Супруг по контракту

Эвальд люн Кассль Длинная дорога вымотала меня и физически, и морально. Я плохо ел и мало спал, вдруг разом утратив и аппетит, и сон, тем самым нарушая все рекомендации королевского акушера. Место в дилижансе действительно было хорошее, теплое и удобное, но даже это не спасало меня от чудовищной усталости, овладевшей телом уже на третий день долгого пути. Спину ломило, ноги отекли, и я не понимал причины этого, ведь совсем небольшой срок беременности никак не мог вызвать такие явления. Мы останавливались на ночлег в постоялых дворах, я наскоро ужинал, не различая вкуса поданных блюд и ложился в постель, но сон не шел, и я ворочался до полуночи, обуреваемый тоской и невеселыми думами о прошлом и будущем. Правильно ли поступил, не взяв оставленные мне Реналем деньги? От этих мыслей разламывалась голова и к глазам подступали слезы, - как вернусь домой с пустыми руками, как гляну в глаза отцу и братьям, что скажу Мичи и остальным зависящим от нас людям? Но чем больше я думал об этом, тем яснее осознавал, что ни за что на свете не поступил бы иначе, - чтобы не потерять себя, не утратить достоинства, не лишиться чести и совести - единственного истинного богатства бедняка, без которого само существование полностью теряло свой смысл. - Отец поймет, - исступленно шептал я в темноту ночи, - братья поймут. Как я по ним соскучился! Все ли у них в порядке, хорош ли был урожай, и благополучно ли они пережили прошлую зиму, пока я наслаждался теплом и уютом, купаясь в роскоши? Мы ехали тем же маршрутом, что и тогда, с караваном в Чонгун, и память услужливо подсовывала мне ненужные сейчас воспоминания, терзавшие меня неизбывной тоской. В одном из постоялых дворов, дня за три до прибытия на конечный пункт, в общей зале стояло большое зеркало. Глянув в него, я не узнал себя в посеревшем измученном парне, испуганно смотревшем на меня из далекого мутного зазеркалья. - Так не пойдет, - осуждающе прошептал я своему отражению, - ты не можешь предстать перед своей семьей в таком ужасающе неприглядном виде! Они ждут тебя, радуясь предстоящей встрече, а ты насмерть перепугаешь их унылым лицом и бледной худобой впалых щек, и это не считая того, что не привезешь денег! Возьми себя в руки, безвольный дурак, ты теперь не один и не имеешь права быть таким эгоистом! Как бы ни было горько и больно от невозвратной потери, ты должен забыть Реналя, он не пара тебе, и ты никогда его больше не увидишь. У тебя есть о ком думать, так что перестань изображать из себя мученика и отправляйся на ужин! Съешь все, что подадут, и ложись спать! И чтобы завтра же я увидел в этом зеркале тебя прежнего - веселого и жизнерадостного оптимиста Эвальда люн Кассля! Погода на юге была не в пример лучше, чем в столице, и это тоже радовало глаз и сердце, я даже заставил себя улыбаться, глядя в окно на проплывающие мимо еще почти зеленые леса, ласково освещенные теплым солнышком. - А ты повеселел, парень, - приветливо обратился ко мне один из попутчиков, - ожил, видно родные места почуял. Давно дома не был? - Давно, - вздохнул я. - А вы, господин? - Нет, я туда и обратно, по неотложным делам был в столице. - Скажите, как простояли здесь весна и лето? Хороший ли был урожай? - Я в деревенских делах ничего не смыслю, - улыбнулся попутчик, - но вот товарищ мой, он купец, говорил, что таких урожаев давно не бывало! Крестьяне воспряли духом, тем более, что чонгунцы теперь стали не врагами, а покупателями. Все в прибыли, и хозяева поместий, и торговцы зерном и картофелем! Хорошие новости обнадежили, и я почувствовал себя гораздо увереннее. В день прибытия в наш приграничный городок я в первый раз за все время пути распаковал свою сумку, решив переодеться перед