Узы

21 января – 23 января День сто пятнадцатый, четверг, продолжение – Что?! Кого?.. – Не знаю, я никогда о нем не слышал. Отец каким-то чудом сумел его найти. Его арестовали, отправили на допрос в Министерство, а завтра доставят сюда. Он снимет проклятье, – Малфой судорожно сглотнул, – и мы… будем свободны. Гарри вытаращил глаза. – З-завтра? – Да. Они уставились друг на друга, и у Гарри мелькнула мысль, что чувства, охватившие сейчас их обоих, он не смог бы описать даже ради спасения собственной жизни. – Не может быть… – ошеломленно проговорил он. – Да уж. Малфой опустил взгляд, и Гарри заметил, что слизеринца от предельного напряжения бьет дрожь. Как, впрочем, и самого Гарри. Он коснулся плеча Малфоя, не зная зачем – спросить, поздравить, успокоить, самому успокоиться или еще что, – но решил, что причина не важна, поскольку Малфой без колебаний ответил на объятие и прижал Гарри к себе, а потом, улыбнувшись, отстранился и заметил слегка дрожащим голосом: – Похоже, ты чувствуешь себя так же, как я, когда только узнал. Гарри сглотнул. – Все-таки… что произошло? – Я больше ничего не знаю. Кроме имени: Парнасиус МакКей, но оно мне ничего не говорит. Я не слышал о таком Пожирателе, но, с другой стороны, я же не всех знаю… – Малфой внезапно умолк, охваченный тревогой, и снова слегка напрягся. У Гарри упало сердце; он судорожно вздохнул. – Нет, не надо, не закрывайся от меня… – торопливо произнес он. Малфой бросил на него острый взгляд, но перевел дыхание и заставил себя расслабиться, прислонившись лбом ко лбу Гарри. Они снова погрузились в молчание. «Свободен», – думал Гарри, еще не отошедший от потрясения. Больше ни уз, ни вынужденной близости, ни времяпрепровождения в компании слизеринцев, ни изоляции от собственных друзей и своего факультета, ни недомолвок в разговорах о политике. Ни постоянного опасения пострадать, если что-то случится с Малфоем, ни необходимости справляться с проблемами, когда все идет наперекосяк… Свободен идти, куда захочет. Свободен играть в квиддич, общаться с друзьями, учиться на аврора, снимать квартиру с Роном – и не оглядываться на Малфоя. Снова стать семнадцатилетним холостяком. Свободен. – Что нам теперь делать? – тихо спросил Гарри, восстановив некоторую ясность мысли. – Не знаю, – так же тихо ответил Малфой. – Наверное, надо вернуться и рассказать, что случилось. Ты как, готов? Гарри оцепенело кивнул. – А потом… потом, наверное… Наверное, нам надо подготовиться или что-то вроде того. Правда, не знаю как, но… Гарри встряхнул головой – он все еще не пришел в себя, – и они направились в Большой зал. – Что там такое? – спросила Паркинсон, когда они присоединились к группе. – Что сказал твой отец? Юноши неуверенно переглянулись. – Гарри? – забеспокоилась Гермиона. – Что случилось? Малфой и Гарри обменялись чуть заметными улыбками, и слизеринец откашлялся. – О, ничего особенного. Отец поймал того, кто нас проклял, только и всего. – Что?! – изумленно воскликнули сразу со всех сторон, и Гарри не смог сдержать улыбку. Взглянув друг на друга с веселым удивлением, юноши сели за стол, догадываясь, что позаниматься сегодня, скорее всего, не удастся. – Как снять приклеивающие чары? – поинтересовался Гарри вечером. – Parietibus Dehaerent, – рассеянно ответил Малфой. Гарри кивнул и, повторив заклинание, снял со стены спальни плакат «Стресморских сорок». Свернув его, гриффиндорец оглядел комнату. Он так и не решил для себя, что стало большим потрясением: сентябрьское проклятье или сегодняшняя новость. Проклятье должно было сильнее выбить из колеи, хотя бы из-за эффекта неожиданности, но почему-то сейчас Гарри испытывал гораздо большее смятение. – Ты забыл игрока, – напомнил Малфой. Он махнул палочкой в сторону своих «Осмингтонских ос», собрал игроков на плакат, свернул его в рулон и убрал в сундук вместе с гербом факультета и фотографией заката над святилищем Дельфийского оракула. Еще раз рассеянно взмахнув палочкой, Малфой уничтожил бутылку сливочного пива, принесенную с вечеринки, которую они с Гарри покинули всего двадцать минут назад. Их друзья ликовали. Веселясь и торжествуя, они решили устроить импровизированную «разводную вечеринку», причем, как объявил Забини, в Выручай-комнате, поскольку ни гриффиндорская башня, ни слизеринские подземелья для этой цели не подходили. – Отлично, дружище, – с энтузиазмом согласился Рон. – Раз уж у них не было нормальных свадебных праздников, ну, знаешь, мальчишники накануне, а в день свадьбы – общее торжество, сделаем наоборот. Сегодня устроим предразводную вечеринку с ними обоими, а завтра – две отдельных, для каждого из них! Это оказалось хорошей идеей. Было весело. Все немного опьянели, хотя не пили ничего крепче сливочного пива, вспомнили уйму забавных историй о разных глупостях, сделанных за последние месяцы, и неприятности, которые доставляла вынужденная близость, приобрели юмористическую окраску – теперь, когда с близостью было уже почти покончено. Рон и Паркинсон, например, с удовольствием пересказывали историю о том, как парочка напилась во время «отпуска», и Гарри не мог не восхититься ловкостью слизеринки, которая сумела аккуратно обойти вопрос, почему не выдала пьяного Малфоя. Вечеринка удалась, и они прекрасно провели время. Гриффиндорцы, слизеринцы, несколько рэйвенкловцев и хаффлпаффцев – все вместе веселились и пребывали в праздничном настроении. Радуясь за Гарри и Малфоя – и тому, что время их принудительной совместной жизни подходило к концу. – Кто первым разбирает шкаф, ты или я? – спросил Гарри, складывая книги. – Ты. – Малфой сел у окна и уставился наружу. – О чем задумался? – поинтересовался гриффиндорец, убирая рубашки в сундук. – О МакКее. Каково будет с ним встретиться. – Малфой задумчиво нахмурился. – Меня действительно тревожит, что я ничего о нем не знаю. Не знаю даже, связан ли он с кем-то из наших одноклассников. То есть я чуть не свихнулся за последнее время, пытаясь выяснить, кто и как… Думал, если его когда-нибудь найдут, смогу сказать: «О, вот теперь все понятно, как я мог не подозревать», но – не могу. – Ясно. – Просто… я хочу сказать… все так бессмысленно. Словно теперь опасность может возникнуть откуда угодно. – Добро пожаловать в мою жизнь, – рассеянно заметил