Серые слёзы. Серая кровь

 — Ушастик, а у тебя случаются дни, когда все хорошее не случается? — Да, каждый Божий день. Винни-Пух (Winnie-the-Pooh) — Ну, здравствуй, маленькая рабыня, — усмехнулся он, пытливо вглядываясь в её бледное лицо. Он ждет, что она ответит что-то язвительное, что-то яростное. В конце концов, он лишил её свободы и слуги. Она ничего не скажет в ответ. Ничего не спросит. Сегодня ей это не нужно. Ей вообще ничего не нужно, пусть говорит граф. Однажды она убьет его. — Честно говоря, ты меня тогда знатно позабавила. Процитировала мою фразу с одного из секретнейших заседаний Черной Руки. Почти точно, но погрешности значения не имеют. Это удивило меня. Он посмотрел на неё. Даже головы не подняла, мерзавка. — Знаю, ты обещала не распространять данную информацию, но, видишь ли… мне захотелось побеседовать с тобой, чтобы узнать, какой добрый человек тебе все это сообщил. Однако ты так внезапно исчезла. Мои люди долго искали тебя и нашли лишь возле ворот. Знаешь, они ведь просто хотели вежливо поговорить, а ты… Йоль тихо усмехнулась. Она вспомнила проливной дождь, фигуры в темных плащах. Вспомнила стрелу, кровоточащее плечо, которое сейчас загноилось и ужасно болело, перерезанное горло, из которого бурным потоком хлестала кровь. Разговор явно не удался. Голос графа, растворившийся в её воспоминаниях, вновь зазвучал громче, оглушал, дезориентировал, бил по перепонкам, превращаясь в нестерпимый звон, режущий голову. Он то менял тональность, то вообще исчезал время от времени, но всегда возвращался снова, как бы сильно Йоль не желала его исчезновения. — В лесу тоже получилось неприятно. Ты метко стреляешь, девочка. А твой волк… тоже весьма силен. Но ты проиграла. Поверь, если бы я хотел твоей смерти, ты бы даже не поняла, что случилось, — голос его вновь стал жестким и холодным. Йоль страдальчески выдохнула. Дышать… тяжело. Это все из-за него, он заполнял собой камеру, отправлял воздух, превращая его в другое вещество, которое забивало легкие. Ей страшно хотелось, чтобы он ушел, было тяжело даже осознавать, что он находится так близко к ней, но он не уйдет, он останется и продолжит убивать её. — Знаешь, что это за место? — спросил граф, раскинув руки. Ах, как хорошо он стоит! Как удобно было бы вонзить нож прямо в сердце! Она промолчала. Сил нет. Сегодня говорит он. Пусть сам ей скажет, она не знает. — Это тюрьма для наших врагов, для тех, кто посмел нам угрожать, — продолжил её мучитель. — А ты посмела. Может, по глупости, может, по наивности, а может, тебя просто подставили. Раскроешь нам своих сообщников — уйдешь. «Врет», — мелькнуло в голове у Йоль. Не уйдет она никуда. Умрет здесь, уж он-то об этом позаботится, умрет в страшных муках и в одиночестве. — Говори, — прошипел глава Черной Руки. — Что тебе еще известно? Йоль снова вдохнула. С каждым разом все сложнее. Интересно, она вообще сможет произнести хоть звук? Казалось, легкие забиты до предела, и стоит только открыть рот, и весь яд тут же вырвется наружу. — Ничего, — прохрипела она, чувствуя, как что-то раздирает горло. Больно, как же это больно!.. — Маленькая лгунья, — ухмыльнулся граф Элистар. — Ты знаешь гораздо больше. — Только это, — снова прошелестела девушка. — Храм Ивераль — откуда тебе известно про этот конфликт? Йоль даже нашла в себе силы на легкий смешок. «Да об этом весь город знает», — хотелось крикнуть ей, но на крики сил бы точно не хватило, да и потом, вдруг они перережут всю Белатону? Не то что бы она так уж беспокоилась о её жителях, но все же было бы жаль. — Слухи. — Слухи? Ты действительно думаешь, что я поверю в твою глупую отговорку? Пожар, трупы… Камиш. Ты убила предводителя отряда по зачистке предателей из Тирма. Ты лжешь мне. «Это просто догадки, удача и совпадения», — безразлично подумала Йоль, но ей стало грустно оттого, что в действительности она не сделала ничего из того, в чем обвинял её граф. Получается, что она ни на что не способна. — Как ты узнала, что на тебя готовится нападение? Как, спрашиваю? У тебя есть информатор