Curse of Marmot

Люди много говорят о душевной боли. Описывают ее. Но как же они заблуждаются, ни один человек не знает, что такое настоящая душевная боль. В миг, когда я очнулся, мне тут же захотелось перестать существовать. Всепоглощающая боль, пронизывающая все естество, вот что я чувствовал каждый момент времени. Я бы задохнулся, будь у меня легкие. Но я был всего лишь дымкой, темным маревом. Мне было настолько больно, что даже осознавать что-либо кроме этой боли было невозможно. Но внезапно, откуда-то повеяло теплом. Теплом, которое обещало избавление от этих мучений. И подобно слепому котенку, я потянулся к этому источнику тепла. И чем больше я приближался, тем лучше мне становилось. В моем сознании начали формироваться связные мысли. Та боль, что переполняла меня, я понял, на что она отдаленно походила. На боль от холода. И тот источник тепла, к которому я так тянулся обещал мне избавление. Я парил над землей, меня влекло тепло, когда же я увидел, что было источником этого тепла, я замер. Маленькая девочка, в пестром розовом платьице, играла с мальчиком постарше. Они излучали так много тепла, мне так хотелось погреться о них. Боль новым спазмом прошлась по моему существу, и погнала меня в их сторону. Я не замечал, что вокруг меня все умирает, трава жухнет и покрывается инеем, листва опадает. Стоило мне приблизиться, как дети, уставившись в мою сторону истошно закричали. Но я не мог остановиться, боль гнала меня к ним, мне нужно было их тепло. Тепло. Все тепло. Мальченка прикрыл девочку своим телом, хоть слезы продолжали градом катиться по его лицу. Ужас застыл в его глазах. Я видел, как у него дрожали коленки. А я все наступал. Мне нужно было их тепло. Нужно. Девочка уже перестала заходиться криком, а лишь надрывно скулила в объятьях мальчика. Я уже вплотную подошел к ним, и мне стало так хорошо. Боль не ушла, но она стала терпимой, почти приемлемой. Что же будет если я к ним прикоснусь. К таким теплым. Может я совсем согреюсь? Протянув свою дымчатую руку, я замер. Что же я творю?! Они же дети! Ужас волной накрыл меня. Это я? Я не наврежу детям! Но ведь именно это я и делаю. Что есть мочи я полетел от детей, и чем дальше я удалялся, тем больнее мне становилось. Я. Так. Не. Могу. Не знаю сколько я пролетел, но в миг, когда мое опрокинутое в чан боли сознание почувствовало отголосок тепла, то моментально отправилось в его сторону. Но тепло было не таким. Не таким ярким. Не таким… теплым. Но у меня не было выбора. Когда я вновь ясно смог себя осознавать, то понял, что двигаюсь по лесной чаще. И двигаюсь в сторону лучика тепла. Моему взору предстала лесная поляна, в центре которой паслись олени. От них исходило слабое тепло, и я ринулся к нему. Я вцепился в ближайшего оленя, словно утопающий в спасательный круг. Боль не уходила, все еще не уходила. И я сжал сильнее. Мне нужно тепло. Мне нужно все тепло! Когда я отпустил несчастное животное, в его заледенелых глазах не было и следа жизни. Боль слегка ослабла, но лишь слегка, она все так же была нестерпимо мучительна, и я погнался по следу остальных оленей. Так я их и настигал, одного за другим, оставляя за собой безжизненные, заледеневшие тела. Я не вел подсчета дням, которые я слонялся по лесам, в охоте за каждым источником тепла. Но в конце концов, я смог унять боль достаточно, чтобы остановиться и задуматься над планом дальнейших действий. Меня повторно догнал ужас того, что я чуть не совершил. Ведь те дети, источали так много тепла, и я чуть не поддался соблазну. И все же я устоял. Однозначно мне стоит держаться подальше от скопления людей, иначе не факт, что я смогу удержать себя. Пойти в министерство? Сразу отметаем, там меня либо уничтожат, либо запрут где-то на этаже Отдела Тайн. К Уизли? И что, подвергнуть их опасности? Хотя может Гермиона смогла бы помочь, однако риск