окошко, — срочно приведи ко мне Элистара. За дверью что-то зашуршало. Гальбаторикс же принялся расхаживать туда-сюда по камере и рассуждать, какой он умный, и как бесполезно против него бороться, и вообще, его точка зрения самая правильная, а задница самая блестящая. «И самая целованная», — мрачно подумал Дес, но Видение его тут же наказало. Муртаг же сплевывал кровь и ненавидел и Гальбаторикса с его разглагольствованиями, и боль в ребрах и правом легком, и то, что подставил Энн-Йоль, короче, был обычным Муртагом. Спустя бесконечно количество самовосхвалений императора прииполз, наконец, Графин Элистар, одноглазый и пафосный, спросил, что нужно. — Есть в лагере варденов человек, которого нужно вытащить? — Да, мой господин. Недавно Сильф сообщил, что Мантикора жива. — Мы можем освободить ее с помощью некоей сестренки Энн. Граф вздрогнул, выпучил единственный глаз и чуть не поперхнулся собственным ядом. — Как забавно… Сильф думал заставить ее же сделать то же самое… Гальбаторикс выгнул бровь, посмотрел сначала на Муртага, потом на Графина и усмехнулся. Неприятненько так усмехнулся, Дес помнил, что так же усмехался один скользкий тип перед тем, как прирезать кого-нибудь… голову пронзила резкая боль… — Я только и слышу, что об этой Энн. Судя по всему, она весьма способная, и я хочу, чтобы она сидела в соседней камере с Насуадой. Вам понятно? Элистар сжал зубы и кивнул, и Дес понял, что он слишком хотел ее убить, а Муртаг… он уже готов был посадить в соседнюю камеру кого угодно, лишь бы все это закончилось… — Ну вот примерно так, — пожал плечами Дес, глядя на Йоль. Сильф раскрыл записку Муртага и его долг перед Энн? И что значит эта фраза, что отец Талики «позаботится об этом»? Это он послал того раззака? И Мантикора… она жива? Земля ушла из-под ног. Не может быть. Не может быть! Как.? Зачем.? Какой болван додумался оставить жизнь этому… существу? Человеком Йоль не назвала бы ее, о, нет, никогда. Она была внутри ее головы и она видела… она видела эту радость, этот извращенный восторг от созерцания страданий других, и радость эта достигала апогея, если причиной страданий была сама Мантикора. — Вот болваны, — прошипела она. — Как давно было то, что ты увидел? — Часа два назад. А потом Дес ушел, сославшись на то, что у Талики приступ идеализма, и она собирается из рабов делать приличных людей, а те вряд ли сильно этому обрадуются. Кровь вскипела. Йоль брела куда-то, сама не зная куда, а кипящая кровь шептала — убей, убей, убей ее! Убей, ведь она недостойна жизни, она не имеет права на эту жизнь, найди и убей ее, дай ей ее же яд, сделай так, чтобы она кричала, визжала, вопила в агонии, пусть вся боль вернется ей с лихвой! «Нет… Сильф мне тоже нужен. Очевидно же, что он — глаза и уши Империи и очень острые глаза и уши. Вардены уже резались о них и порежутся еще. Его надо изловить». Она бродила до самого вечера — на периферии ее сознания Талика разбиралась с рабами и своими идеалами, но Йоль отгородилась от нее. Талика уже взрослая, смерть ей не грозит, а с идеалами она должна договориться сама. Что делать с Мантикорой?.. Она не может просто так уйти и жить дальше свою обычную жизнь. Нужно сделать так, чтобы жизнь доставляла ей больше боли, чем смерть, чтобы она мечтала о смерти. Но Сильф наверняка поставит условие не вредить ей… Но ведь можно ее не калечить, можно просто заставить делать то, что она ненавидит больше всего, ведь отвращение к самой себе ранит еще сильнее. Такой способ есть. Жестокий, почти бесчеловечный… Ну конечно… Конечно… Так когда-то делал Всадник! В том же Видении, где мелькнула надежда для Муртага, Всадник проклял того старика — заслужил ли он это, Йоль судить не бралась, но вот Мантикора заслужила. Но для такого заклинания нужно