среди наших? «Да. Мое проклятие, вещие сны Серых. Я из Серого Народа, господин предводитель. И у меня больше никого нет, только чужие жизни и чужие воспоминания» — Проклятье! Алеф! — тут он щелкнул пальцами, и второй посетитель шагнул вперед, все так же пялясь в пустоту. Теперь Йоль могла его рассмотреть. Просто мужчина. Таких полно в городах и деревнях. Усов нет, равно как и страшных шрамов, родинок, родимых пятен. Короткие каштановые волосы, карие глаза, бездумный и бессмысленный взгляд. — Нам нужен Аркор, — граф вновь сделал непонятный жест прямо перед глазами Алефа. Тот сразу же придал лицу осмысленное выражение, кивнул так, что голова чуть не отвалилась, и выбежал за дверь. «Уйди, — просила Йоль то ли богов, то ли провидение и судьбу, но ни те ни другие слушать её не пожелали. — Ты тоже уйди» Но он все так же стоял напротив. Более того, он пристально вглядывался в лицо пленницы, как будто стараясь запомнить каждую его черту, каждый оттенок, мимику. Или… вспомнить? Кого он так отчаянно искал? Его глаза вдруг быстро забегали, он нахмурился и стиснул зубы. Ему нужна её мать? Та, которую он так безжалостно убил? Граф, выглядевший сейчас поистине жалко, вновь и вновь обращал свой взор на Йоль, не подозревая, что она все видит. Что-то было там, в прошлом, Джейлин что-то сделала. Но у Йоль нет возможности узнать, что, кроме одного единственного шанса. Возможно, это даже станет ключом к спасению. Сможет ли она? Ей ведь до сих пор не удалось разгадать систему действия её способностей, как бы она не билась над этим вопросом. Вдруг в коридоре послышались тяжелые шаги, и в камеру влетел Алеф, а за ним какой-то щупленький мужчинка с лысиной и изрядным брюшком. Одет он был, как и все, кого тут можно было встретить — в черное. Но Йоль насторожило не это. Глаза, хитренькие, бегающие, липкие — вот что выдавало его, вот что не позволяло его образу поспешно продиктовать вам: «Я безобидный, я маленький и безобидный, посмотрите только на мое слабенькое тельце». Его сила была не физической, она это сразу поняла, но что ей делать с этим знанием? Он постарается проникнуть в голову, тогда ей надо подготовиться, верно? Не хочется. Ничего не хочется. Просто смотреть бы в одну точку и рыдать беззвучно. «Hlakka» — это настоящие слезы на Древнем языке. А вот «jol» — это другие, невыплаканные, которые застряли в горле комком и не дают дышать, давят, сжимают, и нет ни звука, ни возможности от них избавиться. «Я сильнее тебя, — беззлобно подумала Йоль, глядя на суетящегося Аркара. — Я сильнее. Но я так устала… Оставьте меня, просто оставьте. Уйдите». Но никто не уходил, напротив, они захлопнули дверь и дружно уставились на измученную пленницу. — Давай, Аркар, — произнес граф замогильным голосом. — Пока она еще не совсем очнулась. «Я сильнее тебя», — в отчаянии повторила Йоль, стараясь убедить скорее саму себя, чем кого-то еще, прямо перед тем, как чужая воля ворвалась в её разум, сметая первые преграды. Аркар провел мощную атаку, он подавлял её, захлестывал волнами своего сознания. По сравнению с ним тот маг из леса был просто жалким неумехой. Йоль билась, сражалась, повторяя про себя «Я сильнее тебя», но проигрывала. Она уже слышала отголоски его мыслей о том, что он это он сильней, и сказано это было не с отчаянием, не в спешке или борьбе - он знал, на что способен он, и на что способна она. Йоль дергалась, кричала от боли, пыталась вырваться, но все тщетно. Только старые цепи протяжно звенели ей в ответ, выражая свое сожаление. Этот колдун побеждал, уверенно пробивая дорогу во всех её поставленных преградах, она была измотана и обессилена, а он сыт и полон энергии. Нечестный бой, и с самого начала было понятно, что он выиграет. — Как хочешь, — то ли прошептала, то ли подумала девушка и открыла свое сознание. Колдунишко чуть не взорвался от радости и даже, кажется, тихонько вскрикнул, чем немало напряг изрядно нервничающего графа. Алеф как стоял с каменным лицом, так и остался. Глупый, глупый Аркар! Разве Йоль когда-нибудь отдавала что-то