слишком велик. Значит остается Том, ну или пытаться своими силами, что равносильно приговору превратиться в дементора. Но как мне его найти, путь через портал закрыт, да и места людные. Связь? Но для этого нужна концентрация, а через боль у меня мало что выйдет. Значит нужно набраться сил, но животные дают слишком мало тепла, и оно быстро истончается. Я уже чувствую, как с каждым мигом боль волнами нарастает. Неужели я не смогу? Нет, не смей так думать. День за днем, ночь за ночью боль гнала меня вперед, вслед за слабым теплом животных. Я не обращал внимания, куда я иду, вокруг была чаща, и это единственное что меня заботило. Дважды за время скитаний мне приходилось избегать источников сильного тепла. Я не верил себе. Я мог дать слабину, я это знал. Но в третий раз я не смог. Это произошло случайно, я даже не чувствовал тепла издалека, просто пролетев какое-то расстояние, увидел его, кентавра. Кентавр замер. Его глаза расширились, и вот он уже вскидывает лук и бросая какое-то слова на своем языке, стреляет в мою сторону. И я ринулся на него, меня словно тянуло. Стрелы проходили сквозь меня, не причиняя никакого ущерба. И вот я уже впился своими сотканными из дымки руками в его тело. О, Мерлин, как же было хорошо. Тепло окутывало меня с ног до головы, боль поджав хвост отступила, уступая место нескончаемому блаженству. Но миг тот был краток, и вот к моим ногам падает бессознательное тело полулюда. Тепло немного отступает, давая место вернувшейся боли. Но она была терпима, более чем. В сравнении с тем, что было все эти дни, а может и недели, я чувствовал себя замечательно. Смотря себе под ноги, на тело, я чувствовал лишь слабое сожаление. И неясно, было ли это сожаление от содеянного, либо же от того что миг тепла был столь краток. Боже, чем же я становлюсь? Но я встрепенулся, нельзя было терять время, я знал, что боль вот-вот вгрызется в меня пуще прежнего. Так что я сконцентрировался и попытался нащупать связь, что была между мной и Риддлом. Да. Вот она. Совсем ослабела, заметна едва-едва. Но не успел я сконцентрироваться, как меня прошила боль. Не та, другая. В меня попали стрелой, и она не прошла в этот раз сквозь меня. Мне не дали задуматься над моей вновь приобретенной материальностью, как в мое теперь уже бренное тело, вогнали еще одну стрелу. Я развернулся, в меня стрелял еще один кентавр. На миг, в моей голове появилась мысль бежать, ведь этот кентавр был прав, но лишь на миг. Эту слабую мысль, старого Гарри, задушила другая. Тепло, он такой теплый. Против моей воли, мое лицо растянулось в кровожадном оскале. Когда и со вторым кентавром было покончено, я удовлетворенно всей грудью вздохнул. У меня было тело. Беглый осмотр показал, что оно было лишь отдаленно человеческим, слишком худое, нечто заменяющее кожу, скорее походило на наждачку, обсидиановые когти венчали пальцы рук. И все так же меня покрывала черная дымка. После того как я отвлекся от изучения новообретённого тела, я вновь обратил свое внимание на связь. Найдя ее, я попробовал влить в нее силу, чтобы укрепить и усилить. Но сразу же охнул. Это было больно. Моя старая подруга вновь дала о себе знать. Но я не сдался, попробовал еще раз, и вновь откат в виде нестерпимой боли. Из глаз брызнули слезы. Еще один заход, и я валяюсь на земле, среди опавших листьев и бьюсь подвывая. Придя в себя после отката, и почувствовав, что общий фон боли возрос в разы, чуть ли не до исходного состояния, я не рискнул продолжать, лишь проверил состояние связи. Она слегка усилилась. Но все еще недостаточно. Нужно больше. Больше. И я ринулся дальше по лесу. *** Через пять дней и ночей, в сумерках, я вышел к поселению. Поселение это было кентавров. Все это время я поддерживал себя животными, так что боль была вновь нестерпима. А также, я вновь стал практически нематериальным, лишь кости остались. И