Гарри, рассматривая пятно на одной из рубашек. – Но если его нашел твой отец, видимо, МакКей – Пожиратель, как все и предполагали. – Возможно. – Хотел бы я знать, как твой отец его поймал. – А я бы не хотел, – отрезал Малфой. Гарри оторвался от упаковки сундука, на мгновение замер в нерешительности, но все же спросил: – Ты задумывался, что твой отец будет теперь делать? Малфой слегка напрягся. – Конечно. – И чего бы тебе хотелось? Слизеринец смерил Гарри серьезным взглядом. – Хочешь поссориться? – Нет, не особенно. – Гарри глубоко вздохнул. – Как думаешь, что вообще теперь будет? Малфой пожал плечами и снова отвернулся. – Не могу представить, что все станет, как раньше, – и сказав это, Гарри понял, что имеет в виду не только Люциуса. Малфой тоже это понял, судя по тому, как у него перехватило дыхание. И он по-прежнему не смотрел на Гарри. – А ты можешь? – Почему бы и нет? – тихо ответил Малфой. – Но ты видел сегодня то же, что и я, правда? Гриффиндорцев со слизеринцами на общей вечеринке – и все прекрасно ладили. – Видел, да. Но слизеринцы разговаривали только между собой. А завтрашние вечеринки пройдут порознь. Я бы сказал, что скоро все вернется на круги своя. Гарри нахмурился. – Не обязательно. Они подружились за последнее время – взять хоть Рона с Блейзом. Дин и Трейси Дэвис практически встречаются. Больше того, Лаванда и Блейз не так давно, можно сказать, тесно общались… – У Лаванды и Блейза ничего не вышло, сам знаешь. И у Томаса с Трейси не получится. – Малфой встряхнул головой, все так же глядя в окно, и тихо добавил: – У гриффиндорца ничего не получится со слизеринцем. – Получится. Получилось. – У нас? – Малфой медленно покачал головой. – Мы шесть лет ненавидели друг друга. Такое не исчезает за четыре месяца. – Читай «Пророк» хоть иногда, – с горечью заметил Гарри. – Твой отец, кажется, думает иначе. По крайней мере, именно это он говорит направо и налево. Он был на стороне тех, кто убил моих родителей и крестного, – и сам не раз пытался меня убить, а я чуть не убил его и в итоге засадил в Азкабан, – но послушать твоего отца, так это все в прошлом. – Если ты искренне веришь его словам, ты еще наивнее, чем… – Ни черта я не верю! – рявкнул Гарри. – Ему – нет, но тебе… – Какая разница? – Лгать супругу в начале связи невозможно, Драко. Ты сам говорил. – Так наши узы уже не новые, Гарри. – Малфой встал, сдерживая закипающий гнев. – Разве ты забыл ритуальный круг? Забыл, сколько там всплыло ненависти? Все едва не сорвалось именно потому, что даже те, кому мы были дороже всего, чуть не позволили своей ненависти убить нас. – Чуть. А помнишь, почему мы выжили? Как выжили? Гермиона и твоя мама, Панси и Невилл, Рон и твой отец – все они ненавидели друг друга, но забыли об этом, чтобы спасти нас. И Панси, и Снейп, и Рон – все напомнили нам о хорошем, чтобы показать: мы не должны продолжать ненавидеть друг друга только потому, что всегда было так. Малфой снова отвел взгляд. – Наша… дружба – реальна. Дружба Блейза и Рона… все это не исчезнет просто так. – Семья Блейза не служит Темному Лорду. Но это может измениться в любой момент, и тогда… – Драко… семья Невилла тоже может решить перейти на сторону Волдеморта. Но это не значит, что перейдет – или что Невилл последует за ними. Повисла тишина. Гарри с трудом сглотнул. – После всего, что мы вместе вынесли… почему ты хочешь вернуться к прежнему? – А какой у нас выбор? Мы не в одной команде. – Но и не обязаны быть во враждующих. – Я не верю в то же, что и ты. – Мне все равно! – огорченно возразил Гарри. – А мне – нет! – У нас есть кое-что поважней политических взглядов! – Да, узы! – раздраженно парировал Малфой. – И завтра их не станет! – И больше ничего? – Ничего! – Лги себе, если хочешь, но не мне! – Пошел к черту! – Малфой шагнул к выходу. – Драко! – Гарри схватил его за руку, но слизеринец вырвался. – Не смей так со мной, слышишь, не смей… – выдавил он. – Я не позволю, чтобы все вот так закончилось, – сердито ответил Гарри. – Отлично, пошли, вернемся на вечеринку и скажем, что расходиться рано… – К черту вечеринку, я не хочу… – А я… а я не хочу… – Малфой отвернулся, и Гарри внезапно понял, что слизеринец уже на грани и держит себя в руках только усилием воли. – Извини. – Гарри выпустил Малфоя и отступил. – Иди, если хочешь, но… – он снова сглотнул. – Это же последняя ночь… Все должно было быть совсем не так. Слизеринец замер, уставившись в пол, и Гарри почувствовал, как множество самых противоречивых желаний разрывают Малфоя на части, а потом тот наконец развернулся и обнял гриффиндорца. – Черт, прости, – пробормотал он, уткнувшись Гарри в шею. – Нет, это ты… – Заткнись. – Малфой накрыл его рот своим, и Гарри с готовностью поддался тому единственному между ними, что не требовало усилия, что всегда удерживало от срыва, как бы близко к краю они ни подошли. – О боже, да, – прошептал он, когда Малфой увлек его на кровать и потянул на себя, в то время как их пальцы уже боролись с пуговицами и молниями. – Мерлин, да, – выдохнул слизеринец в волосы Гарри, торопливо стягивая с него рубашку. – Ты не?.. – Да, давай… – Малфой приподнялся, высвобождаясь из остатков одежды, перекатился поверх Гарри, дотянулся до флакона с маслом, передал его гриффиндорцу и впился поцелуем ему в губы, задыхаясь от прикосновений смазанных пальцев, энергично помогая и поторапливая: – Хватит, я готов, хочу тебя… – и наконец опустился на Гарри верхом, впуская его в себя. Гарри застонал, сдержав готовое сорваться с языка проклятье, и, зажмурившись, откинулся головой на подушку. Он снова открыл глаза, только чтобы увидеть, как чувственно двигается запрокинувший голову слизеринец, и был вынужден прикусить губу. Тот выглядел просто потрясающе. Гарри казалось, что можно кончить от одного только вида двигающегося Малфоя, даже если забыть о физических ощущениях. Хотя ощущения тоже были совершенно сногсшибательными. Гарри подтянулся повыше, вцепился в спинку кровати и снова закрыл глаза, прислушиваясь к прерывистым вскрикам и сознавая, что их с Малфоем соитие – чистая поэзия, рай на земле, полное совершенство. А потом Гарри сел, притянул слизеринца к себе, и их губы слились, а движения стали судорожными и беспорядочными. Они кончили, вцепившись друг