просто так своим врагам? Никогда. Ни жизнь, ни стаю, ни воспоминания. «Раз так тебе надо — лови», — мстительно подумала пленница. И тут же перед глазами тюремного мага замелькали страшные картинки — все самые ужасные воспоминания её жизни. Вот он в окружении детей, которые все вместе накинулись на неё, избивая ногами, вот люди кидают в него камнями, задевая все тело и оставляя кровавые следы. А вот он стоит перед огромным гризли с одним только ножом, а где-то сбоку, он точно это знает, его учитель, который ни за что не поможет. Вот бурные потоки воды сбивают его с ног, и он страшно боится захлебнуться, дальше он стреляет из лука, а его окружают, бьют, убивают его соратников. Теперь он стоит перед черной фигурой под проливным дождем, которая бросается на него… Маг закричал и, схватившись за голову, резко вынырнул из её сознания. И еще пару минут тупо смотрел в одну точку, медленно соображая, что это не его прошлое — это она каждый раз была там, а он лишь смотрел её глазами. Чертов разум. Проникнуть туда было легче, чем выбраться. — Что? — нетерпеливо спросил граф. Аркар только покачал головой. — Не то. Его руки задрожали. Страх. Вот что она вкачивала в своего противника с каждым воспоминанием. Видения Серых научили её — не так важно, что мы видим, важнее — что чувствуем. Ей нетрудно было вновь испытать эту эмоцию, а уж передать этому магу и того проще. Когда он взглянул на неё, она нашла в себе силы гадко ухмыльнуться. Губы тотчас потрескались и, кажется, закровили, но она была довольна. Аркар нахмурился и пообещал, что придет еще раз, Йоль в этом и не сомневалась, он её не оставит просто так хотя бы потому, что ему приказали. Вот за магом захлопнулась дверь, и граф, яростно к ней подскочив, злобно прошептал: — Ты убила четверых моих воинов, девчонка, и команду Камиша. Не думай, что это просто так сойдет тебе с рук… Быстро развернувшись, он тоже вылетел за дверь, оставив за собой горький привкус свободы. Йоль почти слышала, как он грязно ругается, обзывая её всеми неприличными словами. Граф, конечно, молчал, сдерживая себя, но, увы, он слишком громко думал. Алеф за ним не последовал, продолжая все так же стоять неподвижным истуканом, и, видимо, его мало волновало то, что сейчас произошло в этом помещении. Наконец, он оживился. Йоль разглядывала его, а он Йоль. Долго. В конце концов, это ей надоело, и она просто закрыла глаза. И внезапно он её ударил. В живот. Это было так неожиданно и так больно, что она даже вскрикнула тихонько, а потом просто пыталась хотя бы вдохнуть. Удар был настолько сильным, что она сначала и не заметила боли, зато потом ощутила её в полной мере. Наверное, там у неё был синяк. А Алеф все не останавливался, избивая её везде, где он только мог достать. На руках у него были кастеты с шипами, которые дырявили её тело, заставляя алую кровь струиться по израненной коже. Чаще он всего попадал по гематомам, и тогда у Йоль из глаз даже катились слезы и вырывались жалобные вскрики. Волны новой боли раскатывались по её телу, как морской прибой, к горлу подступала тошнота, а голова кружилась. Когда он закончил, то расстегнул наручники, и девушка безвольным телом упала на холодный пол. Он остановился в дверях и усмехнулся, глядя на неё и как бы говоря: «Ну что же ты? Вот я, а вот открытая дверь. Нападай!», а Йоль не могла даже пошевелиться, даже просто доползти до подстилки из гнилой соломы. Он постоял так еще немного, а потом ушел, гулко топая по каменным коридорам темницы. Теперь они приходили раз в сутки, мощный Алеф и щупленький Аркар. Пожалуй, если бы не они, Йоль даже и не знала бы, что прошел еще один день. Время оказалось тягучим и вязким, как болотная грязь, и она захлебывалась в нем, задыхалась, тщетно стараясь выбраться наружу. С одной стороны, она даже была рада тому, что они приходят — боль от потери единственного друга отчасти заглушалась под ударами Алефа. Но с другой стороны, это было ужасно мучительно, просто невыносимо, когда тюремный маг в очередной раз пытался залезть ей в голову. Он-то