встречей с родными в свежую тунику. Чтобы найти нужную вещь, мне пришлось основательно покопаться в своем багаже, и пальцы вдруг замерли, нащупав на дне незнакомый плотный кошель из гладкой дорогой кожи. Недоумевая, что бы это могло быть, я выудил не принадлежавший мне предмет на свет божий, открыл и застыл в изумлении - все подаренные мне Реналем драгоценности лежали тут аккуратно сложенные, каждая в отдельном мягком мешочке, вот потому-то я и не обнаружил их раньше, - они не издавали свойственного им серебристого звона, как непременно случилось бы, лежи они вместе. "Предполагая, что ты ни в коем случае не согласишься принять от меня эти побрякушки, я взял на себя смелость самовольно засунуть их в твой дорожный короб, - писал Реналь в приложенной к бриллиантам записке. - Это все твое, мой хороший, и никто никогда не наденет ни одного из этих украшений, кроме тебя! Не вздумай считать себя обязанным мне за эти мелочи, ибо то, что ты сделал для меня, не измерить никаким золотом и сверкающими камушками! Моя спасенная тобой жизнь принадлежит тебе, любовь моя, помни об этом." Вещичка упоительно пахла Рени, и я не выдержал. Ткнулся лицом в дорогую кожу и дал волю слезам, позволив себе выпустить на волю так долго сдерживаемую боль и отчаянье... *** А у почтовой станции я с изумлением увидел напряженно застывшую в ожидании высокую фигуру Мичи. Казалось, он не дышал, и на его лице жили только глаза, жадно всматривавшееся в каждого путника, выходившего из дилижанса. - Мичи? Ты как здесь? - радостно окликнул я, резво спрыгивая с последней ступеньки. - Меня встречаешь? Но откуда ты узнал, что я сегодня приеду? - Эви, наконец-то!.. - вихрем бросившись ко мне навстречу, с восторгом в голосе выдохнул он. Подбежал и обнял, крепко прижав к своему плечу. - Четвертый дилижанс встречаю, думал, что уж и с этого не дождусь тебя! Как ты, малыш? - отстранив меня на расстояние вытянутой руки, он жадно вглядывался в мое лицо. - Похудел, побледнел, стал еще красивее!.. О, великий Юйвен, спасибо тебе за великую радость, за то, что вернул нам нашего Эвальда! Как же хозяин обрадуется! Он так тосковал по тебе, так расстраивался! Негодник, ты ведь почти самовольно из дома удрал и отца не послушал! Слава небесам, жив, здоров... - Мичи! - прервал я поток его нескончаемой радости. - Хватит про меня, лучше скажи, все ли дома в порядке? Крыша не рухнула зимой вам на головы? - О, тебя ждет столько новостей! - захлебывался словами обычно сдержанный и спокойный наш управляющий. - Вот ведь как бывает несправедливо, если бы только я знал тогда, год назад, когда мы с тобой так неожиданно встретились в таверне, с чем приехал к хозяину Альвину твой альфа!.. Или явился бы тот господин на месяц пораньше, тебе бы и вовсе не пришлось никуда уезжать! - О чем ты? - непонимающе воззрился я на взволнованное лицо Мичи. - Разве не письмо от знакомого из столицы доставил тогда отцу господин Кайрат? - Поедем скорее, ты сам все увидишь! Да и не хочу портить сюрприз, потерпи уж до дома, не расспрашивай, ладно? Хозяину будет что рассказать своему старшему сыну! - он схватил меня за руку и потащил к коновязи, но вдруг резко затормозил и с волнением взглянул в мое лицо. - Эвальд, эээ... вот я дурак... как же спросить-то? Ты ведь... ты, часом... не после...хм...