в друга изо всех сил, задыхаясь друг другу в рот. Зажмурив глаза, почти растворяясь один в другом, полностью совпадая – во всем. Полное, черт побери, совершенство. И завтра все это закончится. Они сидели, крепко обнявшись, их дыхание медленно выравнивалось. Наконец Малфой глубоко вздохнул, осторожно высвободился и лег рядом; Гарри рассеянно перебирал волосы слизеринца, а тот медленно вычерчивал узоры на Гарриной груди. Оба погрузились в размышления, изо всех сил стараясь не вспоминать, что вместе в последний раз. Гарри напомнил себе, что после развода его ждет много хорошего. Ему больше не придется зря тратить время, наводя порядок на письменном столе, только чтобы не раздражать Малфоя; улаживать отношения между Роном и Малфоем, которые до сих пор иногда принимались цепляться друг к другу; лавировать в гуще слизеринских интриг; скучать по друзьям… Тихий вздох вырвал Гарри из задумчивости. – Что такое? Малфой слегка покачал головой. – Знаешь… Не то чтобы я не радовался разрыву связи, но… будет не так просто обходиться без регулярного секса. Гарри улыбнулся. – Да, секс – не самое плохое в узах. – Не чувствуешь себя полным кретином, что целый месяц держал нас на голодном пайке? – Немного, – хихикнул Гарри. Малфой откашлялся. – Когда в следующий раз начнешь с кем-нибудь встречаться, попробуй не задерживаться на стадии пугливой лани и сразу перейти к лучшей части, хорошо? Гарри проглотил комок в горле, решительно заставив себя не обращать внимания на противоречие между небрежным тоном и бурными эмоциями слизеринца. – Я постараюсь, правда. – Забавно, – задумчиво продолжил Малфой. – Я знал, что в конце концов мы сможем встречаться с другими, но не ожидал, что так скоро. То есть я считал, что где-то через месяц будет уже можно, просто не собирался, по крайней мере, до окончания школы. И не только потому, что отец подавился бы собственным языком, если бы что-то такое просочилось в «Пророк». Гарри усмехнулся, представив себе эту картину. – Джинни Уизли ведь уже уйму лет в тебя влюблена, да? – Хочешь спросить, собираюсь ли я с ней спать – теперь, когда для этого уже не надо будет, как ты выразился, изменять направо и налево? – хмыкнул Гарри. Малфой рассмеялся. – Помнишь, как она выглядела, когда это услышала? Словно проглотила соплохвостого мантикраба. – Это было довольно бестактно с твоей стороны. – Потому что она целую вечность по тебе сохнет? – Вряд ли. Думаю, она перестала еще на первом курсе. – Панси клянется, что Уизли не прекращает о тебе думать, даже когда… ну, с кем-нибудь другим. Как я слышал, на нее большой спрос. – Будет не хватать острых ощущений, пойди и повтори это там, где тебя может услышать Рон. Малфой фыркнул. – Ты бы стал с ней спать, если бы она захотела? – Не думаю. Она сестра Рона. Вряд ли в конечном счете у нас бы что-нибудь сложилось, – покачал головой Гарри. Малфой закатил глаза. – Знаешь, никто не ждет, что ты будешь прямо сейчас завязывать отношения на всю жизнь. Это же нелепо – жениться в семнадцать лет. – Нелепей, чем в семнадцать развестись? Малфой вздрогнул. – И правда. Ну, я, во всяком случае, не собираюсь чахнуть с тоски. Вероятно, посмотрю, можно ли убедить Панси… пойти мне навстречу. Гарри рассмеялся, решительно заткнув ту часть своего «я», которая ощетинилась при мысли о Панси, и понадеялся, что Малфой не обратил особого внимания на эмоции партнера. Конечно, сейчас Гарри чувствовал ревность, но это пройдет после разрыва связи. По крайней мере, надо надеяться. – Так или иначе, тебе не придется самому искать подругу жизни. Теперь этим займутся твои родители, верно? – О да, – лицо Малфоя немного прояснилось. – Да, мы оба сможем получить то, чего хотели. Я – политический союз, а ты – свою маггловскую заморочку с цветами, сердечками, детишками и тому подобным. И теперь нам обоим будет намного легче, – он хмыкнул. – Если уж мы смогли поладить друг с другом, то сможем ужиться с кем угодно. Гарри не удержался от улыбки, несмотря на довольно странную тему разговора. Малфой продолжил: – Теперь ты сможешь как-нибудь заняться сексом с девушкой. – А что, он сильно отличается? Слизеринец фыркнул. – Ну, с моей позиции – довольно болезненной, кстати, – если только чуть-чуть, – он призадумался. – Но если смотреть с другой стороны… да. Девушки… пожалуй, мягче. И обидчивей. На них уходит больше времени. Что не обязательно плохо. – Да, не всегда, – зевнул Гарри, чувствуя, как Малфой пропускает его волосы сквозь пальцы, рассеянно распутывая основной колтун. – Но поначалу… может быть непросто, – добавил слизеринец, и Гарри заметил неуверенность в его голосе. – Ага. Малфой словно хотел сказать что-то еще, но потом вздохнул и пожал плечами. – Нужно просто привыкнуть, и все будет в порядке. Гарри прижал слизеринца к себе и внезапно захотел сказать, что нет, ничего не будет в порядке, но прогнал эту мысль и сосредоточился на удовольствии от объятия. Может быть, это в последний раз. Малфой поглаживал Гаррину щеку – такое нежное прикосновение, такое привычное. Каково будет никогда больше этого не чувствовать? И спать одному? Гарри взял слизеринца за руку, переплел их пальцы и уткнулся носом ему в шею. Глубоко вздохнул – и рассмеялся, почувствовав, что тот снова начинает возбуждаться. – Шутишь. Малфой улыбнулся, немного смущенный, и пожал плечами. – Вполне возможно, – признал он. – Знаешь, последний шанс и все такое. Гриффиндорец закрыл глаза, не желая думать о том, насколько небрежным и безразличным показался бы голос Малфоя любому, кто не мог бы почувствовать его смятения. Как уже завтра не сможет сам Гарри. – Вполне возможно. – Гарри вернул улыбку и поцеловал Малфоя, а тот принялся покрывать поцелуями шею и грудь гриффиндорца, медленно перемещаясь все ниже и ниже. – Драко, – прошептал Гарри, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на губах и языке Малфоя, который уже добрался до живота. – Можешь… хочешь быть сверху? Малфой замер; воцарилась долгая тишина. – Шутишь. – Нет. Малфой испустил гортанный стон и передвинулся вверх, стиснув Гарри в объятиях и зарывшись лицом в его волосы. – Что такое? – нервно спросил Гарри. – Просто… просто ты… идиот, – приглушенным голосом ответил слизеринец. – Это наша последняя ночь, а ты… – он медленно покачал