с ней не церемонился и заставлял её испытывать такое ужасное ощущение, что после его атак она долго не могла прийти в себя. Каким-то образом граф пронюхал, что ей подвластна магия, дал ей какое-то зелье, и теперь она не могла вспомнить ни одного слова из Древнего языка. Сначала они отравляли её пищу, а когда она просто перестала есть и пить, насильно стали вливать после каждого избиения. Тогда она была так слаба, что сопротивляться не могла. Сегодня она в очередной раз видит лицо ухмыляющегося мага. Скрипучая дверь, словно с радостью приглашая его, издает такие звуки, что Йоль невольно зажмуривается. Алеф с видимым удовольствием пристегивает её к стене. Мерзкие кандалы, они страшно натерли ей, и теперь руки ноют каждый раз, когда её заковывают, а на запястьях — отвратительные раны, стертая кожа, запекшаяся кровь, и корка, которую сдирает каждый раз, когда кандалы защелкиваются. — Алеф, — лихорадочно шепчет она, пытаясь сдержать крик отчаяния. — Пожалуйста, прошу… Она просит его каждый раз, но он всегда делает вид, что ничего не замечает. А Йоль понимает в эту же секунду, что не больше выдержит такой пытки. Лицо Аркара теперь вызывает в ней тошноту. Как же она ненавидит этого мага! Пожалуй, его она тоже убьет. — Алеф, — это последняя попытка, сейчас он застегнет замок и начнет её бить. — Не надо… Я смогу… Что она сможет, договорить не удается, потому что тяжелый кулак врезается в её живот. Она задыхается, а он довольно улыбается. — Не пытайся с ним заговорить, девчонка, — внезапно прошепелялвил расчувстовавшийся маг. — Я знаю, что ты уже пробовала. Он глухой. Глухой! Так вот почему он не обращал внимания на её слова! Как можно услышать то, чего для тебя не существует? Но… как же с ним общается граф? Еще удар, и тихий вскрик. Она уже почти привыкла, хотя… кого она обманывает? К такому привыкнуть невозможно. Теперь по лицу… — Мы придумали для него систему знаков, — продолжил свой монолог Аркар в ожидании своей очереди. — Тебе ни за что её не разгадать, а если и разгадаешь — все бесполезно. Он слишком предан графу. Когда избиение закончилось, маг довольно потянулся, приступая к исполнению своих обязанностей. Йоль всегда удавалось держать оборону, но сегодня ей было особенно плохо. Иногда её лечили, чтобы она совсем не умерла от пыток, или если они задевали какой-то важный орган, и здоровье у неё начинало стремительно ухудшаться. Однако исцеления не было уже давно, а Алеф, видимо, сломал ей пару ребер, так что она чувствовала такую ужасную боль, что еле могла дышать. Поэтому не было никаких сомнений, что Аркар на этот раз сделает её. Он проникал все дальше и дальше, с легкостью разбивая её оборону. Йоль никак не могла сконцентрироваться из-за скачущей, нарывающей боли в боку, которая то утихала, то вновь накидывалась безжалостной волной. На этот раз ей не удалось удержать его. И вот он прорвался! Пленница почти потеряла сознание, но мощным волевым потоком маг вернул её в реальность. И принялся копаться в её воспоминаниях. Детство он отбросил сразу, видимо, не углядев там ничего интересного, жизнь в Спайне тоже. Почему-то очень заинтересовался Роу, несколько раз просматривая момент их встречи, разговоры, его письмо. Почему Роу? Так же его волновали нападения на купеческий караван, её патрули в лесу. Благо, времени у мага почти не было, ибо Йоль хоть и была в полуобморочном состоянии, все равно продолжала бороться, так что её встречу с Муртагом, синего дракона в лесу и разговоры с Анжелой про варденов он пропустил. Зато заметил обрывок с убийством Камиша. Уж его-то он изучил досконально, вглядываясь в каждую секунду их коротенькой встречи. Не ускользнуло от мага и то, что Йоль забрала кольцо. И вот он подобрался к вечеру, когда она видела то самый роковой сон. Аркар что-то чувствовал. «Близко, — думал он в голове у пленницы. — Я совсем близко!» И действительно, он был близко. Подкрадывался осторожно, как кошка на охоте, прощупывая каждую секунду. Вот она улеглась спать, думала, заснула. Вот сейчас, вот оно! Но… ничего