Принцип отражения

Совесть: внутренний голос, предупреждающий, что кто-то, может быть, наблюдает за нами. Генри Луис Менкен Привычно попрощавшись с Кейго и Чадом, Ичиго медленно брел в сторону дома. Изредка он от всей души пинал пустую банку из-под газировки. Та отлетала на пару десятков метров и покорно замирала на асфальте, дожидаясь, когда парень, ссутулившись и шаркая, сократит расстояние, чтобы прицельным ударом снова отправить ее в полет. Вечер осторожно пробирался в Каракуру, растягивая тени и сгущая сумерки по углам улицы, и шел за Ичиго след в след. Впереди над крышами домов еще разливался оранжевый цвет, смешиваясь с густым синим и фиолетовым, а конец улицы уже обесцветился, укутанный душной серостью. Ичиго совершенно не хотелось домой. Именно поэтому он медленно переставлял ноги, игрался с банкой, а иногда просто замирал на месте и смотрел перед собой. Между лопаток неприятно зудело – знакомая реакция на чей-то внимательный взгляд, упирающийся в спину. Куросаки еще раз пнул банку и обернулся, не стесняясь показать, что знает о наблюдателе, который за последние полтора года достал его до мигрени и тошноты. Улица осталась тиха и безлюдна. Не зашуршало листвой раскидистое дерево на другой стороне, не скрипнули доски ограждения, не забеспокоились тени. Разве что зуд на пару мгновений исчез, будто бы наблюдатель неловко отвел взгляд, но после снова посмотрел на Ичиго. Как он ни старался последнее время найти хоть какие-то доказательства, что за ним действительно следят, ничего не получалось. И проблему можно было бы списать на обострившуюся паранойю, если бы Ичиго не был одним из немногих людей, которые точно знали простую истину. Если вы не можете что-то увидеть, это не значит, что оно не существует. Оставалось только понять, кому стало настолько скучно, что он не нашел занятия поинтереснее, чем наблюдать за бывшим временным шинигами, ныне лишенным даже намека на какие-либо силы и способности. Рукия или Ренджи, да кто угодно из Сейрейтея, могли бы просто надеть гигаи и зайти в гости. Как вариант, конечно, друзья решили приставить к нему охрану, попросив не светиться во избежание заявлений типа: «Нянька мне не требуется!» – которые бы обязательно последовали со стороны Куросаки. Однако если дела обстояли именно так, то ему досталась самая хреновая охрана во всем Обществе. Наверняка, даже пришлось проводить конкурс «Худший шинигами столетия» – по-другому объяснить странности в слежке за собой у Ичиго не получалось. Иногда ощущение тяжелого взгляда не отпускало его даже во сне, будто бы кто-то сидел у его кровати и, не мигая, наблюдал за спящим парнем. А иногда зуд пропадал на несколько недель или месяцев. Так что забывать про Готей-13, конечно, не стоило, но все-таки Ичиго склонен был считать, что Общество не имело к этому никакого отношения. Но если не они, то кто тогда? Если бы наблюдатель был настроен по отношению к Куросаки враждебно – давно бы расправился с ним. Кулаки неплохо срабатывали против местной шпаны, но в остальном Ичиго знал, что сейчас беспомощнее котенка. И поэтому, не имея возможности получить ответы и узнать личность наблюдателя, Куросаки злился, без повода срывался на друзей, которые до сих пор считали это переживаниями о потерянных возможностях, и тихо-тихо сатанел. Зуд все не прекращался, и Ичиго, постояв на месте еще немного и осознав, что солнце уже село, а на небо словно плеснули чернил, продолжил пинать банку в сторону дома. Прохладный ветер, налетающий из-за спины, быстро выдул из головы Куросаки тревожные мысли, оставив только какую-то мелочь из дел, запланированных на завтра, обрывков дневных разговоров и легкого дискомфорта. В какой-то момент внутри все сжалось от острого чувства опасности, но тут же отпустило. Ичиго только покачал головой, останавливаясь у калитки и выравнивая дыхание. Все-таки было бы гораздо проще жить, если бы ему удалось убедить себя в том, что это действительно самая обычная паранойя. – Я дома! Оформив отцу затрещину, когда тот с криком: «Ты опоздал!» – попытался опрокинуть сына на пол, и, огорчив Юзу тем, что есть Ичиго абсолютно не хочется, парень поднялся в комнату, швырнул сумку с тетрадями в угол и с облегчением растянулся на кровати. Мышцы привычно ныли – сегодня он опять дрался. В этот раз, защищая какого-то тощего ботаника на два года младше Куросаки. Тот совсем недавно перевелся к ним в школу и оказался невзлюблен одноклассниками с первого же учебного дня. Наверное, из-за того, что бродил ботаник по коридорам, уткнувшись в какую-то книжку, и натыкался на все, что только попадалось ему по пути. Извинялся, конечно, но все равно