головой и добавил: – Просто… черт, Гарри, иди ты на хуй. – О том и речь, – немного неуверенно подтвердил гриффиндорец, и Малфой мимолетно улыбнулся. – Разве ты не хочешь? – Хочу. Но… почему сейчас? – Думал… думал, еще будет время. Я и раньше хотел, но… Малфой кивнул и кашлянул, прочистив горло. – Ты уверен? – Да. – Я не хочу сделать тебе больно. – Не сделаешь. Малфой впился в него взглядом, и Гарри подумал, что раньше, до уз, мог бы поклясться: все, на что способен слизеринец – это подстраивать пакости, оскорблять и трусить. Но за время связи Гарри видел Малфоя с самых разных сторон. Видел его нервным, задумчивым, возбужденным, удивленным, усталым, ласковым, веселым… а еще – серьезным и нежным, как сейчас. В нем оказалось столько всего, о чем Гарри даже не подозревал, хотя они шесть лет встречались почти ежедневно. Гарри вздохнул и откинулся на подушку, предоставив Малфою вести, захваченный медленно нарастающим возбуждением. Как все знакомо. Сколько раз они прикасались друг к другу, изучая, что кому нравится. Гарри точно знал, какого места на шее надо коснуться, чтобы Малфой начал извиваться. Какие ласки быстрей доводят его до предела. Какие звуки он издает, приближаясь к оргазму. И Малфой знал столько же: как обнимать Гарри, какие поцелуи он предпочитает, как ему нравится, чтобы слизеринец иногда держал его за руки и не давал двигаться свободно… Малфой указал на масло, вопросительно приподняв брови; Гарри кивнул и закрыл глаза. Слизеринец поцеловал его, и Гарри растворился в ощущениях: теплые, шелковистые губы, рука, ласкающая лицо, другая рука, размазывающая масло, – и подступающее головокружение. Пальцы, язык, губы, заставляющие полностью расслабиться, вызывающие дрожь и отчаянное желание почувствовать, как Малфой… Гарри ахнул от мимолетной боли, ощутил беспокойство Малфоя и поспешно приник к его губам, как только слизеринец попытался отстраниться. И снова ахнул, когда тот шевельнул пальцами внутри. – Боже, это и правда приятно, – с легким удивлением пробормотал он, и Малфой хихикнул. – А ты думал, я притворялся? – Нет, но… о боже, – Гарри подавил стон, борясь с желанием кончить, которое становилось все сильней и сильней. – Это так… черт, почему я раньше этого не делал? – Рано радуешься, – предупредил Малфой. – Сейчас… сейчас я… Будет больно, ты же знаешь, да? – Плевать. – Гарри вцепился в слизеринца и снова притянул в поцелуй. – От чего мне больно, так от того, что чертовски нужно кончить, а ты, конечно, не торопишься, – разочарованно добавил он. – Терпение, – рассмеялся Малфой. – На хрен терпение. – Гарри привлек Малфоя на себя и обхватил ногами его бедра. – Я не хочу ждать всю ночь, Драко, – добавил он, и слизеринец фыркнул. – Настойчивый, да? – Пожалуйста, ну давай же, пожалуйста, – шепотом взмолился Гарри, обострившиеся ощущения сводили его с ума. Малфой удерживал гриффиндорца на такой тонкой грани наслаждения, что довел почти до исступления, но поторапливаться, похоже, и не думал. – Я… не хочу сделать тебе больно, – тихо признался Малфой между поцелуями; его руки и губы приводили Гарри в такое состояние, что он уже не мог сдерживать непрекращающиеся стоны. – Гарри… ты уверен? – Чтоб тебя, Малфой, пожалуйста, я ведь сказал уже, пожалуйста, – вырвалось у Гарри; часть его сознания пыталась понять, как можно одновременно так страстно желать и разрядки, и бесконечного продолжения. Малфой глубоко вздохнул, шевельнулся – и Гарри прикусил губу и закрыл глаза. Слизеринец сказал правду: действительно было больно, хотя и не слишком. Но какая разница, если они с Малфоем – наконец-то – делали нечто настолько интимное, такое, что Гарри даже не подумал бы делать с другим; и поверх быстро отступающей боли и головокружительного возбуждения осталась только мысль: каким идиотом он был, что не решился раньше. И как ясно понимал сейчас, почему Малфой совсем не возражал быть снизу. Как странно осознавать себя одновременно и всевластным, и полностью бессильным. Другая плоть в его теле, другой человек определяет большую часть происходящего – и все же Гарри не чувствовал себя используемым, не ощущал ни испуга, ни обиды – ничего из того, что боялся. Словно привычное чувство – что Малфой, позволяя Гарри вести, тем самым даровал ему невероятную привилегию – повернулось другой стороной, и Гарри мог ощущать восторг слизеринца, получившего возможность делать что захочет. Его сосредоточенность и внимание, с которым он заботился, чтобы Гарри получил не меньше удовольствия, чем он сам. Позволить контролировать себя – какое невероятное ощущение. Именно то, чего не хватало Гарри, когда он был сверху, потому что он всегда немного тревожился, как бы случайно не повредить Малфою. Позволить контролировать себя – и дать Малфою делать что хочет; чувствовать, как он дрожит, толкаясь в Гарри, сжимая Гарри в объятиях, ведя Гарри и заботясь о нем. Он откинул голову, застонав от удовольствия, когда Малфой переплел их пальцы, удерживая руки по бокам, доводя Гарри до предельного напряжения, перед тем как наконец – наконец-то – толкнуться чуть-чуть сильней… и они вскрикнули одновременно, настигнутые оргазмом. День сто шестнадцатый, пятница Драко еще раз проверил письменный стол. Пусто. Заглянул в ящики шкафа в гостиной. И там ничего. Поттер заканчивал разбирать комод, проверяя, не прихватил ли случайно одежду Драко. – Эмм… – слизеринец обернулся. Поттер держал в руках ворох парадной одежды. – Не знаю, как у вас принято… я говорю о рождественских подарках. Хочешь, чтобы я их вернул, или?.. – Мне хватает собственных мантий, – удивленно ответил Драко. – Кроме того, это не мой цвет. А что, ты хочешь назад дистиллятор? – Я бы все равно не знал, что с ним делать, – заметил Поттер. – Очищать жидкости, знаешь ли. – Нет. Оставь себе, он твой. – Гриффиндорец убрал одежду в сундук. – А это заберешь? – спросил он, указав на набор мячей, который они купили, чтобы не бегать каждый раз в квиддичный сарай. – Нет, возьми себе. – Спасибо, – ответил Поттер, запирая сундук. Драко застегнул рубашку и растерянно огляделся. – О, спасибо, – поблагодарил он Гарри, который передал ему галстук и направился в ванную. Драко повязывал галстук и наблюдал, как гриффиндорец упаковывает зубную щетку и бреющее зелье и начинает