истинное имя… Мантикора жила в голове Йоль несколько мучительных дней, а после захвата Белатоны эти воспоминания были спрятаны так глубоко… теперь их надо вернуть, и это значило прыгнуть в болото. Йоль сжала зубы. «Не хочу… не хочу… сначала придумаю само заклинание, а потом… потом уже…» И она села в палатке, взяла обрывок бумаги и перо с чернильницей и, пачкаясь в чернилах, принялась нервно выводить буквы. Заклинание было сложным, тягучим, слова не желали сочетаться, как будто знали, что за химера получится в конце. Йоль полдня просидела, бормоча под нос эльфийские слова: кроме самой идеи, галлюцинаций, которые должны появляться, если Мантикора не выполнит поставленных условий, нельзя было, чтобы кто-то узнал о прокля… кхм, благословении, потому что тогда вся ее помощь становилась бессмысленной. Но в конце концов, заклинание было составлено. Йоль смотрела на неровные строчки и жевала перо. Пора… пора поесть бы, она целый день ничего не ела! Пока она ела, заметила, что позади столов кухарок мужчины рубили кур. Куры эти молча ждали своей судьбы и только изредка махали крыльями, и Йоль подумала, что ей понадобится очень много энергии для такого многослойного заклинания, а если эти птицы все равно умирают, то силы им не нужны. И она закрыла глаза — маленький драгоценный камень — и вытащила из птицы, над которой занесли топор, все ее силы. И это мгновение, это ужас… совсем как у того мага из храма… Йоль поперхнулась. Сжала кулаки. Ей нужна эта энергия. И она повторила все снова. Снова. И снова, пока синий гранат не наполнился. А потом пришлось нырнуть в болото. *** Мантикора ушла. Наполовину обезумевшая, рыдающая, она попыталась броситься на Йолль и придушить ее, но потом замерла. Уставилась в пустоту и задрожала, попятилась и закричала: «Нет, нет, нет!» и потом побежала во тьму, не оборачиваясь. Что ж, по крайней мере, Йоль могла быть уверена, что заклинание работает правильно. Внутри разлилась пустота. Страдания Мантикоры не принесли ни радости, ни облегчения —они будто высосали все, что было, и Йоль долго сидела в палатке и смотрела на нервно дергавшуюся свечу. Скоро Сильф сделает следующий шаг и вот тут-то он ошибется. Йоль знала это. Он охотился за ней, но он не умеет охотиться. Много лет он просто молчал и слушал, теперь же он начал действовать и как успешно! Сама сестренка Энн делает, что он говорит! И эта победа его опьянила, а пьяным, как известно, лужа по уши, а море… Наверное, Йоль бы так и осталась где-то между размышлениями, за которыми тянулось глухое эхо, и пустотой, если бы снаружи не послышался голос. Довольно знакомый голос. — Эм, Йоль? Нужна помощь. Если ты тут. Роу? Что он тут делает? Сердце тут же отдалось в ушах, и, закусив губу, она откинула полог палатки, и Роу вполз внутрь. И Йоль охнула — вся его рубаха пропиталась кровью, и он зажимал живот окровавленной рукой. — Что за?.. Что произошло?! — О, — он ухмыльнулся. — Просто небольшая стычка с убийцей. Он, кстати, проиграл. Подсобишь? Йоль осторожно отвела руку и попыталась поднять рубаху. Часть крови уже запеклась и прилипла к коже, и Роу зашипел. Пришлось рассеять засохшую кровь и только потом потянуть ткань. В общем и целом рана оказалась неглубокой, и Йоль быстро отыскала слова. Роу снова зашипел. — Проклятье, чешется, — он сжал губы в тонкую полоску, но потом вдруг улыбнулся. — Почему ты улыбаешься? На тебя напал убийца, ты ранен, что хорошего? — Ну, — он развел руками, но тут же ойкнул. — Ран и убийц в моей жизни было много и столько же будет, а тебя я вижу не так часто. Тук-тук-тук, Йоль открыла рот, не зная, что сказать, и Роу заулыбался ещё шире, и в лисьих глазах его плясали два огонька. — Ты… ты… что с тем, кто напал на тебя, — спросила она, отводя взгляд. — Нужно спрятать