Супруг по контракту

Эвальд люн Кассль (ранняя весна) За окном летел мелкий снег и тут же таял на сырой земле, оставляя робкий белый налет лишь на резных перильцах беседки и по краю аллеи, и то ненадолго, пока вездесущая влага не настигала хрупкие снежинки и там, превращая в воду, - мягкая южная зима подходила к концу. А в прошлую зиму, в это же самое время, в поместье Рени еще лежали сугробы, и частые метели щедро подсыпали в сад свежие слои белоснежного покрывала... Я тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. Ну почему мне так сложно не думать о прошлом, воскрешая в памяти мельчайшие подробности навсегда ушедших счастливых дней, почему глядя на снег, я всегда становлюсь так задумчив? Может быть потому, что именно зимой расцвела алым цветом моя сумасшедшая запретная любовь, которой я отдавался с бездумной смелостью? Сколько раз так бывало: я просыпался в кольце ласковых рук Рени, а за окном мягко кружила метель, наполняя комнату нежно-сиреневыми оттенками, и мы долго лежали обнявшись, любуясь ее очаровательным белым буйством, а потом, позавтракав, одевались и шли сквозь снежный водопад к пруду, и хрупкие снежинки таяли на наших губах в жарких поцелуях, превращаясь в чистые прозрачные капельки... - Эвальд, ты точно не поедешь со мной на церемонию? - вырвал из романтических грез голос отца. - Свадьбу среднего брата ты уже пропустил, теперь и малышу нашему не хочешь пожелать семейного счастья? - Я уже сказал ему все, что хотел, отец, - скрыв вздох, спокойно ответил я, - и он меня понял. Беременный незамужний старший брат не слишком хорошая репутация для младшего, так что я полагаю, мне лучше не появляться на свадьбе. Езжайте, а то опоздаете, путь не близкий, да и дороги раскисли от сырости и осадков. - Хорошо, Эви, - отец подошел ближе и ласково приобнял меня за плечи, что позволял себе довольно редко, - я скоро вернусь, и тогда мы поговорим с тобой о твоем будущем. Ты так и не рассказал мне всей правды о проведенном в столице годе, я чувствовал твою недосказанность с самого первого дня, когда ты только приехал, но не давил на тебя, давая время отойти от пережитого. Ты часто грустишь, не желая поделиться со мной своими мыслями, и это огорчает меня. - Со мной все в порядке, отец. А будущее? Вы знаете его. Братья счастливо обрели свои пары, а я буду жить здесь с вами, растить сына и заниматься хозяйством, которое, к счастью, наладилось, несмотря на то, что я не принес в дом ничего полезного. - Да, я слышал твою песню не раз, Эви, но совершенно не удовлетворен ею. Ты молод и красив, и более чем достоин счастья. Одинокому омеге сложно выжить в нашем непростом мире, да к тому же еще и поднять ребенка, я знаю это по своему печальному опыту. - Но вы же сумели воспитать нас достойными людьми, отец, смогу и я. Однако вы правы, поговорить нам нужно. Я буду ждать вас, возвращайтесь поскорее. - Хорошо, мой мальчик. Не хочется оставлять тебя одного, как-то на душе у меня тревожно. Ты точно будешь в порядке эти два дня? Жаль, что Мичи тоже уехал, как раз одновременно со мной. - Ничего не поделаешь, отец, весенняя ярмарка бывает раз в году, и пропустить ее нельзя, нужно много всего закупить. В этот раз я не помощник Мичи, так что вся забота легла на него. Езжайте спокойно, не нужно обо мне беспокоиться, я чувствую себя прекрасно, до родов еще и палкой не докинуть, а кроме того я не один остаюсь, в доме пять слуг, которые готовы носить меня на руках, вы же знаете... Проводив отца, я вернулся к себе и погрузился в раздумья. Да, мы ничего не открыли друг другу в день моего возвращения, скомкав встречу счастливыми восклицаниями, улыбками и объятиями. Братья радовались мне совсем по-детски, Мичи не сводил с моего лица влюбленных глаз, а отец почему-то не