Аномалия

       Постепенно капитан Джек Харкнесс знакомится со всем Британским Отделом. Ладно, хорошо, может, не прямо со всем. С большей частью оперативников, с парой-тройкой невезучих стажеров и одним шумным японцем, участником программы «по обмену опытом».        Он много узнает. Это действительно причудливо. Жизнь Джека Харкнесса нормальной в принципе не назвать, но даже после всех инопланетян и временных парадоксов, после всего выяснять подробности работы смерти… причудливо. Странно.        Реально странно. Хотя у Джека, разумеется, свои собственные, особенные отношения со смертью. На грани попирания законов мира отношения, о чем ему не забывает напоминать суровый и красивый, будто благородный лорд, начальник Британского Отдела, мистер Уильям Т. Спирс.        Оный мистер Спирс примечателен еще тем, что они с Джеком в определенный момент знакомства самым естественным образом накидались в дрова, что обоим, строго говоря, не свойственно. Эх, давно это было… Торчвуд-3 еще вполне существовал, и жизнь Джека не превратилась в череду перестрелок и потасовок без особой цели.        Вообще, Спирс — мировой мужик, умный, выверено-ироничный, очень правильный и слегка помешанный на своей работе. Не удивительно, что Джек со своими бесконечными смертями настолько его бесит.        Джек и рад бы помочь, но он понятия не имеет, как оно, собственно, работает.        Тем не менее, именно от Спирса капитан Джек Харкнесс узнал, что Жнецами становятся в основном самоубийцы, хотя бывают и исключения: тревожные, неправильные, неправедные смерти, слишком сложные для либма. Нераспределимые. При отягчающих обстоятельствах, что бы сие ни значило.        Спирс, вообще-то, появляется редко. Он же начальник, у него полно работы и кроме аномалии капитана Джека Харкнесса. Кстати, интересно, записывается ли в жнеческих архивах его настоящее имя-при-рождении или только нынешнее?        И что с датой появления на свет?        В общем, раздражение начальника Британского Отдела Джек вполне понимает.        А вообще, отдел у них забавный. Взять хоть Рона Нокса, харизматичного и обаятельного, почти как сам Джек (но все-таки не настолько!), повесу с газонокосилкой наперевес. Рону смерть капитана Джека Харкнесса достается чаще всего, и он в последнее время имеет презабавную привычку приходить заранее. Травит байки, хвастается девчонками, выспрашивает, кто еще из его коллег являлся за Джеком.        Рон Нокс — самая болтливая смерть в Британском Отделе. Именно от него Джек узнает имена большинства остальных несчастных, вынужденных заполнять бумажки об очередном Джековом воскрешении.        Хмурый валлиец с тяжелой челюстью — Адам Элиссон.        Сутулый рыжий шотландец с тройным пирсингом в носу — Дэвид Андерсон.        Щуплый лондонский юноша с нежным личиком — Алан Хамфриз, а его цепной напарник с дредами на виске — Эрик Слингби, дымящий как паровоз.        С ними чаще всего Джек не болтает: большинство Жнецов удручающе пунктуальны, являются точно в срок смерти, а воскрешения и вовсе не ждут.        Иногда Джек Харкнесс не понимает, какого черта вообще этим занимается. Однако нужно же делать хоть что-то? После распада Торчвуда в груди у него поселилась сосущая пустота, почему бы не заполнить ее смертью и случайными связями?        Или случайными связями со смертью?        Рон Нокс, собрав очередной моток его пленки (и оценив запечатленную там оргию, вероятно), хмуро предостерегает капитана Джека Харкнесса, чтобы не смел вестись на провокации некоего «Сатклиффа», ежели оный когда-нибудь за ним явится.        Согласно закону мироздания, помянутый Сатклифф является очень вскоре, ухитрившись опоздать, и оказывается обманчиво-хрупким визгливым созданием в алом плаще и с такой же термоядерно-красной шевелюрой.        После неизменного воскрешения Джек обнаруживает его же рядом с собой, в развороченном баре. Сатклифф сидит на стойке, болтая худыми ногами (на нем женские полусапожки на шпильке и до скрипа узкие брючки, тоже женские).        В руках у него широкие мотки пленки.        — Я еще в тот раз заметил, — произносит Сатклифф. Это определенно он, Рон описывал своего бывшего куратора очень язвительно и точно. — Насколько вы потрясающе интересный, разносторонний человек, мистер Харкнесс… И красавец-мужчина, к тому же.        — О, я рад, что не разочаровываю, — сверкает улыбкой Джек. Кряхтит, поднимаясь с пола, озабоченно щупает шею, совсем недавно распоротую бутылкой-розочкой. Под ногами хрустит стекло. — Мистер Сатклифф, я правильно понимаю?        — Ну что вы, — мурлычет Жнец. Облизывается, между накрашенных губ мелькают треугольные акульи зубы. — Просто Грелль, прошу вас. Вы же такой душечка.        Нет, к таким случайным связям Джек определенно не готов. Тем более, он слишком уважает Спирса, а на служебный роман Спирса и Сатклиффа Рон намекал весьма однозначно.        Можно сказать, познакомившись с Сатклиффом лично, Джек стал Спирса еще больше уважать. И торжественно признал Спирса извращенцем.        Трясущиеся стажеры Джека обычно умиляли. Заговаривать они с ним не заговаривали, но всегда приходили заранее. Джек научился запросто отыскивать их на Кардиффских крышах, в густых тенях злачных переулках, мелькающих мимолетно в зеркалах и в дождевых лужах. Отличить стажера от полноценного Жнеца тоже получалось запросто: по простеньким ученическим очкам, стандартной маленькой Косе и по ужасно сосредоточенной рожице.        Воскресая в очередной раз, Джек им немного сочувствовал.        Однажды на улице его банально и тупо сбивает машина, и, приходя в себя в морге, он обнаруживает рядом откровенно симпатичную блондинку с огромными зелеными глазами.        Впрочем, глаза у Жнецов у всех зеленые. Все Жнецы зеленоглазые, близорукие и странные, стоит записать.        — Вы — мое последнее задание на сегодня, — делится девушка звонко, хотя и немного смущенно. — Вот я и решила посмотреть на легенду отдела.        В ней есть что-то безусловно аристократическое, как в Спирсе. Осанка, плавность движений, подкупающие манеры.        — Очень приятно с вами познакомится, — говорит Джек, и ничуть не кривит душой. — Вы — самая очаровательная смерть на моей памяти.        — Ах, спасибо, но ведь на самом деле в этой форме совсем не получается быть милой, — она одергивает рукава строгого траурного пиджака. — И с моей стороны совсем не вежливо не представится! Простите. Можете называть меня Лиззи, хорошо?        Лиззи трогательная, пусть и немного шумная и кажется глуповатой. Но Джек замечает за ее солнечной улыбкой затаенную грусть. Он угощает ее хорошим кофе и покупает в лавочке рядом с больницей роскошный букет пионов.        Лиззи смеется, прижимая цветы к лицу.        Джеку даже жаль, что своим воскрешением он доставляет ей и ее отделу кучу бюрократических сложностей.        — Знаешь, у нас уже стандартная форма отчета на тебя есть, — поделился как-то Рон, когда они сидели в баре после крайне неприятной смерти Джека от медленного нейропаралитического яда. — Ты в последнее время что-то разошелся.        Джек хмыкнул. Рон умел болтать за троих, умел пить (пусть и не с таким размахом, как его шеф) и его можно было считать почти приятелем. Насколько приятелем может быть нечто, периодически вскрывающее газонокосилкой твою грудь и копающееся в твоих самых сокровенных воспоминаниях.        Когда, воскресая в парке, в куче опавшей листвы, после двух выстрелов в лоб в упор, Джек видит над собой силуэт Янто Джонса, он не верит своим глазам.        Резко садится, стряхивая листья с шинели. Щурится, трет виски.        Янто смотрит на него неестественно спокойно, его руки в карманах строгих траурных брюк, на поясе — маленькая стажерская Коса, а на носу — стандартные очки в легкой пластиковой оправе.        Его галстук и манжеты все еще безупречны, костюм все еще идеален.        — Но… — выдавливает Джек. Ему хочется протянуть руку, дотронуться, удостоверится… Он никогда раньше к ним не прикасался. Что Янто делает здесь? Как так вышло? Что происходит?! — Но как?!        — Не обязательно быть самоубийцей, — Янто улыбается самым краешком губ. Плечи его напряжены. — Ты ведь в курсе. Капитан Аномалия.        Джек решительно поднимается на ноги. Делает шаг. Обнимает Янто и прижимает к себе, и утыкается лицом в его плечо, вдыхая запах до чертиков знакомого одеколона, и Янто теплый-теплый-теплый… Янто вздрагивает у Джека под руками.        — Джек…        А потом обнимает в ответ.        — Я… У тебя есть еще работа сегодня? — шепчет Джек. Будто ничего не произошло и не изменилось, будто прошедшее время и все обстоятельства ничего не значат.        — Мистер Хамфриз охотно согласился меня прикрыть, — светским тоном отзывается Янто. — И мистер Сатклифф. За мой кофе даже смерть готова продать душу.        — Я всегда это знал, — улыбается Джек. Поднимает голову, берет Янто за подбородок и, наконец, целует, не отводя взгляда.        Глаза у Янто зеленые.