не было… В голове Йоль прокатилась волна недоумения. Где, где? Где её видения? Она забыла обо всем — о маге, об Алефе, о темнице. Потому что она ничего не помнит. Она знает, что потеряла что-то важное, что-то связанное с её происхождением, с охотником, с небывалыми способностями. Где это, где? Она так погрузилась в поиски вперемешку с паникой, что даже и не заметила, как вышвырнула из своей головы Аркара. Тюремный маг снова попытался проникнуть в её сознание, но оно оказалось отгорожено такой плотной завесой ужаса, что он просто не смог пробить эту стену. Алеф напоследок похлестал её по лицу и, глупо улыбнувшись, удалился вместе с довольным магом. Пусть тот и не узнал ничего важного, но результаты были, и ему есть что сообщить графу. А Йоль беспомощно лежала на грязной соломе, все еще продолжая лихорадочно вспоминать что-то так внезапно утерянное. Это как с Древним языком — понимаешь ведь, что знаешь, что учил, но что-то не дает вспомнить. Но здесь было нечто другое. Она как будто потеряла часть себя. Пленница пролежала в таком состоянии очень долго, безнадежно обшаривая свое сознание в поисках воспоминаний. Иногда её даже казалось, что их вовсе никогда и не было, но вдруг что-то начало проясняться… Один за другим, странные видения возвращались на свое законное место, даря девушке чувство спокойствия вперемешку со смятением. Она снова видела все это, помнила, хранила. Снова узнавала, кто такой охотник, Эрагон с его драконом, видела битву драконов и эльфов, сражение Всадников и это злосчастное заседание Черной Руки. Йоль почувствовала удовлетворение — теперь она снова та, кто она есть, а не какой-то жалкий обрубок, потерявший свою истинную суть. Но действительно, что же произошло? Почему она так внезапно все забыла? Конечно, это случилось как нельзя кстати — еще бы чуть-чуть, и маг добрался до её главной тайны, но все же?.. «Может, это защитный механизм? — подумала Йоль. — Если мне известны чужие тайны, я должна уметь их хранить, а эта… способность… вполне успешно справляется с подобным заданием. Ай, как же бок болит. Я же помню, что в Древнем языке было исцеляющее заклинание… В… Ва… Барзул!» Она улеглась поудобнее, закрыла глаза и продолжила свои размышления: «Значит, каждый раз, когда кто-то будет слишком близко подбираться к тому, что ему видеть не положено, я буду это забывать? Удобно, ничего не скажешь… А может, я просто чокнутая? Ненормальная девка с ненормальной головой? Пфф, все возможно, но второй раз я проверять эту мысль не буду. Драг хасага*, уважаемый маг! Больше я в вашу ловушку не попадусь!» Закрыв глаза, она тихонько выдохнула, все еще морщась от ноющей боли в боку, и решила немного поспать. *** Люди, эльфы и драконы. Вот кто окружал её. Она узнала это место — место, где сражались Всадники из первого её видения. Дору Ариба. Некоторые тренировались в сражении на мечах, некоторые стреляли из луков, а кто-то просто общался. Она стояла как раз в центре одной компании, которая увлеченно о чем-то спорила. Йоль оглянулась — первым был симпатичный парень, которого она прекрасно знала — Росс, второй — Гальбаторикс, тоже юный и беззаботный, не то что в том видении, когда он убил Роксану, рядом с ними стояла улыбчивая эльфийка с волосами цвета первого снега и серебристыми глазами, а напротив два парня — один со смуглой кожей и черными как смоль волосами, а другой — светлый и пушистый, как одуванчик. — Послушай, Росс, — заявлял Гальбаторикс, испытывая сильнейшее раздражение, — ну что нам здесь делать? Все великие дела уже давным-давно переделаны! Айк и Гэрри со мной согласны! Смуглый и одуванчик усиленно закивали. Росс только покачал головой: — Это глупо, Тори. Втроем и в ледяную пустыню, где живут лишь ургалы?! Ты сумасшедший! — Я согласна с Россом, — подала голос прекрасная эльфийка. — Это опасно, Тори. Ты только рискуешь своей жизнью понапрасну. — Да идите вы! — рявкнул Гальбаторикс и, стремительно развернувшись, умчался подальше от них. Видимо, спор продолжался уже довольно долго, что немало утомило парня, потому