слишком расспрашивал о прожитом в столице времени, словно боялся узнать правду, довольствуясь тем немногим, что я набрался духу о себе поведать, скованный смущением и робостью от той шокирующей новости, в которой предстояло сознаться. - Простите, отец, я не оправдал ваших ожиданий и вернулся домой ни с чем, - оставшись наедине, первым делом покаялся я, - вы были правы, и выполнить условия контракта оказалось не так просто, как мне казалось... Я боялся показаться вам на глаза, боялся увидеть вас в крайне стесненных обстоятельствах и причинить еще большее беспокойство своим положением, и поэтому так переживал всю дорогу, не зная, как объяснить... - Глупый, - растроганно хлюпнув носом, прервал отец мои сбивчивые речи, - я бесконечно рад, что ты, наконец, вернулся, что ты жив и здоров, а больше мне ничего и не нужно! Ты помнишь, что мне с самого начала не нравилась эта бредовая идея об Аукционе, но ты удрал из дома почти самовольно, негодный мальчишка! Мне нужно было задержать тебя и отшлепать, как в детстве, но наши безнадежные обстоятельства малодушно остановили меня, и я так переживал за тебя, что не мог спать от стыда за свою собственную слабость, заставившую меня согласиться на твой отъезд. Ах, если бы эта денежная помощь пришла к нам в дом немножко пораньше!.. - Но кто же помог вам, отец? Что за нежданный благодетель прислал столько денег, что их хватило на все наши нужды? Неужели дед, наконец, вспомнил о нашей семье? - Это долгая история, Эви, - покачал головой отец, - и я бы не хотел сейчас ворошить прошлое. Скажу лишь, что этот человек многим обязан мне в прошлом, потому я и счел возможным принять от него деньги в качестве благодарности. Прими и ты это как должное, как свершившийся факт восстановленной справедливости и забудь пока о ее источниках. Лучше расскажи о себе, как ты прожил этот год, был ли спокоен и весел, как с тобой обращался твой временный супруг, и почему ты не смог родить ему сына? Господин Кайрат показался мне неплохим человеком, он не должен был обижать тебя... Но меня до смерти перепугало, что он выспрашивал меня о тебе, то есть о моем старшем сыне? Ты чем-то вызвал у него подозрение? Наверно, недостаточно правдоподобно изображал из себя неграмотного крестьянина? - Отец, я должен покаяться, - я сполз со стула и опустился перед родителем на колени. Похоже, он, как и Мичи, ошибочно принимал Кайрата за моего временного супруга, но я не стал разубеждать его в этом, - в том, что не только не привез из столицы денег, но и обманул своего господина, скрыв от него беременность. Это случилось за два месяца до окончания контракта, но я не смог оставить там своего малыша, и упросил лекаря не выдавать меня. Законный супруг моего нанимателя злой человек, он пригрозил мне, что будет плохо обращаться с моим ребенком. Простите меня, отец, за то, что доставляю вам лишние проблемы, но я правда не нашел в себе сил... - Все хорошо, глупый, за что ты извиняешься? - прервал отец, поднимая меня с пола и прижимая к своей груди. Туника у него не была полностью застегнута, и моя щека уперлась в ее вырез, как раз туда, где висел у отца на шее нефритовый медальон, - я рад, что ты принял такое верное решение и тебе не довелось испить горькую чашу омеги, не имеющего возможности растить своего малыша и любить его открыто, всем сердцем. Не переживай ни о чем, Эви, и береги себя, я во всем помогу тебе... - Отец, ваш нефрит... - фраза вырвалась у меня, опережая разум, - вы никогда не снимаете его. Могу я спросить, кто носит (или носил), вторую его половину? Это был ваш супруг, генерал Джианг? - Когда-нибудь я расскажу тебе все о своей жизни, - отец тяжело вздохнул и спрятал медальон под тунику, поспешно застегнув ее наглухо, - но не сейчас, прости. Это