родов? Я верхом приехал, не будучи уверен, что встречу тебя, коляску не брал, а тебе, может, нельзя еще... на коне? А, что скажешь? - Нет, все в порядке, - рассмеялся я, наблюдая за его смущением, - я абсолютно здоров и могу проскакать на коне хоть до столицы Чонгуна. Поспешим, Мичи, я очень хочу увидеть отца и братьев, а также все те таинственные сюрпризы, о которых ты тут говорил с таким многозначительным видом! Что, где моя лошадь, почему здесь только одна? А, ты не взял? Ну и ладно, разве же в первый раз нам ехать с тобою вдвоем?.. Позволив обнять себя, я крепко прижался спиной к груди Мичи, сгорая от нетерпения узнать, что же случилось в нашем замке за время моего отсутствия. Но то, что открылось глазам с небольшого взгорка, откуда родной дом был виден, как на ладони, превзошло все мои ожидания... Замок выглядел великолепно, - новенькая кладка древних стен придавала ему вид нарядный и праздничный, сверкающие купола башенок довершали чудную картину достатка и обустроенности, вычищенный парк и подъездная аллея радовали глаз. Беседки, решетчатая ограда, аккуратно подстриженные лужайки, яркие цветы на осенних клумбах, - все это напомнило мне очаровательные окрестности поместья Реналя. - Как вы смогли сделать это? Когда починили замок? Где взяли деньги? - ошеломленным шепотом выдохнул я. - Это же надо немало иметь, чтобы и замок, и парк... Как? Откуда? Я слышал, что урожай был невероятно щедр, но все равно этого было бы недостаточно. Неужели в прошлую осень кто-то прислал отцу целое состояние? Может ли статься, что дед, наконец, поимел совесть, и вспомнил о своих родственниках? - Наверное, я долго еще вопрошал бы пространство, но тут ворота открылись, и на пороге показался отец, провожавший лучшего гарнизонного лекаря, и я с радостным нетерпением поспешил ему навстречу... Реналь лан Эккель Я жил, как заведенный, не давая себе передышки. Только так я мог дышать, думать, действовать. С утра до позднего вечера мы принимали чиновников, выслушивали мнения и устраняли возникающие споры, усовершенствовали систему законодательства, рассматривали предложения и вносили в них свои поправки, с тем, чтобы потом, в королевском Совете, утвердить и дать им путевку в жизнь. Наладили торговлю с соседними королевствами, в том числе и с Чонгуном, сделав им специальные скидки в ценах, заручились поддержкой вождей племен, усилили армию. Формально король еще считался нашим повелителем, но передача трона и коронация были не за горами, все это знали и готовились, всяк по-своему. Одни министры откровенно унижались перед будущим молодым правителем, опасаясь лишиться теплого места, другие откровенно радовались новому веянию, исходившему из дворца. Вейр и законный супруг Наследника неплохо ладили между собой. Оба обладали цепким житейским умом омеги и весьма активно помогали своему влиятельному господину в решении государственных задач. Видя все это, за будущее Принца можно было не опасаться, чего я не мог бы сказать о своем собственном. Жить с Ильваром я не хотел ни при каких обстоятельствах, особенно после всех драматических событий последнего года, раскрывших мне в полной мере его змеиную сущность. Я вообще не знал, как с ним поступить, и отправил пока от себя подальше, хотя он и умолял меня не делать этого. Вопрос с его отцом тоже был весьма спорным, и мы ломали голову, каким образом уменьшить в Совете влияние Первого министра, одновременно не раздразнив дремлющего дракона в лице его многочисленных еще сторонников. По вечерам, когда столица и двор затихали, и все расходились по своим домам, мне делалось особенно паршиво. Вначале я пытался заглушить свою чудовищную тоску привычным способом, посещая Дома развлечений, но вскоре понял, что на сей раз это не сработает. Песни и танцы омег не шли ни в какое сравнение с музыкальным талантом Эйлина, их старательные попытки развлечь посетителя только раздражали, ухудшая и без того скверное настроение, телесная близость не доставляла удовольствия, заставляя чувствовать себя предателем. Я скучал по Эйли, и чувство это не уменьшалось со временем, как логично было бы предположить, но становилось сильнее. Тогда я перестал