причесываться. Они переглянулись в зеркале, и Драко, приняв из рук Гарри ленту, связал ему волосы в хвост. Гарри улыбнулся в ответ, убрал расческу и вышел из ванной. Драко тоже привел себя в порядок, упаковал умывальные принадлежности и после недолгого колебания выбросил полупустую бутылку зелья терпения, вспомнив, что прекратил его принимать три месяца назад, вскоре после последней госпитализации. Очевидно, оно стало не нужно. «И наверное, поторопился выбросить», – раздраженно подумал Драко, вернувшись в гостиную и увидев, что Поттер все еще не закончил сборы. Похоже, разыскивал один из учебников, который – ничего удивительного – был зарыт под грудой бумаг на письменном столе. Драко выудил книгу и бросил ее Поттеру. – Последний раз навожу за тобой порядок, – заявил слизеринец – и вздрогнул, как только слова сорвались с губ. Поттер судорожно кивнул. Они еще раз осмотрелись. Все было убрано. Все, что делало комнаты их домом: книги, одежда, плакаты, фотографии, безделушки – ничего не осталось, теперь это были просто пустые комнаты с двумя грудами вещей у входной двери. Пока Гарри и Драко будут разводиться, эльфы разнесут вещи по спальням, и на этом все закончится. Они направились к выходу, но в последнюю минуту Драко остановил гриффиндорца, не зная, какими словами выразить то, что должно было быть сказано, но понимая: не сказать – нельзя. – Гарри. – Поттер вопросительно взглянул на него, и Драко кашлянул. – Все может… закончиться грязно. В смысле… с моей семьей – после разрыва связи. Я этого не хочу, но… – О чем ты говоришь? – Отец… – Драко в нерешительности помедлил. – Он говорил тебе, что будет делать, если найдет преступника? Драко медленно кивнул. – Кому-то может грозить опасность? – Не совсем. Просто это может быть… некрасиво. – Другого я от твоего отца и не ждал, – отрезал Гарри, и Драко попытался почувствовать себя оскорбленным, но не смог. Он отвел взгляд, а Поттер вздохнул и прикоснулся к его плечу. – Извини. Драко сглотнул. – Если что-нибудь случится… то не по моей инициативе, – он прокашлялся. – Постарайся не забыть об этом, ладно? – Ладно, – ответил Поттер, обеспокоенно взглянул на Драко и мягко подтолкнул его к двери. «Значит, это и есть Парнасиус МакКей», – размышлял Драко час спустя, пока они дожидались окончания последних приготовлений. В кабинете мадам Помфри в больничном крыле собралась довольно большая толпа народа: Драко, Поттер, Люциус Малфой, Помфри, МакГонагалл, министерский архивариус, целитель из больницы святого Мунго и Парнасиус МакКей в блестящих кандалах, прикованный цепью к двум сопровождающим аврорам. Очевидно, к сегодняшнему событию детально и тщательно подготовились – судя по количеству присутствующих, объему бумаг и официальности процедуры. Драко в десятый раз пожалел, что им запретили разговаривать с МакКеем, кроме как во время самой церемонии. Поскольку это означало, что не удастся спросить о том, что их с Поттером интересовало больше всего: какого черта тот вообще это сделал. Не то чтобы у них не было своих соображений, но было бы неплохо услышать подтверждение из первых уст. – Что ж, думаю, почти все готово, – заявил архивариус, подзывая к себе обоих юношей и указывая на длинный свиток пергамента, озаглавленный «Расторжение брачных уз». – Вам нужно только написать свои имена вот здесь и подписаться вот тут, в знак того что вы согласны расторгнуть связь. Драко взял перо, написал свое имя, расписался и передал пергамент Поттеру. – Нам пришлось составить для вас новый образец разводного документа, знаете ли, – поделился архивариус, пока Поттер расписывался. – Все бланки, что нашлись в Министерстве, указывают в качестве причин развода «супружескую неверность», «непреодолимые противоречия» или «уход из семьи». Так что нам пришлось создать образец специально для случаев «расторжения вынужденной связи». Старейший из наших архивариусов вспомнила, что видела такой документ в ранней молодости. Даже знать не хочу, когда это было. Поттер закончил расписываться и шагнул назад. – Отлично, – просиял архивариус. – С бумагами пока все. Остальными займемся после разрыва уз. Профессор МакГонагалл будет одним из свидетелей, мадам Помфри может стать другим. – Он жестом подозвал авроров и преступника и обратился к Драко и Поттеру: – Теперь встаньте лицом друг к другу и соедините правые руки, – а потом велел МакКею встать перед ними. Драко с любопытством наблюдал, как правую руку преступника освободили от кандалов и вложили в нее палочку; левой рукой он оставался скованным с аврорами. МакКей избегал встречаться взглядом с юношами; казалось, он боится собственной тени. Он позеленел от страха и совершенно не походил на Пожирателя смерти. Хотя у Драко почему-то появилось чувство, что МакКей не был от природы робким человеком, просто до смерти боялся Люциуса, который ни на секунду не сводил с него глаз. Драко взглянул на Поттера, который нервно переминался рядом. МакКей указал палочкой на их соединенные руки и с запинкой произнес: – L-lux Vinculum. Юноши глянули вниз. Их запястья обвила переливающаяся лента, покрытая чем-то вроде кельтского орнамента. Драко осторожно попробовал двинуть рукой и обнаружил, что лента держит крепко. – Желаете ли в-вы разорвать связь друг с другом? – спросил МакКей. – Да, – ответили они. – Является ли ваше желание обоюдным и добровольным? – Да. – Тогда отныне вы больше не одно целое, но два отдельных человека. Вы свободны друг от друга и вправе идти по жизни своей дорогой. Finite Matrimonium. Сияющая лента на мгновенье вспыхнула, потом поблекла и исчезла. МакКей погрузился в глубокую задумчивость, покусывая губу и обеспокоенно поглядывая на Люциуса. – И… это все? – спросил Драко. – Все, – с готовностью откликнулся архивариус, пока авроры разоружали и снова заковывали МакКея. Целитель вышел вперед. Взмахнув палочкой над юношами, он пробормотал несколько заклинаний. – Как вы себя чувствуете? – рассеянно спросил он Драко. – Хорошо. – А он как себя чувствует? – спросил целитель, кивнув в сторону Поттера. Драко открыл рот, чтобы ответить, – и снова закрыл. Моргнул. Взглянул на гриффиндорца, который ответил озадаченным взглядом. Ничего. Драко ничего не чувствовал. Поттер стоял прямо перед ним, они все еще держались