очень тяжелые воспоминания... Но, Эви, господин Кайрат точно ничего не знает о ребенке? Он не предпримет попытку отыскать тебя? На всякий случай нам нужно быть очень осторожными и заранее предупредить слуг и крестьян, чтобы не болтали лишнего. Итак, тайна существовала, и вторая половина медальона явно не исчезла с лица земли вместе с отцом-альфой, иначе мой родитель легко подтвердил бы это. Мы оба многое не договорили в тот радостный день моего возвращения, старательно делая вид, что все нормально, но день за днем терпеливо ждали, когда же, наконец, настанет тот самый момент истины, когда мы сможем высказать все, что накопилось на сердце, полностью доверившись друг другу... Я в волнении ходил по комнатам, представляя, как расскажу отцу о своей любви к Реналю, и как он поведает мне в ответ тайны юности. Почти уверенный, что Принц-Наследник, ставший теперь королем, - первенец моего родителя, а значит, мой старший брат, я ждал и боялся услышать от него подтверждение этому. Как жил отец прежде, кого любил, до того, как его отдали замуж за прославленного героя войны, и как так вышло, что он родил ребенка самому повелителю? Хотя, с его редкостной красотой и обаянием, чудесным голосом и музыкальным талантом, привлечь внимание высочайшей особы совсем несложно... Но почему же Король проявил такую чудовищную жестокость и отобрал сына у своего наложника? Видимо в высшем обществе действительно никто не считается с чувствами омег, не случайно же отец предупреждал меня о том, что все знатные альфы чудовища, от которых следует держаться подальше. Мой Реналь! Я не хотел думать о нем плохо, но лучше бы он был, как все, - непостоянным и ветреным. Пусть поскорей забудет меня и наслаждается своей богатой и беспечной жизнью! Конечно, так и есть, прошло почти полгода с тех пор, как я уехал, и почему он должен до сих пор меня помнить? В столице много развлечений, недавно прошли грандиозные коронационные торжества, рассказы о них докатились даже до нашей провинции, а он кузен нынешнего повелителя, а значит, был в самой гуще всех этих событий! Зачем ему, баловню судьбы, выросшему в блеске и роскоши, тосковать посреди великолепного праздника о каком-то крестьянине с южной границы? Кого я пытался уверить в том, что мне легче от этих мыслей, кого обмануть? Моя собственная тоска не утихала, бушуя в истерзанном сердце с прежней силой, а я, как последний дурак, лелеял ее, берег и подпитывал, бросая на алтарь бессрочной разлуки свои новые баллады о безнадежной любви, которыми так увлекся в эти томительные дни вынужденного безделья. *** В день возвращения отца я сидел в своей комнате и подбирал на бузуке мелодию к новой балладе, стихи для которой сочинил сам. Увлекшись, я забыл о времени, пока негромкий голос Велена не напомнил о том, что обед давно готов. - Сейчас, уже иду, - резко поднявшись, я снова забыл о сместившемся центре тяжести тела и начал заваливаться назад в кресло. Велен проворно подбежал, успев подхватить меня под спину, обеспокоенно заглянул в глаза. - Ты должен быть осторожным, молодой господин! Седьмой месяц беременности это не шутка, а ты все так же прыгаешь и скачешь, как неразумный пацаненок! Что я скажу хозяину, если с тобой что-нибудь случится? Дай руку, я помогу тебе подняться, и мы пойдем потихоньку вниз. А может, сюда еду принести? - Еще одна нянька, - притворно сердясь, пробурчал я, - шагу ступить не дают! Мичи на руках таскает, и ты туда же, вот сил у тебя мало, а то бы тоже на плечо взвалил! Постой, я и сам могу, сейчас встану, не калека и не больной, всего лишь уродец беременный, - я неуклюже поднялся, придерживая левой рукой свой аккуратный круглый животик. - А знаешь, тебе идет беременность! - восхищенно глядя на меня сбоку, причмокнул языком