бесил. Хотя, например, Ичиго не считал это достаточным поводом для травли. Поэтому и заступился. Отделался сбитыми костяшками и, судя по ощущениям, парочкой синяков. Инстинкт защищать, зачастую преобладающий над инстинктом самосохранения и логикой, никуда не исчез даже после того, как Куросаки потерял силу шинигами. Наоборот, переродился в какую-то новую, болезненную форму и требовал постоянно доказывать Ичиго самому себе, что он еще что-то может и не стал окончательно бесполезным для этого мира. Так что дрался Куросаки теперь даже чаще, чем до знакомства с Рукией. И также чаще попадал в медицинский кабинет, забывая, что отличная регенерация тоже осталась в прошлом. Ичиго отчаянно зевнул, подумав, что еще чуть-чуть, и он заснет прямо так, даже не попытавшись подготовиться к завтрашнему тесту. Вслух обрисовав свое состояние парочкой идиоматических выражений, он кое-как заставил себя подняться с постели, включить свет и даже достать учебник. Однако подготовка не заладилась. Прочитав пару абзацев, Ичиго посмотрел за окно, где уже вовсю хозяйничала ночь, и прислушался к резким порывам усиливающегося ветра, который нападал на молоденькие деревца у самого забора, словно пытался переломить их. Затем Куросаки снова перевел взгляд на страницу, с досадой отметив, что не может вспомнить ничего из прочитанного, и совершенно неожиданно даже для самого себя сделал вот что: отложив учебник, он распахнул крайнюю створку окна и тихо позвал: – Сегодня обещали похолодание и дождь. Если пообещаешь не делать глупостей, можешь посидеть у меня, – Ичиго посторонился, словно освобождая проход для невидимого наблюдателя, и подождал пару минут, ежась от прохладного воздуха. Конечно же, снова ничего не произошло. Ничего из того, что Ичиго смог бы увидеть, если, конечно, было чему происходить. Но в какой-то момент у самого сердца стало чуть теплее, словно вспыхнула крошечная искра, и Куросаки привыкший доверять своим ощущениям гораздо больше, чем зрению, спокойно закрыл окно, вернувшись к подготовке. – Мне завтра рано в школу. К сожалению, даже за спасение мира временных шинигами не освобождают от тестов и экзаменов. Несправедливо, да? Если я вдруг просплю – разбудишь, – развеселившись, хмыкнул он, думая, что так недолго и до расстройства личности осталось. Впрочем, сейчас Куросаки обрадовался бы даже своей персональной шизофрении – Хичиго – появись возможность с ним пообщаться. *** Улькиорра не знал, как ему удалось выжить. В какое-то мгновение его просто выдернуло из теплой и уютной темноты, выбросив в Уэко Мундо. Боль дезориентировала Улькиорру. Казалось, что он вместе со всеми песками мира пустых падает в бесцветное небо, сам становится песком и тут же возвращается в агонизирующее тело, и никак не может, наконец, упасть. И хуже того, даже через заполнившую сознание муть, Улькиорра не понимал, зачем продолжает цепляться за жизнь, если она лишилась всякого смысла. Он проиграл мальчишке, которого совсем недавно считал мусором. Айзен-сама не простит его… Мир снова перевернулся, и теперь Уэко Мундо опрокинулось на Улькиорру, засыпая обжигающе-холодным песком. Он закрыл глаза, надеясь снова провалиться в темноту и больше никогда не приходить в себя. Следующим воспоминанием стало обеспокоенное лицо Нелиел Ту Одершванк. Бывшая Трес наклонилась близко-близко и что-то говорила ему. Улькиорра с трудом разбирал отдельные звуки, которые доносились, словно бы из невероятной дали. Медленно моргнув, он посмотрел мимо лица Нелиел. Вверху знакомой сферой переливался купол Лас Ночес, в поле зрения оказалась даже дыра, пробитая им в бою с Куросаки. Только не хватало привычной иллюзии синего небосклона. Улькиорра понял, что это означает еще раньше, чем мысль окончательно сформировалась в его сознании. Кажется, бывшая Трес просила его не сдаваться. – Зачем? Если у других из Эспады всегда находились интересы и слабости, то для Улькиорры единственным смыслом существования был владыка Айзен. Рыжий мальчишка, ворвавшийся в Уэко Мундо, чтобы спасти подругу, продолжал бороться даже тогда, когда не оставалось ни надежды, ни смысла. Кватра так не умел. – Подумаешь! – словно ответом на его мысли рядом раздался грубый голос. Джаггерджак, конечно. Было бы странно, если бы Сексте не удалось выжить. – Если без приказа ничего не можешь, найди себе кого-нибудь и подчиняйся. Хочешь, я стану твоим Владыкой? – радостно заржал Гриммджо. Кватра ничего не сказал и отвернулся. Нелиел замахала руками, пытаясь прогнать Джаггерджака или хотя бы уговорить его не провоцировать ее подопечного. Хотя бы до тех пор, пока у того не появятся силы на эти провокации отвечать. Тот, как ни странно, согласился