за руки, но Драко не ощущал никаких эмоций, кроме своих собственных. Он с трудом сглотнул. Это было все равно что внезапно ослепнуть. – Мистер Малфой? – окликнул целитель. – Я… не знаю. – Очень хорошо, – улыбнулся целитель. – Теперь вам нужно только отпустить руки, и разрыв будет завершен. Поттер слегка нахмурился и заморгал. Он казался таким же ошеломленным, как сам Драко, но сказать наверняка было невозможно. Драко совершенно ничего не чувствовал. Они уставились друг на друга, вглядываясь в лица, пытаясь найти хоть какой-то ключ к пониманию. Поттер начал было разжимать пальцы, но вместо этого вдруг усилил хватку и шагнул чуть ближе. Драко повторил его движение, пытаясь утихомирить ту часть себя, которая немного стеснялась проявлять чувства перед отцом. Он не мог не ответить. Не мог так просто перейти от брака к полному отчуждению. Поттер нерешительно коснулся плеча, потом щеки Драко, и тот тоже поднял свободную руку к лицу гриффиндорца, нежно заправив прядь волос ему за ухо. И к черту отца, который, вероятно, сейчас смотрит на Драко убийственным взглядом. Минуту они пристально вглядывались друг другу в глаза, а потом Поттер осторожно высвободил руку и отстранился. – В нарушении ориентации нет ничего необычного, – успокоил целитель. – То есть ее не назовешь «обычной» – большинство пар разводится после долгих лет связи и фактического разъезда, поэтому их узы почти никогда не бывают так сильны, как ваши. Но судя по разводам молодоженов, несколько дней чувствовать себя выведенным из равновесия – совершенно нормально, – целитель закончил обследовать Драко и повернулся к Поттеру. – Не тревожьтесь, если все еще испытываете чувства друг к другу, это пройдет. Воспринимайте желание быть вместе как привычку; ее просто нужно преодолеть, и все закончится, – он опустил палочку, давая понять, что закончил обследование. – Прекрасно. А теперь – профессор МакГонагалл, мадам Помфри, вам осталось только подписаться вот здесь… – архивариус посторонился, давая свидетельницам возможность поставить подписи на документе. – Хорошо, что сегодня пятница, – добавил целитель. – Вам не придется встречаться, по крайней мере, до понедельника. Может быть, стоит взглянуть на расписание и подумать, нельзя ли его изменить. Семестр только начался, так что вряд ли возникнут проблемы из-за пропущенного материала. – Да… мы говорили об этом, – признался Драко, пытаясь восстановить самообладание. – Наверное, я снова буду ходить на чары со Слизерином. – И только? – Но мы действительно не можем поменять другие предметы. Кроме того, большинство уроков все равно совместные. – У него занятия по чарам будут совпадать с моим обедом, потом он будет приходить на обед, а я – уходить на чары с Гриффиндором, – добавил Поттер. – А пустые уроки у вас совпадают? – Да, один, но его нечем заменить. – Не проводите это время вместе, – посоветовал целитель. – По крайней мере, первые несколько недель. Будет тяжелей отвыкать, – он сделал пометку в записях. – Что ж, у меня все. С медицинской стороны к вам больше нет вопросов. – И с юридической – тоже, – радостно подхватил архивариус. – Поздравляю со вновь обретенной свободой, молодые люди. Отец Драко кашлянул, прочищая горло. – Драко, нам нужно многое обсудить, – он бросил нетерпеливый взгляд на Поттера, очевидно желая, чтобы тот поскорее ушел. – Поттер? – негромко позвала МакГонагалл. Поттер ответил мимолетной улыбкой, встряхнул головой и вышел. Драко смотрел ему вслед, совершенно потрясенный тем, что впервые за несколько месяцев не может чувствовать, как уходит гриффиндорец. – Драко. Нам нужно многое обсудить, – нетерпеливо повторил отец, и Драко судорожно кивнул, заставив себя отвести взгляд от только что закрывшейся за Поттером двери. – Мистер Малфой, благодарю вас за помощь в поимке МакКея, – холодно произнес один из авроров, и Драко отчетливо ощутил презрение, которое тот испытывал к Люциусу. Возможно, аврор знал или подозревал, что за то, каким способом отец поймал МакКея – каким бы этот способ ни был, – его самого, вероятно, следовало посадить в Азкабан. Отец вежливо наклонил голову, в его любезной улыбке тоже явно сквозило презрение. – Не стоит благодарности, – церемонно ответил он. – Всегда рад помочь. – он в последний раз взглянул на МакКея – Драко вздрогнул, заметив, как тот инстинктивно отшатнулся, – и вежливо добавил: – А теперь, если мы вам больше не нужны?.. – Нет, благодарю вас, сэр, вы оба можете идти, – ответил аврор. Отец вывел Драко за дверь и во внутренний двор, где сразу же наложил шифрующие речь чары. Драко, дрожа, поплотней закутался в мантию, завидуя теплому, подбитому мехом отцовскому плащу. – Прекрасно. Я рад, что все закончилось, – оживленно заговорил отец и, заметив, что Драко дрожит, нетерпеливо махнул в его сторону палочкой. – Calorum. У меня не слишком много времени, так что слушай внимательно. Я собираюсь отправиться к Темному Лорду с новостями о том, что произошло, – и о МакКее. Драко моргнул. – О МакКее? Так он… – Да, – отрезал отец. – И отчасти потому я должен увидеться с Лордом как можно скорее. Я организовал все так, чтобы передача МакКея аврорам не принесла нам вреда, хотя это было очень непросто. – он помолчал. – Кроме того, мне удалось найти… что предложить в качестве компенсации, – осторожно продолжил он. – Но я не уверен, что этого будет достаточно. Драко уставился на него, моментально забыв о переживаниях по поводу развода. – Темный Лорд не склонен прощать. Надеюсь, то, что я ему предложу, в достаточной мере оправдает мои действия, но на случай неудачи я оставил у наших адвокатов письма с указаниями – и для них, и для тебя с матерью, – что делать в случае моего… исчезновения. Драко с трудом сглотнул. О Мордред. Визиты отца к Темному Лорду раньше казались такими захватывающими, но сейчас Драко мог только содрогаться от страха. Отец собирался рискнуть и отправиться навстречу неизвестности, и неизвестно, когда он вернется, да и вернется ли вообще, а Драко только что потерял супруга и не может лишиться еще и отца… Он опустил взгляд, поспешно прогоняя желание как-то проявить свою тревогу – заплакать или еще каким-то образом расчувствоваться, например, вцепиться в отца и просить его никуда не ходить, – а потом услышал, как отец