Велен, - впервые вижу такого симпатичного толстенького омежку! Вот был бы альфой, непременно в тебя влюбился! - Сейчас получишь, насмешник, ну что ты нашел во мне симпатичного? - оглядывая себя, ворчливо буркнул я, - ходить тяжело, спину ломит, спать я люблю на животе, а приходится на боку, на лошадь нельзя, стрелять не дают, всюду за мной кто-нибудь ходит, еще куча всяких неудобств, скорей бы уж родить! Вот и листки с балладой все поронял, собирать надо... - Я сам, я сам, не наклоняйся, - испуганно взвизгнул Вель, бросаясь подбирать с полу разбросанную бумагу, - куда сложить, на этажерку? - он сделал шаг вперед и вдруг застыл на полпути, пристально глядя в окно. - Слышь, Эвальд, к нам какие-то важные господа, глянь-ка скорее! Нездешние, точно, и с виду богатые. Кто бы это мог быть, зачем приехали? Хозяин никого не ждал, и ничего не говорил об этом... - Темнота ты деревенская, Вель, где увидел важных господ? - выглянув в окно, рассмеялся я. - Всего лишь курьеры из гарнизона! Однако, что могло им здесь понадобиться? Пойдем, узнаем. Приезжие доставили Именной указ прежнего короля и его личное письмо маркизу Альвину люн Касслю, причем доверили мне бумаги с большим скрипом и оговорками. - Вы точно старший сын господина люн Кассля? - с подозрением покосившись на мой живот, спросил старший. - Документы чрезвычайно важные, особенно личное письмо повелителя. Удостоверьтесь, что сургуч на месте и поставьте здесь в реестре вашу подпись! В ожидании отца я нервно ходил по большой зале, то и дело бросая взгляд на лежавшие на столе бумаги. Непонятные дела творятся ныне в нашем королевстве! Всеми забытые, мы целую вечность жили в изгнании, и вдруг на нас посыпались, как из рога изобилия, знаки внимания, - то куча денег от неведомого благодетеля, то вот Именной указ вкупе с личным письмом самого Короля! Что пишет отцу повелитель, о чем говорится в Именном указе? Узнав о послании, всегда сдержанный отец заметно побледнел, хоть и старался не подать вида. Коротко бросив мне, что волноваться не о чем, он взял бумаги и удалился в свой маленький кабинет, а мы с Веленом тихо сидели в общей зале, не решаясь нарушить его уединение. - Хозяин с дороги и ничего не ел, - сокрушался о своем горничный, - надо было сначала накормить его, а уж потом сообщать об этих важных бумагах! А вдруг там плохие новости, а он совсем голодный, расстроится и заболеет несварением? Поздним вечером отец позвал меня к себе для важного разговора. - Присядь, Эвальд! - глухим от волнения голосом произнес он, кивая на кресло возле письменного стола, - и прости, что заставил тебя беспокоиться, забыв о твоем положении. Лицо отца было торжественно и взволнованно, а глаза заметно припухли и покраснели... О, Юйвен, что происходит? Мой родитель почти никогда не плакал, так что же такого было в этом королевском послании, что он воспринял его столь эмоционально? - В указе говорится о том, что доброе имя вашего отца и моего супруга генерала Джианга люн Кассля полностью восстановлено, - рассеянно гладя лежащие перед ним бумаги, начал отец, - было проведено повторное следствие, в ходе которого лжесвидетели и заговорщики сознались в своих преступных действиях. Нам возвращены все утраченные богатства и привилегии, столичный дом, загородное поместье и обширные земли, которые числились до сего дня государственной собственностью. Так что теперь ты, мой милый сынок, стал одним из самых завидных женихов королевства, и можешь выбрать себе любую партию! - Отец, я рад, что наша семья вернула себе имя и положение, но что касается брака, то я... - Послушай меня, Эви. Я прожил нелегкую и далеко не безоблачную жизнь, знал и взлеты, и падения, и вы, мои дети, вместе со мной страдали в изгнании. Я никогда не роптал на выпавшие на мою