тело. Наверняка, это Сильф послал убийцу, и если он не узнает, что произошло, это заставит его ошибиться… — Этого убийцу не найдет никто, будь уверена. Почему-то он решил, что безоружного человека легко убить. И Роу самодовольно усмехнулся. Вообще-то, безоружного человека действительно легко убить. Йоль вздохнула, потянулась к сундуку, где хранила свои скромные пожитки, и достала рубаху, которая висела на ней как мешок. — На вот, переоденься. А кровь я сейчас уберу. И она заставила кровь засохнуть и рассыпаться маленькими песчинками, и пока Роу переодевался, она смотрела на его шрамы и думала, как, где он их получил, и как вообще можно было выжить после такого. Их было много, и они тонкой сеткой покрывали все его тело, но один казался совсем страшным — толстый рубец прямо напротив сердца. Клинок вошел глубоко. Почти задел — ещё бы чуть-чуть, и Роу бы тут не сидел. И Йоль будто в трансе протянула руку и коснулась шрама. Она чувствовала, как бьется его сердце, и это странно успокаивало, и в этот момент она вдруг поняла Джо Рида с его вечно натянутой от ужаса душой. Роу замер. Ему тоже страшно, когда кто-то так близко. Как бы он ни улыбался и не шутил, ему страшно. — Я же говорил, ран было много, — хрипло прошептал он. Йоль вздрогнула и отдернула руку, и Роу, наконец, надел рубаху. — Так, — она закашлялась, потому что в горле внезапно пересохло, — так как они тебя выманили? Я думала… думала, ты осторожен. Роу вдруг как-то погрустнел и взьерошил волосы. Неловко улыбнулся. — Я надеялся, ты попозже спросишь, — признался он. — Почему это? — Потому что у тебя голова сразу заработает, но в другую сторону. Йоль недоуменно хмыкнула и укоряюще на него посмотрела. — Ладно, ладно, только не смотри так. Он запустил руку в карман штанов и вытащил… ту самую незабудку. Ту самую, которую Йоль отдала… И она все поняла. За мгновение. Она поняла, как Сильф узнавал информацию, почему его никто не раскрыл, почему никто даже предположить не мог, кто он. Как подозревать того, кого не замечаешь? Кто практически пустое место? — Но… но тебе должны были отдать ее перед штурмом Драс-Леоны! — Как видишь, мне отдали ее только сейчас и за хранение попросили пинту крови. Сильф знал, что Роу ждет убийц, и сохранил цветок… но почему воспользовался им только сейчас? — Держу пари, они хотели подставить варденов. Скорее всего, на моем теле нашли бы что-то, что доказывало бы, что мой командир убил меня. Или что пока тебя не было, мне раздали плетей, и я умер от боли, — Роу пожал плечами, повертел незабудку в руках и снова улыбнулся. Йоль потерла виски, совершенно не понимая, почему он такой довольный. — Чему ты опять улыбаешься? Он снова повертел на незабудку и хитро прищурился, будто довольный лис. — Ну, ты решила предупредить меня, хотя и не могла сказать ничего конкретного, — в его голове звучала почти детская радость. — Ты подумала обо мне. Щеки немедленно вспыхнули, и жар разлился по шее. — Ты! — рявкнула Йоль, ткнув в него пальцем. — Ты смеёшься надо мной! — Ни в коем разе. — Отдай цветок! — О, нет, он теперь мой. Она кинулась вперёд, пытаясь схватить свою незабудку, но Роу ловко увернулся, она наткнулась прямо на него, и они оба свалились на землю. В нос ударил слабый запах полыни, смешанной с кровью, и Йоль немедленно отпрянула, потому что… потому что слишком… — Потом отдам. Когда поймаешь Сильфа, — довольно заявил он, глядя на нее. Йоль фыркнула и села. И сделала вид, что ничего не произошло, хотя пульс отдавался и в голове, и в животе, она чувствовала его даже на кончиках пальцев. — Тогда тебе лучше спрятаться до этого момента. Я не хочу, чтобы Сильф узнал, что ты живее всех живых — он всполошится и сбежит. — Разумеется. Я даже придумал, где я буду прятаться. Вставать он