бороться с собой, сел в карету и поехал в поместье, где долго бесцельно бродил по его комнатам, сидел на нашей постели, где столько раз мы безумно любили друг друга, трогал пальцами струны бузуки, без конца вспоминая каждую мелочь... - Хозяин, я убирал в библиотеке, и поднял с пола листок, - робко постучал в дверь горничный Рити, - это Эйлин писал. Я не выкинул, подумал, может быть, вам будет интересно... "Как повысить урожайность овса и ячменя..." - тонкий изящный почерк моего любимого. Зачем ему это, сыну мастерового человека, промышляющего конскими сбруями? Нет, не похож Эйли на кожевенника, он вообще не похож на простолюдина... Как я мог отпустить его, не узнав, что действительно привело его на столичный Аукцион? Он не раз говорил, что его семья в бедственном положении, но почему же не взял деньги, которые я оставил ему в то утро? Кто он на самом деле и почему предпочел уехать от меня с пустыми руками? Хорошо еще, что мне пришла в голову мысль запихнуть ему в сумку те побрякушки... Вопросы мучили меня, и я ломал над ними голову до одурения. "Как же я позволил ему уехать, сделав лишь слабую попытку удержать возле себя? Почему не проявил настойчивости? Он ведь тоже любит меня, но почему не остался? Почему не доверился мне, не открыл правды?.." - Ваша Светлость, вас спрашивает странный человек, - прервал размышления дворецкий, - грязный и измотанный, мы не решились его провести в дом и оставили на крыльце. Говорит, что служил вашему тестю, и теперь в бегах. - Я поговорю с ним, - быстро вскакивая, воскликнул я, - проводите в гостиную. Но сначала накормите, раз говорит, что в бегах, наверняка голодный. Я спущусь через некоторое время, пусть спокойно поест. Человек был измотан до крайности. Слуги дали ему умыться, и лицо его было чистым, но одежда и обувь совершенно пришли в негодность, в рваные дыры проглядывало тело, и это почти по зимнему времени! Увидев меня, он испуганно вскочил со стула и упал на колени. - Ваша Светлость, простите, что осмелился прийти в ваш дом, но мне нужно сказать вам что-то очень важное, и я только теперь смог пробраться сюда незамеченным, с большим трудом оторвавшись от моих преследователей! Выслушайте меня, прошу вас, я расскажу вам всю правду о моем хозяине! - Встань с коленей, сядь и расскажи все толком, - стараясь говорить как можно мягче, ответил я. - Кто ты, кто преследует тебя и как ты оказался в таком положении? - Я Халим, слуга Его Превосходительства Первого Министра, служил ему верой и правдой больше тридцати лет, а теперь он обвиняет меня в поджоге его имения и ищет, чтобы казнить за преступление, которого я никогда не совершал. - Халим? Тот самый, что ухаживал за буйно помешанным дядюшкой, чьи останки нашли на пожарище? - Это Его Превосходительство так сказал про добрейшего господина Макэрта? - печально усмехнулся человек, назвавшийся Халимом. - Нет, его родной дядя не был сумасшедшим, он был несчастнейшим человеком в нашем королевстве, превращенным собственным племянником в бесправного раба. Господин Макэрт всегда был против ремесла своего старшего брата - изготовителя ядов, и после его смерти наотрез отказывался продолжать это гнусное дело, вот тогда-то Первый министр и заключил его в подземелье, приковав цепями в тайной лаборатории. Макэрт был вынужден ему подчиниться, под страхом пыток и мук голода, но все же он умело обманывал своего злобного родственника, добавляя в яды безопасные составляющие, тем самым уменьшая в разы их губительное воздействие. Я провел с этим узником долгие годы, мы стали словно родные братья, и он доверял мне во всем, как себе самому. - Но что же случилось тогда в лаборатории? Как погиб господин Макэрт, и почему ты стал беглецом? И кто прислал в