долю испытания, а этот замок стал для меня родным домом. Мне жаль покидать его, но ради тебя, ради твоего будущего, мы должны вернуться. Ты не обязан всю жизнь быть отшельником, прозябая в этой глуши, ты достоин счастья и лучшей доли. Братья устроены в жизни, тебе же всего лишь двадцать два, ты молод, красив и полон сил, и запереть себя здесь, в захолустье, живя лишь заботами о ребенке... ты даже не представляешь, насколько это печально! Я не гоню тебя замуж немедленно, мы не станем спешить, выберем хорошую семью и доброго человека. За малыша не беспокойся, я еще не стар и достаточно силен, он будет со мной в полном порядке! - Отец, ну что вы такое говорите? - с горечью в голосе воскликнул я. - Не вы ли предостерегали меня от столичных альф, а теперь провожаете в это змеиное болото? Я не хочу замуж и не хочу оставлять, даже на ваших руках, своего сына. Я слишком люблю его родителя, чтобы думать о другом альфе! - Ты влюблен в господина Кайрата? - ошеломленно прошептал мой отец. - Но как такое могло случиться? Он же не муж тебе, а только наниматель, да и женат к тому же... - Кайрат не имеет к моему сыну никакого отношения, - собравшись с духом, решительно сказал я, - он только друг, который выполнял тогда поручение, доставив вам в замок то золото, о происхождении которого вы до сих пор умалчиваете. - Но кто же тогда твой альфа, Эви? Только не говори мне, что это... - Его Светлость герцог Реналь лан Эккель, - обреченно вздохнув, вымолвил я. - Я влюблен в него с пятнадцати лет, с тех самых пор, когда впервые увидел. Потом мы встретились в гарнизонном госпитале, и он лечил мою рану, лично перевязывая ее бинтами. Мы встретились тогда не случайно, и наша последующая встреча была уже предопределена, я знал об этом уже тогда, когда стоял на помосте в зале Аукциона, и почти не удивился, увидев в доме моего нанимателя любимое лицо моего единственного... Теперь вы понимаете, отец, что я не могу ехать в столицу, не могу открыть тайну о своем сыне, не могу искать себе выгодную партию и выходить замуж. Я не могу отдать ни свое тело, ни сердце другому, как не могу прожить ни дня без моего сыночка, ведь он единственное мое сокровище, оставшееся мне на память о любимом человеке! - Мой Эви! Ну почему так жестока судьба, бросившая вас в объятия друг друга таким странным запоздалым способом? Ведь именно Реналь был с детства твоим нареченным и вы были даже помолвлены, но заговор против твоего родителя и наше изгнание сделали невозможным этот брачный союз. Прости за необдуманные мои слова, я так отчаянно желаю видеть тебя счастливым! - Отец, простите мой дерзкий вопрос, но что вам написал король? - я долго молчал, прежде чем снова обрел голос. - Это долгая и печальная история, Эвальд. Я говорил тебе, что вырос без родителей, на руках старого воспитателя. Он безумно любил меня, и я отвечал ему тем же. Он сделал мое детство счастливым, и я рос, не зная печалей, пока меня не увидел отец. Честолюбивый и надменный, он счел меня достаточно красивым для исполнения своих далеко идущих планов, и будто случайно подстроил наше знакомство с тогда еще молодым королем. Все получилось именно так, как он планировал, король обратил на меня внимание, и через год я уже въезжал во дворец в качестве его наложника... - отец рассказывал, а я слушал, с горечью наблюдая на его лице неизбывную боль потери. - ... вот так оно и вышло, что нынешний Король - твой старший брат, Эви... - Я знал это давно, отец, вернее, догадывался... Когда я жил в столице, то познакомился с Принцем-наследником, и он мне показался чем-то очень знакомым, как старший брат, или близкий родственник. А потом я увидел у него на шее нефритовое украшение, очень похожее на ваше, и это показалось мне странным, но тогда я еще