Я из Питера.

Возвращение домой постепенно превращалось в пытку. Чем ближе я подходила, тем больше я начинала нервничать. Ненавижу это чувство. На подходе к подъезду, я увидела знакомую картину. Влад в форме, мама плачет, папа стоит опечаленный. СТОП, ЧТО?! - Мне кто ни будь, собирается рассказать, что происходит? – Я смерила Влада гневным взглядом. Он взял меня за руку и отвел в сторону. - Послушай, ты была права. – Я почувствовала, как мои щеки запылали. - Ты о чем…мама…она…да? – Слезы наворачивались на глаза. - Мы нашли в ее сумочке салфетку с кровью Кати. – Он опустил глаза. - Но она, же могла, я не знаю, просто эта салфетка могла быть использована с другой целью. Она могла просто останавливать кровь этой салфеткой, когда Катя порезалась, или еще что ни будь… - Кира, стоп. Она сама призналась. Я не выдержала и кинулась к Владу в объятья. Я рыдала у него на плече, как маленькая девчушка. Все мои потайные страхи вышли наружу. Это было ужасное чувство. А Влад просто стоял и гладил меня по голове, что-то бормоча. В такие моменты начинаешь ценить людей… С сзади подошла плачущая мама. Сейчас она выглядела сильно постаревшей. - Кира я… - Мам, я все знаю. Я подозревала. Как…Зачем? - Я сошла с ума, когда увидела ее с отцом Кирилла. Я была в ярости. Мне так жаль. - Я понимаю, - Я обняла ее. – Но ты не должна была этого делать. Я переживаю мам, что если они… - Посадят меня? Да. Так и будет. - Но… - Кира, ты уже взрослая. Я совершила ужасный поступок, думаю, будет лучше, если ты поймешь мою ошибку, и больше не заговоришь со мной. – Она подняла глаза. Как много печали они выражали. - Мам, я понимаю, и мне сложно с тобой говорить, но ты все-таки моя мама, и я люблю тебя. - Вика, отпусти ее! – Папа явился из неоткуда. Он вырвал меня из маминых рук, и завел за спину. - Дай мне попрощаться с дочерью! – Мама в момент стала серьезной и решительной. - За тобой уже приехали. Моя мама махнула мне рукой, и, уходя, расплакалась. Я видела ее в последний раз. - Зачем ты сделал это?! – Я начала колотить папу руками. - Кира! Остановись! – Он заглянул мне в глаза. – Мама совершила ошибку. Я не разрешаю тебе с ней общаться. - Ты не имеешь права! Она все еще моя мать! – Я с усилием подчеркнула слово « мать». Папа ничего не сказал, и отвел меня в дом. Спустя три дня. Отношения с папой сильно ухудшились. Мне становилось труднее с ним общаться. Всякий начатый разговор, заканчивался слезами и истерикой, с моей стороны, разумеется. Единственный человек, который меня поддерживал – это Влад. Он стал для меня больше чем другом, хотя мы и не встречались. После каждой ссоры с отцом, я звонила Владу. Иногда он приезжал, а иногда просто говорил слова утешения. Его голос стал для меня бальзамом, залечивающим все раны. И вот, после очередной ссоры с отцом, я позвонила своему другу. - Влад? – Задала я вопрос, делая вид, что не плачу. - Да. Ты что-то хотела? Опять с папой переругались? – Похоже, он находился на улице. - Тебе неудобно говорить? - Если честно, да. - Не вопрос. Позвоню позже. - Да давай. *Вы можете пройти в камеру. У вас…* Донесся голос из трубки. Похоже…ГОСПОДИ, ДА ОН ЖЕ У МАМЫ! Быстро собравшись, я вылетела из дома, разумеется, ничего не сказав папе. Метро, метро. Все люди спешат, кто на работу, кто к семье, кто еще куда. Все мои мысли, состояли из размышлений о маме. Наконец, доехав до нужной станции, я поспешила выйти из подземки. Идти отсюда было не далеко. Чем ближе я подходила к тюрьме, тем больше попадались старички и музыканты, выпрашивающие денег. Не могу им отказать, такой уж я человек. Всегда рубля два, да найдется. Здание тюрьмы было не таким уж серым и мрачным. Хотя определенное настроение навевало, и оно определенно не было радостным. Я быстро прошла в холл. - Вы к кому?- Спросила меня женщина, сидевшая за столом. - Я к Виктории Громовой, мой друг уже пришел и я… - Закончить мне не дали. - Второй этаж третья камера. – Она лучезарно улыбнулась. – К маме, да. Я поспешно кивнула, поблагодарила чудесную даму, и кинулась к лестнице. Немного постояв перед дверью в мамину камеру, я все же решила ее открыть. Внутри сидели мама и Влад, о чем-то оживленно разговаривая. Она выглядела уставшей, ее светлые волосы потускнели, как и она сама. Но все же через всю эту мерзость, которая на нее свалилась, пробивалась мамина красота. Ее глаза не приобрели болотный оттенок, а наоборот, стали еще более синими. Вдруг, она подняла на меня глаза. В них явно читалось сожаление. Как же я соскучилась! - Кира… - Ее голос дрогнул. - Здравствуй, мамочка. – И я кинулась к ней в объятья…