и даже покладисто уточнил, чем скромный и тихий Секста, в таком случае, может помочь Ту Одершванк, чтобы она, как можно быстрее поставила «эту недоделанную летучую мышь» на ноги. Улькиорра пообещал себе позже подумать над тем, как изменилось Уэко Мундо с уходом Айзена-сама. Сейчас его волновала лишь одна мысль. Надо отыскать достойнейшего. Того, чья сила и право назваться Владыкой не будут вызывать сомнений. И тогда жизнь Улькиорры снова обретет смысл. Ради этого стоило не сдаваться. По мнению Кватры (когда, он, наконец, восстановился и сразу же указал полезшему драться Гриммджо его место) начинать поиски нового достойного Владыки стоило, не медля, и, более того, не одному Улькиорре, но и всей остальной Эспаде. Ибо без властной руки Айзена-сама все Уэко Мундо и, в особенности, Лас Ночес больше напоминало… м-м… как же у людей назывались такие места? – клинику для душевнобольных. Вопрос о душах у арранкаров оставался открытым, зато проблемы с головой явно имелись в наличии. Старк в то редкое время, когда не спал, не обращал на беспорядок никакого внимания. Халибел не всегда могла воззвать к остаткам разума своих фрассьонов. Бывшая Трес… один раз увидев, как Ту Одершванк играет со своими подчиненными в прятки, Улькиорра понял, что с такими слугами Айзен-сама был обречен на провал. Нойтора до сих пор зализывал раны и никак не мог восстановиться, после того, как его отделал огромный шинигами. Шиффер иногда даже испытывал чувство, похожее на сожаление, что не был свидетелем их сражения. Ведь, похоже, Джиругу хорошенько приложили головой обо что-то очень крепкое. Квинта присмирел настолько, что даже позволял Ту Одершванк себя лечить, не пытаясь нанести ей травмы, несовместимые с жизнью. Единственное, что интересовало Джаггерджака – возможность хорошо подраться. В основном, с Улькиоррой. Места Септимы, Октавы и Новены, так же как и Сегунды в Эспаде оставались вакантными. А Ямми после встречи все с тем же огромным шинигами, отделавшим Нойтору, и его не менее опасным другом, резко ударился в пацифизм. Поэтому выждав пару недель, чтобы окончательно прийти в норму, и оценив обстановку в Лас Ночес со всех сторон, Улькиорра решил, что возьмет все в свои руки и немедленно отправится на поиски нового Владыки. Одна кандидатура, подходящая почти по всем статьям у него уже имелась. Когда Шиффер в первый раз подумал о рыжем наглом мальчишке, как о возможном Владыке, то чуть не довел ошивающегося поблизости Гриммджо до инфаркта. Безэмоциональное лицо Улькиорры, которое Секста обожал сравнивать с булыжником, исказилось таким удивлением и шоком, что имевший несчастье лицезреть это Джаггерджак перекрестился и еще пару дней боялся приблизиться к Шифферу. Однако, чем больше Улькиорра возвращался к этой идее, тем больше убеждался, что она не лишена рационального зерна. Силы мальчиш-ш… Куросаки-сама, Шиффер уже привык мысленно обращаться к претенденту на место Владыки именно так (и ждал того момента, когда получил бы возможность обратиться к нему в реальности), было не занимать, о чем свидетельствовало то, что именно он победил Айзена. Да и сами Гриммджо и Улькиорра, едва выжившие после сражений с ним, являли собой красочные иллюстрации возможностей Куросаки-сама. Кроме того, он был близок к пустым. Судя по той части сражения с Шиффером, в которой Кватру тонким слоем размазали по куполу Лас Ночес, Куросаки-сама периодически оказывался к ним даже ближе, чем к шинигами. И это также говорило в пользу нового Владыки. Кроме того, как показала практика, точнее, рассказал Джаггерджак, прижатый за горло к холодной стене, за арранкаров Куросаки-сама заступался не менее охотно, чем за своих друзей. А кроме того умел быть ответственным и неплохо командовал группой лиц. А некоторая излишняя эмоциональность, вспыльчивость и юношеский максимализм были минусами, поддающимися корректировке и влиянию времени. Вариант, в котором Куросаки-сама, недослушав предложение Улькиорры, крутил пальцем у виска и тянулся к своему занпакто, Шиффер почему-то не рассматривал. С его точки зрения все было логично и обоснованно. О других проблемах, которые бы помешали привести в Уэко Мундо его нового Владыку, Кватра не думал, полагая, что любую проблему можно уничтожить гран рей серо, даже если оная начнет размахивать занпакто и предъявлять права на Куросаки-сама. Во всяком случае, так считал Шиффер на тот момент. Поэтому, придя к окончательному решению, Улькиорра окинул равнодушным взглядом Лас Ночес, который мог в любой момент развалиться на части – подчиненные Халибел опять что-то не поделили, – он открыл гарганту и направился в мир живых. продолжение следует…