ничего не подумал, пока старый королевский акушер не проболтался о том, что вы потеряли ребенка. - Он носит мой нефрит? - растроганно прошептал отец. - И ты познакомился с братом?! Какой он, Эви, расскажи немножко... - У него ваши глаза, только карие. И ваш характер. Это заметил и Реналь, сказав, что Принц не похож нравом ни на одного из Их Величеств. Наследник... о, простите, наш Король, смел и настойчив, решителен и умен, он настоящий повелитель, но также и добрый супруг, он очень нежен со своими омегами. Ему повезло в этом, и он нашел свою любовь в лице чонгунского принца, но и законный супруг его тоже хороший. Они хорошо ладят все втроем и вместе растят Наследника... Но, что вам написал Король-отец, вы так и не сказали. - Он пишет, что болен, и его последнее желание повидаться со мной перед смертью, а также он намерен открыть сыну правду обо мне. - Но вдруг молодой король сюда приедет? Он знает меня в лицо, так что мне нельзя показываться ему на глаза! Он может сказать обо мне Реналю! Герцог не злой человек и не жестокий, но я совсем не уверен в его чувствах ко мне, и даже представить себе не могу, как он поведет себя, если узнает о ребенке! - Не переживай раньше времени, Эвальд, - грустно улыбнулся отец, - у Короля слишком много дел, чтобы он мог позволить себе частные поездки. Я дождусь, пока ты благополучно родишь, и съезжу в столицу сам, так будет правильнее всего. И для тебя спокойнее. Так что ни о чем не думай и береги себя, мой малыш. Поверь, мне очень жаль, что твоя жизнь складывается так печально, обрекая на одиночество... Мы долго еще сидели рядом, а за окном медленно поднималась в небо величественная серебристая луна, и в ее призрачном хрустальном свете кружились в прощальном танце последние в эту зиму хрупкие снежинки. Где-то далеко отсюда, за тысячи верст, в столице, о чем-то думал сейчас мой любимый альфа, возможно, тоже смотрел в эти самые мгновения на яркий круг ночного светила и вспоминал обо мне... Эта шальная мысль грела озябшую без него душу, и я тихо сидел, боясь спугнуть охватившее меня тихое очарование... Реналь лан Эккель (поздняя весна) - Мой дорогой кузен, я ведь могу на вас рассчитывать? - едва стукнув для приличия, ворвался в мои покои молодой король. - Вы сопроводите меня в поездку весьма личного характера? - Входите, Ваше Величество, - жестом радушного хозяина пригласил я, хотя совсем не считал эти роскошные апартаменты своими. Просто в последнее время мне было все равно, где спать, и я частенько оставался во дворце, заняв с ведома повелителя несколько пустующих комнат. - Позвольте спросить, чем вы так взволнованы в столь поздний час? И как далеко мы с вами должны отправиться? - Ах, Реналь, оставим формальности, - вздохнул Король, устраиваясь в ворох разбросанных по дивану подушек, - после отца ты самый близкий мне член семьи и я доверяю тебе безгранично, ведь ты не раз доказал мне свою братскую любовь и преданность. Реналь, я совершенно потрясен нынешним признанием отца, и поделиться могу только с тобой... Ты знаешь, что Его Величество в последнее время неважно себя чувствует, и хотя лекарь уверяет меня, что ему еще рано в долину предков, но он считает иначе и потому, боясь, что не успеет, призвал меня к себе и открыл мне тайну моего рождения... - мой царственный кузен замолчал, оборвав свою речь на полуслове, и по тому, как сильно вздымалась его грудь, было несложно догадаться, насколько тяжело ему давалось это откровение. - Тайна рождения? Я не ослышался, мой повелитель? У ваших уважаемых родителей отличные отношения, и я всегда любуюсь ими, когда вижу вместе! Его Величество родитель-омега так трепетно и нежно вас любит, что и помыслить невозможно о какой-то тайне... Да неужели вы ему не кровный сын? - Ты помнишь