вот передо мной лежит возможность решить мою проблему, быть может если я поглощу всех кентавров, то у меня будет достаточно сил, дабы связаться с Риддлом. Но я тогда стану убийцей. Ха-ха-ха. Но ведь я уже убийца. Многим ли отличается убийство кентавра, от убийства человека, они ведь так же разумны. Но выбор весьма прост, либо они, либо я. Нет! Я не чудовище, я не могу. Они не заслужили этого! Но я ведь тоже не заслужил этого, всю эту боль, а они, они все, такие теплые, такие живые. Боль застила мне глаза, и я с глухим рычание ринулся в сторону поселения. Первый кентавр даже не понял, что произошло. Я так быстро вытянул из него все тепло, и он упал оземь, а я уже ринулся к следующему. Но тут меня откинуло. Старый кентавр, с перекошенным страхом лицом, воздел руки к небу, сжимая посох в своих руках. Он что-то крикнул на своем языке, и меня словно стопудовой гирей приложило в солнечное сплетение. Другие кентавры тоже опомнились, жеребята побежали прочь, а взрослые женщины и мужчины повскидывали луки и начали в меня стрелять. Стрелы неприятно жалили, но это было ничто в сравнении с той болью, что снедала меня все это время. Старый кентавр вновь крикнул заклинание, но в этот раз я был готов. Черной молнией метнувшись за постройку по правую руку, я скрылся от его взора. Обойдя со стороны, сливаясь с тенями, я напрыгнул на молодого кентавра, быстро вытянув его тепло, я вновь отступил к теням. Так и продолжались кошки-мышки, я напрыгивал на одного за другим, и их становилось все меньше. А я чувствовал себя все лучше. Тепло что лилось во мне вконец подавило боль, я был опьянен, мне было так хорошо. И я хотел еще. Еще. Еще! В очередной раз совершая маневр обхода, я уже готовился вновь прыгнуть, как меня припечатало к земле. Этот старый ублюдок все же достал меня, он что-то зло выкрикивал на своем языке, не прекращая выписывать в воздухе восьмерку своим посохом. Я попытался встать, но не тут-то было. Прижало меня знатно. Ярость взвилась алой птицей у меня в груди. Кто ты такой, старик, против меня?! Я. Сама. Смерть! С гулким рыком, разорвав чары, довлевшие надо мной, в один прыжок я оказался у него, и всадил свою руку прямо ему в сердце. Когти прошли через плоть и кости, словно это было масло. Дед в последний раз вздрогнул и обмяк на моей руке. - Деда, не-е-т! – с этим криком, что-то ударило меня по ноге. Повернувшись налево, мне пришлось опустить взгляд, чтобы рассмотреть того, кто нанес мне удар. Это был маленький жеребенок, будь он человеком, сказал бы что лет пяти. В своей руке он держал какую-то палку. Еще один его удар, я легко перехватил рукой. На лице мальчишки был написан ужас, вперемешку со злобой. Я уже было потянул руку к мальчику, как раздался крик: «Нет!», и мне в руку попала стрела. Оглянувшись, я рассмотрел перекошенное ужасом лицо женщины, она судорожно натягивала лук с еще одной стрелой. Эта кентавр была рыжеволоса, всю ее человеческую часть покрывали веснушки. От ее второго выстрела я увернулся, и отступил на пару шагов от мальчика. Ярость угасла, оставив после себя кислый привкус во рту. Осознание того что я наделал, медленно начинало до меня доходить. - Бегите, - хрипло прорычал я. Но на мои слова никак не прореагировали, замерев каменными истуканами. - Я. Сказал. Бегите! – уже куда громче повторил я. И это возымело свой эффект, все оставшиеся кентавры бросились прочь, а я остался посреди поселения, окруженный трупами существ, которых я и лишил жизни. Чем я стал? Упав на землю, я свернулся калачиком и зарыдал. Кто-то, помогите. Помогите мне. Помогите мне. Помогите мне. Я словно мантру повторял эти слова про себя, пока заходился рыданиями. Я не хочу стать монстром. Помогите. Том, помоги. Том, помоги мне. Не знаю, как много времени прошло, и как долго я повторял это. Но в конце концов раздался одинокий хлопок аппарации.