королевскую лечебницу записку с указанием, где искать противоядие? - За два дня до пожара Его Превосходительство явился в наше убежище с человеком в маске, что случалось довольно часто, потому как все свои гнусные делишки он проворачивал в старом поместье отца, назначая там встречи наемникам. Он не стеснялся несчастного узника, считая его полностью для себя безопасным, я же старательно изображал перед ним слабоумного, и он был полностью в этом уверен, а потому и не принимал во внимание мое присутствие, смело говоря при мне обо всех своих планах. Так мы узнали о готовящемся покушении на Наследного принца, и господин Макэрт очень расстраивался по этому случаю. Предупредить о злодейском намерении у нас не получилось, охота уже отбыла в дальние угодья, и все, что нам оставалось - с замиранием сердца ждать печальных новостей, но ваша самоотверженность спасла жизнь Принца, и Первый министр был настолько зол, что утратил на время обычное свое самообладание. Он ворвался в нашу каморку и потребовал сказать ему, где стоит противоядие от так называемого "пятого яда", которое он применил в покушении на Наследника. Эти яды под номерами из тех, что хранятся практически вечно, не портясь и не теряя силы. Их варил еще покойный отец его, и рецепты он содержал в секрете, они так и умерли вместе с ним. Господин Макэрт сказал, что не знает такого в нашем хранилище, на что Первый Министр ответил бранью и сильно побил своего дядюшку, после чего самолично долго рылся на пыльных полках, но ничего не нашел и в гневе уехал. - А как же записка? Значит, господин Макэрт знал, где стоит эта склянка? - Разумеется, знал, Ваша Светлость, а разговоры о противоядии дали ему понять, что вы не убиты, а только ранены. Вот тогда он и написал для ваших друзей ту записку, которую я прикрепил на стрелу и точным выстрелом послал в окно лечебницы. Я сам бы принес эту склянку, но мы не имели доступа в хранилище, Его Превосходительство постоянно держал дверь на замке. Как же мы волновались, когда под вечер он снова появился, да не один, а с Ильваром, которому велел отыскать противоядие. Остальное вы знаете. Я видел, как Ильвар поджег хранилище, но потушить не мог, и приложил все силы, пытаясь спасти господина Макэрта, однако цепи были прикованы намертво, и сил, чтоб вырвать их из стены, мне не достало. Я собирался принять смерть вместе с дорогим моим соузником, но он убедил меня, что я должен жить, чтобы раскрыть все злодейства его племянника и таким образом отомстить за его погубленную жизнь. Простите, что так долго добирался до вас, Ваша Светлость, меня обложили со всех сторон, и я не мог и носа высунуть из своего убежища. - Хорошо, Халим. Сможешь повторить все, что только что рассказал мне, перед Его Величеством? - Смогу, Ваша Светлость, и не только об этом. Служа Его Превосходительству долгие годы, я знаю многое, в том числе и случай пятнадцатилетней давности, произошедший с генералом Джиангом люн Касслем. Я покажу вам писца, который подделал почерк генерала, написав обличающие его свидетельства, покажу исполнителей гнусного заговора, подкинувших бумаги в его дом, назову всех главных соучастников и лжесвидетелей. Вы можете допросить их, припугнув пытками, и эти людишки тут же сознаются, предав своего покровителя, потерявшего власть и влияние. Они все трусы, преданные лишь тем, кто им платит. - Не волнуйся ни о чем, здесь ты в полной безопасности. Сейчас можешь отдохнуть в моем доме, слуги приготовят тебе ванну и переоденут в чистую одежду, а утром мы вместе поедем во дворец. *** Уже через день, соблюдая строжайшую тайну, Королевское ведомство правосудия начало проводить следствие, в ходе которого были раскрыты многие тайны закулисных игр первых чиновников...