не спешил и все ещё выглядел таким довольным, что Йоль захотелось его ущипнуть, но вместо этого она вдруг тоже улыбнулась. — И где же? Ее охватило смутное предчувствие, что она пожалеет, что спросила. — Здесь. А дальше... мир просто растворился. И остался всего один человек. *** Он обнимал ее. Он обнимал ее во сне, и это было так странно, что она не могла отличить сон от реальности. Кто-то рядом. Кто-то живой, кто захотел остаться без серой крови, без общих мыслей. Просто так. Она засыпала на короткое время, а потом просыпалась снова и все ещё чувствовала его руку на коже. Ее жгло, но жгло приятно, и она прислушивалась к его дыханию и биению его сердца. В какой-то момент он тоже проснулся: — Все в порядке? Ты чего не спишь? — он даже не открыл глаз, и она не стала спрашивать, как он узнал. — Мне сложно уснуть, когда кто-то рядом. Я привыкла быть одна. Он хмыкнул куда-то ей в шею: — Заклинание? — Да, пожалуй. ...Роу мерно дышал, пока она одевалась, но все равно заворочался, когда она пристегивала ножны кинжалов к ремню. — Уже уходишь? — сонно пробормотал он, не оборачиваясь. — Сильф ждёт меня. А ты пока оставайся тут. Я поговорю с твоим командиром, чтобы тебя не наказывали за отсутствие. — Не утруждайся. Хальфред все равно собирался переводить меня в другой отряд. Йоль усмехнулась. Она подозревала что-то подобное: во-первых, не может простой бесправный солдат разгуливать, где ему вздумается, а во-вторых, Хальфред слишком уверен в себе, чтобы не попытаться использовать Роу. — Что ещё ты мне не рассказал? — Тебе все и так расскажет Сильф. Он будет просто счастлив просветить тебя, но попрошу об одном, — Роу все же поднялся, и в полумраке его седые волосы почти светились, — не делай выводов сразу. Подожди, пока я все объясню. — Не хочешь тратить время на рассказы, но хочешь на объяснения? — Йоль выгнула бровь. Роу улыбнулся, но в этой улыбке сквозила странная тоска. — Это долгая история. Долгая и неприятная, а ты спешишь. Йоль посмотрела на него, такого взъерошенного, будто воробей, и кивнула. — Ладно. Ладно, я подожду твою историю, — и выскочила из палатки. По всему лагерю царила суета — завтра вардены выступают на Урубаен, поэтому нужно все собрать, и они копошились как муравьи в огромном муравейнике. Для зверя с отрубленной головой они были как-то слишком воодушевлены. Сапфира как всегда парила где-то в вышине, и Йоль подняла голову, силясь высмотреть синий силуэт на фоне лазурного неба. Почему-то ей показалось это важным — знать, что Всадник все ещё с ними. Где же он, где же? Прячется на виду, слишком незаметный, чтобы кто-то мог его увидеть. Скорее всего, он так же прилежно играет свою роль как и всегда, и ждет приказаний Джормундура… Все верно, он действительно был у шатра военачальника. Тощий, несуразный паренёк, жавшийся к земле и пытавшийся слиться с тенью. — Джарша! — позвала Йоль. Он вздрогнул и обернулся, и она восхитилась его игрой: ни на мгновение он не потерял самообладания. Все те же глупые телячьи глаза, в которых плескалась безграничная преданность всем, кого он видит. — Госпожа Энн? — проблеял он. — Я хотела спросить у тебя кое-что. Я хотела узнать, кем был тот человек, который передал тебе записку для меня… ну, помнишь, в тот день, когда напали Муртаг с Торном? Это человек может быть опасным имперским шпионом. И вот тут, в это мгновение, всего на секунду в его глазах мелькнула злорадная искра — что сестренка Энн всё-таки не верна Гальбаториксу, и что ему удалось ее обдурить, и она понятия не имеет, кто он такой на самом деле, и эта искра все рассказала. Слишком громко, чтобы не прислушаться. — П-правда? Йоль усмехнулась: — Нет, — и резко ударила его прямо в нос. Послышался мерзкий хруст, и на землю упало бесчувственное тело Сильфа.