покашливает. – Драко. – Люциус коснулся его руки, и Драко испуганно поднял голову. Отец никогда не дотрагивался до него. Никто не прикасался к нему, кроме Гарри. – Не нужно волноваться. Я бы никогда не пошел на необдуманный риск. – он слегка улыбнулся. – Думаю, все будет в порядке. Просто предупреждаю о возможности плохого исхода, потому что ты уже достаточно взрослый, чтобы не скрывать от тебя неприятные перспективы. Драко кивнул, судорожно сглатывая, и после недолгого колебания выпалил: – Будь осторожен, – и мысленно пнул сам себя. Можно подумать, отец бывает неосторожен. Какая глупость, в самом деле. Но отец не смерил Драко неодобрительным взглядом, только слегка улыбнулся и кивнул. – Буду. – он плотнее запахнул плащ. – А теперь выброси все это из головы. Сосредоточься на учебе. Думаю, поначалу ты будешь выбит из колеи, но веди себя так, как советовал целитель, и все наладится. Просто постарайся держаться как подобает члену нашей семьи – как ты и делал все последнее время. Отец зашагал прочь, и Драко выругался про себя. Почему он не может просто радоваться редкому случаю родительского одобрения? Почему не может не думать о скрытом смысле намерений отца? Праздничный вечер подходил к концу. Драко потянулся, глянул в сторону стола, с которого шестикурсники левитацией убирали бутылки из-под огневиски, и рассудил: уже достаточно поздно, чтобы отправиться спать, не рискуя услышать шуточки насчет раннего ухода. Две вечеринки за два дня – некоторый перебор, да Драко и не чувствовал особого желания праздновать, что бы там ни думали его одноклассники. Он просто устал и хотел добраться до кровати. Хотя в целом вечер удался, несмотря на дурные предчувствия. Когда Драко после развода спустился в подземелья, он внезапно сообразил, что в отсутствие Поттера со товарищи вечеринка может вылиться в старые добрые слизеринские нападки на гриффиндорца. К счастью, ничего подобного не произошло. Хоть и прозвучала уйма грязных шуточек о том, как Драко распорядится вновь обретенным холостяцким статусом, не было почти никаких упоминаний о Поттере. – Твоя работа? – в какой-то момент тихо спросил Драко у Панси. – Не совсем. Хотя, может быть, я и давала понять: никто не знает, что будет дальше. Не слишком определенно, но достаточно прозрачно, чтобы они поискали другие темы для шуток. – Почему? – Милый, – ухмыльнулась она. – Скажем так: я забочусь о том, чтобы ты был передо мной в неоплатном долгу. – Теперь я действительно начинаю волноваться, – пошутил Драко. – На то и рассчитано, – самодовольно ответила она. Он огляделся и обнаружил Панси в углу гостиной, выясняющей отношения с Куини Гринграсс и группой ухмыляющихся подпевал-шестикурсниц. Драко прищурился, пытаясь разобрать, о чем они так яростно перешептываются. Это походило на обычную женскую свару, но учитывая, на чьей стороне была каждая из девушек… «Вот стерва», – мысленно выругался он, наблюдая, как Куини набрасывается на Панси. Не то что его подруга сама под настроение не могла проявить стервозность, но Куини была слишком уж неумной и заурядной. Ни блеска, ни утонченности, ни чувства юмора – ничего. А раз в месяц она становилась просто невыносима, как и ее подружки, все – участницы подпольных слизеринских шабашей, и все, судя по времени, должны быть сейчас в полной боевой готовности. Драко вздохнул. Снейп изо всех сил пытался бороться с шабашами, которые все равно проводились год за годом. Дело не только в том, что кровное волшебство считалось Темным, но и в том, что для остальных студентов было слишком опасно сталкиваться с последствиями непредсказуемого влияния изменчивой лунной магии на гормонально нестабильных девочек-подростков. Гм… Боевая готовность, говорите? Куини уже слишком долго пристает к Панси, к тому же довольно опрометчиво одета в белые брюки… – Flumen Mensanguina, – пробормотал Драко, махнув палочкой в сторону Куини, и был вознагражден испуганным выражением, внезапно появившимся на ее лице. Она нервно закрутила головой, обшаривая взглядом гостиную, энергично пошепталась с подружками и убралась прочь – в плотном кольце своих сторонниц, обернув мантию вокруг талии. Панси проводила Куини взглядом, озадаченная внезапным прекращением ссоры. Оглядевшись кругом и заметив самодовольную улыбку Драко, девушка подошла, присела рядом и, не тратя время на расспросы, как удалось избавиться от Куини и компании, крепко обняла. – Я так рада, что ты вернулся, – выдохнула она. – Да. Я тоже. – Драко зевнул. – Но нам уже пора по постелям. – Господи, Драко, тебе нужно заново учиться флиртовать, если это все, на что ты теперь способен, – фыркнула Панси, и Драко улыбнулся. – Хотя ты прав, нам действительно пора спать. Думаю, я пересидела еще на вчерашней вечеринке. – Всем пора спать, – простонала Миллисент. – Завтра игра. Надо готовиться к неизбежному проигрышу. И почему твой отец не мог найти МакКея неделю назад?.. – Она тяжело вздохнула и направилась в спальню, слегка покачиваясь и прихватив бутылку сливочного пива. – От тебя завтра не будет толку, – осуждающе заметил Драко. – Какая разница, – уныло буркнула она. – Мы все равно обречены. С тем же успехом Поттер мог проклясть Бэддока навечно. Пошли, Панси. И Панси, обняв Драко в последний раз, отправилась за Миллисент. – Так странно видеть тебя одного, – заметил Блейз, когда они шагали по коридору к спальне семикурсников, где уже храпели Крэбб с Гойлом. – Тебе без него не по себе? Драко пожал плечами. – Немного. Но целитель сказал, что к понедельнику все придет в норму. – Странно будет видеть вас врозь на уроках. – Мы и раньше сидели врозь. Просто все станет как было, только и всего. – Ты разговаривал с отцом?.. – Мне ничего не известно. Блейз кивнул. Вот и славно. – Ну, спокойной ночи. – Спокойной ночи, – ответил Драко и скользнул в постель, которая внезапно показалась слишком большой и холодной. Он натянул на себя одеяло, пытаясь согреться, желая… и приходя в смятение от того, как сильно, как глубоко тосковал по теплому телу рядом с собой. Не обязательно по Гарри – просто по кому-нибудь. По тому, кто мог бы обнять и согреть. Кто мог бы быть рядом всю ночь. «Это только привычка, ничего больше, – сказал он себе. – Привычка, от которой я смогу избавиться». Он закрыл глаза и попытался заставить себя уснуть, выкинув из головы все мысли о гриффиндорце. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, стараясь сосредоточиться на тишине, безмятежности и покое. Бесполезно. Что ж, прекрасно. Драко поднял палочку, прошептал «Dormitas» и почувствовал, как проваливается в сон. День сто семнадцатый, суббота Гарри не сводил глаз с игроков, в то время как вокруг него толпа приветствовала последний яростный бросок рэйвенкловских охотников. Он не собирался разглядывать находящиеся напротив слизеринские трибуны и высматривать Драко в море зеленого и серебряного. Он собирался смотреть на игроков и думать об игре. Думать о стратегии, о подготовке гриффиндорской команды, о том, как использовать рэйвенкловские приемы в матче против Хаффлпаффа и каким способом разбить Слизерин в конце сезона. Он собирался радоваться тому, что Драко сегодня не играет. Гарри на самом деле не знал, смог ли бы это выдержать. Если бы Драко играл, Гарри, наверное, не пришел бы совсем. В сущности, он не был вполне уверен, стоило ли ему вообще приходить. Какая глупость. Конечно, стоило, это же квиддич. Жизнь должна вернуться в нормальное русло, а понятие «нормально» включает поход на стадион. «Нормально» означает, что нужно избавляться от некоторых привычек, а именно от привычки к постоянному присутствию Драко – и в физическом, и в ментальном смысле. С привычками можно справиться. Например, хотя Гарри привык избегать соприкосновений с кем бы то ни было и сейчас чувствовал себя чертовски неуютно среди толпы, он заставил себя терпеть, и все оказалось не так плохо. Гермиона старалась помочь: она тепло обняла его, когда он вернулся в Гриффиндор после развода, весь вечер как можно чаще касалась плеча, а сегодня утром мягко подтолкнула к двери гостиной. И хотя внутри у Гарри все сжималось, он быстро научился никак это не проявлять. Ко всему можно привыкнуть. Гарри привык быть женатым, с таким же успехом привыкнет быть холостяком. Или разведенным – кем бы он там теперь ни являлся. Еще один квоффл – и слизеринские трибуны разразились ликованием, в то время как рэйвенкловские застонали от огорчения. Слизеринцы держались вполне прилично, пятьдесят – десять. Рэйвенкловский вратарь может просто-напросто утопить команду, если его не заменят. Что маловероятно: замена игрока в середине сезона – кроме случаев отстранения от игр или серьезных травм – дело не слишком обычное, если речь идет не о Слизерине. Гарри снова спросил себя, каково будет играть против Драко в финальном матче Гриффиндор – Слизерин. И снова выкинул эту мысль из головы, потому что не должен был думать о Драко. Хотя в самом факте мыслей о Драко не было ничего ненормального. Гарри до сих пор чувствовал себя во многом так же, как и перед разводом, разве что больше не мог ощущать мысли и чувства слизеринца. Странно было бы не думать о нем. Не проскучать по нему весь вечер, не проснуться наутро с чувством утраты. Они почти четыре месяца делили постель и четыре месяца просыпались, ощущая тепло друг друга, и их ноги переплетались, и голова Драко лежала на плече Гарри, и рука Драко обнимала Гарри за талию. Постель в гриффиндорской спальне до сих пор хранила запах Драко. Неудивительно, что Гарри проснулся расстроенным и смущенным, оказавшись после жаркого сна, с утренней эрекцией, в пустой постели, где не от кого было получить помощь. Так что его чувства были совершенно естественны. Со временем они исчезнут. Игроки Рэйвенкло выполнили очередной безумный маневр и чуть не врезались в трибуну, Гарри вздрогнул, а Джинни ахнула и схватила его за руку. Зато рэйвенкловцам, разумеется, удалось забить квоффл. Гарри начинал проникаться все большим уважением к Рону, который сумел выстоять против них в осеннем матче. – Еще десять очков у Рэйвенкло! – голос Смита перекрыл и недовольное ворчание слизеринских болельщиков, и ликующие крики рэйвенкловских. – И рэйвенкловцы… ах! Комментатор не успевал за событиями. Один из рэйвенкловских игроков случайно сбил с метлы своего охотника. Он немедленно рванулся вниз, подхватил девушку на свою метлу, догнал ее метлу, помог пересесть и, не теряя ни одной лишней секунды, снова взмыл вверх. – Подхват Трэверса! – прокричал Смит, в то время как болельщики хором испустили вздох облегчения и бешено зааплодировали. – Прекрасно выполненный – очевидно кое-кто брал уроки у Поттера с Малфоем, и слава богу, учитывая, как рискованно играют в этом году рэйвенкловские охотники. А слизеринский загонщик Булстроуд… Гарри потерял нить комментаторских рассуждений, а его глаза безошибочно нашли светловолосую голову на противоположной трибуне. Они с Драко быстро обменялись усмешками и демонстративно отвернулись друг от друга. Они и правда усовершенствовали этот прием, хотя изначальной причиной был несчастный случай: Драко нечаянно столкнул Гарри с метлы, мгновенно рванулся вниз – и Гарри едва успел заметить, что падает, как уже оказался на метле Драко. Они спикировали с дикой скоростью, пытаясь догнать улетающую метлу, и Гарри прыгнул на нее, не позволяя себе задумываться, какое безумие перепрыгивать в воздухе с одной метлы на другую. И только потом они поняли, что только что выполнили подхват Трэверса. Им все же пришлось несколько минут передохнуть, поскольку обоих немного трясло. Они внезапно осознали, что едва избежали гибели: если бы Гарри серьезно травмировался, Драко, вероятно, умер бы от шока, а Гарри – вслед за ним. Но немного успокоившись, они сообразили, что можно отлично поразвлечься, прервали игру и начали специально тренировать подхват – на всякий случай, если когда-нибудь понадобится. Учитывая, как обычно проходили их игры, можно было не сомневаться, что случай представится. Они выполняли подхват снова и снова, много раз. Во время игры, во время разминки или просто забавы ради. Ловко и красиво – и идеально согласованно. И больше никогда этого не сделают. «Это просто привычка – привычка к его присутствию, – напомнил себе Гарри. – Я смогу с ней справиться. Точно так же, как с тем, что не могу спать один, не выношу чужих прикосновений и тоскую по нему. Я привыкну и не буду больше об этом думать». И он заставил себя аплодировать вместе с остальными гриффиндорцами, когда рэйвенкловский ловец поймал снитч.