мой нефрит? - король вынул из выреза туники изящный медальон и нежно сжал его в ладони. - Я ношу его с самого детства, никогда не снимая, но у кого находится вторая половина, этого я спрашивать не осмеливался, полагая, что отец сам скажет об этом, когда сочтет нужным. Сегодня этот час настал, и он открыл мне имя моего настоящего отца, пригласив в покои и своего супруга, то есть с полного его ведома и одобрения. Отец объяснил, что был вынужден тогда поступить так, ибо начиналась большая война и ему была жизненно необходима военная мощь племени тестя, но грех этот мучает его всю жизнь, заставляя чувствовать себя негодяем, вырвавшим сына из объятий несчастного отца, и он не может уйти в мир предков, не повинившись передо мной и моим кровным родителем. И вот сейчас, я хочу поехать и преклонить колени перед тем, кто дал мне жизнь, кто страдал и мучился вдали от своего первенца, кто до конца испил чашу страданий и боли, не имея возможности заботиться обо мне и любить открыто, как и подобает родителю!.. - Мой государь, вы хотите сказать, что мы поедем к вашему... - Да, мой друг, я прошу вас сопроводить меня к моему дорогому родителю, маркизу Альвину люн Касслю, живущему ныне на южной окраине нашего государства! Простите, что прошу отправиться со мной в столь дальнюю поездку, но дело очень деликатное, более того, - семейное, и только самым близким мне людям я могу выказать свои слабости и попросить поддержать мой дух и мое сердце в столь сложный для меня час. Если бы вы знали, как сильно я волнуюсь перед этой встречей, как сильно хочется мне повидать родного человека, обнять и попросить прощения, - и за отца, и за себя тоже, хотя я и не виноват в том, что это с ним случилось! Ты ведь поедешь со мной, Реналь? - Конечно, Государь, вы могли бы и не спрашивать меня об этом, - в сильном волнении вскричал я. - Более того, сознаюсь честно, я с радостью поеду с вами, так как намеревался просить вас об отпуске, с тем чтобы отправиться именно туда, на южную границу, и отыскать моего пропавшего любимого. Вы помните его, это тот самый синеглазый парень, который спас меня, добыв противоядие... - Ты не забыл его? Охотно верю. Такого редкостного красавчика невозможно забыть, - тепло улыбнулся Король. - Как же ты отпустил его, после всего, что вы пережили вместе? Не узнаю своего брата, который щелкал омег, словно семечки, ни в кого не влюбляясь. А я ведь предупреждал тебя о губительной силе любви! Но как же вы не зачали ребенка, если так любили друг друга? - Я не уверен, Ваше Величество, - печально вздохнув, признался я, - за три недели до окончания контракта мне показалось, что Эйлин изменился. Стал рассеян, задумчив и молчалив. Я пригласил королевского акушера осмотреть моего мальчика, но старик уверил меня, что омеге так и не удалось забеременеть, и я был вынужден отпустить малыша, хоть и с тяжелым сердцем. Я думал, что смогу забыть, но вот прошла осень, зима и почти вся весна, а сердце по-прежнему ноет в тоске и я чувствую себя так одиноко, что просто схожу с ума... - Наш главный акушер? Он хитрая лиса, - сощурился Король, - и слишком добр к омегам. Всю жизнь с ними провозился, так и сам стал мыслить почти по-омежьи. Но ему нет равных в определении беременности, он может распознать ее какими-то своими способами, начиная с месяца и даже раньше. Давай-ка вызовем его и спросим, был ли он до конца с тобой искренен, уверен, что он не осмелится лгать королю! А вдруг твой омежка уехал беременный? Хотя... если он продал себя на Аукционе, то ему были нужны деньги, а значит, не было причин скрывать от тебя правду о своем положении, но с другой стороны, он безумно влюбился в тебя, а влюбленному разум изменяет, это прописная истина! В любом случае, проверить стоит, послушаем, что