что Йоль чувствовала, как от него расходятся волны сильнейшего гнева. Теперь Йоль в другом месте — это скромная комната, обставленная довольно просто. Возле дальней стены стоял будущий король Алагейзии и бил кулаком в стену. Костяшки давно окрасились кровью, но его это, кажется, совсем не беспокоило. — Понимаешь, Ярна, — шептал он, снова ударяя стену. — Он не идет. Он не идет! Как я без него? Ничего не выйдет! Отчаяние. Вот что чувствовала Йоль. Дикое, неописуемое, нестерпимое отчаяние. Когда кто-то, кем восхищаешься, на кого молишься, вдруг предает тебя. «Ну, мой мальчик, — голос у белой драконихи был на удивление звонким и мелодичным. — Все обойдется! Если Росс не захотел пойти, это не значит, что все плохо. Наоборот! Ты слишком восхищаешься им, чтобы действовать хладнокровно и обдуманно. Вон Айк и Гэрри идут же!» Гальбаторикс стиснул зубы. «Ты не понимаешь!» — сказал он. Боль в сердце. Он так о нем заботился, всегда ему помогал. Он — его кумир. Он ему нужен. Как и сам Гальбаторикс кроме Ярны нужен только Россу. «А может тебе стоит послушаться его?» — спросила Ярнувеск. — Нет, — рявкнул парень. — Я сделаю это! С ним или без него! Снова другое место. Тронный зал. Очень мрачный и темный. Гальбаторикс с золотистой короной на голове нервно ходил туда-сюда. Беспокойство разъедало его душу, терзало и не давало покоя. «Зачем, ну зачем я убил Роксану? Что это было? Ослепляющая вспышка гордости, превосходство. Я сказал ему — я сильный. А вдруг он умрет без неё? Мне надо найти его, надо просить прощения. Нет! Прощения?! Да я же король!» Он так и остался его богом. Так и продолжал жить в его сердце. У Йоль дрожали руки, и она чувствовала, что призрачные слезы вот-вот готовы покатиться по её щекам. Перед глазами стоял образ смеющегося Росса, а сердце терзало одиночество и тоска. Где ты Росс? Вернись! — Господин мой, — вдруг вскрикнул кто-то. Гальбаторикс и Йоль одновременно обернулись. Капитан дворцовой стражи. — Говори, — властно приказал король. — Пришел человек, говорит, что он — Всадник Росс… Оборванный, измученный, но живой! Синяки под глазами… Сердце Гальбаторикса сжалось от жалости, но оно же и разрывалось от восторга. Он здесь! А значит, Гальбаторикс победил! Йоль в сторонке прыгала от радости, тщетно стараясь прогнать чужую эмоцию. Ей-то было не до веселья, она еще помнила чувства Росса, когда убили его дракона. — Я знал, что ты придешь! — торжествующе воскликнул король. Бывший Всадник вдруг улыбнулся тоскливою улыбкой, от которой становилось страшно и бросало в дрожь, и помотал головой: — Я пришел за яйцом. — Ты получишь его, когда принесешь мне клятву верности… — Никаких клятв, Гальбаторикс… Как ледяной водой окатило. Больше никаких теплых дружеских «Тори»… — Отдай мне зеленое яйцо, оно принадлежало Роксане, и, может быть, я прощу тебя, глупец. Король чуть не взорвался от злости. Это надо же — просить, нет, требовать драконье яйцо только потому, что оно принадлежало Роксане! Идиот! Как он посмел?! — Ты умрешь здесь!.. Снова тронный зал, но еще мрачнее, чем раньше. Впрочем, правитель всегда выглядел под стать своему замку. — Разведчики докладывают, что он сбежал и направился в сторону Спайна, мой король, — перед Гальбаториксом человек в военной форме. — Тогда, — голос был хриплым, а мысли вязкими. — Тогда мы направим в Спайн всю нашу армию… Всадника, хоть и бывшего, не так-то легко поймать. — Но… мой король… это очень опасно! Тем более… ургалы… — Молчать! Выполняй! Снова отчаяние. Он погрузился в тоску, и только магия может развеять его тяжелые думы… Он найдет этого глупца, обязательно найдет. Он нужен ему, равно как и сам Гальбаторикс нужен только Россу… Наверное… *** Йоль проснулась с диким криком и ужасной болью в голове. Казалось, будто в неё загоняют сотню раскаленных иголок, поливают расплавленным железом, долбят каменным молотом. Борясь с этой напастью, она прокручивала в своем сознании только одну мысль: «Он был одержим им, он был одержим им…» Король был одержим Россом. Она нашла ключ к своему спасению.