нам ответит этот лекарь! *** - Ваше Величество! Ваша Светлость! - лекарь не смутился ни на секунду, узнав, что именно у него спрашивают. - Я помню этого омегу, но ничего не могу сообщить нового. Если он и начал растить ребенка под своим сердцем, то слишком маленький срок не позволил точно подтвердить или опровергнуть это, поэтому я и уведомил господина герцога, что парнишка пустой. - Я знаю ваши выдающиеся способности в акушерском деле, уважаемый, - вежливым тоном сказал Король, - вы определили у моего наложника трехнедельную беременность, о чем сказали мне без тени сомнений. Значит ли это, что у супруга моего кузена на момент осмотра не было даже такого маленького срока? Можете ли вы подтвердить, перед лицом вашего монарха, что не заметили при осмотре никаких признаков возможной беременности? - Сомнения в этом деле всегда есть, Ваше Величество, - спокойно заявил лекарь, - так что полной гарантии того, что омега не был беременным, я дать не могу. Но никто не ответил бы тогда и положительно, потому что слишком рано было делать какие-то выводы или предположения. - То есть вы не исключаете возможность беременности? - нетерпеливо встрял я. - Так почему же тогда вы не сказали об этом, твердо уверив, что никакой надежды на ребенка нет? Я помню, вы отводили взгляд, избегая смотреть мне в лицо, не служит ли это признаком того, что вы не были со мной до конца правдивы? Я не виню вас и не упрекаю, но прошу, откройте правду сейчас! Я чувствую, что вы что-то не договариваете, пожалуйста, признайтесь, для меня это чрезвычайно важно! Может быть, Эйлин попросил вас скрыть его положение, не желая оставлять своего малыша? - Не бойтесь, мой кузен не навредит омеге и не отнимет у него сына, - поддержал Король. - Он желает найти его и сделать своей парой. Итак, как было все на самом деле? - Ну что ж... - вздохнул акушер, опускаясь перед монархом на колени, - я виноват, Ваше Величество, но в тот момент я был уверен, что поступаю правильно. Мальчик был напуган и несчастен, потому что боялся за своего еще не родившегося ребеночка, и я, как отец четверых деток, прекрасно чувствовал его боль. Ваш законный супруг, Ваша Светлость, припугнул омегу, что будет плохо относиться к ребенку и постарается сделать его век коротким, так какой же отец после таких слов спокойно оставит частичку себя, обрекая на погибель? А кроме того... ох, прости, великий Юйвен! он, этот мальчик... надеюсь, что не наврежу ему своей откровенностью... - Вы что-то знаете? Быть может, он сказал вам свое настоящее имя? О, говорите, умоляю... - Я старый акушер, и принял на своем веку немало родов, но помню каждого малыша, прошедшего через мои руки. А уж этого синеглазого ангелочка было невозможно забыть, ибо такие встречаются раз на тысячу. Не знаю, какая нужда заставила милого омежку податься на Аукцион, взяв чужое имя, но на самом деле зовут его Эвальд люн Кассль, и он второй сынок маркиза Альвина, моего доброго знакомого, так несправедливо наказанного жестокой судьбой, вот потому я пожалел малыша, согласившись не сообщать Его Светлости о беременности, которая к моменту осмотра была около полутора месяцев. Простите старика, на пенсию пора, стал чересчур чувствителен к чужой печали... - Вот, что и требовалось доказать! - довольно рассмеялся король после ухода акушера. - Все дороги ведут к маркизу Альвину! Да ты совсем сомлел, мой милый братик, от эдаких-то откровений! Давай-ка, улыбнись, счастливый будущий папочка! А может быть, уже и состоявшийся, кто знает? Кстати, а я ведь тоже имею к этому ребенку прямое отношение, и он сразу с двух сторон приходится мне родным племянником! Вот чудеса, какое счастье обрести вдруг сразу много новых родственников! Сколько там, ты говорил, у моего отца сыновей?...